миссис Коулмэн была гладкая и белая, как свежая сметана. Она была так прекрасна - с огромными карими глазами, с волосами цвета спелой пшеницы. И никогда ни один волосок не выбивался из прически...
     Лидия дотронулась до своих волос. На следующее утро после переселения в фургон мистера Коулмэна Ма и Анабет устроили ей баню. Они терли ее мочалкой, пока кожа не покраснела, и долго вычесывали мусор из ее волос. Днем Анабет натаскала и нагрела воды, волосы промыли, но все равно им было далеко до цвета спелой пшеницы.
     Коулмэн, казалось, удивился, увидев ее вымытой и причесанной, но ничего не сказал, только хмыкнул. Что ж, если он привык к волосам цвета спелой пшеницы, то ее волосы должны вызывать у него отвращение. Непонятно почему эта мысль ее очень обеспокоила.
     - Вы устали? - спросила Анабет, заметив, что внимание ее слушательницы несколько отвлеклось. - Ма сказала, что если вы от меня устанете или захотите спать, то я должна заткнуться и дать вам отдохнуть.
     Лидия засмеялась. Она очень полюбила всех Лэнгстонов, и особенно эту девчушку, такую открытую, честную... и добрую.
     - Нет, я не устала. За эти дни я выспалась на всю оставшуюся жизнь. Но скоро проснется Ли, голодный, как медвежонок.
     Она взяла корзину, которую превратили в колыбель, и перевернула младенца на спинку. Невероятно, как сильно она любит этого ребенка. После смерти мамы Лидия думала, что уже никогда не полюбит ни одно человеческое существо. Может быть, этого ребенка она любила потому, что он полностью зависел от нее и не мог причинить ей зла, а только полюбить ее в ответ? Когда Ли закончил трапезу и Лидия стала застегивать рубашку, фургон подъехал к стоянке. Бубба повел усталых лошадей в загон. И только после того, как он их распряг, в фургон взобралась Ма.
     - А не пора ли тебе отсюда выйти? - спросила она Лидию.

IV

     - Вы имеете в виду - выйти из фургона? - тревожно спросила Лидия. Из других переселенцев она встречалась только с мистером Грейсоном и Леоной Уоткинс. И не чувствовала себя готовой столкнуться с глумлением и издевательствами остальных.
     - А что, ты плохо себя чувствуешь?
     - Нет, - осторожно сказала Лидия, - но мне совсем нечего надеть.
     - Я принесла кое-что, - ответила Ма, развязывая узелок. - Это вещи Анабет, и они могут быть малы, но все лучше, чем до конца жизни ходить в ночной рубашке.
     Лидию вымыли в тазу и одели в чулки, панталоны и нижнюю юбку.
     - Да ты не больше мышонка, - неодобрительно сказала Ма, глядя на ее худенькие икры и бедра. - И как ты только выносила ребенка, не представляю.
     Но это не относилось к ее груди. Лиф платья не сходился.
     - Проклятье, - сказала Ма; ее попытки застегнуть лиф доверху не увенчались успехом. - Ладно, пока застегнем, насколько возможно, а потом что-нибудь придумаем.
     В платье Лидии тотчас стало жарко, но теперь она по крайней мере прикрыла наготу. Люк починил ее ботинки и поменял шнурки. Она села на табуреточку обуваться, а Анабет в это время причесала ее.
     - Ну, разве ты не прелестна, - с гордостью сказала Ма, скрестив руки на груди и любуясь своим творением. - Мистер Коулмэн принес мне перепелов, которых сегодня подстрелил. Я поставила их тушить на вашем костре. Ему ведь будет приятно, вернувшись, увидеть, что его ждет вкусный ужин, правда? Сейчас он пошел к лошадям. Почему бы тебе не поставить корзину с Ли ближе ко входу и не посидеть на свежем воздухе? Тебе полезен свежий воздух.
     Лидия робко вышла из фургона и удивилась бурной деятельности, кипевшей вокруг. Звуки, которые почти неделю доносились из-за стенок фургона, теперь соединились с действиями. Женщины у костров или переносных печек готовили ужин. Мужчины распрягали лошадей, подбрасывали в костры дров, носили воду. Дети шумно играли, бегая между фургонами.
     - Люк принес родниковой воды. - У Ма все было хорошо организовано. - Может, поставишь кофе на огонь? Я думаю, мистер Коулмэн захочет кофе, когда придет.
     - Хорошо, - согласилась Лидия, почти не дыша от страха. Она ухватилась за идею занять себя каким-нибудь делом, потому что на нее начали обращать внимание, она чувствовала любопытные взгляды, ловила двусмысленные шепотки.
     - Я пойду взгляну, как там наш ужин, но сразу прибегу, если тебе понадоблюсь, - закончила Ма.
     Лидия осталась одна. Она подложила в костер дров, попробовала ароматное рагу, посмотрела, как там Ли. Когда больше заняться стало нечем, она села на табуреточку, которую Люк вытащил для нее из фургона, и уставилась в огонь, чтобы не поднимать глаз и не встречаться с устремленными на нее любопытными взглядами.
     Росс остолбенел, увидев, как она сидит у костра и готовит ужин. Лучи закатного солнца золотили ее рыжеватые волосы, щеки раскраснелись от смущения и от жара костра. Ее фигурка оказалась гораздо стройнее и изящнее, чем он думал; необъятная ночная рубашка скрывала ее хрупкость и мягкость линий. Она была похожа на ребенка, наказанного строгими родителями. Пока не обернулась. Тогда сходство исчезло. Это была женщина.
     Услышав его шаги, она повернулась к нему, и на мгновение их взгляды встретились: ее слегка испуганный с его - ледяным, словно неизвестно откуда вдруг налетел порыв холодного ветра. Оборачиваясь, она слегка изогнула стройную шею, которая казалась такой тонкой и беззащитной, что ему захотелось коснуться ее. У горла судорожно билась голубая жилка пульса, и, не удержавшись, он посмотрел ниже, на глубокую ложбинку между грудями. Ситец платья едва не трещал по швам, пытаясь удержать ее полную молока грудь. И отвести глаза от этого места оказалось чертовски тяжело.
     Подняв руку, она неловко проверила верхнюю пуговицу, привлекшую столь пристальное его внимание.
     - Ма считает, что мне нужен свежий воздух.
     - Где Ли? - Он был страшно возбужден, и его голос выдавал это. Его бесило, что она выглядела как приличная женщина, а не как блудница, каковой, по его твердому убеждению, она являлась; но больше всего его злило то, что он в первый момент обрадовался, увидев, что она его ждет. Он молил Бога помочь ему забыть, как ротик Ли приникал к ее соскам, забыть цвет этих сосков. Он хотел бы, глядя в ее глаза, не вспоминать об обжигающем чистом виски. Больше всего его сводила с ума ее привычка нервно облизывать губы, прежде чем что-то сказать.
     - Вот он, - показала она на вход в фургон, где в своей импровизированной колыбели спал младенец. - Если он заплачет, я услышу. - Она сложила ладошки на юбке синего ситцевого платья в надежде, что он не станет ругаться здесь, где все могут услышать. Больше всего ей хотелось скрыться в фургоне и не позориться.
     Он подошел к колыбели, и его усы приподнялись в улыбке. Он попытался перевернуть ребенка на спинку, но Ли воспротивился. Он предпочитал спать на животе, с поджатыми коленками. Росс отвернулся от сына и увидел, что Лидия тоже любовно улыбается, глядя на Ли. Их взгляды опять встретились.
     - Вот и кофе готов. - Лидия указала на костер.
     - Спасибо.
     Он снял с плеча лассо и повесил на крюк, вбитый снаружи в стенку фургона. Прислонил винтовку к колесу фургона. Снял с бедра патронташ. Лидия раньше не видела, чтобы его укрепляли ремнями на ноге таким образом.
     Стараясь не пролить ни капли, хотя руки дрожали, Лидия налила кофе в кружку и протянула ему. У него были длинные, сильные пальцы, на фалангах слегка поросшие темными волосками, которых, впрочем, почти не было видно, так загорели его руки. Как только он взял кружку, Лидия тотчас отдернула руку и нервно потерла ее другой.
     - Рагу аппетитно пахнет.
     - Ма приготовила.
     - О. Ну, все равно аппетитно пахнет.
     - Да, очень.
     Они не смотрели друг на друга. Он молча допил кофе. Вокруг шумел лагерь, но они не слышали ничего, с болезненной чуткостью вслушиваясь друг в друга.
     - Пойду помоюсь, - наконец сказал он.
     - Люк принес воды из родника. Когда закончите, рагу уже будет готово.
     Он зашел за фургон и налил воды в тазик. Сняв рубашку, удивился, отчего так вспотел. И сколько ни обливал лицо и грудь холодной водой, никак не мог ощутить желанной прохлады.
     Лидия слушала, как он плещется, когда вдруг прибежали Атланта и Мэринелл Лэнгстоны. В грязной потной ручонке Мэринелл держала букетик лютиков.
     - Мы принесли вам цветов, Лидия, - сказала Мэринелл, сияя белозубой улыбкой. Двумя днями раньше они принесли ей показать только что вырванный окровавленный зуб Зика.
     - Какая прелесть, - воскликнула растроганная Лидия и взяла полевые цветы из ручонки девочки.
     - Понюхайте, - велела Мэринелл, пихая цветы прямо в нос Лидии.
     - Они так хорошо пахнут, - поддержала более застенчивая Атланта.
     Она отгадала замысел девочек, но не стала портить им веселья: поднесла лютик к носу и притворилась, что с наслаждением нюхает. А когда опустила букет, ее нос оказался испачкан желтой пыльцой. Девочки покатились со смеху.
     - Обманули, обманули, - запели они.
     - Ах вы! Что же вы наделали? - Лидия вспомнила, как когда-то они играли в эту игру с мамой. С тех пор ей не с кем было играть. Она вытерла нос.
     - Эти цветы очень идут к вашему платью, - сказала Мэринелл. - Правда, Атланта?
     - Очень идут.
     - Ну что ж, раз идут... - Лидия расстегнула верхнюю пуговку платья, с таким трудом застегнутую Ма. Дышать стало легче, но она боялась, что слишком обнажилась. Тогда она укрепила стебельки цветов в петельке и цветами прикрыла незатегнутый лиф.
     Если бы она взглянула в зеркало, то увидела бы, что цветы придали ее облику черты прелестной чувственности. Впрочем, она ничего не знала ни о чувственности, ни о соблазнительности. Хотя она познала мужчину и родила ребенка, но понятия не имела о романтических материях. Плотская любовь в ее восприятии была чем-то насильственным, она не могла себе представить, чтобы женщина могла сама к ней стремиться.
     Росс по другую сторону фургона слышал их болтовню, но не вслушивался, думая о своем. Приятно вернуться домой, когда ужин на костре и кофе заварен, но ведь эта девушка обязана ему еще большим. Он ведь принял ее, не так ли? Когда у нее не было крыши над головой, разве он не принял ее и не уступил свою постель?
     Он натянул чистую рубашку. Она присматривает за Ли и делает это хорошо, ничего не скажешь. Младенец растет не по дням, а по часам. Он очень поправился, с тех пор как она кормит его, и уже не выглядит таким слабым и тщедушным. Держа в руке зеркальце для бритья, Росс стал причесывать мокрые волосы. Когда он причесывался в последний раз? Он не помнил. И совершенно не понимал, почему сейчас вдруг озаботился этим. Может быть, потому, что Виктория учила его: джентльмен должен стараться выглядеть презентабельно, выходя к обеду, даже если не переодевается, а остается в рабочей одежде. Разумеется, не потому, что эта девушка принарядилась. Разумеется, не из-за нее. Они просто вынуждены некоторое время прожить рядом друг с другом. И он подумал, насколько будет проще, если они станут поддерживать хорошие отношения. Ма позвала девочек к своему костру, и они убежали. Лидия ложкой попробовала рагу. Почти готово.
     - Добрый вечер! - раздался мелодичный мужской голос с легким южным акцентом.
     В этом голосе не было ничего устрашающего, но Лидия испугалась. Ее сердце забилось учащенно. Минуту назад мимо нее проследовала Леона Уоткинс с девочкой-подростком, с дочерью, как предположила Лидия. Они прошествовали, глядя строго вперед и высоко задрав носы. Девочка попробовала было метнуть на Лидию любопытный взгляд, но Леона демонстративно дернула ее за руку. И если человек, который сейчас заговорил, хочет над ней посмеяться, то она ему этого не позволит.
     Не желая показать испуга, Лидия с вызовом подняла глаза. Перед ней стоял молодой человек, несколькими годами моложе Коулмэна. На нем был белый костюм с голубым жилетом, из кармана свисала золотая цепочка. Он снял широкополую шляпу, обнажив голову в каштановых кудрях. У него были добрые и печальные голубые глаза, белая кожа и очень яркий румянец на щеках.
     Лидия молчала, удивленная доброжелательностью, которую выражало его лицо вместо ожидаемой ею издевки.
     - Позвольте представиться, мисс Лидия. Уинстон Хилл, к вашим услугам. А это Мозес, - указал он на стоявшего рядом высокого могучего негра в черном костюме, белой рубашке и черном галстуке. В его волосах и бровях мерцали нити седины, но лицо было гладкое, без морщин.
     Лидия была так потрясена этой парой с изысканными манерами, что, не подумав, сказала первое, что пришло ей в голову:
     - Вы знаете мое имя?
     Уинстон Хилл улыбнулся:
     - Я приношу свои извинения, но действительно по лагерю ходят слухи о вас и вашей замечательной красоте. И я счастлив убедиться, что на этот раз восторги не преувеличены.
     Она покраснела, впервые услышав такую похвалу своей внешности.
     - Очень приятно, - ответила она.
     - Так вы присматриваете за новорожденным сыном мистера Коулмэна? Сколь похвальное и милосердное занятие, особенно в свете вашей недавней потери.
     Она никогда не слышала, чтобы говорили так красиво. Слова лились из четко вылепленных губ плавно, как мед.
     - Спасибо. Но это совсем нетрудно, он прекрасный ребенок.
     - Я не сомневаюсь. Я восхищался красотой и мужеством его матери, не говоря уже о достоинствах его отца. - Он поднес ко рту льняной носовой платок и покашлял. Почему-то при этом он очень смутился. - А теперь мы с Мозесом хотим пожелать вам доброго вечера. Если мы чем-то можем быть полезны, мы к вашим услугам, лишь дайте знать.
     - Благодарю вас. Непременно, - пробормотала Лидия, сконфуженная такой галантностью.
     - Надеюсь. - Он улыбнулся открытой белозубой улыбкой. - О, добрый вечер, мистер Коулмэн.
     Лидия оглянулась и увидела, что позади у входа в фургон стоит Росс и смотрит столь же тяжелым и злобным взглядом, сколь открыт и дружелюбен был взгляд мистера Хилла. Едва кивнув, он процедил сквозь зубы:
     - Добрый вечер, мистер Хилл, Мозес.
     - Не смеем отрывать вас от ужина, мисс Лидия.
     И, не успела она сообразить, что он собирается сделать, он поклонился, взял ее руку и поднес к губам. И его губы коснулись тыльной стороны ее ладони. Остолбенев, она смотрела, как он надел шляпу, кивнул ей и удалился, сопровождаемый Мозесом.
     Она посмотрела на свою руку, которую только что поцеловали. Непривычная к таким жестам, вытерла ее об рукав платья и через плечо оглянулась на мистера Коулмэна. Его лицо было черным, как туча, в глазах злость, а нижняя губа презрительно кривилась.
     - Ужин готов, - испуганно и торопливо сказала она, повернувшись к костру, взяла одну из фарфоровых тарелок, которые достала и приготовила Ма, и положила в нее горячего ароматного рагу. И, протянув ему тарелку, осмелилась посмотреть на него.
     Не принимая тарелки, он стоял, опустив руки и сжав кулаки. Солнце уже село, и в спустившихся сумерках его лицо казалось совсем темным. Челюсти были крепко сжаты. В глазах светилось презрение. Лидия заметила, как его взгляд скользнул на цветы в вырезе ее платья. От волнения и страха перед ним она учащенно дышала, и ее грудь поднималась и опускалась под натянутой тканью платья, а цветы дрожали, как живые. Он долго, молча и тяжело смотрел на них, и если бы она не держала тарелку, она бы заслонилась от его обжигающего презрительного взгляда.
     - Потаскушка, - прошипел он сквозь стиснутые зубы. - Я не знаю, черт побери, кем вы были и откуда пришли, но, пока вы живете под моей крышей и нянчите моего сына, не смейте обольщать незнакомых мужчин!
     Виктория упала бы в обморок от таких слов. А Лидия... В ее глазах зажглось золотое пламя гнева. Глядя прямо ему в лицо, она шагнула к нему и сунула тарелку куда-то ему под ребра - он едва успел перехватить эту тарелку, полную горячего варева. Освободившись от тарелки, она отвернулась и шагнула прочь.
     Наступая каблуками на подол юбки, она подошла к фургону, забралась в него и опустила парусиновый полог.
     Потирая ушибленное ребро, Росс буквально рухнул на табуретку и начал есть рагу. Он не чувствовал вкуса, почти не мог жевать, но с каждым куском его негодование уменьшалось - так зверь зализывает раненую лапу.
     "Проклятая девка", - подумал он, очистив тарелку и налив себе кофе. Как она смеет наряжаться в облегающее платье и флиртовать с этим напыщенным велеречивым Хиллом! Завтра же ее здесь не будет! Он придумает для Ли что-нибудь другое! Может быть, уговорит мать близнецов отнять от груди своих и кормить Ли. Он избавится от нее, даже если ему придется насильно заливать коровье молоко в желудок Ли!
     - Я смотрю, вы не такой сообразительный, как я надеялась, - зазвучал голос Ма в темной пелене застилавшего ему глаза гнева. Она подошла к его костру с посудным полотенцем через плечо, с красными после отскребания котлов и сковородок руками. - Поели? - указала она на пустую тарелку.
     Он кивнул и отхлебнул кофе. Ма вымыла его тарелку и вытерла своим полотенцем.
     - Кажется, рагу хватит и на завтра, ведь ел только один из вас.
     Он смущенно заерзал на табуретке.
     - Да, - продолжала женщина, - жаль, что вы не так понятливы, как я думала.
     Росс шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы, но все-таки ответил:
     - Почему?
     Ма только этого и нужно было.
     - Вам Бог послал кормилицу для сына, когда ваша жена умерла. Ли бы уже не было в живых, если бы не эта девушка, которой вы и слова доброго не скажете!
     - Доброго! - рявкнул Росс, вскакивая на ноги и заметавшись, как зверь, попавший в капкан. Здесь, в лагере, все, происходящее с каждым человеком, сразу становилось общим достоянием. Росс, насколько мог, понизил голос.
     - Доброго слова! Она выставляет себя напоказ перед каждым мужчиной! В этом неприличном платье с этими... - Он сглотнул и упрямо повторил:
     - Выставляет себя напоказ.
     - Если вы про мистера Хилла, то я все видела. Он первый с ней заговорил, а не наоборот. А она испугалась, как заяц, боялась даже взглянуть на него.
     Росс, закусив ус зубами, нервно кружил вокруг костра.
     - А что до ее платья, то другого у нас не нашлось. То, в котором мальчики нашли ее, превратилось в лохмотья.
     - Все лучше, чем то, что на ней. Оно просто трещит по швам.
     Губы Ма растянулись в улыбке, но она тотчас согнала ее с лица. Но мистер Коулмэн был слишком взвинчен, чтобы заметить эту понимающую улыбку.
     - Она шлюха, и я не намерен терпеть ее рядом с собой.
     Тут улыбка окончательно сошла с лица Ма. Она схватила Росса за плечо и повернула лицом к себе. Они были почти одного роста.
     - Откуда вы знаете? Почему вы беретесь судить о таких вещах? Говорит она не как шлюха, так ведь? Говорит она по-городскому, я вам скажу. Вы видели, как она держит руки? Очень красиво. Ест она аккуратно. И я никогда не видела ни одной шлюхи с такой достойной походкой и движениями. - Отпустив его плечо, Ма подошла поближе и продолжала уже тише:
     - Кажется мне, что вы помешались на почве нравственности и происхождения. А по мне, так гораздо важнее, что сам человек из себя представляет, а не то, кем были его мама и папа. Так что вы бы не судили ее так поспешно. Может, она дочь такого человека, которого вам не след обижать. А что она попала в беду, родила ребенка... С кем не бывает. Небось и вы с миссис Коулмэн не только за руки держались в конюшнях ее отца, до свадьбы.
     Губы Росса сжались в тонкую линию.
     - Виктория была не такая, - глухо сказал он.
     Ма только засмеялась - и над тем, что он сказал, и над тем, как высокопарно это прозвучало.
     - Каждая женщина бывает "такая" с любимым мужчиной. А если ваша не была, то мне вас очень жаль.
     - Я не намерен слушать...
     - Я здесь не для того, чтобы плохо говорить о мертвых, - гораздо мягче сказала Ма. Он производил впечатление человека, который жутко терзает себя, и она догадывалась почему. И Зик согласился с ней. Они как раз прошлой ночью говорили об этом, устроившись спать в фургоне, а детей уложив на улице. - Я здесь для того, чтобы напомнить вам, что эта женщина, какой бы она ни была, спасла жизнь вашем