обхватил ее сосок губами.  Весь  его  рот  пришел  в
движение. Кэт как будто током пронзила сильная волна возбуждения, она  дугой
выгнула  спину,  ее  грудь   в   полукружиях   бюстгальтера   соблазнительно
приблизилась к его лицу. Алекс умело и, казалось, бесконечно долго ласкал ее
соски.
   Затем он начал гладить ей живот и внешнюю сторону  бедер.  Кэт  протянула
руку и стала ласкать его пенис. От удовольствия он едва слышно постанывал  и
ругался. Они снова поцеловались, жадно прильнув друг к другу губами.
   - Не сдерживай себя, Алекс, - жарко прошептала Кэт. - Не старайся быть со
мной нежным.
   - Я и не собирался.
   - Я хочу почувствовать себя женщиной. Я хочу почувствовать, что рядом  со
мной мужчина. Я хочу, чтобы ты мною овладел. Я хочу...
   - Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул.
   Положив руки на оба ее колена, он с силой раздвинул  их  в  стороны.  Но,
вместо того чтобы просунуть руку ей между ног, как она ожидала,  он  опустил
голову и открытым ртом стал ласкать ее половые  губы,  все  глубже  проникая
внутрь языком.
   Она была слишком  потрясена,  чтобы  кричать,  даже  тогда,  когда  через
несколько мгновений испытала сильный оргазм.  Ее  грудь  высоко  вздымалась,
верхняя губа покрылась бисеринками пота, волосы намокли от пота и прилипли к
шее.
   Тело Алекса тоже было мокрым от пота, когда он вытянулся над ней и крепко
обхватил ее руками. С закрытыми глазами и напряженным лицом он вошел в  нее.
Казалось, ее тело поглотило его, обволокло плотно, как перчатка. На его лице
появилось выражение  огромного  удовольствия,  а  бедра  начали  размеренное
движение вперед и назад. Медленно, но каждый раз продвигаясь все дальше,  он
вновь и вновь погружался внутрь нее.
   Кэт, уже полагавшая, что это конец, была разбужена его мерными  толчками.
Она  никогда  еще  не  занималась  любовью  столь  интенсивно,  никогда   не
вкладывала в секс столько своего "я". Но сейчас она была полностью во власти
того, что с ней происходило.
   Он просунул руки под ее бедра и приподнял их, продолжая  крепко  держать.
Казалось, он придает огромное значение  каждому  движению.  Постепенно  темп
нарастал, дыхание становилось  быстрым  и  прерывистым.  Внезапно  его  руки
разжались, и он тяжело рухнул на нее, придавив всем телом. Но это  произошло
не раньше, чем Кэт повторно испытала сокрушительной силы оргазм.
   Когда он кончил, все его тело пронзила судорога. Каждый  мускул  напрягся
до предела, и он издал  несколько  резких,  отрывистых  звуков,  похожих  на
рыдания.
   Они долго не могли восстановить силы, но  Кэт  могла  бы  лежать  так  до
бесконечности, лениво перебирая пальцами его спутавшиеся волосы, слизывая со
лба соленые капли пота. Он лежал пресыщенный, навалившись на нее всем телом,
но она не возражала против этой тяжести. Он полностью выложился в  сексе,  и
эта мысль приятно щекотала ей нервы.
   Он  знал  малейшие  нюансы  секса,  умел  получать   от   него   максимум
удовольствия и доставлять его партнерше. О таком  сексе  он  писал  в  своих
книгах. Поэтому неудивительно, что он был искусным и  страстным  любовником,
умевшим до конца отдаваться этому занятию.
   В то же время Алекс  был  столь  же  чувственным,  сколь  требовательным.
Некоторые его ласки вызывали у нее чисто животную реакцию, неподвластную  ее
сознанию. Она почти не  могла  себя  контролировать,  поскольку  реагировала
исключительно  плотью,  всем   своим   женским   естеством,   и   это   было
непростительно.
   И все же в их сексуальных ласках участвовали не только тела, но  и  души.
Ее сознание вступало в  интимную  связь  с  его  сознанием.  Они  оба  знали
потребности и желания друг друга и в совершенстве  умели  их  удовлетворить.
Вот почему она так дорожила теперешним  покоем,  этими  мгновениями  тишины,
когда их дыхание сливалось в одно, как и их пот, и казалось, что  это  лежит
один человек, а не двое.
   Должно быть, Алекс также почувствовал эту близость.
   Потому что, возможно, самым прекрасным, что он сделал  в  эту  ночь,  был
нежный поцелуй за минуту до того, как он отодвинулся от  нее,  -  поцелуй  в
ложбинку между грудей, туда, где когда-то был виден шрам.
   Кэт проснулась первой. Зная, как он не любит рано  вставать,  она  лежала
молча, чтобы не мешать ему спать. Его  волосы,  рассыпавшись  в  беспорядке,
казались особенно темными на фоне  белой  наволочки.  На  подбородке  и  над
верхней губой появилась  щетина.  На  висках,  заметила  она,  уже  начинала
проглядывать седина. Его брови были слегка сдвинуты, как бы  хмурились,  что
свидетельствовало о том, что он никогда  до  конца  не  мог  обрести  покоя.
Какие-то мрачные мысли тревожили его даже во сне.
   Часы на ночном столике сказали Кэт, что она уже достаточно долго  нежится
в постели. Она поцеловала Алекса в обнаженное плечо и бесшумно  соскользнула
с кровати. Спустившись вниз,  она  оделась,  собрав  бесстыдно  разбросанные
накануне вещи. Стараясь говорить как можно тише, вызвала по телефону такси.
   В ожидании машины, она убрала остатки их вчерашнего ужина. Неся  в  кухню
то, что следовало выбросить, Кэт прошла  мимо  запретной  двери,  решительно
миновав ее и даже не остановившись. Она выбросила мусор, сполоснула чашки  и
налила себе стакан апельсинового сока, который нашла в холодильнике.
   Облокотившись на стойку и потягивая сок, Кэт  на  минуту  задумалась,  не
открыть ли ей опять ту самую дверь и не заглянуть ли  в  запретную  комнату.
Его гневные возражения вызвали обратную реакцию и только еще больше разожгли
ее любопытство.
   Минувшей ночью он полностью отдал ей свое тело, она могла  делать  с  ним
все, что пожелала бы. Они занимались самыми интимными вещами, которые только
возможны между двумя людьми.  Теперь,  когда  их  отношения  достигли  столь
высокого уровня,  Алекс  вряд  ли  стал  бы  возражать  против  того,  чтобы
поделиться с ней и этой стороной своей жизни.
   Но что, если она  не  права  и  он  все  равно  будет  против?  Стоит  ли
рисковать? Кэт решила, что не стоит. Она не будет вламываться без  спроса  -
лучше подождет, пока он сам пригласит ее туда.
   Прибыло такси, и она уехала. Алекс так и не проснулся. Кэт  добралась  до
своей машины, оставленной на стоянке возле  телестудии,  пересела  в  нее  и
направилась домой, где приняла душ, переоделась и попыталась составить  план
на едва начавшийся день. Но мысленно она то и дело возвращалась  к  событиям
этой ночи. Эротические воспоминания теснились в голове, оставляя мало  места
для всего остального.
   Должно быть, радостное возбуждение не сходило с ее лица, поскольку  Джефф
заметил это сразу же, как только она вошла в офис.
   -  Что  случилось?  Вы  выиграли  в  лотерею?   Кэт   рассмеялась   и   с
благодарностью взяла из его рук протянутую ей чашку кофе.
   - Почему ты так думаешь?
   - Потому что сегодня ваша аура  видна  невооруженным  глазом.  Вы  просто
светитесь от радости. Я думал, вы будете расстроены из-за Шантал.
   Ее улыбка погасла, - Естественно, я все еще  ужасно  расстроена,  но  уже
воспринимаю жизнь не столь мрачно, как вчера. Один из моих  друзей  напомнил
мне, как хорошо жить на свете.
   - Этот "один из ваших друзей" случайно не тот  сексапильный  романист?  -
подмигнув, спросил Джефф.
   - У него бездна обаяния, верно? - хихикнула Кэт.
   - Вчера, когда он был здесь, он мне очень понравился.
   - Ты его видел?
   - С джинсами, и башмаками, и со всеми потрохами.
   - Да, это он, - усмехнулась Кэт.
   - Вы знаете, у него такой вид, как будто он только что из постели. Эдакий
взъерошенный вид, столь неотразимый для женщин.
   Дин в свое время отозвался о внешности Алекса критически. А Джефф явно ее
одобрял.
   - Ты не говорил мне, что видел его, - сказала Кэт.
   - Да, как раз в разгар всей этой суматохи. - Джефф смущенно потянул  себя
за мочку уха. - Признаюсь, я слегка оробел и  растерялся.  Я  же  читал  его
книги, и, конечно, мне известно, что вы с ним встречаетесь. Но я  не  думал,
что когда-нибудь столкнусь с ним лицом к лицу.
   - Жаль, что ты не вызвал меня и не сообщил, что он здесь.
   - Вас в это время окружили фараоны. Мистер Уэбстер был на тропе войны.  А
потом вы были так расстроены, что я просто не стал вас беспокоить. Но, как я
вижу, мистер Пирс все-таки нашел вас вчера вечером. - Джефф  скосил  на  нее
глаза и окинул ее оценивающим взглядом. - Судя по  вашей  ухмылке,  нетрудно
догадаться, что вчерашний вечер... э... пошел на пользу вашему здоровью.
   - Не твое дело, - игриво отрезала Кэт, чувствуя, что ее щеки вспыхнули.
   Джефф вовсе не был глуп. Он широко улыбнулся.
   - Отлично. Надеюсь, вы всласть отвели душу. В последнее время вы  слишком
много работали. Собственно говоря... -  Он  перестал  улыбаться  и  смущенно
откашлялся. - Могу я говорить с вами откровенно? Не  как  ваш  ассистент,  а
скорее как ваш друг?
   Кэт кивком головы пригласила  его  сесть.  Он  приподнял  двумя  пальцами
складки на брюках и сел к ней лицом.
   - Надеюсь, я не... В том смысле, что...
   - Ну, Джефф, говори, не стесняйся.
   - Так вот, за последние две-три недели у вас был немного  рассеянный  или
отсутствующий вид. Не то чтобы вы не делали для работы все, что надо и  даже
больше. - Он бросил на нее быстрый взгляд и поспешно добавил:
   - Вы, как всегда, неповторимы и не позволяете тому,  что  вас  беспокоит,
сказываться на вашей работе. Просто... Я подумал, что вас что-то  гнетет.  В
смысле, что-то другое, не связанное с Алексом Пирсом.
   Неужели ее беспокойство было настолько заметно для окружающих? 06 этом ей
сказали уже несколько близких ей людей: Дин, Алекс и вот теперь  Джефф.  Кэт
не желала, чтобы что-либо омрачало ее сегодняшнее безоблачное настроение, но
ей хотелось и поговорить о тех  двух  посланиях,  которые  она  получила  по
почте. Ей хотелось, чтобы Джефф развеял ее  сомнения,  подтвердил,  что  эти
письма не более чем дело рук психически больного человека и ей не стоит ни о
чем беспокоиться.
   - Ты очень наблюдателен, Джефф.  Я  действительно  немного  нервничала  в
последнее время.
   Кэт вытащила из сумочки оба конверта и передала ему. Она начала носить их
с собой несколько дней  назад,  возможно,  бессознательно  надеясь,  что  ей
предоставится как раз такая возможность показать их кому-нибудь.
   - Взгляни, - предложила Кэт, - и скажи  мне,  что  ты  об  этом  думаешь.
Только честно.
   Сличив два одинаковых конверта. Джефф прочел  вложенные  в  них  газетные
вырезки.
   - Черт побери, - прошептал он, дважды прочтя каждую из них, - оба погибли
при необычных обстоятельствах, и у обоих были пересажены сердца.
   - Странное совпадение, не правда ли?
   - Более чем. Но  что  это  означает?  Кто  их  вам  послал?  У  вас  есть
какие-нибудь подозрения на этот счет?
   - Нет.
   - Я просматриваю всю почту от ваших поклонников. И не  помню,  чтобы  мне
попадались на глаза эти конверты, хотя вы получаете так много писем, что они
могли проскочить мимо меня. Или  прийти  еще  тогда,  когда  здесь  работала
Мелия.
   - Они пришли на мой домашний адрес. Джефф испуганно посмотрел на нее.
   - Как... какой-нибудь ваш... почитатель...  мог  узнать  ваш  адрес?  Кэт
пожала плечами.
   - Вот это как раз  одна  из  тех  вещей,  которые  меня  больше  всего  и
беспокоят в данной истории.
   Джефф снова изучающе покрутил в руках конверты и перечитал  заметки.  Кэт
следила за его глазами, пробегающими газетные строчки. Его первая реакция  и
комментарии не  внушали  особого  оптимизма.  А  она-то  надеялась,  что  он
посоветует ей выбросить их из головы. Вместо  этого,  кончив  читать,  Джефф
спросил:
   - Вы их показывали кому-нибудь еще? Мистеру Уэбстеру? Полиции?
   - Нет.
   - Может быть, стоит показать.
   - Не хочу прослыть паникершей.
   - Вас никто не может в этом обвинить.
   - Не знаю, Джефф, - вздохнула Кэт. - Не хотелось  бы  напрасно  поднимать
шум и привлекать внимание к чему-то малозначительному.
   Возвращая ей конверты, Джефф выдав ил из себя ободряющую улыбку.
   - Возможно, вы  и  правы.  Я  уверен,  что  вам  незачем  расстраиваться.
Господи, сколько на свете людей, которым нечего делать, вот они и занимаются
всякой ерундой, правда?
   - Должно  быть,  так.  Они  находят  смысл  существования  в  том,  чтобы
вмешиваться в жизнь знаменитостей. Им нравится жить чужой жизнью.
   - Вот именно. Однако... - Он на мгновение задумался. - Если  вы  получите
еще одно такое послание, мне кажется,  вам  все-таки  следует  обратиться  в
полицию. Плевать, что они подумают. Пусть считают вас всего лишь  истеричной
бабой.
   - Боюсь, они подумают именно так.
   - И уж во всяком случае надо проконсультироваться с нашими охранниками на
телестудии, предупредить их, чтобы  не  пускали  в  здание  всяких  странных
личностей.
   -  Которые  составляют  примерно  три  четверти  наших   сотрудников,   -
язвительно заметила Кэт.
   - Да, здесь  вы  правы.  -  Джефф  широко  улыбнулся,  затем  снова  стал
серьезным. - Будьте осторожнее, Кэт. Вокруг столько ненормальных.
   - Знаю. - Она вложила конверты в сумочку и щелкнула замком,  одновременно
прекращая дискуссию и вновь превращаясь в его начальницу. -  Когда  похороны
Шантал?
   - Пятница, в два часа.  Да,  и  еще.  Рои  Труитт  уже  звонил  из  своей
редакции. Ему нужно наше заявление.
   - Надеюсь, ты сказал ему, чтобы он катился ко всем чертям?
   - Не в этих выражениях, но общий смысл был таков. Я сказал, что у вас нет
и не будет заявлений для прессы.
   - Спасибо. Если бы  он  нарвался  на  меня,  я  вряд  ли  была  бы  столь
дипломатична. Этот человек - шакал, он вечно  идет  по  следу  свежепролитой
крови.
   Не желая больше распространяться о кровожадном репортере,  Кэт  прошла  к
себе.
   - Пожалуйста, организуй букет цветов от WWSA. И еще  -  мне  хотелось  бы
послать что-нибудь от себя лично, но этим я, пожалуй, займусь сама.
   К тому времени, когда Джефф удалился, он  получил  указания  связаться  с
Шерри и форсировать видеосъемку  запланированных  эпизодов.  Охватившие  Кэт
прошлой ночью сомнения в нужности и полезности программы "Дети Кэт" казались
ей сейчас вздорными. Да, они потеряли Шантал, но оставалось  еще  так  много
других  детишек,  особых  детишек,  которым  эта   программа   была   просто
необходима.
   И  какие  бы  преграды  ни  ожидали  Кэт  -  бюрократические  проволочки,
отрицательная реакция прессы, собственные сомнения, - она никогда не  должна
прекращать начатое дело. "Дети Кэт" гораздо важнее ее персоны.  Алекс  помог
ей увидеть  все  это  с  иной  точки  зрения.  В  общей  картине  ее  личные
неприятности не имели значения.
   Незадолго до двенадцати Джефф снова зашел к ней в офис  с  блокнотом  для
записей.
   - Только что звонил ваш любимый романист.  Ее  сердце  совершило  бешеный
прыжок, рука сама потянулась к телефонному аппарату.
   - Какая линия?
   - К сожалению, он не стал дожидаться. Просто просил передать,  что  очень
спешит и может только оставить записку. - С расстроенным видом, как герольд,
принесший плохие новости не отличающейся мягким характером  королеве,  Джефф
протянул ей листок из блокнота.
   - Он звонил из аэропорта. Сказал, что уже объявили его рейс.
   - Рейс? - Ее хорошее настроение улетучилось  без  следа.  -  Он  улетает?
Куда? Надолго?
   Все это было написано на листке, но Джефф повторил сообщение устно.
   - Он сказал только, что его не будет несколько дней  и  что  он  позвонит
вам, как только вернется.
   - И все?
   Джефф кивнул.
   Кэт изо всех сил старалась сохранить спокойное выражение  лица  и  ровный
голос. Это было нелегко.
   - Спасибо, Джефф.
   Джефф вежливо, чуть ли не подобострастно попятился прочь из  офиса,  тихо
прикрыв за собой дверь.
   Кэт аккуратно сложила записку, затем уставилась на квадратик бумаги,  как
будто он мог объяснить, что произошло. Никакого объяснения не было.
   Она была раздавлена. Она надеялась,  что  они  вместе  поужинают  сегодня
вечером. Они расстались  всего  несколько  часов  назад,  но  ей  уже  снова
хотелось его видеть.
   Эта слабость заставила ее рассердиться на себя. Похоже, Алекс не очень-то
жаждал с ней встретиться. Кэт сидела в своем кресле, погруженная в печальные
мысли,  чувствуя  себя,  словно  девчонка-старшеклассница,  единственная  из
подруг оставшаяся на школьном балу без кавалера, который куда-то умчался.  В
буквальном смысле.
   Уныние быстро уступило место уязвленному самолюбию. Что заставило  его  в
такой спешке покинуть город?
   Дела или нечто личное? Что настолько важно для  него,  что  он  упорхнул,
даже не попрощавшись с ней?

Глава 27

   Алекс не особенно любил Нью-Йорк, хотя порой  этот  город  его  буквально
завораживал.   Это   был   город   превосходных   степеней,    олицетворение
безысходности, безнравственности и  безденежья  и  в  то  же  время  блеска,
благополучия и богатства. Нью-Йорк не оставлял его равнодушным, а  напротив,
пробуждал в нем самые бурные чувства. Иногда в  пределах  одного  городского
квартала он видел и то, что вызывало отвращение, и такое, что  не  могло  не
радовать.
   Он и его агент обедали в небольшом семейном  ресторанчике  в  Вест-Сайде.
Когда-то давно, на заре их взаимоотношений с Арнольдом Вилеллой и примерно в
третий приезд Алекса в Нью-Йорк, он решительно воспротивился посещению самых
дорогих и фешенебельных заведений, таких, как "Четыре сезона" и "Le Cirque".
   - Если я не могу произнести  название  блюда  и  не  знаю,  из  чего  оно
сделано, я не стану его есть, - заявил он своему агенту. Вилелла назвал  его
филистером, но  впредь  позволял  Алексу  самому  выбирать,  где  они  будут
обедать.
   Иногда, когда они отмечали что-нибудь особенное. Алекс  разрешал  Вилелле
отвести его в "21" и угостить гамбургером, что обычно бывало  поздно  ночью.
Но одним из самых любимых Алексом мест стало "Кафе Освальда", где за  каждой
мелочью лично следил хозяин,  дюжий  венгр-иммигрант.  Тамошние  сандвичи  с
ростбифом  были  покрыты  толстой  шапкой  на  редкость  нежного  гарнира  и
подавались с темной зернистой горчицей, такой острой, что от нее  на  глазах
выступали слезы.
   Сегодня Алекс с волчьим аппетитом поглощал свой сандвич, в то  время  как
Валелла ковырял вилкой в блюде с гуляшом.
   - Ты проголодался, - заметил агент. - Разве тебя не кормили в самолете?
   - Наверное. Не помню.
   Он мало что помнил о своем перелете из Сан-Антонио в Форт-Уэрт в Далласе,
о короткой задержке в тамошнем аэропорту, беспосадочном рейсе до Ла-Гуардии,
поездке на такси до Манхэттена и обо всем  остальном,  что  случилось  после
прошедшей ночи.
   Страстный, пикантный, шумный,  нежный,  распутный,  ласковый,  неистовый,
неторопливый, потрясающий, возбуждающий секс не выходил у него из головы, не
давая думать о чем-нибудь еще.
   Алекс отодвинул свою тарелку и заказал подошедшему  официанту  кофе.  Уже
допивая его, он вдруг осознал, что они с Вилеллой за последние пять минут не
сказали друг другу ни слова.
   Все это время Вилелла терпеливо молчал. В деловых переговорах со  скупыми
издателями он проявлял жесткость, свойственную  хищникам.  Но  для  авторов,
которых  он  представлял,  Арнольд  Вилелла  был  и   нянькой,   и   строгим
воспитателем, и отцом родным, выступая каждый раз в той роли,  которой  ждал
от него клиент.
   Арнольд Вилелла согласился представлять Пирса еще до того, как  последний
начал печататься. Большинство агентов, к которым Алекс обращался, возвращали
его первый манускрипт непрочитанным, поскольку  взяли  себе  за  правило  не
представлять  авторов,  которые  еще  не  издавались.  Замкнутый  круг   для
начинающих авторов: нельзя напечататься, не  имея  литературного  агента,  и
нельзя нанять агента, не будучи изданным. Но однажды дождливым утром Вилелла
сам позвонил ему в Хьюстон. Алекс  мучился  похмельем,  и  Вилелле  пришлось
несколько раз повторить свои слова, прежде чем он сумел их расслышать,  чему
мешали оглушительные раскаты