- На четырнадцать.
     - О, с прошлой недели поднялся на один. Я же вам говорил, ничего страшного нет. - Все засмеялись.
     - Привет, дядя Тейт. Привет, тетя Кэрол.
     - Здравствуй, Фэнси.
     На лице девушки изобразилась ангельская улыбка, за которой Эйвери усмотрела откровенную неприязнь. Она поежилась. В тот единственный раз, что Фэнси навещала ее в госпитале, она хихикала над ее тогда еще заметными шрамами. Бестактность девушки настолько вывела Тейта из себя, что он отослал ее из палаты и не разрешил возвращаться. Впрочем, она, кажется, и не возражала.
     При первом взгляде она производила впечатление расчетливой маленькой эгоистки. Будь она на десять лет моложе, ей бы следовало задать хорошую порку. Однако Эйвери понимала, что ее отношение к Кэрол - не просто подростковое упрямство. Чувствовалось, что у них старые счеты.
     - Это что - твое новое обручальное кольцо? - спросила Фэнси, кивая на левую руку Эйвери.
     - Да. Тейт вчера мне подарил.
     Кончиками пальцев она взяла руку Эйвери и пренебрежителъно оглядела кольцо.
     - Значит, на этот раз он решил обойтись без бриллиантов?
     - У меня есть для тебя задание, - оборвал Эдди. - Иди-ка сюда. - Он взял Фэнси за локоть и, развернув на сто восемьдесят градусов, повел в другой угол комнаты.
     - Какая милая девочка, - сквозь зубы проворчала Эйвери.
     - Всыпать бы ей по заднице.
     - Я бы не возражала.
     - Здравствуйте, миссис Ратледж. - Женщина средних лет подошла и пожала Эйвери руку.
     - Здравствуйте. Как приятно снова вас видеть, миссис Бейкер, - ответила Эйвери, тайком прочитав фамилию на ярлычке, висящем у той на нагрудном кармане.
     Улыбка сползла с лица миссис Бейкер. Она неуверенно взглянула на Тейта:
     - Эдди говорит, вам надо прочитать эти пресс-релизы, Тейт. Завтра мы их уже отошлем.
     - Спасибо. Посмотрю вечером, а завтра с утра пришлю с Эдди.
     - Вот и отлично. Это не к спеху.
     - Я что-то не то сказала? - спросила Эйвери, когда женщина отошла.
     - Пойдем.
     Он попрощался со всеми разом. Эдди помахал, продолжая говорить в телефонную трубку, которую прижимал подбородком к плечу. Фэнси, примостившаяся на краешке его стола, тоже небрежно махнула рукой.
     Тейт вывел Эйвери на улицу и подвел к серебристому седану.
     - Мы теперь без лимузина?
     - Теперь мы рядовые граждане.
     Пока они кружили по улицам, объезжая автомобильные пробки, Эйвери впитывала в себя огни и звуки города. Её мир слишком долго был ограничен четырьмя белыми стенами. После долгих месяцев изоляции сумасшедший темп, с которым люди двигались и говорили, шум, пестрота и свет города повергли ее в робость. И даже в ужас. Все было таким знакомым и в то же время казалось волнующе-неизвестным. Наверное, так чувствуют себя звери, пробуждающиеся весной после зимней спячки.
     Когда они проезжали аэропорт и в поле зрения оказались самолеты, набирающие высоту, ее пробрал мороз. Внутри все свело судорогой.
     - Ты нормально себя чувствуешь?
     Она быстро отвела глаза от летного поля и увидела, что Тейт внимательно на нее смотрит.
     - Конечно. Все прекрасно.
     - Сможешь теперь летать?
     - Не знаю. Наверное. В первый раз, конечно, придется помучиться.
     - Не знаю, сумеем ли уговорить когда-нибудь Мэнди сесть в самолет.
     - Может быть, ей это будет легче, чем мне. Дети иногда адаптируются быстрее взрослых.
     - Возможно.
     - Мне не терпится поскорей се увидеть. Она не была у меня несколько недель.
     - Она подросла.
     - Да?
     На его лице заиграла улыбка:
     - Я на днях усадил ее на колени и обнаружил, что она макушкой упирается мне в подбородок.
     Несколько секунд они улыбались вместе. Потом его глаза затуманились, а улыбка сошла, и он снова стал смотреть на дорогу.
     Эйвери почувствовала, что он опять отгородился от нее, и спросила:
     - А что эта миссис Бейкер? Я что-то сделала не так?
     - Она работает с нами всего две недели. Ты никогда с ней не встречалась раньше.
     Сердце Эйвери затрепетало. Этого следовало ожидать. Она будет без конца совершать такие промахи, и надо срочно искать для них оправдание.
     Она нагнула голову и потерла виски.
     - Мне очень неловко, Тейт. Я, наверное, выглядела полной идиоткой.
     - Вот-вот.
     - Будь ко мне терпелив. На самом деле у меня бывают провалы в памяти. Иногда я не могу толком воспроизвести последовательность событий. А то забываю имена и лица.
     - Я это давно заметил. Ты иногда говорила совершенные несуразицы.
     - Почему ты сразу мне об этом не сказал?
     - Не хотел тебя тревожить. Но я проконсультировался с психоневрологом. Он сказал, что вследствие сотрясения мозга у тебя могут оказаться стертыми целые участки памяти.
     - Это что - навсегда?
     Он пожал плечами.
     - Этого он не мог сказать. Что-то может постепенно восстановиться, а что-то останется навсегда.
     В глубине души Эйвери обрадовалась такому диагнозу. Теперь, если она будет делать новые ошибки, у нее есть для них объяснение.
     Она протянула руку и накрыла его пальцы ладонью.
     - Извини, если заставила тебя краснеть.
     - Ничего, думаю, она поймет, когда я ей все объясню.
     Он высвободил руку и положил ее на руль, приготовившись перейти в другой ряд, так как впереди показалась развилка. Эйвери внимательно следила за дорогой. Ведь ей когда-нибудь придется самой добираться домой, поэтому маршрут должен быть ей хорошо знаком.
     Она родилась в Дентоне, маленьком университетском городке в северной части Центрального Техаса, а большую часть детства провела в Далласе, откуда Клифф Дэниелз ездил в командировки в качестве свободного фотожурналиста.
     Как большинство уроженцев Техаса, она воспитывалась в духе гордости за свой родной край. И хотя она потратила многие сотни долларов на логопедические занятия, чтобы вытравить из своей речи техасский акцент, в сердце она оставалась все той же южанкой. Любимым же местом в самом штате для нее всегда были горы. Эти мягкие, с округлыми очертаниями холмы и предгорья, полноводные ручьи, питающиеся таянием горных снегов, были прекрасны в любое время года.
     Сейчас вовсю цвели васильки, покрывая землю сапфировым ковром. По этому естественному фону были разбросаны другие, более яркие полевые цветы, и там, где они сливались друг с другом, краски неясно переходили один в другой, напоминая картины Моне. Подобно гигантским кривым зубам, из земли вылезали валуны, из-за чего весь пейзаж становился не столь уж пасторально-безмятежным.
     На этой земле, где основывали свои владения испанские доны, где гоняли стада мустангов воины-команчи, колонисты проливали кровь за свою автономию, бушевали страсти. Казалось, здесь еще бродят призраки тех неукротимых людей, которые сумели подчинить себе природу - подчинить, но не приручить. Здесь жил их независимый дух - подобно тому, как в местных пещерах обитали дикие кошки, невидимые, но от этого не менее реальные.
     В небе парили ястребы, высматривая добычу. На редкой траве между кустами можжевельника паслись рыжие коровы. На них благосклонно взирали редкие дубы, простирая свои могучие ветви над скалистой землей и давая тень скоту, оленям, лосям и мелкой дичи. Вдоль полноводных рек росли кипарисы, и берега Гваделупы были окаймлены их жилистыми стволами с узловатыми сучьями и перистыми ветвями.
     Это была земля контрастов и народных преданий. Эйвери любила ее.
     Судя по всему, и Тейт тоже. Ведя машину, он оглядывал ландшафт с удовольствием человека, видящего его впервые. Он свернул на дорогу, въезд на которую охраняли две естественные каменные колонны. Между ними была закреплена табличка: "Ранчо "Рокинг-Ар".
     Из тех заметок о Ратледжах, которые Эйвери удалось тайком прочитать за время болезни, она знала, что ранчо занимает свыше пяти тысяч акров, на которых пасутся великолепные стада элитного скота. Сюда несут желанную воду два притока реки Гваделупы и один - реки Бланко.
     Нельсон получил эту землю в наследство от отца. После демобилизации из военно-воздушных сил он посвятил себя превращению ранчо в доходное предприятие и изъездил всю страну, изучая разные породы скота и способы улучшения местного поголовья.
     Статья в "Тексас Мансли" сопровождалась фотографией дома, но по снимку Эйвери не смогла составить себе о нем представления.
     Сейчас, когда они въехали в гору, дом показался вдали. Он был сложен из белого саманного кирпича наподобие испанской гасиенды. Дом состоял из трех частей, образовывавших в плане подкову. С середины двора открывался прекрасный вид на долину реки. Массивное здание было покрыто черепичной крышей, на которой сейчас лежал отблеск полуденного солнца.
     Дорожка изогнулась полукругом и привела к парадному входу. Величественный дуб дарил свою тень всей передней части здания. Он был так стар, что с его толстых сучьев свисал клочьями сероватый курчавый мох. В керамических вазонах по обе стороны от парадной двери обильно цвели алые герани. Тейт повел ее в дом.
     У Эйвери было такое чувство, будто она попала в средоточие техасской жизни, с ее захватывающей красотой. Она внезапно ощутила, что действительно приехала домой.

15

     Дом был обставлен со вкусом, чего, собственно, и следовало ожидать от Зи. Интерьер был выдержан в традиционном духе, с максимумом уюта и комфорта. Все комнаты были просторные, с высокими потолками на балках и широкими окнами. Зи устроила для своей семьи очень хорошее жилище.
     Во дворе их ждал ленч. Он был накрыт на круглом садовом столе красного дерева, над которым красовался яркий желтый зонт. Нельсон и Зи обняли Эйвери, после чего она подошла к Мэнди и опустилась на корточки.
     - Привет, Мэнди. Я так рада тебя видеть.
     Мэнди уткнулась глазами в землю.
     - Я себя хорошо вела.
     - Конечно. Папа мне говорил. Ты такая нарядная. - Она провела рукой по блестящим волосам девочки. - И у тебя волосы отросли, да и гипс, я смотрю, сняли.
     - Можно мне теперь покушать? Бабушка сказала, что, когда ты приедешь, я буду кушать.
     От безразличия, каким повеяло от ребенка, у Эйвери дрогнуло сердце. После такой долгой разлуки девочка скорее должна была засыпать мать тысячей интересных новостей.
     Все расселись, горничная принесла из кухни поднос с едой и поприветствовала Эйвери.
     - Спасибо. Я рада, что я опять дома. - Стандартный, но зато безопасный ответ, подумала Эйвери.
     - Мона, пойди принеси Кэрол холодного чая, - сказал Нельсон. ( Так, имя экономки теперь знаем.) - И не забудь положить сахар.
     Родственники невольно делали ей подсказки, давая возможность освоиться с привычками и пристрастиями Кэрол. И она с неослабным вниманием ловила каждое слово, которое могло помочь ей выработать верную линию поведения.
     Она уже стала поздравлять себя с успешным дебютом, когда в сад вбежал большой лохматый пес. В нескольких шагах от Эйвери он остановился, почуяв чужого. Лапы у него напряглись, он лег на землю и глухо зарычал.
     Собака! Как она об этом не подумала? Она решила взять инициативу в свои руки.
     Тейт сел верхом на скамейку и позвал собаку к себе:
     - Иди сюда, Шеп, и перестань рычать.
     Не спуская глаз с Эйвери, пес подполз и положил морду Тейту на ногу. Эйвери осторожно протянула руку и потрепала собаку по морде.
     - Привет, Шеп. Это я.
     Он недоверчиво понюхал руку. Убедившись, что она не представляет опасности, он наконец лизнул ее в ладонь.
     - Так-то лучше, - смеясь, она посмотрела на Тейта, который глядел на нее как-то странно.
     - С каких это пор ты подружилась с моей собакой?
     Эйвери беспомощно огляделась. Нельсон и Зи тоже были удивлены ее поведением.
     - С тех пор... с тех пор, как пообщалась со смертью. Наверное, я стала ощущать связь со всяким живым существом.
     Неловкость была преодолена, и остаток ленча прошел довольно гладко. Однако, когда трапеза завершилась и Эйвери захотелось уйти в их с Тейтом комнату, оказалось, что она не знает, куда идти. Дом был большой, и, где находится их комната, она определить не могла.
     - Тейт, - спросила она, - мои вещи уже в доме?
     - Не думаю. А что, они тебе нужны?
     - Да, пожалуйста.
     Оставив Мэнди на попечение бабушки с дедушкой, Эйвери прошла следом за Тейтом через сад к машине. Она взяла сумку, а он понес чемодан.
     - Я бы и сумку взял, - бросил он через плечо и вошел в дом.
     - Да ладно. - Она семенила сзади, стараясь не отстать.
     Широкие двойные двери открывались в длинный коридор. Одна стена была застеклена, отсюда виднелся сад. С противоположной стороны были расположены несколько комнат. В одну из них Тейт вошел и поставил чемодан перед стенным шкафом с раздвижной дверью.
     - Мона поможет тебе разобрать вещи.
     Эйвери кивнула, но все ее внимание было поглощено обстановкой спальни. Комната была просторная и светлая, от стены до стены - шафранного цвета ковер, мебель светлая. Покрывала и шторы - с цветочным узором. На вкус Эйвери, немного пестроваты, но явно дорогие и хорошего качества.
     Она разом окинула взглядом всю комнату - от электронного будильника на тумбочке до фотографии Мэнди в серебряной рамке на туалетном столике.
     Тейт сказал:
     - Я ненадолго уеду в офис. А ты, пожалуй, отдыхай, осваивайся заново не спеша. Если... - Он замолчал, увидев изумление на лице Эйвери. Проследив направление ее взгляда, он остановил взор на портрете Кэрол в натуральную величину. - В чем дело?
     Закрыв рукой рот, Эйвери сглотнула и сказала:
     - Да нет, ничего. Просто... просто я, по-моему, больше не похожа на этот портрет. - Ей казалось неудобным смотреть в лицо единственного человека, который знал ее тайну. Эти темные насмешливые глаза издевались над ней. Отведя взор, она робко улыбнулась Тейту и взъерошила волосы. - Наверное, я никак не привыкну к переменам. Не возражаешь, если я сниму портрет?
     - С чего бы я стал возражать? Это твоя комната. Делай с ней что хочешь. - Он направился к двери. - Увидимся за обедом. - Он с шумом закрыл за собой дверь.
     Его безразличие было очевидно. У нее было такое чувство, будто она оказалась на антарктической льдине и сейчас смотрит, как скрылся за горизонтом последний самолет. Тейт доставил ее домой и считает на этом свои обязанности исчерпанными.
     Это твоя комната.
     В спальне была музейная чистота, что было естественно для комнаты, в которой давно никто не жил. По ее подсчетам, целых три месяца - с того утра, когда Кэрол уехала в аэропорт.
     Она раздвинула дверцы стенного шкафа. Там висело столько одежды, что хватило бы, чтобы обмундировать целую армию, только все вещи были женские - от шубы до самого изысканного пеньюара. В шкафу не было ни одной вещи, принадлежащей Тейту, как и в бюро и в многочисленных ящиках комода.
     Эйвери удрученно опустилась на край широкой, поистине королевской кровати. Твоя комната, сказал он, а не наша комната.
     Что ж, значит, ей не придется преодолевать неловкость, когда он станет предъявлять свои супружеские права, - ибо он не станет. Об этом надо забыть. Ей не грозит интимная близость с Тейтом Ратледжем, поскольку он больше не спит со своей женой.
     Если вспомнить, как он обращался с ней в последние недели в клинике, то удивляться тут, пожалуй, нечему, и все же она испытала большое разочарование. И еще - стыд. Она не собиралась под фальшивыми предлогами затаскивать его в постель, она даже не была уверена, что ей этого хочется. Это было бы не правильно, совершенно не правильно. И все же...
     Она посмотрела на портрет. Кэрол Ратледж злорадно улыбалась ей.
     - Ах ты дрянь! - Язвительно прошептала Эйвери. - Что бы ты ни натворила, чтобы заставить его тебя разлюбить, - я это исправлю. И не думай, что у меня ничего не выйдет.

***

     - Посмотри, хватит тебе столько?
     Когда Эйвери осознала, что Нельсон обращается к ней, она улыбнулась ему через стол.
     - Да, даже больше, чем нужно, спасибо. Хоть в клинике и хорошо кормили, но дома все в сто раз вкуснее.
     - Ты очень похудела, - заметил он. - Нам придется тебя откармливать. Я не потерплю у себя в доме такой худобы.
     Она рассмеялась и потянулась к бокалу с вином. Она не любила вино, но, по-видимому, Кэрол любила: каждый раз, когда садились за стол, ей, не спрашивая, наливали бокал. Сейчас она почти допила свое бургундское, которое было подано к бифштексу.
     - Да, сисек у тебя почти не осталось, - язвительно заметила Фэнси, которая сидела напротив Эйвери, помахивая вверх-вниз вилкой.
     - Фэнси, будь добра, не груби, - предостерегла Зи.
     - Я и не грублю. Говорю что есть.
     - Такт - не менее ценное качество, чем откровенность, юная леди, - сурово бросил дед со своего места во главе стола.
     - Господи, я просто...
     - И женщине не пристало поминать имя Господа всуе, - холодно добавил он. - От тебя я этого терпеть не намерен.
     Фэнси с грохотом швырнула вилку в тарелку.
     - Нет, я ничего не понимаю. Вся семья в один голос твердит, как она похудела. Но только я набираюсь смелости произнести что-то вслух, как получаю по мозгам.
     Нельсон строго посмотрел на Джека, который правильно истолковал его взгляд как призыв усмирить дочь.
     - Фэнси, хватит. Не забывай, что Кэрол первый день дома.
     По ее губам Эйвери прочла: "Велика важность". Откинувшись на стуле, Фэнси погрузилась в угрюмое молчание и стала ковырять в тарелке, явно ожидая, когда можно будет выйти из-за стола.
     - А по-моему, она выглядит прекрасно.
     - Спасибо, Эдди. - Эйвери улыбнулась.
     Он поднял бокал:
     - Кто-нибудь из вас видел, как она сегодня выступала у входа в клинику? Сегодня этот репортаж три раза был в "Новостях" на всех местных каналах.
     - Да уж, лучшего и желать нельзя, - заметил Нельсон. - Зи, не нальешь мне кофе?
     - Конечно.
     Она налила ему кофе и передала кофейник по кругу. Дороти-Рей от кофе отказалась и потянулась к своей бутылке. Ее глаза встретились с глазами Эйвери. В ответ на сочувственную улыбку Эйвери получила враждебный взгляд. Дороти-Рей с вызовом наполнила себе бокал.
     Она была привлекательной женщиной, хотя чрезмерное потребление спиртного наложило отпечаток на ее внешность. Лицо у нее было несколько отекшее, особенно вокруг глаз, которые от природы были ярко-синими. Она попыталась к обеду привести себя в порядок, но должной опрятности достичь ей так и не удалось. Волосы она кое-как убрала назад двумя заколками. Что до косметики, то она была наложена так неумело и неряшливо, что лучше бы Дороти-Рей не красилась вовсе. В общей беседе она не участвовала, за исключением тех случаев, когда кто-нибудь обращался непосредственно к ней. В основном она общалась с неодушевленным предметом - бутылкой вина.
     У Эйвери уже сложилось впечатление, что Дороти-Рей Ратледж глубоко несчастна. Теперь это впечатление лишь усилилось. Причина, почему она была несчастна, оставалась пока неведомой, но одно Эйвери было ясно - Дороти-Рей любит своего мужа. В разговоре с ним она все время была настороже - как и сейчас, когда он попытался передвинуть бутылку от нее подальше. Она отпихнула его руку, дотянулась до горлышка бутылки и подлила себе еще. В то же время Эйвери заметила, что она то и дело бросает на Джека отчаянные взоры.
     - Ты видел макеты новых плакатов? - обратился Джек к брату.
     Эйвери сидела между Тейтом и Мэнди. Хотя во время еды она со всеми поддерживала разговор, но особенно явственно ощущала рядом присутствие этих двоих, правда, по разным причинам.
     После того как Эйвери разрезала мясо в тарелке Мэнди на маленькие кусочки, девочка молча ела. При всем небольшом опыте общения с детьми, Эйвери знала, что за столом они болтают, задают вопросы, вертятся и подчас доводят окружающих до белого каления.
     Мэнди сидела удивительно смирно. Она ни на что не жаловалась. Ничего не клянчила. Она не делала ничего - только методично пережевывала кусочки еды.
     Тейт ел с аппетитом и быстро, как будто ему было жаль зря просиживать за столом. Разделавшись со своей порцией, он стал потягивать остатки вина в бо