жется, что с моей стороны безнравственно так откровенно себя вести? По-твоему, я порочная женщина?
     Его улыбка была нежной и искренней.
     - В течение многих лет я наблюдал за реакцией людей на экстремальные условия и обнаружил, что разрядка после нервного стресса может принимать множество форм. Одни плачут, другие впадают в истерику, третьи ожесточаются. Некоторые начинают безумно хохотать, а есть люди, которые ищут забвения в любви. - Он сделал многозначительную паузу. - И каждое из этих чувств не более безнравственно, чем другое.
     - Спасибо, - прошептала она.

X

     - Здравствуйте, тетя Реба. Это Эрин. А можно маму?
     - Эрин! Мы как раз о тебе говорили. Ты вернулась в Хьюстон?
     - Нет. Я звоню из Сан-Франциско.
     - Ну, не буду задерживать. Мама умирает от желания поговорить с тобой. До свидания, дорогая.
     Через час должны были начаться похороны, но Эрин так нужно было поговорить с мамой, что она выкроила часть времени на междугородний разговор, зная, что он не будет коротким. Вчерашний день был самым печальным в жизни Эрин. Мелани решила не откладывать похороны Кена. Они были назначены на четыре часа, так что едва хватило времени на приготовления. Эрип подумала, что это мудрое решение. Чем скорее Мелани сможет восстановить хотя бы некоторую видимость нормальной жизни, тем лучше.
     - Привет, Эрин! - Бодрый голос Мерль О'Ши был как бальзам на израненную душу.
     - Мама, как я рада слышать тебя! Как ты себя чувствуешь?
     - Я - хорошо. Но гораздо важнее, как ты. У тебя не особенно счастливый голос.
     Этого Эрин только и нужно было. Из нее полились потоки слез и слов - она начала с того, как пришла па крыльцо дома Кена Лаймана, и рассказала все. Закончила она тем, что похороны назначены на сегодня, и коротко всхлипнула в трубку.
     - Девочка моя дорогая, я так тебе сочувствую! Я даже представить себе не могла, что все будет так ужасно! Ты столько надежд возлагала на то, что найдешь своего брата и встретишься с ним. - Эрин услышала, как дрогнул голос матери. Как всегда, когда Эрин страдала, страдала и ее приемная мать. Хотя она и не носила Эрин под сердцем, она выносила ее в своем сердце. - Я могу чем-нибудь помочь? Хочешь, я прилечу в Сан-Франциско?
     Это было бы слишком большой жертвой. Мерль О'Ши смертельно боялась самолетов.
     - Не надо, мама. Мне стало легче теперь, когда я поговорила с тобой. В самом деле, я буду в порядке - я должна, ради Мелани.
     - Похоже, она очень хорошая девушка.
     - Да. Мы с ней как сестры.
     Мать слегка запнулась, прежде чем задать следующий вопрос.
     - Эрин, э... я хотела спросить, ты узнала что-нибудь о своей настоящей матери?
     Эрин улыбнулась в трубку. Мама не может избавиться от своеобразной материнской ревности!
     - Нет, мама, ничего не узнала.
     - Я никогда не прощу себе, что уничтожила те выписки, которые мне дали в приюте, так и не прочтя их. Когда мы с Джеральдом взяли тебя, я так боялась тебя потерять и так эгоистично, собственнически тебя полюбила...
     - Мама, ну пожалуйста! Мы тысячу раз говорили об этом! Тогда тебе казалось, что так будет лучше для меня. Кроме того, я и сейчас не уверена, что хочу узнать еще что-нибудь. Боюсь, я не смогу выдержать еще одного разочарования.
     Обе помолчали, а затем Мерль спросила:
     - А этот мистер Баррет, что он из себя представляет? Надеюсь, он не из этих бесчувственных "крутых парней"?
     Эрин умышленно ни слова не сказала о своих отношениях с Лансом Барретом. Что такое Ланс?
     - Я бы сказала, он довольно чуток, хотя все делает очень профессионально. Нет, бесчувственным его не назовешь.
     Казалось, мать осталась довольна таким ответом.
     - Хорошо. Слава Богу, что так.
     - Да.
     - Эрин, а когда ты вернешься? Мне гораздо легче, когда ты в Хьюстоне, а не так безумно далеко!
     Эрин вздохнула. Она еще не собиралась возвращаться домой, хотя и знала, что надо.
     - Не знаю, мама, - честно ответила она. - Хочу убедиться, что с Мелани все в порядке. Побуду еще несколько дней для верности. Я дам тебе знать.
     - Пожалуйста. - Мерль секунду помедлила и продолжала:
     - Эрин, я знаю, как много это значит для тебя. Если бы только я могла разделить с тобой эту боль! Ты ведь знаешь это, правда?
     - Да, мама.
     - Иногда в жизни случаются необъяснимые вещи. Я надеюсь, это не пошатнет твою веру в то, что Бог тебя хранит.
     - Нет. Сейчас эта вера нужна мне больше, чем когда бы то ни было.
     - Я буду за тебя молиться. Я очень люблю тебя, Эрин!
     - Я тоже люблю тебя! До свидания, мама.
     - До свидания.
     Эрин повесила трубку. Вот и прервалась ниточка, связывающая ее с женщиной, которая ее любит, с женщиной, давшей ей жизнь - хотя и не родившей ее.
     Она апатично вернулась в спальню для гостей, чтобы одеться для похорон. Из Хьюстона она привезла простое платье от Хэлстона из черного шерстяного джерси, чтобы надеть его к обеду, если представится случай. Теперь она надевает его на похороны. Черные колготки и черные замшевые туфли завершили ее костюм. Из украшений она надела только жемчужные серьги и тонкую нитку жемчуга на шею.
     Эрин любила черный цвет - он подчеркивал оттенки ее темных волос и глаз, изящную фигуру. Мелани не так повезло. Черное платье, которое она позаимствовала у Шарлотты Уинслоу, висело на ней, словно саван. Ее светлые волосы были по-прежнему строго зачесаны назад, черное платье делало и без того болезненный цвет ее лица совсем землистым. А глаза, в которых Эрин привыкла видеть искорки ребяческого веселья, были потухшими и пустыми.
     Кортеж двинулся от дома к часовне на кладбище. В траурном лимузине похоронного бюро ехали Эрин и Мелани. С ними были родители Мелани - казалось, их безумно раздражает все это. Эрин презрительно подумала, что, вероятно, из-за похорон им пришлось отложить партию в бридж или гольф, и им трудно с этим примириться.
     За ними на почтительном расстоянии следовали Ланс, Майк и Кларк в незаметной служебной машине.
     Казалось, Мелани досуха выплакалась вчера, перед посадкой в самолет. А после приземления, окруженная теплым вниманием Эрин и Ланса, пришла в себя, хоть и имела несколько отсутствующий вид. Отпевание она выдержала стоически.
     Эрин О'Ши смотрела на простой гроб с телом своего брата, усыпанный хризантемами, и ее захлестывало горе, какого она не испытывала со времени смерти Джеральда О'Ши.
     Она была так близка к тому, чтобы узнать и полюбить брата. Так близка, и вот - она никогда не увидит его живым. Никогда не услышит его голоса. Никогда не постигнет тонкостей его натуры. А если бы она вошла в его жизнь несколькими днями раньше, может быть, ее появление повернуло бы его жизнь в другую сторону?
     На отпевании она была почти такой же, как Мелани: стояла с отсутствующим видом, охваченная горем.
     Когда они вернулись в дом Лайманов, уже почти стемнело. Эрии с Мелани поднялись наверх и расстались у дверей своих комнат. Прежде всего Эрин хотела снять черное платье. Ей казалось, что она никогда больше не сможет его надеть.
     Она переоделась в старые джинсы, в которых была в свой первый вечер в этом доме, и в удобный свитер. Причесалась и освежила лицо, перепачканное поплывшей косметикой. Стало немножко легче, и она решила, что, хотя и пе чувствует голода, надо съесть что-нибудь из огромного количества еды, принесенной друзьями и соседями. Она все еще чувствовала некоторую слабость после болезни и к тому же в последние три дня не ела как следует. Спустившись вниз, она застыла как вкопанная: по ступенькам спускалась Мелани с двумя чемоданами в руках.
     - Мелани, что...
     - Эрин, возможно, я поступаю ужасно... Я ухожу.
     Эрин потрясли эти слова, сказанные совершенно спокойно.
     - Но... Но куда ты собираешься? Почему?
     - Ты видела моих родителей?
     Трудно было их не заметить, подумала Эрин. После похорон чета Уинслоу проводила дочь до ее дома и тотчас же, не успев войти, начала уговаривать Мелани ехать с ними домой. Они устроили прямо-таки сцену, чем весьма смутили юную вдову.
     - Я сказала им, что хочу провести эту ночь в своем доме, особенно учитывая то, что ты здесь, но пришлось пообещать, что завтра я перееду к ним. - Губы Мелани сжались в решительную прямую черту. - Я не собираюсь выполнять это обещание. Они разрушили мою жизнь, не говоря уже о Кене. И я не позволю им больше руководить мною.
     Эрин растерянно оглянулась и увидела, что за ее спиной стоит Ланс и слушает "декларацию независимости" Мелани.
     - Но куда ты пойдешь сейчас? - спросила Эрин, хватаясь за перила.
     - Не знаю, - безразлично пожала плечами Мелани. - Мне и в самом деле все равно. Только бы подальше отсюда. От них. - Она печально вздохнула. - Я действительно не хочу сейчас продавать дом, но не могу здесь оставаться - это значит подвергнуть себя их постоянной травле. Понимаешь?
     Вопрос был риторическим, скорее, это была мольба об одобрении, поэтому Эрин, несмотря на свои сомнения в благоразумности планов Meлани, ответила:
     - Конечно, понимаю.
     - Спасибо тебе, Эрин. Я знала, что ты поймешь. Я оставлю родителям письмо на столике у входной двери в холле. Пожалуйста, передай им, когда они придут.
     - Что еще?
     - Ничего. Я скоро свяжусь с тобой. Я записала твой адрес и телефон в Хьюстоне. Мне очень неловко вот так убегать от гостей, но я должна это сделать.
     Эрин улыбнулась.
     - Я не гость. Я член семьи.
     - Вам что-нибудь нужно, миссис Лайман? Деньги у вас есть? - спокойно спросил Ланс из-за спины Эрин. Он явно одобрял отъезд Мелани.
     - Есть. У меня свой счет. Мне неловко обременять вас лишними просьбами, мистер Баррет, но когда вы выясните все, что вам нужно, может быть, вы отдадите ключ от дома ближайшей соседке? Она присмотрит за домом, пока я не вернусь.
     - Будет сделано, - твердо пообещал он. Внезапно Мелани шагнула к нему и через мгновение оказалась в его объятиях.
     - Спасибо вам, вы всегда были так добры, - бормотала Мелани, уткнувшись в его рубашку. - Я знаю, вы сделали все, что могли, чтобы найти Кена и вернуть его. Вы были справедливы к нему.
     Глаза Ланса напряженно сощурились.
     - Ни в коем случае я не хотел, чтобы все так получилось, миссис Лайман.
     Мелани устремилась было к двери, но потом опять повернулась к ним.
     - В каком-то смысле я рада, что Кену не пришлось оказаться в тюрьме или страдать от еще какого-нибудь бесчестья. Он долго был несчастлив. Он пишет мне в этом письме, - она прикоснулась к груди, где, догадалась Эрин, было спрятано письмо, - что ему недоставало признания. Я думаю, что он и деньги взял, чтобы обратить на себя внимание, словно бы говоря всему миру. "Я живу на свете! Вот я какой, я, Кеннет Лайман!" Я не философ и не психолог, но сейчас мне абсолютно ясны его мотивы. И я знаю, он любил меня, несмотря ни на что.
     Устами младенца... подумала Эрин, еще раз обнимая свою дорогую невестку, и слезы неудержимо покатились у нее по щекам. Они с Лансом стояли в дверях, пока Мелани выводила машину из гаража, разворачивалась... Наконец, она укатила в ночь.
     - Как ты думаешь, Ланс, с ней все будет в порядке? - взволнованно спросила Эрин.
     - Гораздо лучше, чем раньше, - пробормотал он, и Эрин вдруг обрела утешение в этих его простых словах. - А теперь, - он посмотрел на нее с забавной усмешкой, - позвольте мне осушить ваши слезы. - Он вытащил из кармана белоснежный носовой платок. - Сколько времени прошло с тех пор, как ты нормально ела?
     - Не помню, - засмеялась она.
     - Тогда, я думаю, - глубокомысленно сказал он, - ты отощаешь. - Чтобы показать, как именно, он обхватил ладонями ее за ребра и развернул в направлении кухни. - Еды здесь хватит на целую армию, а утром нам придется все выбросить. Так давай уничтожать ее!
     Пока на кухне она наполняла свою тарелку, он в гостиной снял трубку красного телефона.
     - Майк, вели парням сделать перерыв, и приходите съесть хоть часть этой еды.
     Он вернулся на кухню без галстука, с закатанными до локтей рукавами рубашки.
     - Что-то ты мало положила, - сказал он, проверяя ее тарелку, словно школьный учитель.
     Не слушая возражений, он добавил еще один кусок холодного жареного цыпленка и груду картофельного салата.
     - Я растолстею, - запричитала она, глядя, как он загружает тарелку.
     Он улыбнулся открытой, дружелюбной, чуть насмешливой улыбкой, которая редко появлялась на его лице, но, если появлялась, была совершенно неотразимой.
     - Ни в коем случае. А потом, я знаю пару таких мест, которым даже излишняя пухлость не повредит, - и его взгляд многозначительно упал на ее груди.
     - Я... - не успела она открыть рот, чтобы достойно ему ответить, как входная дверь открылась и вошли его люди. Она узнала Майка и Кларка, но с ними были трое других. Вероятно, они видели ее раньше и прослушивали ее разговор с Бартом. Когда Ланс представлял их, она залилась краской.
     Они все были очень подтянуты, очень вежливы и очень тихи. Эрин наконец поняла, почему при пей их поведение становится почти подобострастным. Ведь сегодня были похороны, и каждый из них держался в соответствии с этим обстоятельством. Чтобы обстановка несколько разрядилась и всем стало легче, она решила развеять эту скорбь и стала задавать им вежливые вопросы. Довольно долго, прежде чем ответить, они, словно спрашивая разрешения, бросали взгляд на Ланса. Но постепенно разговорились, и к концу ужина в кухне порой даже раздавался смех.
     Эрин собрала бумажные тарелки и использованную одноразовую посуду и выбросила их в пластиковый мешок для мусора. Ланс помог ей вымыть освободившиеся от еды блюда. Надо сказать, освободилось их не слишком много.
     - Я полагаю, утром я должен отнести эти блюда к той же соседке, а она вернет их владельцам.
     - Наверное, так. - Эрин вытерла стол. Ей по хотелось задавать следующий вопрос, но деваться было некуда. - А когда вы уезжаете?
     Ланс медлил с ответом, весь уйдя в завязывание узла на мешке с мусором, потом понес мешок к задним дверям, чтобы утром его забрали...
     - Сегодня вечером мы уберем отсюда всех наших людей. А мне нужно еще разобраться с несколькими ниточками. Так что я уеду если не завтра, то послезавтра. А ты?
     Не глядя па него, Эрин сняла передник, который надела перед тем, как убирать кухню, и повесила его на крючок в кладовой.
     - Не знаю. Я хотела остаться на несколько дней с Мелани, по теперь... - Ее голос сорвался.
     Ланс подошел и положил руки ей на плечи, нежно поглаживая основание шеи.
     - Ты устала, - заботливо прошептал он. - Иди наверх. Мне нужно еще посмотреть кое-какие бумаги в гостиной. Я все запру, когда буду уходить.
     Это был конец. Она не знала, чего от него можно ожидать, но надеялась, что сегодня это будет нечто большее, чем пожелание "спокойной ночи", которое обращают к младшей сестре.
     Когда она уже дошла до двери, то вдруг услышала:
     - Эрин?
     Сердце ее подпрыгнуло от радости, она обернулась... Он даже не смотрел на нее, уставившись в окно.
     - Да? - "Ланс, обернись же!" - стонало ее сердце.
     - Если ночью тебе что-нибудь понадобится, сними трубку красного телефона. Мы не отключим его до утра.
     Это все, что он хотел сказать?
     - Хорошо, - подавленно сказала она и пошла наверх.
     Она готовилась ко сну машинально, не отдавая себе отчета в том, что делает. И когда наконец легла и укрылась, постель, и комната, и весь дом показались ей такими же пустыми и холодными, как ее сердце.
     Все правильно, Эрин, твердила она себе. В конце концов, чего ты ожидала? Он при исполнении служебных обязанностей. Завтра его работа будет завершена, и он вернется в Вашингтон ждать нового задания. Эрин О'Ши, возможно, будет упомянута в представленном им отчете, и, может быть, когда-нибудь он вспомнит о ней с нежностью, но скоро черты ее лица изгладятся из его памяти.
     Она останется для него приятным приключением во время сложной работы. Разрядкой от напряжения, которого требует его работа.
     Но неужели он может расстаться с ней так просто? Неужели он не помнит, что случилось в этой комнате? В этой постели? Ей казалось, что в этих стенах звучит эхо жарких, страстных слов, которые он ей шептал, которые были для нее песней.
     "Дурочка! Глупышка!" - твердила она себе. Но они продолжали звучать у нее в ушах: "Милая... Иди ко мне... Ну, скорее... Я жду... Эрин... Эрин... Эрин..."

***

     Она проснулась поздней ночью, вероятно, после полуночи. Дом был тих и безмолвен, по она не смогла заснуть снова. Эрин поправила одеяло, сходила в ванную, поворочалась несколько минут и решила попить холодной воды.
     Снова встав с постели, она накинула халат, но поленилась найти тапочки. Не зажигая света, спустилась вниз - и задохнулась.
     Дом был в огне!
     В первый момент она панически испугалась. Сжав у горла воротник халата, попыталась унять сильно бьющееся сердце. Но через минуту поняла, что ошиблась. Дымом не пахло, и огонь был сосредоточен в облицованном панелями кабинете.
     На подгибающихся ногах она прошла темный холл и заглянула туда. Свет был выключен, но в огромном камине, которым доселе не пользовались, ярко пылало пламя.
     Заинтригованная, она ступила в кабинет и внезапно остановилась. Ланс раскинулся в кресле, в котором однажды уже спал. В его опущенной руке был пустой стакан, а на столике у локтя стояла бутылка бренди.
     Она осторожно пошла дальше. Он, шумно посапывая, спал. Очки, сдвинутые на макушку и там забытые, вызвали ее растроганную улыбку. В отблесках пламени его взъерошенные волосы казались золотыми.
     Бесшумно, на цыпочках она подошла ближе. Сердце ее было полно любви. Любви? Да! Она любит его. Это и хорошо и плохо. Это и восхитительно и больно. По тысяче причин это невозможно. Но любовь, переполнявшая ее, оттеснила возражения трезвого рассудка.
     Стараясь не разбудить Ланса, она протянула руку, сняла очки с его макушки и положила на стол. Он не пошевелился. Волосы казались такими упругими и живыми в отблесках танцующего пламени, что их хотелось потрогать. Искушение было настолько сильно, что она не могла ему сопротивляться.
     Она провела рукой от его лба до затылка; огненные пряди под ее пальцами были мягки, как шелк. Он открыл глаза.
     Казалось, время остановилось. Не решаясь даже вздохнуть, чтобы не разрушить колдовских чар, они смотрели друг на друга и не могли наглядеться.
     Он не пошевелился, только поднял руку и накрыл ладонь Эрин, все еще лежащую на волосах, твердыми теплыми пальцами, провел ею по своей щеке, легонько прижал к губам и стал целовать. Она чувствовала кончик его языка. Его поцелуи делались все более страстными.
     Медленно, медленно, словно во сне, он притянул ее к себе и посадил на колени. Стакан выпал из ее руки и с глухим звуком упал на ковер. Раздвинув воротник ее халата, он уткнулся лицом в выемку у основания ее шеи.
     - Эрин, если ты - сон, то я не хочу просыпаться! - Его голос стал хриплым и прерывался от страсти.
     Она откинула голову, подставив его жадным губам свою шею и грудь.
     - Ланс, я не сон. Я живая, Ланс...
     И тут их губы встретились. Она припала к его груди, и он сомкнул объятия. У нее под ухом раздавались тяжелые, гулкие удары его сердца. Их слившиеся губы плавил тот же огонь, который бушевал в их душах.
     - Ты опять пил бренди, - сказала она, отрываясь от его губ. - На тебя так сильно все это действует?
     - На меня сильно действует вот это, - пробормотал он, проводя языком по ее ушной раковине. - И это, - он покрывал быстрыми летучими поцелуями ее лицо. - И это, - его губы спускались ниже. - И это, - он наконец достиг ее груди. Одной рукой он на секунду мягко накрыл ее грудь, затем стал гладить ее живот, затем - бедра, там, где они плавно переходили в ноги. - И это, - плотнее прижав ладонь к ее телу, он словно лепил ее, с безошибочной точностью следуя изгибам этого восхитительного тела.
     Она задрожала. Словно фонтан страсти забил, забурлил - она поддалась неудержимому желанию. Она прильнула к нему всем тело