в операционной. Он принимал близко к сердцу дела своих пациентов и заботился о них до, во время и после операции.
     В принципе ему редко звонили по ночам, если он не дежурил, но и ничего необычного в таком звонке не было. Это неудобство являлось малой ценой, которую миссис Хоуэлл с радостью платила за счастье быть замужем за любимым человеком, обладающим большим авторитетом в своей области.
     - Алло?
     Он несколько секунд слушал, потом откинул одеяло и опустил ноги на пол.
     - Сколько? - Затем:
     - Господи! Ладно, я уже еду. - Он положил трубку и встал с кровати.
     - Что случилось?
     - Мне надо идти. - Он не стал зажигать лампу и на ощупь двинулся к креслу, куда сбросил одежду. - Вызывают всех.
     Мирна приподнялась на локте.
     - Что случилось?
     Поскольку окружная больница "Тэррант" обслуживала большой деловой район, туда часто привозили жертв крупных катастроф. Персонал был достаточно квалифицирован, чтобы оказать помощь в самых тяжелых случаях. Сегодняшний вызов был вполне обычным.
     - Авария на главном шоссе. Несколько машин столкнулись. - Хоуэлл сунул голые ноги в поношенные старые ботинки, которые обожал, а его жена презирала. Он уже носил их, когда они познакомились, и отказывался сменить на новые, утверждая, что теперь кожа легла как раз по его ноге и ему в них удобно. - Что-то ужасное. Цистерна перевернулась и загорелась, - добавил он, натягивая через голову рубашку. - Десятки жертв, и большинство направили к нам.
     Он надел часы, прикрепил пейджер к поясу брюк и наклонился, чтобы поцеловать жену, ткнувшись губами ей в щеку.
     - Если я к завтраку не освобожусь, позвоню. Буду держать тебя в курсе. Спи дальше.
     Она поудобнее устроилась на подушке и пробормотала:
     - Будь осторожен.
     - Обязательно.
     Он еще не спустился вниз, как она снова уснула.

***

     Малком Лати закончил читать третью главу нового фантастического боевика. Речь шла о вирусе, который через несколько часов после попадания в организм человека превращал его внутренности в черное желе.
     Он читал про беспечную, но уже обреченную парижскую проститутку и ковырял прыщ на щеке, несмотря на то что мать строго-настрого запретила ему это делать.
     - Будет только хуже, Малком. Пока ты не начал его ковырять, он был практически незаметен.
     Да, как же! Просто новая вершина на бугристом, красном горном плато, каким было его лицо. Эти прыщи, оставляющие мерзкие шрамы, начали у него появляться, когда он был еще подростком, и с тех пор мучают его вот уже пятнадцать лет, несмотря на все попытки от них избавиться. Не помогают ни мази, ни таблетки, ни разрекламированные патентованные средства.
     Его мать утверждала, что всему виной не правильное питание, отсутствие гигиенических навыков и сон не вовремя. Она даже неоднократно намекала, что причиной может быть онанизм. Какой бы гипотезы она ни придерживалась, основополагающим утверждением было - ты сам виноват.
     Озадаченный дерматолог, который бодро, но без успеха лечил его, выдвигал другую теорию, объясняющую, почему топография физиономии Малкома сродни маске, надеваемой на Хеллоуин. Короче говоря: никто ничего не знал.
     Как будто такого проклятия, как прыщи, было недостаточно, господь наградил его еще одной бедой. Малком был худ, как щепка. Супермодели, получавшие деньги за то, чтобы выглядеть недокормленными, позавидовали бы его обмену веществ, который упорно презирал калории.
     И это еще не все. Огромная шапка вьющихся волос морковного цвета по плотности напоминала сталь и мешала ему жить задолго до появления прыщей.
     Странная внешность Малкома и вызванная этим обстоятельством застенчивость привели к тому, что он отчаянно страдал комплексом неполноценности.
     Только не на работе. Трудился он ночами. И в одиночестве. Только темнота и одиночество стали его друзьями. В темноте не так были заметны дикий цвет его волос и прыщи. А одиночество являлось непременным условием его работы охранника.
     Мать не одобряла его выбора. Постоянно нудила, требуя, чтобы он поискал другую работу.
     - Ты там все время один, - твердила она, удрученно качая головой. - Если работаешь один, то где ты можешь с кем-нибудь познакомиться?
     Вот-вот, мамочка. В этом-то все и дело. Так Малком реагировал на ее упреки, правда, про себя. Вслух он ничего произнести не решался.
     Работа в ночную смену означала, что ему реже приходилось вести разговоры с людьми, изо всех сил старающимися не смотреть на его лицо. Опять же он мог спать большую часть дня и не сверкать своими волосами на улице. Он ненавидел те две ночи в неделю, когда не работал и вынужден был выслушивать причитания матери насчет того, что он сам себе худший враг. Она твердила с упорством, достойным лучшего применения, что, если бы он больше общался с людьми, у него появились бы друзья.
     - Ты интересный человек, сынок, - говорила она. - Почему ты никуда не ходишь, как другие молодые люди? Будь ты пообщительнее, ты бы даже мог познакомиться с милой молодой девушкой.
     Держи карман шире.
     Мать ругала его за любовь к научной фантастике, а она сама была фантазеркой почище всех этих писак.
     В больнице Малком охранял стоянку, где оставляли свои машины врачи. Другие охранники не любили здесь работать, но ему нравилось. Ночью мало что происходило, вплоть до утра, когда постепенно начинали собираться доктора. Но он сменялся в семь, и к этому времени даже не все успевали подъехать.
     Но сегодня, в пятницу, на стоянке было больше машин, чем обычно. Как правило, в конце недели число пациентов в приемном отделении увеличивалось, так что врачи приезжали и уезжали в любое время. Всего несколько минут назад подъехал доктор Хоуэлл, подняв шлагбаум с помощью своего собственного пульта дистанционного управления, который он прикреплял к солнцезащитному козырьку в машине.
     Доктор Хоуэлл никогда не смотрел мимо Малкома, как будто его не существует в природе, и даже иногда махал рукой, проезжая мимо будки. Хоуэлл не выходил из себя, если шлагбаум не слушался пульта и приходилось ждать, пока Малком поднимет шлагбаум сам. Этот Хоуэлл казался славным парнем, не зазнайкой. Не такой, как некоторые богатые засранцы, которые нервно постукивали пальцами по обтянутому кожей рулевому колесу, нетерпеливо ожидая поднятия шлагбаума, и врывались на стоянку с такой скоростью, будто ими выстрелили из пушки.
     Малком прочитал первую страницу четвертой главы. Как и можно было ожидать, парижскую блондинку прихватило в самый разгар полового акта. Она умерла в жуткой агонии, заблевав все вокруг. Но Малком больше жалел ее незадачливого клиента, попавшего, как кур в ощип.
     Он положил раскрытую книгу на стол, выпрямился, потянулся и попытался поудобнее устроиться на стуле. Мимоходом он увидел свое отражение в стекле будки.
     Прыщ рос не по дням, а по часам. Малком с отвращением отвернулся и принялся разглядывать стоянку.
     Прожекторы на будке были установлены таким образом, что освещали всю площадку. В тени она оказывалась только по периметру, где за оградой росли кусты и деревья. Ничего не изменилось с того момента, как Малком оглядывал ее в последний раз. Только прибавилась машина доктора Хоуэлла. Из будки была видна ее сверкающая крыша. Доктор Хоуэлл содержал свою машину в таком великолепном состоянии, что хоть сейчас на выставку. Малком поступал бы так же, если бы мог позволить себе такую тачку.
     Он вернулся к роману, прочитал пару абзацев, но тут ему в голову пришла странная мысль. Он снова взглянул на машину доктора Хоузлла и в удивлении сдвинул брови. Как он мог не заметить доктора?
     Чтобы попасть на дорожку, ведущую к ближайшему служебному входу, доктор должен был пройти практически рядом с будкой. У Малкома уже выработалась привычка замечать всех, кто проходит мимо в любом направлении - к машине или от машины. Должно быть полное соответствие. Малком подсознательно вел учет.
     Заинтересовавшись, он заложил страницу в книге и спрятал ее на полке рядом с пакетом, в который мать положила ему бутерброд на ужин. Затем натянул поглубже фирменную шляпу. Если придется с кем-то разговаривать, даже с таким приятным человеком, как доктор Хоуэлл, не хочется больше необходимого демонстрировать ему свое гнусное лицо. Поля шляпы все-таки немного скрывали его.
     Выйдя из будки, где работал кондиционер, он не заметил никакой перемены в температуре со времени его последнего обхода. Август в Техасе. Почти так же жарко, как днем. Он ощущал жар раскаленного асфальта даже сквозь подошвы своих ботинок. Шагал он почти беззвучно. Прошел первый ряд машин, потом второй и помедлил.
     Впервые за пять лет работы он ощутил легкое беспокойство. Пока во время смен ничего плохого не случалось. Пару месяцев назад охраннику в главном здании пришлось утихомиривать мужчину, угрожавшего ножом медсестре. В канун Нового года вызвали охранника, чтобы разнять двух отцов, которые поспорили, чей ребенок родился первым в новом году и, соответственно, выиграл ряд призов.
     К счастью, Малком в этих эпизодах участия не принимал. Рассказывали, что собралась толпа народу. Он бы пришел в ужас от такого количества зрителей. Единственной неприятностью, случившейся с ним во время дежурства, была отповедь нейрохирурга, обнаружившего, что у его "Ягуара" спустило колесо. Малком так и не понял, почему врач решил, что виноват именно он.
     В остальном все его смены проходили, к счастью, без приключений. Он не мог понять, почему сейчас ему так не по себе. Его старая приятельница - темнота вдруг перестала казаться доброй. Он осторожно огляделся, даже взглянул туда, откуда пришел.
     На стоянке было тихо и неподвижно, как в могиле. От такого сравнения его даже передернуло. Ни малейшего движения, даже листья на деревьях вокруг площадки замерли. Он не видел ничего необычного.
     Голос его слегка дрожал, когда он позвал:
     - Доктор Хоуэлл?
     Он не хотел к нему подкрадываться. Даже в хорошо освещенной комнате, полной людей, его лицо удивляло, даже пугало. Если же он появится перед кем-нибудь неожиданно и в темноте, человека вполне может хватить кондрашка.
     - Доктор Хоуэлл? Вы здесь?
     Не получив ответа, Малком решил, что можно обойти первую машину и посмотреть поближе. Просто чтобы перестать беспокоиться. Он проглядел его, вот и все. Когда доктор проходил мимо, он наверняка слишком увлекся прелестями блондинки и тем, что она делала со своим клиентом, прежде чем начать корчиться в судорогах и поливать беднягу черной рвотой. Или он чрезмерно озаботился появлением нового вулкана на щеке. Или доктор не пошел привычным путем, а пробирался через кусты. Он был высоким и худым, вполне мог проскользнуть незаметно.
     Как бы то ни было, доктор Хоуэлл прошел мимо него в темноте абсолютно незаметно.
     Чтобы получше видеть, обойдя первую машину, Малком включил электрический фонарь.
     Его потом обнаружили под первой машиной, куда он закатился, выпав из руки охранника. Стекло разбилось, сам фонарь помят. Но батареи могли бы служить предметом гордости надоевшего розового зайца. Лампочка все еще горела.
     То, что Малком увидел в свете фонарика, напугало его больше, чем все те ужасы, о которых он читал в научной фантастике. Ничего гротескного, кровавого или безобразного. Но это было реальностью, не фантазией.

1

     - Ничего себе тут у тебя местечко.
     - Мне нравится. Не обратив внимания на ехидное замечание, Вик вывалил вареные креветки из кастрюли в дуршлаг. Когда-то он был белым, но пластик давно покрылся коричневыми пятнами. Вик не помнил, как он у него появился, скорее всего, его оставил бывший арендатор этого дома.
     Когда горячая вода стекла, Вик водрузил дуршлаг на середину стола, положил рядом рулон бумажных полотенец и предложил приятелю пива. Открыл две бутылки "Ред страйп", уселся на стул напротив Орена Уэсли и сказал:
     - Налетай.
     Орен предусмотрительно отмотал полотенце от рулона и прикрыл им колени. Вик ел уже третью креветку, пока его приятель выбирал первую. Они чистили креветки и ели молча, обмакивая их в общую миску с соусом. Орен, более аккуратный, старался не испачкаться. Вик ел неряшливо, облизывал пальцы, прекрасно сознавая, что раздражает своими манерами, вернее отсутствием оных, своего друга.
     Шелуху они бросали на расстеленную на столе газету. Газета была призвана не защитить облупленный стол, а свести уборку до минимума. Потолочный вентилятор теребил углы этой импровизированной скатерти и смешивал сочный аромат вареных креветок с соленым морским воздухом.
     Через некоторое время Орен заметил:
     - Очень даже неплохо. Вик только пожал плечами.
     - Местные?
     - Покупаю прямо с лодки. Шкипер даже делает мне скидку.
     - Мило с его стороны.
     - Ничего подобного. У нас сделка.
     - А ты чем расплачиваешься?
     - Держусь подальше от его сестры.
     Вик вгрызся в очередную толстую креветку и бросил панцирь во все растущую кучу отходов. Усмехнулся, глядя на приятеля, догадываясь, что тот сейчас ломает голову, правду он говорит или врет. Вик был широко известен своими розыгрышами. Даже его ближайшие друзья не всегда могли отличить правду от выдумки.
     Он оторвал кусок полотенца от рулона и вытер губы и руки.
     - Это все, о чем ты можешь говорить, Орен? Сколько стоят креветки? Ради этого и приехал в такую даль?
     Вик тихонько рыгнул, прикрыв рот кулаком. Орен старался на него не смотреть.
     - Давай помогу тебе все убрать.
     - Брось. Бери свое пиво.
     Неубранный стол не слишком портил захламленное жилище Вика. Лачуга из трех комнат выглядела так, будто хватит легкого ветерка, чтобы она развалилась. Ненадежная защита от сил природы, не более. В дождь протекала крыша. Кондиционер никуда не годился. Вик даже ленился его включать. Он снимал этот сарай понедельно, платил вперед и уже успел выписать хозяину шестьдесят один чек.
     Дверь с сеткой заскрипела на ржавых петлях, когда они открыли ее, чтобы выйти на веранду. Ничего особенного, по ширине достаточная, чтобы поставить два складных стула. Соленый воздух съел почти всю краску, но еще можно было определить, что в последний раз ее красили тошнотворным зеленым цветом. Вик сел на диван-качалку, Орен с сомнением взглянул на ржавый металлический стул.
     - Он не кусается, - заметил Вик. - Штанишки можешь испачкать, это верно, но обещаю, что вид заставит тебя забыть о счете из химчистки.
     Орен неохотно сел на стул и через несколько минут понял, что Вик не соврал. На западе горизонт прорезали яркие полосы, начиная от кроваво-красного и кончая оранжевым. Пурпурные облака на горизонте громоздились, как обрамленные золотом холмы.
     - Нечто, верно? - спросил Вик. - Теперь говори, кто сошел с ума.
     - Я никогда не считал, что ты сошел с ума, Вик.
     - Просто немного крыша съехала, раз все бросил и спрятался здесь.
     - Даже не крыша. Скорее, потерял чувство ответственности.
     Вик перестал улыбаться. Орен это заметил и сказал:
     - Давай, злись. Мне плевать. Тебе надо было это услышать.
     - Ладно, благодарствую. Как Грейс и девочки?
     - Стеф сделали старшей в группе поддержки. У Лауры началась менструация.
     - Поздравлять или соболезновать?
     - Что ты имеешь в виду?
     - И то и другое. Орен улыбнулся.
     - Принимаю и то и другое. Грейс велела тебя поцеловать. - Он посмотрел на щетину Вика и добавил:
     - Если не возражаешь, я воздержусь.
     - Я бы тоже предпочел, чтобы ты воздержался. Но поцелуй ее за меня.
     - С удовольствием.
     Они несколько минут потягивали пиво и наблюдали, как меняются закатные краски. Никто не решался прервать молчание, но оба понимали, что ничего важного еще не было сказано.
     Наконец Орен рискнул:
     - Вик...
     - Не интересуюсь.
     - Откуда ты знаешь, я ведь еще ничего не сказал.
     - Зачем портить такой великолепный закат? Не говоря уже о превосходном ямайском пиве.
     Вик спрыгнул с качалки, заставив ее немилосердно скрипеть. Он остановился на самом краю веранды, зацепившись загорелыми пальцами ноги за край, откинул назад голову, прикончил пиво одним большим глотком и швырнул бутылку в пятидесятигаллоновую цистерну из-под горючего, служащую ему мусорным баком. Грохот спугнул пару чаек, промышлявших в песке. Вик позавидовал их способности быстро улететь.
     Они с Ореном знали друг друга давно, еще до того как Вик начал работать в полицейском департаменте Форт-Уэрта. Орен был на несколько лет старше и определенно мудрее, с чем Вик не спорил. Его друг отличался ровным характером, благотворно влияя на взрывного Вика. Орен славился методичным подходом, Вик был импульсивным. Орен был верным мужем и отличным отцом. Вик оставался холостяком и, по мнению Орена, имел сексуальные аппетиты мартовского кота.
     Несмотря на эти различия и, возможно, благодаря им, Вик Треджилл и Орен Уэсли были великолепными напарниками. Кстати, они еще и принадлежали к разным расам. Они вместе пережили много опасностей, часто смеялись, несколько раз оказывались на высоте, иногда терпели фиаско, а также обрели сердечную боль, от которой оба так и не оправились.
     Когда вчера, после нескольких месяцев разлуки, Орен позвонил, Вик обрадовался. Он надеялся, что приятель приедет вспомнить старые времена, лучшие времена. Но надежда эта растаяла, стоило Орену вылезти из машины. На нем были начищенные до блеска ботинки, оставляющие глубокие следы в песке, не тапочки или кроссовки. Он приехал не рыбачить или побродить по пляжу, даже не посидеть здесь на веранде с холодным пивом и послушать футбол по радио.
     Он был одет по-деловому. Застегнут, так сказать, на все пуговицы. Даже когда они пожали друг другу руки, Вик, увидев знакомое выражение лица Орена, понял с огорчением, что он прибыл не с простым дружеским визитом.
     Еще он твердо знал: что бы ни собрался поведать ему Орен, он не желал этого слушать.
     - Тебя ведь не увольняли, Вик.
     - Нет, я в отпуске "на неопределенное время".
     - Ты сам так захотел.
     - Обстоятельства вынудили.
     - Тебе надо было остыть и взять себя в руки.
     - Тогда почему боссы меня не уволили? Всем бы было легче.
     - Потому что они умнее тебя. Вик резко обернулся:
     - Да неужели?
     - Они знают, как и все, кто знает тебя, что ты рожден для такой работы.
     - Такой работы? - фыркнул Вик. - Разгребать дерьмо, ты хочешь сказать? Да если бы я работал в конюшне, мне не пришлось бы этим заниматься так часто, как в полиции.
     - Большую часть дерьма ты сам и приволакивал.
     Вик щелкнул резинкой, которую по привычке носил на запястье. Ему не нравилось, когда напоминали о деле, заставившем его громогласно критиковать начальство, несовершенство юридической системы вообще и полицейского департамента Форт-Уэрта в частности.
     - Они разрешили этому бандиту подать ходатайство.
     - Потому что не смогли прищучить его за убийство. Все знали, и окружной прокурор тоже. Ему дали шесть лет.
     - И меньше чем через два года он выйдет. И снова убьет. Наверняка. И все потому, что наше управление и офис окружного прокурора наложили в штаны, когда понадобилось немного нарушить права этого говнюка.
     - Все потому, что ты применил грубое насилие, когда его арестовывал. - Орен понизил голос и добавил:
     - Но твои проблемы с управлением возникли не из-за этого дела, ты сам прекрасно знаешь.
     - Орен, - с угрозой в голосе произнес Вик.
     - Ошибка, которая...
     - А пошел ты, - пробормотал Вик. Двумя шагами он пересек веранду, дверь за ним со скрипом захлопнулась.
     Орен невозмутимо прошел за ним на кухню.
     - Я приехал не затем, чтобы напоминать тебе обо всем этом.
     - Надо же, а я-то подумал, что именно за этим.
     - Может быть, ты прекратишь на минуту топать по кухне и дашь мне с тобой поговорить? Ты наверняка захочешь посмотреть вот это.
     - Ошибаешься. Чего я хочу, так это еще пива. - Вик достал бутылку из холодильника и открыл. Крышка так и осталась валяться на линолеуме.
     Орен достал какую-то папку и протянул ее Вику. Тот, и не взглянув, про