ься и двинуть туда, где,  он  знал,  его  ожидает
хорошая выпивка, приветливая улыбка  и  теплая  женщина,  однако  капот  его
машины упрямо смотрел в сторону дома.
   Он заболел какой-то неизвестной болезнью. И, как ни странно,  не  мог  от
нее избавиться. Она жгла его и точила, переворачивала ему все нутро.
   Дом, который он всегда любил, потому что находил в нем уединение, сейчас,
когда он открыл скрипучую дверь, показался ему просто пустым. И когда только
он смажет эти петли. Он включил лампу, но от этого  в  гостиной  веселее  не
стало. При свете лампы стало еще заметнее, что дома его никто не ждет.
   Не было даже собаки, которая, радостно помахивая хвостом, выбежала бы ему
навстречу и лизнула руку. И не было ни золотой рыбки, ни попугая, ни кошки -
никого, кто мог бы умереть и оставить после себя еще одну незаживающую рану.
   Другое дело лошади. В них вкладываешь деньги. Но иногда к  одной  из  них
вдруг начинаешь относиться по-особенному, как  к  Быстрому  Шагу.  Рана  еще
саднила. Он постарался прогнать мысли о коне.
   В лагерях беженцев из опустошенных  голодом  стран  можно  найти  больший
запас провизии, чем у него на кухне. Он редко ел дома.  А  если  и  ел,  как
сейчас, то обходился пивом и несколькими крекерами с арахисовым маслом.
   По дороге в спальню  Рид  включил  отопление,  чтобы  к  утру  совсем  не
замерзнуть. Постель была не  застелена;  он  никак  не  мог  вспомнить,  что
заставило его так быстро вскочить и убежать, когда он последний раз  ночевал
дома.
   Он сбросил одежду  и  свалил  ее  в  корзину,  стоявшую  в  углу  ванной;
племянница Лупе заберет все стирать, когда придет в следующий раз.  У  него,
наверно, больше белья и носков, чем у любого другого мужчины. И не то  чтобы
он питал к ним особое пристрастие, просто это позволяло  ему  реже  отдавать
белье в стирку. Его гардероб в основном состоял из джинсов и рубашек. Относя
по несколько пар тех и других раз в неделю в химчистку, он мог  поддерживать
приличный вид.
   Рид чистил зубы над раковиной в ванной и  рассматривал  себя  в  зеркале.
Нужно постричься. Вечно он забывает делать это вовремя. У него стало  больше
седых волос на висках. Когда они появились?
   Он вдруг заметил, каким морщинистым стало его лицо. Зажав  щетку  в  углу
рта, наклонился поближе к зеркалу и пристально всмотрелся в свое  отражение.
Лицо его было испещрено трещинками и бороздками.
   Короче, он выглядел старым.
   Слишком старым? Для чего? Или, вернее, слишком старым для кого?
   Пришедшее на ум имя вывело его из равновесия.
   Он сплюнул и прополоскал рот, но в зеркало уже старался не смотреть, пока
не выключил беспощадный верхний свет. Ему не нужно было заводить  будильник.
Он всегда вставал на рассвете. И никогда не просыпал.
   Простыни были холодными. Он  натянул  одеяло  до  подбородка,  дожидаясь,
когда согреется его голое тело.  Вот  в  такие  минуты,  как  эта,  в  самые
промозглые, темные и одинокие ночи, он жалел, что из-за Седины он так  и  не
смог создать семью. В любое другое время он был рад, что свободен от  всяких
привязанностей.
   Но вот в такие минуты он втайне жалел, что не  женился.  Лежать  рядом  с
теплым телом женщины, пусть и не особенно любимой, или  растолстевшей  сразу
после свадьбы, или даже предавшей тебя, даже такой, которая  пилит  тебя  за
то, что приносишь мало денег и много работаешь, - все же  лучше,  чем  спать
одному.
   А может, все-таки нет. Черт его разберет.  Из-за  Седины  он  теперь  уже
никогда этого не узнает. Когда она умерла, он не любил ее, то есть не  любил
так, как любил всю жизнь, вплоть до того случая.
   Он уже тогда задумывался, не пройдет  ли  их  любовь  вместе  с  юностью,
насколько она настоящая и крепкая и не является ли она  всего  лишь  заменой
того, чего оба были лишены в жизни. Он всегда бы любил ее дружеской любовью,
но сомнительно, чтобы  их  зависимость  друг  от  друга  оказалась  надежным
основанием для совместной жизни.
   Возможно, Селина чувствовала его сомнения и потому ощутила потребность на
какое-то время с ним расстаться. Они никогда об этом не говорили.  И  теперь
ему этого уже никогда не узнать, но он подозревает, что все было именно так.
   Он усомнился в прочности их детской любви задолго до того, как она уехала
в то лето в Эль-Пасо. Если с возрастом его чувства к ней изменятся, то  как,
черт побери, он сможет сказать ей об этом? Он все еще мучился этими мыслями,
когда она погибла, и в дальнейшем стал остерегаться новых привязанностей.
   С тех пор он никогда не  позволял  себе  увлечься  кем  бы  то  ни  было.
Сосредоточить все чувства на другом  человеке,  особенно  на  женщине,  было
смертельно опасно.
   Много лет назад он поклялся себе брать от женщин все, что можно, - прежде
всего в постели, но никогда больше не позволить себе относиться с  нежностью
ни к одной из них И уж конечно, и близко не подпустить к себе любовь.
   Но  короткие  романы  тоже  стали  осложнять  жизнь.  Женщины   неизменно
привязывались к нему, а он не мог ответить взаимностью. Вот  тогда-то  он  и
стал прибегать к услугам Норы Гейл. Но  теперь  и  это  ему  опостылело.  Их
постельные отношения стали однообразными и бессмысленными.  Последнее  время
ему с трудом удавалось скрывать свою скуку.
   На любом уровне женщина требовала от него  гораздо  больше,  чем  ему  бы
хотелось.
   Тем не менее даже сейчас, лежа и повторяя  мысленно  свое  кредо  вечного
холостяка, он поймал себя на мысли о ней.
   Размечтался, как какой-нибудь молокосос. В его-то возрасте. Весь поглощен
мыслями о ней. А за этими мыслями возникало,  настойчиво  пробиваясь  в  его
сознание, чувство, очень похожее на нежность.
   Однако по пятам за этим чувством всегда следовала боль; он не мог забыть,
кто эта женщина и как ее появление на свет непоправимо изменило  его  жизнь;
больно было думать, каким дряхлым он, должно быть, казался ей,  такой  юной,
больно было видеть, как она целовала Джуниора.
   - Проклятие!
   Он застонал в темноте и закрыл глаза согнутой в локте рукой, но перед его
мысленным взором вновь возникла та сцена. Он  испытал  тогда  такой  приступ
ревности, что сам испугался. Удивительно, как это он не взорвался от  ярости
вместе с "Блейзером".
   Откуда, черт побери, эта напасть? Почему он впустил эту  девушку  в  свое
сердце, ведь из этого ничего путного выйти не может, только расширится между
ним и Джуниором пропасть, созданная ее матерью.
   О семейном союзе - от этих слов его передернуло - между  ним  и  Алекс  и
речи быть не могло, тогда почему его так  беспокоит,  что  в  глазах  умной,
красивой, успешно делающей карьеру Алекс он, вероятно, выглядит  неотесанным
деревенщиной, да к тому же стариком!
   У них с Сединой все было общее, и тем не менее она оказалась недосягаемой
для него, так какого же черта он вообразил, что у него выйдет  что-нибудь  с
Алекс?
   И еще одна маленькая деталь, с  издевкой  подумал  он.  Убийство  Седины.
Алекс никогда этого не поймет.
   Однако никакие здравые рассуждения не мешали ему стремиться к  ней.  Всем
телом он ощутил прилив тепла и желания. Ему хотелось почувствовать ее запах,
прикосновение ее волос к своей щеке, груди, животу. Он едва  не  задохнулся,
представив себе, как ее губы и язык касаются его кожи, но ради  этого  можно
было и не дышать, ему хотелось поцелуев, потеребить языком ее сосок.
   Шепча в темноте ее имя, он воскресил в своей памяти тот миг,  когда  рука
его, скользнув в чашечку лифчика, стала ласкать запретную плоть. Его  сжигал
огонь воспоминаний, горевший жарко и яростно.
   Но в конце концов образ потускнел. И Рид почувствовал себя опустошенным и
одиноким в своем холодном и темном доме.

Глава 33

   - Доброе утро, Ванда Гейл. - Жена Фергуса Пламмета отшатнулась.
   - Как вы меня назвали?
   - Ванда Гейл, - повторила Алекс с мягкой улыбкой. - Вас ведь  так  зовут,
правда? Вы одна из тройняшек, известных как сестры Гейл.
   Миссис Пламмет стояла на пороге с посудным полотенцем в руках. Пораженная
тем, что Алекс известно ее прошлое, она  тихо  ахнула.  Ее  глаза  забегали,
оглядывая двор, словно пытаясь понять, откуда грянет новый залп.
   - Можно войти?
   Алекс не стала дожидаться разрешения, а, воспользовавшись замешательством
Ванды Гейл, шагнула через порог и закрыла дверь. Она обнаружила,  кто  такая
миссис Пламмет, совершенно  случайно,  когда  утром  за  кофе  перелистывала
школьные альбомы. Этот снимок она видела сотни раз, но тут вдруг он бросился
ей в глаза. Сначала Алекс решила, что у нее обман  зрения,  и  сверилась  со
списком имен на полях. Ванда Гейл Бертон.
   Едва сдерживая волнение, она нашла адрес в телефонном справочнике и сразу
поехала к Пламметам. Однако  автомобиль  она  припарковала  в  другом  конце
квартала и отправилась к их дому только после того, как Фергус проехал  мимо
нее на своей машине.
   Женщины стояли лицом к лицу в тускло освещенной прихожей.  Алекс  снедало
любопытство. Ванда Гейл Пламмет была явно испугана.
   - Мне не следует разговаривать с вами, - нервно прошептала она.
   - Почему? Потому что вам муж запретил? - мягко спросила  Алекс.  -  л  не
собираюсь причинять вам никакого вреда. Давайте сядем.
   Взяв на себя роль хозяйки, Алекс повела  Ванду  Гейл  в  гостиную;  более
унылой и непривлекательной комнаты ей еще не приходилось видеть.  Ни  одного
яркого пятна, ничего, что оживляло бы обстановку. Ни растений, ни картин, за
исключением одной, изображавшей распятого,  истекающего  кровью  Христа,  ни
книг, ни журналов. Ничто не  смягчало  безрадостную  атмосферу  дома.  Алекс
знала, что трое детей Пламметов уехали с отцом, она видела их худые,  унылые
лица в машине. Они с Вандой Гейл были в доме одни. Они сидели бок о  бок  на
грязном потертом диване, свидетельствовавшем о царившей в доме нужде.  Ванда
Гейл теребила в руках мокрое полотенце. От  сильного  волнения  лицо  у  нее
подергивалось. Было очевидно, что она до смерти боится то ли  Алекс,  то  ли
мужа, который обрушит на нее весь свой гнев,  узнав,  что  в  доме  побывала
Алекс.
   Пытаясь успокоить ее, Алекс сказала:
   - Мне нужно только поговорить с вами. Я случайно узнала, что ваше девичье
имя Ванда Гейл Бертон.
   - Но меня так больше не зовут. С тех пор, как я познала Христа.
   - Расскажите мне об этом. Когда это случилось?
   - В то лето, когда я кончила школу. Наша компания...
   - Ваши сестры? Она кивнула.
   - И еще несколько друзей. Мы все набились в чью-то  машину  и  поехали  в
Мидленд. Хотели повеселиться, - сказала  она,  опустив  глаза.  -  Сразу  за
городом мы увидели такую большую палатку, разбитую на коровьем  выгоне.  Там
шла служба евангелистов. И мы решили, зайдем, посмотрим, что это  такое.  Мы
вошли ради  смеха  -  знаете,  пошутить  над  собравшимися,  посмеяться  над
проповедью.
   На ее лице отразилось раскаяние.
   - Нас все смешило, потому что мы уже выпили и накурились гашиша,  который
кто-то привез из Игл-Паса.  -  Она  сложила  ладони  и  произнесла  короткую
покаянную молитву.
   - Что же произошло? Вы испытали религиозное откровение?
   Она кивнула, подтверждая догадку Алекс.
   - Там был молодой священник.  После  молитвы  и  пения  псалмов  он  взял
микрофон. - Ее взгляд стал мечтательным, она мысленно перенеслась в прошлое.
- Я даже не помню, о чем была проповедь. Его голос привел меня  в  состояние
транса. Помню, что почувствовала, как его энергия вливается  в  меня.  И  не
могла отвести от него глаз. Ее взгляд прояснился.
   - Другим все уже надоело, и они решили уйти. Я сказала им, пусть  едут  и
заберут меня на обратном пути. А мне захотелось остаться. Когда он  закончил
проповедь, я пошла вместе со всеми к алтарю. Он возложил руки мне на  голову
и помолился о  моем  отвращении  от  греха.  -  С  затуманенным  взором  она
добавила:
   - В тот самый вечер я отдала свое сердце Иисусу и Фергусу Пламмету.
   - И после этого вы поженились?
   - Через два дня.
   Алекс не знала, как поделикатнее подойти  к  следующему  вопросу.  Уважая
чувства собеседницы, она назвала ее замужним именем.
   - Миссис Пламмет, вы и ваши сестры... - Она запнулась, облизнула губы.  -
Я слышала...
   - Знаю, что вы слышали. Мы были блудницами. Алекс попыталась смягчить  ее
резкую уничижительную самооценку.
   - Я знаю, что вы встречались со многими мужчинами. Ванда снова  принялась
теребить полотенце.
   - Я исповедалась Фергусу во всех своих грехах. Он простил  меня  так  же,
как и господь. И, несмотря на мою порочность, заключил меня в объятия любви.
   У  Алекс  сложилось  несколько  иное  мнение  о  великодушии  священника.
Очевидно, ему  нужна  была  жена,  которая  постоянно  чувствовала  бы  себя
обязанной ему за то, что он  так  великодушно  простил  ее,  и  которой  его
благородство казалось бы равным милости божьей.
   Бог забывал грехи; однако сомнительно, чтобы Фергус  Пламмет  забывал  их
тоже. Он, должно быть, вел им скрупулезный счет и использовал прошлое  Ванды
Гейл, чтобы полностью держать ее в своих  руках.  Он  наверняка  отравил  ей
жизнь постоянными напоминаниями о том, как ей повезло,  что  он  даровал  ей
свое прощение.
   Впрочем, то, что произошло с Вандой Гейл во время молебна в той  палатке,
несомненно оказало на нее глубокое и необратимое воздействие. Принятое ею  в
тот вечер решение начать новую жизнь  оставалось  нерушимым  вот  уже  целых
двадцать пять лет. Одно это вызывало у Алекс восхищение.
   - Среди тех школьников, кому вы назначали свидания, были  Рид  Ламберт  и
Джуниор Минтон?
   - Да, - ответила Ванда,  улыбнувшись  своим  воспоминаниям,  -  они  были
самыми красивыми и самыми популярными мальчиками  в  школе.  Всем  девчонкам
хотелось с ними встречаться.
   - И Степей Уоллес тоже?
   - Ну, для нее не  существовало  никого,  кроме  Джуниора  Минтона.  Было,
знаете, даже жалко ее, потому что она с  ума  сходила  по  Джуниору,  а  тот
словно приклеился к Селине.
   - А Седина любила Рида.
   - Ну да. Вообще-то, Рид был, да и есть очень хороший. Он не обращался  со
мной и сестрами как с падалью, хоть мы именно этим и  были.  Он  всегда  был
очень мил, когда , ну, в общем, когда водил нас куда-нибудь. И после  всегда
говорил спасибо.
   Алекс выдавила болезненную улыбку.
   - А когда Селина вышла замуж, он прямо как с ума сошел. Потом, когда  она
умерла... - Ванда Гейл сочувственно вздохнула. - Сейчас он часто злится,  но
в глубине души он все же хороший. - Она отвернулась - Я знаю,  он  не  любит
Фергуса, но со мной вчера обращался уважительно.
   Эта  женщина  и  Рид  были   когда-то   любовниками.   Алекс   пристально
разглядывала ее. Невозможно было представить себе  Ванду  Гейл  в  страстных
объятиях какого-нибудь мужчины, тем более Рида.
   На лице ее еще сохранились следы  былой  миловидности,  поэтому  Алекс  и
узнала ее на фотографии из школьного альбома, но  кожа  стала  дряблой,  шея
оплыла. Пышную взбитую прическу, которая украшала ее на школьной фотографии,
заменил строгий скучный пучок. На глазах, так выразительно подкрашенных  для
снимка, теперь не было и следа косметики. Талия ее раздалась и теперь  почти
не  отличалась  размером  от  груди  и  бедер,   которые,   очевидно,   были
соблазнительно пышными в юности.
   Ванда  Гейл  выглядела  по  меньшей  мере  лет  на  десять  старше  своих
одноклассников - Рида, Джуниора и даже Стейси.  Что  же  ее  так  состарило,
подумала  Алекс,  прежние  разгульные  похождения  или  замужняя   жизнь   с
Пламметом? Скорее всего, последнее. Жить с ним  радости  мало.  Несмотря  на
свое благочестие, он не давал окружающим ни тепла, ни  любви.  А  по  мнению
Алекс,  вера  должна  нести  именно  это.  К  ее  восхищению  этой  женщиной
примешивалась жалость.
   Ей стало еще больше жаль Ванду Гейл, когда та, взглянув на гостью,  робко
заметила:
   - Вы тоже были добры ко мне. Я даже не ожидала, вы ведь такая  модная,  у
вас вон какие красивые вещи. - Она оросила  завистливый  взгляд  на  меховой
жакет и кожаную сумку.
   - Спасибо, - сказала Алекс.  Затем,  поскольку  Ванда  Гейл  от  смущения
умолкла, Алекс возобновила вопросы:
   - А как сестры отнеслись к вашему замужеству?
   - Я уверена, им это не понравилось. - Значит, вы не знаете?
   - Фергус считал, что лучше мне с ними больше не общаться.
   - Он разлучил вас с семьей?
   - Так было лучше, - сказала Ванда, немедленно вставая на защиту мужа. - С
прежней жизнью я  покончила,  а  они  ведь  были  частью  ее.  Мне  пришлось
отвернуться от них, чтобы доказать господу, что я отказываюсь от греха.
   У Алекс появилась еще одна причина презирать священника. Он настроил жену
против ее родни, использовав ее душу как инструмент давления.
   - Где сейчас ваши сестры?
   - Пегги Гейл умерла несколько лет назад. Я прочитала об этом в газете.  У
нее был рак. - На лице ее отразилась печаль.
   - А другая? Нора Гейл?
   Губы Ванды сложились в гримасу сурового осуждения.
   - Она по-прежнему живет в грехе.
   - Здесь, в городе?
   - Ну да.
   Она опять сцепила руки под подбородком и скороговоркой прочитала молитву.
   - Я молю господа бога, чтобы она увидела свет веры, пока еще не поздно.
   - Она так и не вышла замуж?
   - Нет, она слишком любит мужчин, всех  мужчин.  Ей  никогда  не  хотелось
иметь только одного. Правда, может, Рида Ламберта, да  сам-то  он  не  хотел
ничего постоянного.
   - Он ей нравился?
   - Очень. Они физически очень подходили друг другу, но  любви  у  них  все
равно не получилось. Может, оттого, что они слишком похожи. Упрямые.  И  оба
часто бывают злыми.
   Алекс  постаралась,  чтобы   ее   следующий   вопрос   прозвучал   вполне
естественно.
   - Вы не знаете, он по-прежнему встречается с ней?
   - Наверное, - ответила она, сложив на груди руки  и  фыркая  в  праведном
негодовании. - Мы все ему нравились, но Нора Гейл  была  у  него  на  особом
счету. Не знаю, спят ли они и теперь, но, конечно же,  остались  друзьями  -
куда денешься, они слишком много знают друг о друге. С той самой ночи, когда
убили Селину...
   - Что же было тогда?
   - Что было когда?
   - В ночь, когда убили Седину.
   - Рид был у Норы Гейл. У Алекс забилось сердце.
   - Он был в ту ночь  у  вашей  сестры?  Вы  уверены?  Ванда  в  недоумении
посмотрела на нее:
   - Я думала, об этом все знают. "Все, кроме меня", -  с  горечью  подумала
Алекс. Она спросила Ванду, где живет  Нора  Гейл.  Ванда  без  особой  охоты
рассказала, как найти ее дом.
   - Я там никогда не была, но знаю, где он находится. Думаю, вы  его  сразу
заметите.
   Алекс поблагодарила ее за информацию и поднялась.  У  двери  Ванда  снова
занервничала.
   - Боюсь, Фергусу не понравится, что я разговаривала с вами.
   - От меня он ничего не узнает. - Ванда  Гейл  было  успокоилась,  но  тут
Алекс добавила:
   - Кстати, советую ему больше не хулиганить и буду очень ему признательна,
если в моей почте не появятся новые письма с проклятиями.
   - Письма?
   Судя по ее виду, она понятия не имела о письме, которое поджидало Алекс в
мотеле по ее возвращении из Остина, но Алекс все же была уверена, что  Ванда
Гейл должна о нем знать.
   - Я не хочу вынуждать вас лгать ради  мужа,  миссис  Пламмет,  но  должна
предупредить, что то  письмо  находится  у  Рида,  и  он  считает,  что  оно
заслуживает внимания полиции. Уверена, что, если  я  получу  еще  хоть  одно
такое письмо, шериф арестует вашего мужа.
   Алекс надеялась, что ее скрытая угроза окажет свое действие. Впрочем, сев
в машину, она тут же умчалась мыслями  вперед  к  предстоящему  разговору  с
женщиной, обеспечившей алиби Риду.

***

   Двухэтажное строение напомнило Алекс придорожный  трактир  времен  сухого
закона, которые она видела в гангстерских фильмах. На фасаде не было никаких
вывесок, и его нельзя было заметить с автострады, тем не  менее  на  стоянке
стояло несколько автофургонов, пикапов и даже последняя модель "Кадиллака".
   Выложенная камнем дорожка была обсажена  отважн