г заглушил двигатель и резко повернул руль вправо. Яхта грузно повернулась, и из-под ее борта взлетела вверх пенная волна.
     Хатч едва успел отскочить, когда яхта ударилась бортом о причал. Парень в рубке бросил штурвал и, чуть не кубарем скатившись по ступенькам мостика, спрыгнул на скользкую палубу. Спускаясь на настил причала, он споткнулся о плохо пригнанную доску, упал и прополз несколько футов на карачках.
     Он хотел подняться, но Хатч налетел на него, как ястреб. Схватив парня за плечи, он перевернул его на спину, точно рыбу, которую собрался потрошить. Окажись у него под рукой нож, и Хатч, возможно, не удержался бы и распорол молокососу брюхо от шеи до пупа - в такой он был ярости. К счастью для обоих, ножа у Хатча не было, но на проклятья и угрозы он бы не поскупился.
     Но гневные слова застряли у него в глотке прежде, чем он успел произнести их вслух. До этой секунды Хатч думал только о своей лодке - о том, что могло бы случиться, если бы ее скорость была чуть больше или роскошный океанский катер - не катер, а целый пароход! - стоял на якоре чуть ближе к середине гавани. О молодом человеке, который стоял за штурвалом, Хатч совершенно забыл.
     Теперь же он ясно видел, что лицо парня разбито и окровавлено, левый глаз закрылся багровой опухолью, майка была изорвана в клочья, а ее жалкие остатки прилипли к мокрому телу.
     - Помогите мне! Помогите, пожалуйста! О боже! - Парень оттолкнул Хатча и вскарабкался на ноги. - Они остались там! - с отчаянием выкрикнул он, показывая рукой в направлении океана. - Там, понимаете? Я не смог их найти. Они... Они...
     Однажды Хатч стал свидетелем нападения акулы на человека. Беднягу удалось вытащить из воды до того, как хищная бестия оттяпала ему вторую ногу. Человек был еще жив, но в очень плохом состоянии. Испуг и болевой шок подействовали на него так сильно, что он только бессмысленно бормотал, продолжая истекать кровью. В конце концов он умер, хотя Хатч сделал все, чтобы как можно скорее доставить его к врачу.
     Парень, на его взгляд, был примерно в таком же состоянии. В его глазах Хатч ясно видел хорошо ему знакомое выражение дикой, неконтролируемой паники. Значит, все произошедшее не было ни шуткой, ни глупостью, ни пьяной выходкой. Молодой человек - а это был тот парень, который шутовски салютовал в ответ на нравоучения, - был близок к самой настоящей истерике.
     - Ну-ка, успокойся, сынок, - сказал Хатч и, взяв парня за плечи, слегка потряс. - Что там у вас случилось? И где твои друзья?
     Молодой человек закрыл лицо руками, которые, как заметил Хатч, тоже были разбиты и ободраны до крови. Всхлипывая и размазывая по лицу слезы, он пробормотал:
     - Они там... в воде...
     - Они упали за борт?
     - Да. О господи!
     - Этот ублюдок чуть не угробил мой катер! Какого черта он несся словно на пожар?! - сказал какой-то мужчина в шлепанцах, который приблизился к ним по причалу и остановился, уперев руки в заплывшие жиром бока. От него за милю несло одеколоном, какой показался бы чересчур сильным любой уважающей себя проститутке. Кроме шлепанцев, на мужчине были только узенькие плавки "Спидо", почти целиком скрытые отвисшим животом, поросшим к тому же черной курчавой шерстью. На правом запястье мужчины болтался массивный золотой браслет. Говорил он с характерным гнусавым акцентом уроженца северо-востока страны. Одного этого было достаточно, чтобы Хатч почувствовал к мужчине сильнейшую неприязнь.
     - Парнишка ранен, - проговорил он, нарочито растягивая слова на южный манер. - Произошел несчастный случай...
     - Черта с два - несчастный случай! Он же надрался в стельку! Этот болван повредил наш катер! - Это сказала незаметно подошедшая к ним подруга владельца катера - ярко накрашенная тридцатилетняя женщина в бикини и босоножках на высоком каблуке. Ее слишком ровный загар и чересчур полные груди вряд ли могли быть естественными. Обеими руками женщина прижимала к себе по карликовому пуделю с розовыми бантами на макушке. Обе собачки возбужденно лаяли на незнакомцев.
     - Позвоните, пожалуйста, в "Службу 911", - сказал Хатч.
     - Но я желаю знать, как этот подонок собирается... - начал мужчина.
     - Позвони в "911", жирный ублюдок!

***

     Внутри офис Хатча насквозь провонял сардинами, кукурузным маслом, мокрой пенькой, сырой рыбой и соляркой. К тому же сейчас в нем было жарко и душно, ибо обычно в старом лодочном сарае находился только сам Хатч. Все свободное место было загромождено ящиками и коробками со снастями и рыболовным снаряжением, бухтами канатов, дополнительным оборудованием и запчастями. Почетное место занимал металлический шкаф-картотека, в котором Хатч хранил консервный нож и початую бутылку виски. Стол, за которым Хатч работал (и обедал), был куплен на распродаже спасенной после кораблекрушения мебели и обошелся ему всего в двадцать пять долларов.
     Парень, который разбил его лодку, сидел у стола на продавленном кресле и плакал, закрыв лицо руками. Его только что вырвало в туалете, но Хатч был уверен, что эта тошнота была следствием пережитого потрясения и не имела отношения к порции виски, которую он незаметно сунул бедняге. Правда, и до этого парень выпил немало - он сам признался в этом сотруднику береговой охраны, который его допрашивал. Полицейский из городского отдела полиции, приехавший на берег первым, уже расспросил его о том, как и почему он повредил стоящий в гавани катер. Служащего же береговой охраны интересовало, что произошло на борту яхты и как двое из троих туристов оказались в воде.
     Парень назвал имена своих спутников, их возраст и адреса, и Хатч, сверившись с договором о прокате лодки, подтвердил сказанное. Сам он чувствовал себя неуютно оттого, что в его сарае находятся посторонние. Хатч, впрочем, понимал - ему следует радоваться, что его не попросили подождать снаружи, пока представители закона допрашивают парня. Несмотря на то что час был довольно поздний, причал и окрестности гавани уже кишели зеваками, которых тянет к месту трагедии, как мух к свежей куче навоза. Полиции в гавани тоже хватало - нельзя было даже плюнуть, чтобы не попасть кому-нибудь на мундир.
     В свое время Хатч имел возможность близко познакомиться с полицейскими участками во многих портах мира и испытывал стойкое отвращение к полицейской форме, удостоверениям и значкам. В теперешней жизни он старался не иметь дела с властями. Если человек не может жить в соответствии с собственными правилами и понятиями о том, что хорошо, а что плохо, зачем тогда вообще жить? Подобные взгляды часто приводили его в камеры предварительного задержания на всех континентах, однако таково было жизненное кредо Хатча, и он стойко его придерживался.
     Это, впрочем, не мешало ему понимать: данный случай находился целиком в компетенции полиции и береговой охраны. Хатч знал, что, допросив парня, власти не станут медлить и организуют широкомасштабный поиск пропавших. В этом им отказать было нельзя - у них были для этого и техника, и специально подготовленные люди.
     Вместе с тем Хатч ясно видел, что парень находится на грани нервного срыва. К счастью, копы это тоже понимали и старались действовать как можно мягче. Ведь стоило немного перегнуть палку, и у парня началась бы истерика, после чего добиться от него сколько-нибудь вразумительных ответов стало бы невозможно. Единственным выходом в данной ситуации было дать парню немного прийти в себя и только потом осторожно расспросить обо всем, что случилось.
     На парне были только плавки и теннисные туфли, из которых на грубый дощатый пол натекли целые лужи морской воды. Хатч дал ему старое шерстяное одеяло, но парень сбросил его вместе с изорванной в клочки майкой.
     Вдруг снаружи послышались быстрые шаги и взволнованный голос что-то неразборчиво прокричал. Это заставило парня вскинуть голову и с надеждой посмотреть на дверь. Но шаги стихли в отдалении, и искорка надежды в глазах парня погасла. Впрочем, сотрудник береговой охраны, который как раз колдовал над кофеваркой Хатча, успел перехватить взгляд молодого человека и правильно его истолковал.
     - Не волнуйся, сынок, - сказал он. - Как только нам что-то станет известно, мы сразу тебе сообщим.
     - Они должны быть живы! - Голос парня звучал хрипло - совсем как у человека, который долго кричал, стараясь перекрыть шум ветра и волн. Время от времени он вовсе срывался, и отдельные слоги были едва слышны. - Мне кажется, я просто не заметил их в темноте. Там... в море... Там было просто дьявольски темно! Я кричал и звал, но... - Его глаза перескакивали с лица Хатча на лицо офицера и обратно. - Почему они не откликались? Почему не звали на помощь? Неужели они... - Сказать вслух то, чего все боялись, ему не хватило сил.
     Офицер береговой охраны задумчиво прихлебывал горячий кофе.
     Хлюп, хлюп, хлюп. Этот звук действовал Хатчу на нервы сильнее, чем скрип железа по стеклу, но он промолчал. Теперь от него ничего не зависело, дело было в руках закона. Конечно, его яхта была застрахована. Разумеется, без разбирательства и долгой бумажной волокиты не обойтись, но Хатч не сомневался, что в конечном итоге ему возместят все убытки. Быть может, он даже получит немного больше, чем потерял.
     С парнем, конечно, не все было так просто. Никакая страховка не способна была снова сделать его жизнь беззаботной и веселой после того, как двое приятелей утонули у него на глазах. А в том, что они утонули, Хатч почти не сомневался. Шансов выжить у них практически не было.
     Правда, ему приходилось слышать о людях, которые, свалившись за борт, ухитрялись несколько часов держаться на плаву и выжить, но эти случаи можно было пересчитать по пальцам одной руки, и пальцев бы более чем хватило. Из опыта Хатчу было известно, что для упавшего в воду утопление было едва ли не самой легкой смертью. Во всяком случае - самой быстрой. Смерть от переохлаждения была медленной и мучительной. Что же касалось акул, то для них оказавшийся за бортом человек был всего лишь добычей, лакомым кусочком, за которым даже не нужно гоняться.
     Наконец офицер береговой охраны допил кофе и, поглядев на скопившуюся на дне гущу так, словно собирался гадать, спросил:
     - Почему же ты не вызвал помощь по радио?
     - Я вызвал, то есть... Я пытался, но не сумел включить передатчик.
     Офицер снова принялся рассматривать трещины и щербинки на чашке.
     - Несколько лодок слышали твой "SOS". Они пытались передать, чтобы ты оставался на месте и никуда не уходил, но ты не послушался.
     - Я их не слышал. Боюсь, что... - Парень поднял голову и бросил опасливый взгляд в сторону Хатча. - Боюсь, я не очень внимательно слушал, когда он объяснял, как пользоваться радио.
     - Это была серьезная ошибка.
     - Да, сэр...
     - Насколько я понял, тебя вряд ли можно назвать опытным моряком?
     - Опытным? Нет, сэр, что вы!.. Правда, мне уже случалось выходить в море, но... Раньше никаких неприятностей не было.
     - Так-так, понятно... А теперь расскажи мне о драке.
     - О какой драке?
     Этот ответ заставил офицера нахмуриться.
     - Не пудри мне мозги, сынок, - промолвил он. - У тебя под глазом синяк, разбит нос и рассечена губа. Суставы пальцев тоже разбиты и содраны в кровь. Поверь мне, я знаю, что такое хорошая кулачная драка и какие после нее остаются следы. Поэтому не крути и отвечай честно - из-за чего все произошло?
     Плечи молодого человека опустились еще ниже и затряслись от рыданий, а из глаз и из носа потекло, так что некоторое время он не мог ничего говорить.
     - Вы подрались из-за девушки? - осведомился офицер уже помягче. - Мистер Уокер сказал мне, что ваша спутница была очень хороша собой. Как выразился мистер Уокер, такую не стыдно пригласить на любую вечеринку. Она была с кем-нибудь из вас?
     - Вы имеете в виду, была ли она чьей-то девушкой? Нет, не сказал бы... Это... просто знакомая.
     - И вы с приятелем сцепились из-за ее... благосклонности?
     - Нет, сэр. То есть не совсем... Я хочу сказать, что все началось совсем не из-за нее, а...
     - Из-за чего же?
     Парень высморкался, но ничего не ответил.
     - Лучше тебе рассказать все сейчас, приятель, - сказал офицер. - Потому что когда мы найдем... то, что найдем, мы не отстанем от тебя до тех пор, пока ты не скажешь правду.
     - Мы... напились.
     - Это я уже понял.
     - ...И... и... - Парень снова поднял голову, посмотрел на Хатча, на офицера и сказал серьезно, почти торжественно:
     - Он мой лучший друг!
     - Хорошо. Что же произошло?
     Молодой человек слизнул сукровицу с разбитой губы.
     - Он... он как будто взбесился. Я никогда его таким не видел.
     - Каким - таким?
     - Злым. Жестоким. Он как будто... действительно сошел с ума.
     - Сошел с ума?
     - Да.
     - Что же ты сделал, что твой друг так разозлился?
     - Ничего! Сначала он пошел вниз... с девушкой. Я остался наверху, чтобы дать им побыть наедине. Ну... вы понимаете...
     - Они занимались сексом?
     - Ну да. Я хотел, чтобы мой друг получил удовольствие. И вдруг он как выскочит, как бросится на меня!
     - Без всякой причины? Он напал на тебя без всякой причины?..
     - Даже без предупреждения. - Молодой человек снова опустил голову. - Это должна была быть праздничная вечеринка, понимаете? Мы договорились устроить себе праздник, и... Я не понимаю, почему все так закончилось. Богом клянусь, не знаю!
     Он снова начал всхлипывать, закрыв разбитое лицо руками, а офицер поглядел на Хатча, словно хотел попросить разъяснений. Но Хатч ничего не мог сказать. Он не был отцом этого парня. Он не был ни офицером береговой охраны, ни полицейским, и это была не его проблема.
     Когда Хатч так ничего и не сказал, офицер спросил, что он может добавить к рассказу юноши.
     - Ничего, - коротко ответил Хатч.
     - Может быть, вы видели или слышали, как они ссорились?
     - Нет. Я видел только, что им очень хорошо втроем. Офицер снова повернулся к молодому человеку:
     - Насколько мне известно, близкие друзья не набрасываются друг на друга без причины. Даже если перед этим они очень много выпьют. Они могут, конечно, сгоряча сцепиться, но такие ссоры обычно быстро заканчиваются, не так ли?
     - Наверное, - мрачно ответил юноша.
     - Вот почему я хочу, чтобы ты рассказал все. Слышишь меня?! Из-за чего вы сцепились? Парень с трудом сглотнул.
     - Он... просто напал на меня.
     - И все?
     - И все.
     - Почему?
     - Но послушайте, я ведь только защищался! Клянусь!.. - пробормотал юноша. - Я не хотел с ним драться, это была просто вечеринка.
     - Почему твой друг напал на тебя?
     Молодой человек покачал головой:
     - Не знаю.
     - Ты врешь, сынок, и мы оба это понимаем. Ты знаешь, почему твой друг бросился на тебя. Скажи мне... Что рассердило твоего лучшего друга настолько, что он накинулся на тебя с кулаками?
     Молчание длилось, наверное, добрых полминуты, потом юноша что-то пробормотал себе под нос.
     Хатч не был уверен, что расслышал правильно. Ему помешал первый удар грома, от которого задребезжало стекло в единственном окне. Кроме того, ему еще никогда не приходилось слышать такого странного ответа.
     Должно быть, офицер береговой охраны подумал так же. Покачав головой, он подался вперед, чтобы лучше слышать.
     - Повтори-ка, что ты сказал, сынок...
     Молодой человек выпрямился и вытер нос тыльной стороной ладони. Потом он откашлялся и несколько раз моргнул здоровым глазом.
     - Он завидовал мне, - произнес он. - В этом все дело. Зависть - вот причина, по которой он на меня напал...
     П.М.Э.
     Остров Санта-Анна, Джорджия.
     Февраль 2001 года

1

- Он просто обязан где-то быть!.. - Марис Мадерли-Рид нетерпеливо постучала карандашом по блокноту, на котором успела нарисовать полтора десятка звездочек и заштрихованных треугольников и набросать примерный эскиз обложки для новой книги.
     - Вы сказали - П.М.Э., правильно?
     - Совершенно точно.
     - Прошу прощения, мэм, но в справочном регистре Джорджии нет таких инициалов. Я проверила дважды.
     Идея эскиза обложки к мрачноватому повествованию автора о его отношениях с приемной дочерью пришла в голову Марис, пока она ждала ответа телефонистки.
     - А в соседних штатах?
     - Увы, мэм. Я проверила базы данных по всем Соединенным Штатам.
     - Может быть, эти инициалы принадлежат не частному лицу, а означают фирму или учреждение?
     - Я заглянула и в "Желтые страницы", мэм.
     - Значит, П.М.Э. - владелец незарегистрированного но мера?
     - Не исключено. Под этими инициалами или аббревиатурой у нас абонентов нет. Это все, что я могу сказать, мэм. Если бы у вас была хотя бы фамилия...
     - К сожалению, фамилии я не знаю.
     - Тогда, к сожалению, больше я ничем не могу помочь.
     - И все равно - спасибо...
     Положив трубку, Марис некоторое время разглядывала свой эскиз, потом энергично перечеркнула его несколькими жирными линиями. Какой бы роскошной ни вышла обложка, сама книга ей не нравилась. Недвусмысленный подтекст этого опуса ее смущал и раздражал, и Марис опасалась, что многие читатели разделяли бы ее чувства.
     Однако редактор, работавший с рукописью, был уверен, что издательству следует непременно приобрести право на издание. Тема практически гарантировала книге скандальную популярность, многократные приглашения на телевизионные передачи и радио-шоу, отзывы в газетах и журналах и, возможно, телевизионную экранизацию, что практически означало бесплатную рекламу. Но даже если бы книга и не сделала сенсации, затронутая в ней щекотливая тема способна была обеспечить стабильные продажи. Все члены издательского совета "Мадерли-пресс" были согласны с редактором, и Марис оставалось только подчиниться. Точнее, она не стала возражать слишком категорично, а это означало, что теперь Марис могла при случае потребовать от издательского совета ответных уступок.
     А такое одолжение ей могло понадобиться. Марис поняла это, как только дочитала до конца пролог романа "Зависть", обнаруженный ею в стопке неотрецензированных рукописей. Рукописи эти валялись в ее кабинете месяцами, занимая целых три полки в стенном шкафу и собирая пыль в ожидании дня, когда личное расписание позволит Марис просмотреть их и... отправить разочарованным авторам стандартное письмо с отказом. Каждый раз Марис очень живо представляла, как начинающие писатели, злясь и чертыхаясь, читают эти стандартные и не оставлявшие никаких надежд ответы, и чувствовала себя обязанной уделить каждому из авторов хотя бы пятнадцать минут своего времени.
     Кроме того, она никогда не забывала, что среди кучи макулатуры может оказаться новый Стейнбек, Фолкнер или Хемингуэй. Шансов, конечно, было ничтожно мало, но какой редактор не мечтает в душе о подобной возможности?
     Марис, впрочем, была бы довольна и счастлива, если бы ей удалось откопать хотя бы приличный бестселлер. И пятнадцать страниц пролога, которые она проглотила на одном дыхании, давали на это надежду. По совести сказать, начало романа понравилось ей даже больше, чем находящиеся в издательском портфеле рукописи авторов с именами. Ничего лучшего Марис не читала уже давно.
     Пролог возбудил ее любопытство, как и положено прологу или первой главе. Рукопись, что называется, "цепляла", и Марис захотелось узнать, что будет дальше. Но она не знала даже, был ли роман написан целиком. Неизвестно Марис было и то, первый ли это опыт, пробовал ли себя автор в других жанрах, что он уже издал и издал ли вообще.
     Ни на один из этих вопросов ответов у нее было. Марис не знала даже, был ли автор мужчиной или женщиной, хотя инстинкт подсказывал ей, что верно скорее первое. Внутренний монолог Хатча Уокера был написан со знанием дела, с тонким пониманием мужской психологии и как нельзя лучше соответствовал характеру персонажа. Больше того, именно таким, "мужским" языком должен был владеть старый моряк, много повидавший, но сохранивший в сердце романтическую жилку.
     С другой стороны, рукопись явно была прислана человеком, который мало что знал о современном и