ная норка, и мокренькая, как рот. Не понимаю, почему ваш муж решил оставить такое сокровище и поискать счастья на стороне...
     Из глаз Марис потекли слезы унижения и обиды. Резким движением руки она попыталась смахнуть их со щек, поспешно натянула ночную рубашку и накинула халат.
     - Я не знаю, что с тобой случилось, - проговорила она прерывисто, - но мне... я не хочу тебя слушать. Хотя бы потому, что в умении говорить гадости с тобой трудно тягаться!
     - А у меня сложилось прямо противоположное впечатление. По-моему, у тебя довольно большой словарный запас. Быть может, он не такой выразительный, как у меня, но я уверен - если ты как следует напряжешь память, то обязательно вспомнишь что-нибудь подходящее к случаю. Даже если это случится в самолете на обратном пути в Нью-Йорк, ты можешь послать мне последнее проклятье телеграммой. Ведь теперь ты уедешь, я угадал?
     Не удостоив его ответом, Марис направилась к двери.
     - Подожди! - окликнул ее Паркер и, подкатившись к ней, протянул коробку, которая лежала у него на коленях.
     - Что это?
     - "Зависть". Последний, окончательный вариант. Здесь все.
     Марис так растерялась, что взяла коробку в руки и озадаченно посмотрела на нее.
     - Значит, ты закончил "Зависть"? Когда?!
     - Очень давно. Все это время она была готова и лежала здесь. То, что ты читала, это... мои старые черновики.
     Марис открыла рот, но слов не было. Да и что она могла сказать?
     Паркер наблюдал за ней, не скрывая своего удовольствия.
     - Я никогда не посылаю издателю незаконченных рукописей. Никто, даже мой агент, не может увидеть книгу, пока она не закончена. Я никогда бы не послал тебе пролог, если бы за ним не стояла готовая рукопись.
     - Но почему, Паркер?.. - выдавила она наконец. - Почему?!
     Паркер сделал вид, что понял ее буквально:
     - Возможно, это просто привычка. Я так работаю.
     У Марис появилось ощущение, что пол под ее ногами начинает прогибаться и вот-вот провалится совсем, но сдаваться без борьбы она не собиралась.
     - Значит, ты так работаешь? Это у тебя привычка такая?! - повторила она, повышая голос чуть не до крика. - Какого черта, Паркер?! Или, может быть, ты даже не Паркер, а Джон или Патрик? Сколько у тебя имен, Паркер? Зачем тебе понадобилась эта идиотская игра? Или тебе просто нравится лгать мне, водить меня за нос?
     - Согласись, игра была довольно приятной, - хладнокровно заметил Паркер. - Во всяком случае, каждый из нас получил, что хотел. Я отлично помню, как прошлой ночью ты умоляла: "Быстрее, Паркер! Еще, Паркер!" Мне даже показалось - тебе нравится то, что я делаю. Кроме того, ты получила рукопись... Что ж еще?..
     Несколько мгновений Марис просто смотрела на него, гадая, когда и почему Паркер снова превратился в неприятного, злоязычного незнакомца. Потом она отшвырнула увесистую коробку так далеко, как только смогла. Коробка ударилась об пол углом, тонкий шпагат, которым она была перевязана, лопнул, и листы рукописи разлетелись по всей спальне.
     Повернувшись к нему спиной, Марис рывком распахнула дверь...
     ...И столкнулась лицом к лицу с Майклом, который стоял в коридоре и уже поднял руку, собираясь постучать. В другой руке он держал телефон-трубку.
     - Доброе утро, Марис, - сказал Майкл, не выказав ни малейшего удивления. Очевидно, он ожидал чего-то подобного, однако эмоциональное состояние, в котором она пребывала, встревожило его. Заглянув в комнату поверх ее плеча, он оценил ситуацию и наградил Паркера убийственным взглядом, который мог бы быть у судьи-вешателя, готового огласить приговор. Потом Майкл снова повернулся к Марис и протянул ей телефон. - Это вас, Марис. Мне очень не хотелось вас беспокоить, но джентльмен сказал, что дело срочное.
     Марис взяла телефон и вышла в коридор. Майкл же шагнул в комнату и прикрыл за собой дверь.
     Несколько секунд Марис неподвижно стояла, стараясь собраться с мыслями, потом глубоко вздохнула, шмыгнула носом и смахнула слезы с ресниц.
     - Алло? - сказала она в трубку. - Кто это?
     - Марис...
     - Ной?! - Марис даже слегка растерялась. Зачем он звонит? Почему его голос звучит так глухо и печально? - В чем дело, Ной? - резко спросила она.
     - Ты должна немедленно вернуться в Нью-Йорк, Марис. Я уже заказал тебе билет на обратный рейс. Вылет из Саванны в одиннадцать десять. Ты успеешь или перенести заказ на более позднее время?
     - Успею, - машинально ответила Марис. Страх - холодный, парализующий страх сковал ее тело и мысли. Только сердце билось в груди отчаянно, громко. Марис крепко зажмурила глаза, но слезы все равно просочились сквозь плотно сжатые веки и потекли по щекам.
     - Что-то с папой, да?
     - К сожалению, да.
     - Что с ним? У него инфаркт?
     - Нет, он... Господи, Марис, я не хотел бы говорить это по телефону, но... Твой отец скончался.
     Из груди Марис вырвался какой-то нечленораздельный вопль. Потом колени ее подогнулись, и она медленно опустилась на пол.

***

     Паркер сидел в "солярии" за своим рабочим столом, но не работал. Взгляд его был устремлен на океан за окном; лишь изредка он отрывался от этого зрелища и жестом отчаяния сжимал голову в ладонях.
     Он слышал, как вернулся с континента Майкл, ездивший провожать Марис, но не стал его окликать. Майкл тоже не зашел к нему. Он сразу поднялся к себе в комнату и - судя по доносившимся оттуда звукам - метался по ней из угла в угол, словно тигр в клетке.
     Мысленно Паркер снова и снова воспроизводил в памяти последний разговор с Марис. Если, конечно, это можно было назвать разговором. Каждый раз, когда он вспоминал, какие ужасные вещи он ей наговорил, у него болезненно сжималось сердце, а перед глазами вставало ее потрясенное лицо.
     Быть может, Марис стало бы легче, если бы она узнала, что он так же несчастен, как и она, но Паркер в этом сомневался.
     День тянулся мучительно медленно. Воздух был густым, жарким, давящим, и Паркер задыхался, обливаясь потом. Но только ли погода была в этом виновата? Быть может, это раскаяние сжигает его изнутри?
     - Я посадил Марис на самолет...

***

     С головой уйдя в собственные мрачные мысли, Паркер не слышал, как Майкл вошел в "солярий". Услышав его голос, он вздрогнул и, резко выпрямившись, повернулся к двери. Майкл в костюме из светлой ткани был похож на пророка - такой прямой была его спина, таким пронзительным - взгляд, таким непримиримым выражение лица.
     - Самолет улетел по расписанию, - добавил Майкл.
     Он отвез Марис на континент, как только она собрала свои вещи. С Паркером Марис не попрощалась, но он этого и не ждал. Паркер понимал, что не заслуживает этого. Он не заслуживал даже самого изощренного проклятья. Впрочем, стремительный отъезд Марис сам по себе был достаточно красноречив, и теперь Паркер понимал, что она в любом случае не опустилась бы до упреков и выяснений.
     Спрятавшись за занавеской в окне обеденного зала, Паркер следил, как Марис садится в машину Майкла. В своей широкополой соломенной шляпе она казалась совсем маленькой, хрупкой, уязвимой. Она надела черные очки - не столько для защиты от яркого солнца, сколько для того, чтобы спрятать заплаканные глаза от взглядов любопытных. Лицо Марис было бледно, несмотря на загар, который она успела приобрести за несколько дней пребывания на острове. Внезапная смерть отца, несомненно, потрясла ее, и Паркер даже боялся, что она может не выдержать свалившегося на нее горя.
     Одна надежда была на характер, который угадывался под ее хрупкой внешностью.
     Майкл погрузил сумку Марис в багажник машины, потом помог ей сесть на переднее сиденье. Паркер видел, как губы ее дрогнули - очевидно, Марис поблагодарила его за помощь. Заурчал мотор, машина тронулась и свернула на аллею из виргинских дубов, сразу же пропав из вида, но Паркер продолжал смотреть ей вслед, пока до него не перестал доноситься даже шум мотора.
     Он знал, что, скорее всего, никогда больше не увидит Марис. Этого он ожидал, к этому был готов.
     Чего он не ожидал, это того, что ему будет так больно.
     Уже давно Паркер пришел к убеждению, что боль не имеет над ним власти. После всего, что он пережил, это было бы только естественно, однако он ошибался. Что ж, он знал верное средство, чтобы победить боль, однако после первой же порции бурбона*<Бурбон - популярное в США кукурузное виски прямой перегонки; получило свое название от округа Бурбон в штате Кентукки, где первоначально производилось> ему стало так худо, что Паркер поспешил в ванную комнату, чтобы освободиться от выпитого. Похоже, во всем мире не было достаточно сильного обезболивающего средства, которое помогло бы ему справиться с тем, что он испытывал сейчас.
     Снова повернувшись спиной к Майклу, Паркер продолжал пристально вглядываться в океанский простор.
     - Вчера вечером Марис волновалась из-за отца, - проговорил он, не поворачивая головы. - Возможно, у нее было предчувствие.
     - Ничего удивительного. Они были очень близки.
     После звонка Ноя Марис была в самом настоящем шоке, однако у нее хватило сил и самообладания, чтобы рассказать Майклу, что ее отец упал с лестницы в их загородном доме и сломал шею. Умер он мгновенно - так, во всяком случае, сказал Ной, а случилось это поздно вечером, почти ночью.
     По словам Ноя, его разбудил шум падения. Он поспешил на помощь Дэниэлу, но, увидев, что тесть не отвечает, позвонил в "Службу спасения". Машина с медиками прибыла через считанные минуты, но это уже не имело значения. Дэниэл Мадерли был мертв.
     Но Ной не поверил их словам и потребовал, чтобы Дэниэла немедленно отвезли в местную больницу. Здесь уже не парамедики, а опытные врачи констатировали смерть. Все это случилось глубокой ночью, и Ной решил не беспокоить Марис до утра.
     Теперь Майкл пересказал услышанное от Марис Паркеру. Тот некоторое время молчал, потом покачал головой.
     - Я думаю, - проговорил он, - она казнит себя за то, что ее не было с отцом вчера вечером.
     - Когда я вез ее на катере через пролив, она так и сказала, - ответил Майкл.
     - Как... как она?
     - А ты думаешь - как?
     Паркер пропустил этот язвительный ответ мимо ушей. Он сам был виноват, задав глупый вопрос.
     - Я думаю, она чувствует себя так, словно ее пропустили через мясорубку, - сказал он.
     - Тебе виднее, - буркнул Майкл. - Ведь ты тоже приложил к этому руку.
     Этого Паркер уже не мог вынести и, резко рванув колеса кресла, повернулся к Майклу лицом:
     - Ты хочешь сказать, я плохо обошелся с Марис?
     - Ты и сам прекрасно это знаешь, Паркер.
     - Ну и что ты теперь сделаешь? Поставишь меня вместе с креслом в угол? Лишишь меня сладкого? Запретишь смотреть телевизор? Что?!
     - Вообще-то я думал, что это тебя следовало пропустить через мясорубку.
     В глубине души Паркер был согласен с этим утверждением, но одно дело думать, и совсем другое - слышать упреки из чужих уст.
     - Я должен был переспать с Марис, - заявил он, обиженно нахохлившись. - Это была важная часть моего замысла. Впрочем, ты должен был догадаться...
     - Не беспокойся - я догадался, но это вовсе не значит, будто мне это нравится.
     - От тебя этого и не требуется, - отрезал Паркер.
     - А как насчет тебя? - осведомился Майкл.
     - Что - "насчет меня"? - удивился Паркер.
     - Тебе это нравится?
     Паркер уже готов был ответить резкостью, но неожиданно смешался под взглядом Майкла и промолчал. Опустив голову, он пробормотал себе под нос:
     - Это к делу не относится.
     - А вот я так не думаю. Больше того, я уверен - от этого зависит, что ты предпримешь дальше. Паркер повернулся к клавиатуре.
     - Извини, - сухо сказал он. - Я пытаюсь работать, а ты мне мешаешь.
     - Прекрасно! Можешь сколько угодно поворачиваться ко мне спиной, можешь хоть до скончания века пялиться на пустой экран и говорить, что ты пишешь, но мы оба знаем: тебе сейчас не до работы!
     Паркер, не на шутку разозлившись, снова повернулся к Майклу.
     - У меня сложилось впечатление, что ты пришел к какому-то заключению и теперь тебе не терпится высказаться, - прошипел он. - Ну, давай выкладывай! Ведь я же знаю - ты не оставишь меня в покое, пока не выложишь, что у тебя на уме!
     - Я не собираюсь ссориться с тобой, - невозмутимо ответил Майкл. - В одном ты прав: я действительно собираюсь сказать тебе кое-что.
     Паркер страдальчески поднял глаза к потолку, но Майкл продолжал как ни в чем не бывало:
     - Тебе удалось воскресить себя, когда твоя жизнь была фактически закончена - твое бренное тело погибало. Да, я тебе помогал - делал тебе уколы, ставил капельницы и не давал перегрызть себе вены, но я бы ничего не смог, если бы ты сам не захотел вернуться к жизни. Ты проявил стальную решимость и несокрушимую волю, ты преодолел множество препятствий, которые многим, находящимся в том же положении, оказывались не по плечу. И ты выиграл, хотя все шансы были против тебя. И ты не только ожил, но и добился успеха, который не снился большинству здоровых людей, не имевших твоих проблем.
     - Я с радостью отдал бы этот успех за здоровые ноги, - вставил Паркер, но Майкл снова не обратил на его слова внимания.
     - Да, физически ты исцелился, но душа твоя продолжала болеть, и это неудивительно, ибо ее муки были невыносимее. Нанесенные ей раны были слишком глубоки, чтобы исчезнуть, зарубцеваться даже годы спустя. Титановые штифты и скобки скрепили твои раздробленные кости, и затянулись раны, но душа твоя продолжала кровоточить так, как если бы все, что с тобой случилось, случилось вчера. Вот почему ты, как дикий зверь, рычишь и бросаешься на каждого, кто приближается к тебе с намерением помочь.
     - Именно это я и пытался объяснить тебе на протяжении последних лет, - перебил Паркер. - Ничто не в силах мне помочь, Майкл! Я безнадежен...
     - Ты не безнадежен, ты просто дурак и трус! - сердито заорал Майкл. - Ты цепляешься за прошлое, а в будущее заглянуть боишься!
     - Прекрасная фраза, Майкл. Я непременно должен ее записать. Как ты сказал?.. Я цепляюсь...
     - Что это? Никак сарказм? Похоже, в тебе проснулось самолюбие. Что ж, по крайней мере мне удалось завладеть твоим вниманием. - Морщинистое лицо Майкла сделалось жестче и серьезнее. - Слушай, Паркер, откажись от своего плана! Предоставь Ноя Рида богу - или дьяволу Пусть они между собой решат, кто будет ему судьей и какое наказание ему следует назначить. Не лезь в это! Лучше пойди к Марис и открой перед нею свое сердце. Поговори с ней по душам, объясни все. Начни с самого начала и не останавливайся, пока не доберешься до конца. Пусть она знает, какую роль сыграл в твоей жизни Ной, какие ошибки допустил ты сам. Может быть, Марис простит тебя, может быть - нет, но и в том и в другом случае ты избавишься от того, что тебя гнетет. Впервые за четырнадцать лет у тебя появился шанс освободиться от всего, что произошло в Ки-Уэсте. Воспользуйся им, и ты еще раз спасешь себя, спасешь раз и навсегда. А это единственное, что имеет значение, разве не так?
     Сердце Паркера колотилось как бешеное, но лицо оставалось спокойным и бесстрастным.
     - Прекрасная проповедь, Майкл! Нет, в самом деле, у тебя вышло ужасно трогательно, но я все же намерен придерживаться первоначального плана.
     - И отказаться от возможности быть счастливым с женщиной, которую любишь?!
     - Люблю? - Паркер насмешливо надул щеки. - Кто это сказал?
     - Ты сам.
     - Интересно, когда? Я что-то не...
     - Каждый раз, когда ты глядишь на нее, это становится настолько очевидно, что никаких слов не нужно.
     - Слушай, Майкл, ты что, начитался дешевых любовных романчиков? Я знаю - ты говоришь, что терпеть не можешь этой макулатуры, но, может быть, у тебя под подушкой все-таки лежит какой-нибудь слюнявый роман, а? Имей в виду, от таких книг повышается кровяное давление.
     - О'кей, можешь смеяться, сколько тебе угодно; можешь даже отрицать, что влюблен в нее. Это ничего не изменит. Я отлично вижу: Марис подействовала на тебя сильнее, чем наркотики, которые ты когда-то принимал. С тех пор как она появилась на острове, ты никак не можешь прийти в себя. Ты...
     - Марис - жена Ноя! - почти выкрикнул Паркер, теряя самообладание. - Она его "дорогая, любимая, единственная", и только это может иметь значение. Только это и имеет значение, черт тебя побери! - добавил он, яростно рубя ладонью воздух. - Все остальное - чушь, ерунда! Мои чувства, ее чувства - все это пустяки по сравнению с тем, что она жена Ноя, а я с ней спал! Я трахнул ее несколькими разными способами, я имел ее во все дыры, а потом вышвырнул вон. Пусть теперь бежит к Ною жаловаться; насколько я его знаю, он не уступит другому даже старой зубной щетки - не то что жены, даже если она ему давно не нужна!
     Паркер стукнул кулаком по столу, и в глазах у него заблестели слезы ярости, которая охватывала его каждый раз, когда он вспоминал о Ное и о его предательстве, но сейчас впервые к ней примешивались жгучий стыд и сознание собственной вины.
     Глядя на него, Майкл еще больше помрачнел. На его лице ясно читалось разочарование и... жалость.
     - Возможно, ты прав, - сказал он. - Может быть, ты действительно безнадежно болен... В любом случае твоя жестокость по отношению к Марис омерзительна. Она же не виновата, что тебя интересует только собственная месть, а все остальное...
     - Наконец-то ты начинаешь меня понимать... - перебил Паркер и усмехнулся.
     - И что будет дальше?
     - Поскольку Марис швырнула рукопись мне в лицо, я сомневаюсь, что она покажет ее Ною. Придется мне самому послать ему "Зависть" - заказной бандеролью с уведомлением о вручении и сопроводительным письмом, в котором будет сказано, что рукопись отправлена во все крупные издательства Нью-Йорка одновременно. Если и это не заставит его почесаться, тогда, вероятно, придется добавить небольшой постскриптум с описанием того, как ловко его жена умеет надувать мужчин через пипиську.
     Майкл покачал головой, не скрывая своего осуждения.
     - Ну а дальше, Паркер? Что будет дальше?
     - Дальше, как и положено по законам жанра, наступит развязка.
     Некоторое время Майкл пристально смотрел на Паркера, потом вздохнул и, отступив в коридор, поднял стоявшие там чемоданы.
     - Ты куда-нибудь собираешься?
     - Да. Я уезжаю.
     - И куда, если не секрет?
     - Куда-нибудь подальше отсюда. Не хочу участвовать в этой... в этом спектакле.
     Эти слова потрясли Паркера. Майкл уезжает? Бросает его одного? Нет, невозможно!
     - Но... Ты не можешь! Не забывай - ты помог мне заманить ее сюда! Ты помогал мне, а теперь...
     - А теперь я об этом горько жалею. Как бы там ни было, я тебе больше не помощник.
     - Ну и отлично. Давай проваливай! Скатертью дорожка!.. Казалось, Майкл все еще медлил.
     - Ты справишься один?
     - Теперь это не твоя проблема, так что можешь убираться. - И, развернув кресло, Паркер снова уставился на пустой экран компьютера. Вскоре он услышал, как хлопнула входная дверь.
     Паркер остался один.

31

Впоследствии Марис с большим трудом могла вспомнить подробности своего возвращения в Нью-Йорк. Она куда-то шла, предъявляла билеты, сдавала вещи в багаж, но все это она делала совершенно автоматически, как во сне. Вот только подсознательной уверенности, что стоит ей захотеть, и она проснется, Марис не ощущала. Смерть отца и необъяснимое поведение Паркера были двойным ударом, и мозг, стараясь защититься от эмоциональных перегрузок, словно выключил сознание, оставив только автоматические реакции.
     Марис не знала, что Майкл, проводивший ее до самого аэропорта и посадивший на самолет, сумел предупредить стюардесс, поэтому во время полета к ней обращались особенно внимательно и предупредительно. Впрочем, ей нужно было только одно - чтобы ее оставили в покое, и старшая стюардесса усадила ее у окна на свободный ряд кресел.
     В нью-йоркском аэропорту "Ла Гуардия" Марис встречал Ной. Видеть его ей было тяжело, но вместе с тем она была рада, что он избавил ее от обычной в таких случаях суеты. Ной пров