бормотал тот. Глядя на брата, он добавил:
     - Если понадоблюсь, не забудь, что я всего лишь в часе езды.
     - Спасибо, Джек. Я позвоню, когда смогу.
     - Врач не сказал тебе, когда они намерены оперировать?
     - Не раньше, чем отпадет опасность инфицирования, - объяснил Тейт. - У нее легкие пострадали от дыма, так что ждать, возможно, придется пару недель. Для него это серьезная дилемма, так как, если слишком долго тянуть, лицевые кости могут начать срастаться как есть.
     - О Господи, - сказал Джек. Потом добавил нарочито бодрым голосом:
     - Что ж, передай ей от меня привет. И от Дороти-Рей и Фэнси тоже.
     - Хорошо.
     Джек направился по коридору к своему номеру. Нельсон чуть задержался.
     - Я говорил сегодня утром с Зи. Пока Мэнди спала, она наведалась в реанимацию. Зи говорит, на Кэрол смотреть страшно.
     У Тейта слегка поникли плечи.
     - Да, так и есть. Молю Господа, чтобы этот хирург смог выполнить, что обещает. - Нельсон молча взял Тейта за руку. Тейт положил другую руку сверху. - Сегодня доктор Сойер - хирург, о котором я говорю, - конструировал ее лицо на компьютере. Он изобразил Кэрол на экране на основе тех фотографий, что мы ему дали. Получилось просто удивительно.
     - И он рассчитывает, что во время операции сумеет воссоздать этот электронный образ?
     - По крайней мере, так он говорит. Он сказал, что какие-то едва заметные различия возможны, но в основном они будут в ее пользу. - Тейт суховато рассмеялся. - Ей это понравится.
     - Да, пожалуй, она еще будет считать, что ей повезло, как ни одной другой женщине, - заметил Нельсон со своим обычным оптимизмом.
     А Тейт все думал и думал о единственном темном глазе, распухшем и налитом кровью, глядящем на него с неподдельным ужасом. Наверное, она боится умереть. Или что ей придется жить без того неотразимого лица, которое всегда умела использовать с выгодой для себя.
     Попрощавшись, Нельсон удалился к себе в номер. Тейт выключил телевизор и свет, разделся, лег в постель и погрузился в воспоминания.
     Сквозь шторы комнату озаряли вспышки молнии. Совсем рядом грохотал гром, от которого дребезжали стекла. Тейт смотрел на тени, бросаемые молнией на стены комнаты. Глаза его были холодны и суровы.

***

     Они даже не поцеловались на прощание.
     Из-за не давней бурной ссоры в то утро отношения между ними были напряжены. Кэрол не терпелось поскорее оказаться в Далласе и заняться покупками. В аэропорт они приехали рано, так что у них еще было время выпить по чашке кофе в ресторане.
     Мэнди случайно пролила на себя апельсиновый сок. Кэрол, естественно, отреагировала слишком бурно. Выходя из кафе, она все отчитывала Мэнди за испачканный передник.
     - Господи, Кэрол, да пятна даже не видно, - вступился он за ребенка.
     - Я его отлично вижу.
     - Тогда не смотри на него.
     Она смерила мужа тем убийственным взглядом, который давно перестал на него действовать. Он на руках нес Мэнди к выходу на посадку, рассказывая, какие замечательные вещи ее ожидают в Далласе. У самых ворот он присел на корточки и обнял девочку.
     - Желаю тебе интересно провести время, солнышко. Привезешь мне подарок?
     - Мамочка, можно?
     - Конечно, - ответила Кэрол рассеянно.
     - Конечно, - заявила ему Мэнди, расплываясь в улыбке.
     - Буду ждать с нетерпением. - Он еще раз притянул ее к себе на прощание.
     Выпрямляясь, он спросил у Кэрол, не хочет ли она, чтобы он дождался, пока самолет взлетит.
     - Зачем? - ответила Кэрол.
     Он не стал спорить, только удостоверился, что все вещи при них.
     - Ну, тогда до вторника.
     - Смотри, не опоздай нас встретить! - прокричала Кэрол, подталкивая Мэнди к выходу на посадку, где стюардесса проверяла посадочные талоны. - Терпеть не могу болтаться в аэропорту.
     Перед тем как пройти в двери, Мэнди еще раз обернулась и помахала ему рукой. Кэрол даже не посмотрела в его сторону. Она самоуверенно и целеустремленно шла вперед.

***

     Может быть, из-за этого теперь в ее единственном глазу столько тревога. Судьба покусилась на самое главное, на чем основывалась ее неколебимая самоуверенность, - на внешность. Кэрол не выносила уродства. Наверное, она плакала не о тех, кто безвинно погиб в катастрофе, как он поначалу подумал. Скорее всего, она оплакивала себя самое. Может, она даже жалеет, что не погибла, а осталась жить искалеченной - пусть даже на время.
     Зная Кэрол, он бы этому не удивился.

***

     В табели о рангах следственного управления округа Бексар Грейсон занимал нижнюю строчку. Вот почему он многократно проверял и перепроверял всякую информацию, прежде чем предстать со своими открытиями перед начальником.
     - У вас сейчас есть минутка?
     Измученный и ворчливый человек в резиновом переднике бросил на него уничтожающий взгляд через плечо.
     - А что ты затеял - партию в гольф?
     - Нет, вот это.
     - Что? - И он опять повернулся к обгорелой куче, которая когда-то была человеческим телом.
     - Рентгеновские снимки зубов Эйвери Дэниелз, - ответил Грейсон. - Труп номер восемьдесят семь.
     - Уже произведено опознание и вскрытие. - Эксперт сверился с таблицей на стене. Имя Эйвери Дэниелз было вычеркнуто красным карандашом. - Угу.
     - Я знаю, но...
     - Родственников у нее нет. Ее опознал сегодня днем близкий друг их семьи.
     - Но судя по этим снимкам...
     - Послушай, парень, - резко оборвал его тот, - у меня здесь туловища без голов, кисти без рук, стопы без ног. И я должен разобраться с ними сегодня. Так что если кого-то определенно опознали и произвели вскрытие, то дело закрыто, и не приставай ко мне со своими снимками. Договорились?
     Грейсон засунул снимки в конверт, в котором они были присланы, и отправил его в мусорную корзину.
     - О'кей. И чтоб вы все провалились.
     - С удовольствием. Но только после того, как будут опознаны все останки.
     Грейсон пожал плечами. Ему платят не за то, чтобы он изображал из себя Дика Трейси (Ричард (Дик) Трейси - известный тележурналист Би-Би-Си. - здесь и далее примечания переводчика). Если это загадочное несоответствие никого не волнует, то почему он должен лезть из кожи вон? Он вернулся на свое место и продолжил опознание трупов по рентгеновским снимкам зубов.

3

     Казалось, сама природа надела траур. В день похорон Эйвери Дэниелз шел дождь. Предыдущей ночью по горам Техаса прокатились грозы. Наутро воспоминанием о них был лишь мелкий и холодный серый дождь.
     Айриш Маккейб стоял у гроба с непокрытой головой, не замечая ненастной погоды. Он настоял, чтобы гроб был усыпан желтыми розами, которые, он знал, она так любила. Яркие и живые, они, казалось, смеялись над смертью. Это его как-то утешало.
     По его покрасневшим щекам катились слезы. Мясистый, весь в прожилках сосудов нос был краснее обычного, хотя в последние дни он почти не пил. Эйвери всегда ругала его за пьянство, уверяя, что чрезмерное потребление алкоголя разрушает печень, повышает кровяное давление и ведет к быстрому старению.
     Она поругивала и Вэна Лавджоя - за наркотики, но это не помешало ему заявиться на похороны, изрядно набравшись дешевого виски и накурившись по дороге марихуаны. Вышедший из моды галстук у него на шее свидетельствовал о том, что он придает этому мероприятию исключительное значение и ценит Эйвери несколько выше, чем всех остальных представителей рода человеческого.
     Все остальное человечество, впрочем, отвечало Вэну Лавджою полной взаимностью. Эйвери относилась к числу считанных единиц, которые могли его как-то терпеть. Когда корреспондент, которому было поручено сделать сюжет о трагической гибели Эйвери, предложил Вэну поехать с ним на съемку, оператор смерил его презрительным взглядом и сделал непристойный жест, после чего, не говоря ни слова, вышвырнул из комнаты. Такая грубая форма самовыражения была для Вэна Лавджоя типична и служила одной из причин его прохладных взаимоотношений с окружающими людьми.
     По окончании непродолжительной панихиды участники похорон двинулись к воротам кладбища, где находилась автостоянка, а Айриш и Вэн вдвоем задержались у могилы. Служащие кладбища наблюдали на почтительном расстоянии, ожидая, когда можно будет удалиться в контору, чтобы наконец согреться и обсушиться.
     В свои сорок Вэн был тощ как щепка. У него был впалый живот и торчащие ключицы. Редкие волосы свисали почти до плеч, обрамляя узкое, худое лицо. Это был стареющий хиппи, так навсегда и застрявший где-то в шестидесятых.
     Айриш, напротив, был невысок и коренаст. В то время как Вэна, казалось, мог подхватить и унести порыв ветра, Айриш крепко стоял на ногах, и ничто не могло бы его поколебать. Хотя внешне они были столь разительно непохожи, сегодня их лица несли печать одинаковой скорби. Однако горе Айриша было явно сильнее.
     В редком для себя порыве сострадания Вэн положил костлявую руку ему на плечо.
     - Пойдем куда-нибудь, вмажем.
     Тот с отсутствующим видом кивнул. Он сделал шаг вперед и оторвал головку одной из желтых роз, после чего развернулся, вслед за Вэном вышел из-под временного навеса и зашагал по дорожке кладбища. По лицу и плащу его хлестал дождь, но он не прибавил шагу.
     - Я... гм... приехал в лимузине, - сказал он, будто только сейчас вспомнив.
     - Хочешь и обратно в нем поехать?
     Айриш посмотрел на битую-перебитую развалюху Вэна.
     - Поеду с тобой. - Движением руки он отпустил шофера и взгромоздился на сиденье рядом с Вэном.
     Внутри машина имела еще более жалкий вид. Рваная обивка была кое-как прикрыта потрепанным махровым полотенцем, а темно-бордовый палас, которым были обиты стены, насквозь провонял марихуаной.
     Вэн сел за руль и завел мотор. Пока тот неохотно грелся, он раскурил сигарету и протянул Айришу.
     - Нет, благодарю. - После некоторого раздумья Айриш все же взял сигарету и глубоко затянулся. Эйвери заставила его бросить курить, и он уже многие месяцы не прикасался к сигаретам. Сейчас его рот и глотку обожгло табачным дымом. - Господи, как хорошо, - вздохнул он и снова затянулся.
     - Куда? - спросил Вэн, раскуривая сигарету и для себя.
     - В любое место, где нас не знают. Сегодня я намерен напиться до бесчувствия.
     - Меня всюду знают. - Вэн скромно умолчал, что напиться до бесчувствия для него обычное дело, но в тех заведениях, где он бывает, этим никого не удивишь.
     Он включил передачу, машина, судя по всему, не очень-то хотела слушаться. Однако уже через несколько минут Вэн открыл перед Айришем обшарпанную дверь заведения, расположенного в убогом квартале города.
     - Что, здесь пристанем? - спросил Айриш.
     - На входе они проверяют, нет ли у тебя оружия.
     - Ага, и если нет, то тебе его немедленно выдают, - вяло подхватил Айриш избитую шутку.
     Обстановка в баре была мрачноватой. Кабинка, куда они проскользнули, находилась на отшибе и была тускло освещена. Ранние посетители имели столь же потрепанный вид, как и мишура, подвешенная к потолочным светильникам, по-видимому, по случаю Рождества несколько лет назад. Там прочно обосновались пауки. С черного бархата обворожительно улыбалась обнаженная сеньорита, намалеванная каким-то местным дарованием. Разительным контрастом с гнетущей обстановкой была разухабистая мексиканская музыка, громыхающая в динамиках.
     Вэн заказал бутылку виски.
     - Я бы, пожалуй, чего-нибудь съел сначала, - сказал Айриш неуверенно.
     Когда бармен бесцеремонно плюхнул перед ними бутылку и два стакана, Вэн заказал для Айриша еды.
     - Не надо было, - запротестовал тот.
     Оператор пожал плечами и наполнил стаканы.
     - Его старуха готовит, если попросишь.
     - И часто ты здесь питаешься?
     - Иногда, - ответил Вэн, снова пожав плечами.
     Принесли еду, но Айриш, ткнув несколько раз вилкой, решил, что он вовсе не голоден. Он отодвинул щербатую тарелку и протянул руку к своему виски. Первый глоток обжег желудок пламенем. На глаза навернулись слезы. У него перехватило дыхание.
     Впрочем, с быстротой опытного пьяницы он пришел в себя и сделал еще один глоток. Но слезы так и остались стоять в его глазах.
     - Мне так будет ее не хватать.
     Он бесцельно водил стаканом по засаленному столу.
     - Да, и мне тоже. Она, конечно, иногда была занудой, но не такой, как многие другие.
     Бравурная песенка, звучавшая в автомате, кончилась. Больше никто ничего не завел, и это было некоторым облегчением для Айриша. Музыка не вязалась с его тяжкой печалью.
     - Знаешь, она ведь была мне как родная дочь, - сказал он. Вэн прикурил очередную сигарету от предыдущей. - Я помню тот день, когда она родилась. Я был тогда в клинике, переживал вместе с ее отцом. Ждал. Вышагивал по коридору. А теперь я буду помнить и день ее смерти. - Заглотив залпом остатки виски, он вновь наполнил стакан. - Знаешь, мне сначала даже в голову не пришло, что разбился именно ее самолет. Я думал только о сюжете, о материале, который она ехала делать, черт бы его побрал. Это было такое плевое дело - я даже оператора с ней не послал. Я думал, она возьмет, если надо, кого-нибудь с корпункта в Далласе.
     - Эй, парень, перестань себя винить. Ты просто делал свою работу. Откуда ты мог знать?
     Айриш невидящими глазами уставился на янтарное содержимое стакана.
     - Тебе приходилось когда-нибудь опознавать тело, Вэн? - Ответ ему был не нужен. - Они лежали в ряд, как... - Он судорожно вздохнул. - Черт, даже не знаю. Никогда не был на войне, но, наверное, это похоже. Она была в застегнутом на молнию пластиковом мешке. У нее не осталось ни волосика на голове, - продолжал он надломленным голосом. - Все выгорело. А кожа... О, Господи. - Он прикрыл глаза толстыми пальцами. По ним потекли слезы. - Это из-за меня она оказалась в этом самолете.
     - Ну-ну, парень. - Этим у Вэна исчерпывался запас сочувственных слов. Он подлил Айришу виски, раскурил еще одну сигарету и молча протянул ее другу. Сам он перешел на марихуану.
     Айриш затянулся.
     - Слава Богу, ее мать не дожила до этого дня. Если бы не медальон, который она зажала в руке, опознать тело вообще было бы невозможно. - При воспоминании о том, во что превратил пожар тело Эйвери, внутри у него все перевернулось. - Вот уж никогда не думал, что придется такое говорить, но я действительно рад, что Розмари Дэниелз нет в живых. Мать не должна видеть своего ребенка в таком состоянии.
     Несколько минут Айриш молча потягивал виски, а потом снова поднял на друга глаза, полные слез.
     - Я ведь любил Розмари. Мать Эйвери. Черт, я ничего не мог с этим поделать. Отец Эйвери, Клифф, почти все время был в разъездах, в самых Богом забытых местах. Уезжая, он всякий раз просил меня присмотреть за ними. Я был готов убить его за это, хоть он и был моим лучшим другом. - Он отхлебнул. - Не сомневаюсь, что Розмари догадывалась, но мы никогда не говорили с ней об этом. Она любила Клиффа. И я это знал.
     С семнадцати лет Айриш заменил Эйвери отца. Клифф Дэниелз, известный фоторепортер, погиб в бою за маленькую деревушку с непроизносимым названием где-то в Центральной Африке. Розмари покончила с собой спустя всего несколько недель после смерти мужа, оставив Эйвери одну, с единственным человеком, на которого она могла твердо рассчитывать, поскольку он был старинным другом семьи, - Айришем Маккейбом.
     - Я был для Эйвери отцом не меньше, чем Клифф. А может, даже и больше. Когда она осталась сиротой, она прибежала ко мне. И именно ко мне она прибежала в прошлом году, когда случился этот прокол в Вашингтоне.
     - Да, тогда она, может, и сплоховала, но все же репортер из нее был хоть куда, - отозвался Вэн сквозь едкий сладковатый дым.
     - В том-то вся и драма, что она умерла, так и не сняв грех с души. - Он сделал еще глоток. - Понимаешь, Эйвери больше всего боялась неудач. Малейший промах становился для нее трагедией. Когда она была девчонкой, она мало видела Клиффа и потом все время как бы старалась заслужить его одобрение, быть достойной его памяти. Мы никогда об этом не говорили, - продолжал он угрюмо, - но я это знаю. Вот почему тот прокол она переживала очень тяжело. Она все стремилась исправить ошибку, вернуть себе доверие, а значит, и чувство собственного достоинства. Жизнь не дала ей на это времени. Черт возьми, ведь она ушла с ощущением провала.
     Горе старика тронуло потаенную струну в сердце Вэна. Он решил хоть как-то утешить Айриша.
     - Насчет того - ну, твоих отношений с ее матерью... Она ведь о них знала.
     Айриш повернул к нему красные, заплаканные глаза.
     - А ты откуда знаешь?
     - Однажды она мне сказала, - ответил Вэн. - Я просто спросил, как давно вы с ней знакомы. Она сказала, что, сколько себя помнит, ты всегда был рядом с ее семьей. И высказала предположение, что втайне ты любил ее мать.
     - И как она на это реагировала? - с волнением спросил Айриш. - То есть, я хочу сказать, ее это не раздражало?
     Вэн мотнул головой.
     Айриш достал из нагрудного кармана поникшую розу и потрогал нежные лепестки.
     - Вот и хорошо. Я рад. Я любил их обеих. - Тяжелые плечи его задрожали. Он крепко зажал цветок в кулак. - О Господи, - простонал он, - мне так будет ее не хватать.
     Уронив голову на стол, он горько разрыдался, а Вэн продолжал сидеть напротив, на свой лад переживая обрушившееся на них горе.

4

     Эйвери пришла в себя. Теперь она точно знала, кто она.
     Собственно, она этого и не забывала. На нее только нашло временное помутнение из-за лекарств в сочетании с контузией.
     Вчера - по крайней мере, ей казалось, что все это было вчера, поскольку все недавно приходившие желали ей доброго утра, - она была немного сбита с толку, что, впрочем, вполне объяснимо. Очнуться после нескольких дней коматозного состоятся и обнаружить, что ты не можешь ни двигаться, ни говорить, ни видеть за весьма ограниченными пределами, - такое хоть кого приведет в замешательство. Она редко болела, и обычно ничем серьезным, поэтому нынешнее состояние было для нее настоящим шоком.
     Палата интенсивной терапии, с ее постоянно включенным светом и вечной суетой, уже сама по себе может внести сумятицу в мысли. Но что действительно озадачило Эйвери, так это то, что все, как один, называли ее чужим именем. Как могло случиться, что ее приняли за женщину по имени Кэрол Ратледж? Даже мистер Ратледж как будто не сомневался в том, что разговаривает со своей женой.
     Ей надо каким-то образом объяснить, что произошла ошибка. Но она не знала, как это сделать, и это ее пугало.
     У нее в сумочке лежали водительские права, журналистское удостоверение и другие документы на ее имя. Но они, вероятно, были уничтожены огнем, подумала она.
     При воспоминании о взрыве ее по-прежнему охватывал панический ужас, поэтому она сознательно старалась не думать о происшедшем, по крайней мере отложить это до тех пор, пока она не окрепнет, а недоразумение не прояснится.
     Где Айриш? Почему он не пришел ей на помощь?
     Ответ на этот вопрос поразил ее своей очевидностью. Все тело ее как будто пронзило током. Это казалось невероятным и нелепым, но все было совершенно ясно. Если ее приняли за миссис Ратледж и миссис Ратледж считалась оставшейся в живых, следовательно, она, Эйвери Дэниелз, числится среди погибших.
     Она представила себе, какую муку должен испытывать сейчас Айриш. Ее "гибель" будет для него тяжелым ударом. Но пока что она не в силах облегчить его страданий. Нет! Пока она жива, она не должна сдаваться! Надо думать. Надо сосредоточиться.
     - Доброе утро.
     Она сразу узнала этот голос. Наверное, опухоль в глазу стала понемногу спадать, потому что она видела его более ясно. Черты его лица теперь предстали ей совершенно отчетливо.
     Густые, красиво очерченные брови почти смыкаются на переносице. Нос прямой, крупный. Волевая челюсть и упрямый, раздвоенный подбородок, но в нем не чувствуется агрессивности. Рот твердый, широкий, губы тонкие, причем нижняя чуть полнее верхней.
     Он улыбался, но глаза оставались серьезными, отметила она про себя. Улыбка казалась какой-то заученной