очему же вы ни слова не сказали мне?
     Марис обращалась сразу к обоим, но ей снова ответил Ной:
     - Ты как раз уезжала в Джорджию. Дэниэл и я видели, как ты интересуешься этим проектом, и боялись, что, узнав о переговорах с "Уорлд Вью", ты можешь изменить свои планы. А нам не хотелось тебя расстраивать.
     - Но я не ребенок! - Марис сердито посмотрела сначала на мужа, потом - на отца.
     - Очевидно, мы допустили ошибку, - сказал Дэниэл. - Мы хотели только уберечь тебя от ненужных... переживаний, и я надеюсь, что это в какой-то степени нас извиняет.
     - Вы поступили со мной, как с маленьким ребенком! - снова вспылила Марис. - Я не нуждаюсь в том, чтобы меня берегли и вообще обращались со мной, будто я хрустальная. Давайте договоримся раз и навсегда: когда дело касается бизнеса, я перестаю быть дочерью и женой, ясно? Я - сотрудник фирмы, один из ее совладельцев и директоров, и вы обязаны советоваться со мной, когда решаете столь важные вопросы вне зависимости от того, куда я еду и по какому делу. Я уже не говорю о том, что вы выставили меня полной идиоткой перед Надей и Моррисом!
     - Я готов извиниться перед тобой, Марис, - сказал Дэниэл.
     - Я тоже, - поддержал тестя Ной. - Мне очень жаль, что из-за нас... из-за меня ты оказалась в столь неловком положении. Дэниэл ни при чем, это я во всем виноват.
     Марис ничего не ответила, но Дэниэл понял: извинения приняты.
     - Приедете ко мне ужинать? - спросил он. - Максина собирается тушить телятину с овощами.
     - Мы будем у вас в семь, - пообещал Ной, и Дэниэл ушел, украдкой бросив беспокойный взгляд на дочь и на зятя.
     Когда дверь за ним закрылась, Марис подошла к окну и встала там, повернувшись к Ною спиной. Ной остался сидеть на уголке стола. Прошло несколько минут, прежде чем Марис заговорила.
     - Прости, что я вышла из себя... - сказала она. Ной улыбнулся.
     - Кажется, я уже говорил тебе - ты становишься еще красивее, когда сердишься.
     Марис стремительно обернулась, и в глазах ее сверкнул гнев.
     - Сколько раз тебе говорить: я терпеть не могу, когда ты разговариваешь со мной вот так, свысока!..
     - Что-то в последнее время ты стала слишком чувствительной! - огрызнулся Ной.
     - Чувствительность тут ни при чем! Просто я ненавижу унизительные, сексистские выпады!
     - Где же тут сексизм? Я сказал тебе комплимент, а ты усмотрела в нем черт знает что!
     - Когда мы ссоримся, лучше обходиться без комплиментов. Они звучат, как... как издевательство!
     Нои нахмурился. Ему вдруг показалось, что его мужское обаяние, которое раньше действовало на Марис безотказно, утратило часть своей силы, и он не на шутку встревожился.
     - Что с тобой, Марис? - спросил он как можно мягче. - С тех пор, как ты вернулась из Джорджии, с тобой очень трудно ладить! Ты стала колючей, как дикобраз. Если работа над этим проектом так на тебя действует...
     - Как - так?
     - Ты ведешь себя как женщина, у которой на нервной почве развился хронический предменструальный синдром. Поэтому...
     - А это разве не сексизм?!
     - ...Поэтому я советую тебе...
     - Кроме того, мое состояние не имеет никакого отношения к поездке в Джорджию.
     - Кто же виноват в этом твоем состоянии? Уж не я ли?
     - Надя.
     - А при чем тут Надя?
     - Скажи, она знала о твоей встрече с Блюмом?
     Ной делано рассмеялся, стараясь скрыть замешательство.
     - Откуда?! Неужели ты думаешь, что я мог рассказать об этой встрече Наде - самой известной литературной сплетнице во всем Западном полушарии?
     Сложив руки на животе, Марис снова повернулась к окну
     - Ты лжешь.
     Ной соскочил со стола.
     - По-моему, ты должна объяснить, почему...
     - Она знала, Ной, - перебила Марис. - Надя - самая бесстыдная баба из всех, кого я знаю, и обычно она не делает из этого секрета. Напротив, она даже гордится своим бесстыдством, но, когда Блюм упомянул о своей встрече с тобой, она вдруг побледнела, а это для нее совсем не характерно. К тому же мне показалось, что Наде с самого начала не хотелось представлять нас друг другу, но у нее не было выхода - Блюм впился в нее, как репей. Даже после того, как знакомство состоялось, она не чаяла, как бы поскорее от меня избавиться. Когда мы прощались, Надя была воплощенная доброжелательность, но я видела: она нервничает... - Марис медленно повернулась к мужу:
     - Она знала, тут меня не обманешь!
     Взгляд, который она устремила на Ноя, был исполнен такого глубокого сознания собственной правоты, что он пришел в самое настоящее неистовство. Кровь бросилась ему в голову с такой силой, что Ной ясно представил, как от ее напора лопаются в мозгу тоненькие сосудики-капилляры. Только нечеловеческим напряжением воли Ной сумел не выдать себя.
     - Ну сама посуди, зачем бы я стал рассказывать Наде о том, что ее не касается? Если она даже что-то узнала, то не от меня, а от Блюма. По-моему, они достаточно дружны, если не сказать больше. Я, например, не удивлюсь, если мне скажут, что Надя спит с ним ради сенсационных новостей для своей колонки.
     - Да, так оно и бывает - одно в обмен на другое, - негромко сказала Марис, словно разговаривая сама с собой. Потом она снова посмотрела на Ноя и спросила:
     - Но если Надя узнала о переговорах от Блюма, почему в таком случае она до сих пор ничего не написала в своей колонке?
     - Ну, это-то как раз легко объяснить. "Уорлд Вью" владеет несколькими газетами и журналами, которые печатают Надины материалы, и ей, несомненно, не хочется сердить своих основных работодателей рассказом о том, как Давид натянул нос Голиафу. А именно так можно прокомментировать результаты моей встречи с Моррисом. - Ной притворно вздохнул. - Ах если бы я только знал, что все закончится таким скандалом, я бы и дальше продолжал бегать от подручных мистера Блюма! Но - клянусь чем угодно! - я был совершенно уверен, что после этого они от меня отстанут.
     - Она призналась.
     Сердце в груди Поя подпрыгнуло. Лишь мобилизовав всю свою выдержку и силу воли, он сумел сохранить на лице бесстрастное выражение.
     - Кто - она? И в чем?..
     - Я сказала Наде, что вижу ее насквозь. У нее на тебя определенные виды.
     - Виды? - повторил Ной. - Любопытная у тебя манера выражаться!
     - Все не так безобидно, Ной! - резко возразила Марис. - Надя практически открытым текстом заявила мне, что не прочь с тобой переспать.
     Ной в комическом отчаянии закатил глаза к потолку.
     - Марис, ради всего святого!.. Надя готова трахаться буквально со всеми - это ее пунктик, навязчивая идея, которая превратилась в образ жизни. Неужели ты не видишь, что она не женщина, а один большой, ненасытный гормон? Надя действительно несколько раз подкатывалась ко мне с разных сторон, но это ровным счетом ничего не значит. Я уверен: Надя делает подобные предложения всем без разбора: официантам, шоферам, консьержу, возможно, даже мусорщикам, которые обслуживают ее дом. Завидная компания, ничего не скажешь! Кроме того, хотел бы я знать, как у нее получится переспать со мной, если я этого не хочу?!
     - Многие мужчины находят ее привлекательной.
     - Надя действительно недурна собой, но я не спал с ней, когда был холостяком, и уж, конечно, не стану делать этого теперь, когда я женат на тебе... - Ной огорченно покачал головой. - Кажется, я догадываюсь, в чем дело! Надя все-таки тебя догребла, правда?
     - Вовсе нет. Куда больше меня расстроила история с "Уорлд Вью". Что касается Нади, то... Если она тебе нужна, значит, ты ее заслуживаешь!
     Ной рассмеялся почти с облегчением.
     - Я рад, что ты дала мне возможность объясниться. Такие вещи надо выяснять сразу - молчать о них не годится, это может отрицательно повлиять на нашу семейную жизнь...
     Ной дал Марис немного подумать над этими словами, потом улыбнулся просительной, почти робкой улыбкой - ни дать ни взять щенок, которого выбранили за испорченные тапочки.
     - Если следствие закончено, я хотел бы обнять следователя! - добавил Ной и, поскольку Марис не сделала никакого движения, означавшего, что он прощен, первым шагнул к ней и, обняв за плечи, зарылся лицом в волосы. - От тебя все еще пахнет Джорджией, - сказал он. - Море и солнце... Прости меня за то, что я сказал про предменструальный синдром, но, согласись, я не так уж не прав. Ты на себя не похожа!.. - Ной погладил Марис по спине. - Скажи, что так на тебя подействовало? Может быть, южный климат пришелся тебе не по нраву?
     - Наконец-то тебе пришло в голову поинтересоваться результатами моей поездки! - едко заметила Марис.
     - Ну, Марис, так нечестно!.. - воскликнул Ной. - С тех пор как ты вернулась, к тебе было страшно подступиться. Я уж думал, придется привязать тебя к стулу, спустить штанишки и как следует выпороть!..
     Марис не улыбнулась, но Ноя это не смутило. Чмокнув ее в висок, он продолжал болтать:
     - Как все-таки прошла поездка? Тебе понравился остров?
     - Очень даже неплохой остров, - нехотя ответила Марис. - Только из-за высокой влажности там здорово парило, но я быстро привыкла. А вообще, там все по-другому.
     - По-другому?..
     Марис слегка пожала плечами:
     - Не так, как в Нью-Йорке. Это довольно трудно объяснить...
     - А твой автор? С ним действительно так сложно иметь дело?
     - Сложнее некуда. Он оказался еще упрямее, чем я думала.
     - Послушай, ведь у нас есть целая куча авторов, с которыми подписаны договора, - они обеспечат нас книгами на год вперед. Зачем тебе возиться с этим упрямым отшельником?
     - Он очень хорошо пишет, Ной. Даже не хорошо, а отлично.
     - Но стоит ли он тех усилий, что ты в него вкладываешь?
     - От своего проекта я не откажусь!
     - Я вовсе не призываю тебя к этому. Просто я забочусь о тебе... и о себе. Если общение с ним так тебя раздражает...
     - Не раздражает.
     К счастью, Марис не видела лица мужа, иначе бы ей стало ясно, как близко она была к тому, чтобы получить хорошую затрещину за то, что осмелилась его перебить. Выждав, пока его гнев немного уляжется, Ной спросил нарочито ласковым голосом:
     - А как зовут этого нового Хемингуэя?
     - Я обещала никому не говорить.
     - Это он тебя попросил? - Ной удивленно поднял брови. - А тебе не кажется, что это уже просто смешно? Подумаешь, Джеймс Бонд!
     - У него есть веская причина. Он - инвалид.
     - Как это?
     - Честное слово, Ной, я не могу, да и не хочу об этом говорить. Этот человек мне доверяет, и я не могу его предать.
     - А ты уверена, что твое высокое мнение о его литературных способностях никак не связано с его инвалидностью?
     - Ты имеешь в виду - уж не жалею ли я его?.. - Марис покачала головой. - Нет, Ной, ведь рукопись понравилась мне еще до того, как я встретилась с ним лицом к лицу и узнала о его... обстоятельствах. Конечно, он очень раздражителен и упрям, как большинство людей с ограниченными возможностями, однако это никак не влияет на его талант. И хотя работать с ним очень нелегко, я думаю, мне это будет даже полезно. В последние годы редактор во мне разжирел и обленился - пора заставить его немного напрячься.
     - Ну, может быть, немножко разленился, но ни капли не растолстел... - Он ощупал руками ягодицы Марис, привлекая жену к себе. Ной хорошо знал, что она обожает подобные ласки, и ожидал быстрой и бурной реакции, но сегодня эффект оказался куда слабее обычного.
     - Это был образ, Ной, метафора... Я говорила не буквально!
     - Я понимаю, и все-таки... - Наклонившись, Ной поцеловал жену сначала в щеку, потом в губы. Он хотел убедиться, что Марис не сомневается в его лояльности по отношению к "Мадерли-пресс" и что сегодняшняя ее вспышка вызвана каким-нибудь пустяком - приступом ревности или все тем же предменструальным синдромом.
     К его огромному облегчению, Марис ответила на поцелуй. Быть может, она сделала это не с тем жаром, какого Ной ожидал, однако этого хватило, чтобы его сомнения окончательно улеглись.
     - Если бы не эти бумажки у меня на столе, - проговорил он, - я бы, пожалуй, запер дверь и устроился с тобой прямо на диване. Увы, финансовая отчетность требует, чтобы я неотложно ею занялся...
     - Почему бы тебе не послать финансовую отчетность к черту и не устроиться со мной прямо на ней? - подзадорила его Марис.
     Ной снова поцеловал ее, потом решительным движением отстранился:
     - Дьявольски соблазнительное предложение, но увы!.. Долг превыше всего.
     - Понимаю и поддерживаю, хотя...
     - Может, сегодня вечером? После ужина у Дэниэла?
     - Договорились. - Марис быстро клюнула его в щеку и взяла плащ и сумочку. - Я сегодня, наверное, задержусь - мне тоже нужно расчистить бумажные завалы, которые скопились на моем столе за это время. Скорее всего, я даже переодеваться не буду - просто не успею.
     - Тогда давай поедем к Дэниэлу вместе. Я распоряжусь, чтобы без четверти семь нам подали машину.
     - Что ж, в таком случае - до без четверти семь...
     В ответ Ной послал Марис воздушный поцелуй. Когда она вышла, он вернулся за стол и тяжело упал в кресло. Он чувствовал себя, как человек, который только что избежал смертельной опасности. К счастью, Марис было довольно легко успокоить, проявив немного внимания и заботы, да и старый добрый метод "распускания рук" пока тоже действовал безотказно. Вместе с тем Ной понимал, что ее резко отрицательное отношение к вопросу о слиянии с "Уорлд Вью" может представлять серьезную проблему.
     Сегодня он чуть не попался. Думая об этом, Ной мысленно пожелал Моррису Блюму самой страшной смерти. Несомненно, упомянув в разговоре с Марис об их встрече, этот лысый ублюдок хотел лишний раз напомнить ему, Ною, что назначенный срок неумолимо приближается. Для Морриса это была прекрасная возможность показать, кто является хозяином положения, и он не преминул ею воспользоваться, не подозревая, что Марис абсолютно не в курсе дела.
     К счастью, Ной знал, что именно такие непредвиденные случайности способны погубить любое дело, как попавшая в подшипник крошечная песчинка способна вывести из строя огромный механизм. Именно поэтому он заранее позаботился о том, чтобы застраховаться от любых неожиданностей, и заблаговременно рассказал тестю о встрече с представителями "Уорлд Вью". И когда то, чего Ной так боялся, случилось, его невиновность подтвердил не кто иной, как сам Дэниэл. Таким образом ему удалось убить сразу двух зайцев: успокоить Марис и завоевать еще большее доверие старика.
     Да, Мадерли были совсем не глупы, но до него им было далеко. Выстраивая свой план, он предусмотрел все, не оставив случайности ни одной лазейки. А терпения, осторожности, решимости Ною было не занимать. Он привык полагаться на свой разум, инстинкты и интуицию, но самым главным его ресурсом было знание человеческой природы. Манипулировать окружающими, заставить их плясать под свою дудку было очень легко - для этого достаточно было просто знать, что тот или иной человек любит или не любит, чего боится, что скрывает, чем дорожит.
     А у Ноя был к этому настоящий талант. В последний раз он опробовал его на Говарде Бэнкрофте и преуспел. Впрочем, свои способности он развил и отточил задолго до того, как узнал о существовании этого жалкого еврейчика. Многие, очень многие люди выполняли его желания и капризы в полной уверенности, что следуют своим собственным желаниям и решениям.
     Телефон на его столе зазвонил. Ной взял трубку и услышал голос секретарши:
     - Простите, мистер Рид, я знаю - вы велели ни с кем вас не соединять, но мисс Надя Шуллер звонила уже шесть раз. Она утверждает, что у нее к вам срочное дело...
     - Хорошо, я с ней поговорю, - ответил Ной и нажал кнопку селектора каналов. - Привет, Надя! - сказал он самым беззаботным тоном. - Ну, как прошел твой обед с Марис? Вкусно поели?
     "ЗАВИСТЬ"
     Глава 12
     Ки-Уэст, Флорида
     1986 год
     Поначалу Ки-Уэст не вызвал у Тодда никаких чувств, кроме жгучего разочарования.
     О том, чтобы перебраться сюда, они с Рурком мечтали почти год, и Тодд уже давно не мог ни думать, ни говорить ни о чем другом. Он буквально считал дни, оставшиеся до выпускных экзаменов, и с трудом мог сосредоточиться на повседневных вопросах и проблемах, не имевших отношения к переезду. Сердцем, разумом, душой он давно находился в вожделенной Флориде.
     Но теперь, когда его заветная мечта осуществилась, Тодд не испытывал ни восторга, ни даже душевного подъема. Скорее напротив, он чувствовал себя подавленным и опустошенным.
     Когда Тодд впервые увидел этот заштатный городок, он невольно подумал, что его можно сравнить с вышедшей в тираж потаскухой. Неряшливый, замусоренный, кричаще вульгарный, он выглядел усталым и больным и действительно напоминал не изысканную куртизанку, чья внешность и жесты исполнены тонкой чувственности, а пожилую шлюху, которая, выставив напоказ не первой свежести товарец, пристает к прохожим на оживленной улице. Все претензии на роскошь и романтическое очарование не могли обмануть Тодда. Ки-Уэст оказался совершенно заурядным населенным пунктом, каких по всей Америке - десятки и сотни тысячей был явно не способен предложить ему ничего, кроме стандартного набора дешевых (отнюдь не в смысле цены) удовольствий, начиная от теплого пива и катания на "русских горках" и заканчивая плохо очищенным героином и контрабандным кубинским ромом, который, по слухам, изготавливали прямо в городе.
     Тодд и Рурк планировали отправиться в Ки-Уэст сразу после выпускных экзаменов. Их вещи были давно упакованы, и единственное, что оставалось сделать приятелям, было вернуть взятые напрокат мантии и шапочки, в которых они ходили на церемонию вручения дипломов.
     Ехать они собирались каждый в своем автомобиле. Обе машины были уже довольно заслуженными, однако в том, что до Флориды они как-нибудь дотянут, приятели не сомневались. Рурк и Тодд даже договорились о том, где они остановятся и бросят монетку, чтобы жребий решил, кому достанется право первым выехать на Дюваль-стрит*<Дюваль-стрит - название шоссе, на которое путешественники попадают при пересечении границы штата Флорида>, но неожиданное вмешательство судьбы изменило их планы. Тодду пришлось задержаться по семейным обстоятельствам. Рурк великодушно предложил дождаться приятеля, однако, посовещавшись, они решили, что будет лучше, если он отправится вперед и подыщет подходящее жилье.
     - Я буду разведчиком. К тому времени, когда ты приедешь, лагерь уже будет разбит, а над костром будет булькать в котелке рагу из аллигатора, - пообещал Рурк, когда приятели обнялись на прощание. Его "Тойота" тяжело оседала на все четыре колеса, набитая под завязку самым разнообразным барахлом, которое сопровождало Рурка на протяжении четырех лет студенческой жизни и которое он решил взять с собой в новую жизнь.
     - Жаль, что мне приходится задержаться, - пробормотал Тодд. - Хотел бы я поехать с тобой!
     - Мне тоже жаль, - согласился Рурк. - Но ведь по большому счету эта задержка - сущий пустяк, мелочь, на которую не стоит обращать внимания!
     - Тебе легко говорить, - скривился Тодд. - Ведь это не тебе приходится задерживаться. Пока я буду улаживать свои дела, ты, пожалуй, успеешь накропать пару шедевров!
     - Ну, это вряд ли, - возразил Рурк. - Ведь мне придется искать нам квартиру, устанавливать телефон и... Да мало ли что еще понадобится сделать! Я, во всяком случае, почти уверен, что, пока ты не приедешь, мне будет не до работы.
     Но Тодд знал, что это было не так. Рурк писал всегда и везде, был он трезв или пьян, болен или здоров, весел или печален. Он работал, когда слова сами ложились на бумагу и когда над каждой фразой приходилось сидеть по полчаса или больше. Иными словами, Рурк был способен писать в самых неблагоприятных условиях, и Тодд знал: что бы ни утверждал его приятель, отправляясь в Ки-Уэст раньше его, он получал солидную фору, ликвидировать которую ему будет непросто.
     Садясь за руль "Тойоты", Рурк попытался ещё раз подбодрить заметно скисшего приятеля.
     - Когда-нибудь, - сказал он, - и ты, и я даже думать забудем об этой ерунде.