е - до завтра. - Мейсон снова повернулся и пошел к лифту.
   Стефи поспешила к себе в кабинет. Она  не  скрывала  улыбки:  ей  удалось
заронить в душу Мейсона искру сомнения. Стефи просмотрела сводку поступивших
телефонных сообщений. Но звонка, которого она ждала, среди них не оказалось,
и, раздраженным жестом придвинув к себе аппарат, Стефи набрала номер.
   - Лаборатория, Андерсон у телефона.
   - Это Стефи Манделл.
   - Слушаю тебя, Стефи...
   Джим Андерсон работал в больничной лаборатории. Когда-то давно  -  просто
эксперимента ради - Стефи несколько раз переспала с  ним  и  успела  неплохо
изучить его характер. Сама она любила точность и быстроту, но Джим  оказался
совершенно не способен ни к тому, ни к другому, поэтому их короткая интрижка
не имела продолжения. Время от времени она, однако, прибегала к его помощи.
   - Ты уже провел анализ, о котором  я  тебя  просила?  -  поинтересовалась
Стефи, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучало  раздражение,  которое  она
испытывала.
   - Я же сказал, что сам позвоню тебе, когда все будет готово.
   - Значит, ты его еще не сделал?
   - Разве это я тебе позвонил?
   Он даже не извинился и не попытался ничего придумать в свое оправдание, и
Стефи выругалась про себя, обозвав Джима ленивым болваном.
   Не сдержавшись, Стефи повысила голос:
   - Загляни-ка побыстрее в свой микроскоп  или  куда  ты  там  смотришь,  и
перезвони мне.
   - Я сделаю это, как только у меня будет время. Анализов много, а я один.
   И Андерсон дал отбой.
   - Ленивый сукин сын! - прошипела Стефи, швыряя трубку на рычаги.
   Увы, кроме Джима, ей было совершенно не к кому обратиться, а этот  анализ
крови ей был нужен позарез. Стефи хотела  проверить  одну  свою  сумасшедшую
догадку, которая за краткое время превратилась почти  в  уверенность,  хотя,
кроме интуиции, за ней ничто не стояло. Но  Стефи  привыкла  доверять  своей
интуиции - она подводила ее  крайне  редко.  Хотя  рациональная  сторона  ее
натуры решительно восставала против самой  возможности  того,  что  подобное
подозрение может оказаться правильным, это ровным счетом ничего не меняло. В
глубине  души  Стефи  знала,  что  между  Юджин  Кэрти  и  Хэммондом  что-то
происходит и это "что-то" имеет под собой  сексуальную  подоплеку.  А  может
быть, дело даже не  только  в  сексе,  а  в  самом  настоящем  романтическом
увлечении...
   Стефи не осмелилась поделиться своей безумной догадкой даже  со  Смайлоу.
Он  бы  просто  не  поверил  ей.  В  лучшем  случае   он   мог   потребовать
доказательств, а как раз их-то у нее и не было. Выглядеть же  в  его  глазах
дурой или,  еще  хуже,  брошенной  дурой  -  покинутой  любовницей,  которая
продолжает ревновать своего бывшего партнера, - Стефи не хотелось.
   Впрочем, Стефи тут же подумала о том, что если Смайлоу все же поверит ей,
то она может оказаться в еще  худшем  положении.  Он  может  просто-напросто
украсть у нее ее открытие и вместе ним - всю  славу.  В  отличие  от  нее  у
Смайлоу были все возможности провести настоящее, серьезное  расследование  и
добыть такие доказательства совершенного Хэммондом преступления, о каких она
не могла и мечтать. Например, он  мог  приказать  тому  же  Джиму  Андерсону
хлебать  дерьмо,  и  этот  болван  только   бы   спросил,   можно   ли   ему
воспользоваться обычной ложкой или лучше принести из дома  свою  серебряную.
Иными словами, сравнительный анализ группы  крови  Смайлоу  получил  бы  уже
через полчаса, в то время как  ей  приходилось  унижаться,  упрашивая  Джима
сделать работу поскорее.
   Нет,  Стефи  не  собиралась  отдавать  свою  возможную  победу  детективу
Смайлоу. Она сама собиралась воспользоваться плодами  своей  интуиции.  Если
Хэммонда ждет наказание (а Стефи лелеяла надежду, что  за  попытку  помешать
отправлению правосудия его могут даже  исключить  из  ассоциации  юристов  и
лишить всех прав и привилегий),  она  хотела  быть  единственным  человеком,
который разоблачит его. После этого она уже никогда не будет  играть  вторую
скрипку.
   Сегодняшнее поведение Хэммонда только укрепило ее подозрения.  На  каждое
слово Тримбла он реагировал как ревнивый любовник, и Стефи  было  совершенно
ясно, что  для  него  Юджин  Кэрти  была  лишь  подвергавшейся  безжалостной
сексуальной эксплуатации жертвой собственного брата. Каждый раз,  когда  ему
предоставлялась такая возможность, Хэммонд бросался на  ее  защиту,  отбивая
хлеб у Перкинса, хотя его обязанность  заключалась  как  раз  в  том,  чтобы
убедить присяжных в ее виновности.
   Возможно, что Хэммонд по-человечески  сочувствовал  Юджин  Кэрти,  однако
Стефи не  очень-то  в  это  верилось.  Только  одно  имело  значение:  между
Хэммондом и обвиняемой существует какая-то связь.  В  этом  Стефи  почти  не
сомневалась.
   И если она угадала правильно, Хэммонд будет уничтожен. Когда она  вытащит
на свет  божий  его  грязный  секрет,  скандал  нанесет  непоправимый  ущерб
репутации Хэммонда и навсегда перечеркнет его шансы занять кресло  окружного
прокурора.
   И останется одна-единственная  кандидатура  -  ее  собственная.  Честной,
принципиальной и талантливой Стефани Манделл.

***

   Итак, рассуждал Хэммонд, старший детектив  управления  полиции  Чарлстона
собрал  кое-какие  улики,  подтверждающие,  что  Юджин  Кэрти   убила   Люта
Петтиджона. И именно ему, Хэммонду, придется выступать  в  суде  на  стороне
обвинения и доказывать, что это действительно так. Но разве мог он  обвинять
в преступлении, караемом смертью, женщину, в которую влюбился?  Кроме  того,
Хэммонд сам был свидетелем по этому делу, хотя об этом никто,  кроме  них  с
Юджин, не знал.
   Существовало  и  еще  одно,  куда   более   важное,   чем   первые   два,
обстоятельство, которое подталкивало Хэммонда к решительным действиям. Жизни
Юджин угрожала серьезная опасность. Кто-то узнал, что  вчера  утром  ее  дом
подвергся обыску, а уже вечером на нее  напал  вооруженный  бандит,  который
знал Юджин по имени. И это не могло быть простым совпадением. Убийцу, скорее
всего, нанял настоящий преступник, который боялся, что  Юджин  могла  что-то
видеть,  и  пытался  заставить  ее  замолчать.   Кроме   того,   неизвестный
злоумышленник,  вероятно,  рассчитывал,  что  с  ее  смертью  прекратится  и
следствие по делу Петтиджона. Но поскольку его  попытка  провалилась,  можно
было ожидать еще одного покушения.
   Смайлоу и компания сосредоточили на Юджин все свое внимание,  предоставив
ему самому разыскивать другого подозреваемого.
   Хэммонд заперся в своем кабинете, разложив на  столе  документы,  которые
передал ему Смайлоу. Он  попытался  мысленно  дистанцироваться  отдела  и  в
первую очередь - от собственного интереса, сосредоточившись на одних  только
фактах.
   Кто мог желать смерти Петтиджону - таков был первый  вопрос,  который  он
себе задал. Может быть, конкуренты? Партнеры по его темным делишкам, которых
он когда-то обошел на повороте?
   Очень может быть, но согласно отчету Смайлоу все они были допрошены  и  у
каждого оказалось довольно убедительное алиби. Даже  Престон  Кросс  не  был
исключением - алиби своего отца Хэммонд проверил особенно тщательно.
   А что, если Петтиджона убила все-таки его собственная жена?
   Тоже не исключено, но, зная ее, Хэммонд считал,  что  Дэви  не  стала  бы
делать из этого секрета. Это было совсем не в ее характере: скорей бы уж она
объявила об этом во всеуслышание да еще заявила, что так этому сукину сыну и
надо!
   Кто еще мог быть заинтересован в смерти Петтиджона?
   Полагаясь на свою  способность  к  логическому  мышлению,  Хэммонд  снова
перебрал и рассортировал в уме полученную от Смайлоу информацию,  добавив  к
ней факты, о которых детективу не было ничего известно.
   Во-первых, Хэммонд сам встречался с Лютом Петтиджоном  незадолго  до  его
смерти.
   Во-вторых, на переданной ему Дэви страничке из блокнота  Петтиджона  были
написаны время и дата, из чего следовало, что  в  субботу  он  ждал  к  себе
кого-то еще.
   В-третьих,   Лют   Петтиджон   был   объектом   тайного    расследования,
инициированного генеральным прокурором штата.
   Взятые по отдельности, эти три факта ничем не могли ему помочь, но вместе
они неожиданно озадачили  Хэммонда  и  заставили  задавать  себе  все  новые
вопросы, не имевшие к тому же отношения к его желанию доказать  невиновность
Юджин. Он был обязан задать их, даже если бы не был  влюблен  в  нее,  если,
конечно, не хотел осудить невиновного, чтобы закрыть дело.
   Теперь, имея в виду эти три факта,  Хэммонд  постарался  припомнить  все,
даже случайные разговоры,  которые  он  вел  со  Смайлоу,  Стефи,  с  отцом,
прокурором Мейсоном и Лореттой. При этом он намеренно вывел Юджин за скобки,
как если бы ее вовсе не существовало. Это было необходимо,  чтобы  в  полной
мере оценить каждую фразу, слово, интонацию, взгляд.
   Совершенно внезапно он вспомнил свою собственную фразу,  брошенную  им  в
разговоре со Смайлоу. "Это же самый распространенный калибр  полицейского  и
гражданского оружия! - сказал тогда Хэммонд.  -  В  одном  только  Чарлстоне
сотни и сотни таких револьверов, даже если не  считать  полицейского  склада
вещественных доказательств. Там их тоже полным-полно".
   Неужели он не ошибся?!
   Хэммонд даже  подскочил  на  месте,  испытав  прилив  энергии  и  желание
бороться. Его карьера, его жизнь, душевное спокойствие и самоуважение -  все
зависело теперь от того, сумеет ли он снять с Юджин бремя вины, восстановить
ее репутацию и доказать правильность своего сумасшедшего предположения.
   Охваченный нетерпением, Хэммонд бросил взгляд на  настольные  часы.  Было
еще относительно рано, и если он поспешит, то, пожалуй, успеет  начать  свое
собственное расследование. Вот только куда оно приведет?
   Либо к окончательной гибели, либо к настоящему преступнику.  Третьего  не
дано.
   Торопясь, Хэммонд сгреб со стола документы и, затолкав их в кейс,  быстро
вышел из кабинета.
   На улице было настоящее пекло. Казалось, еще немного,  и  асфальт  просто
потечет, как масло. Спастись от палящих солнечных лучей можно было только  в
машине, где стоял мощный японский кондиционер, но  едва  Хэммонд  шагнул  за
порог здания, как кто-то окликнул его:
   - Хэммонд!
   Только один человек мог говорить  с  ним  столь  повелительным  тоном,  и
Хэммонд, мысленно застонав, обернулся.
   - Привет, па.
   - Мне нужно поговорить с тобой. Может, поднимемся к тебе в кабинет?
   - Вообще-то, как ты, может быть, заметил,  я  не  входил,  а  выходил,  -
ответил Хэммонд. - К тому же я спешу, у меня дела в центре города. В четверг
я выхожу на большое жюри с делом Петтиджона, а это  значит,  что  времени  у
меня мало.
   - Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.
   - О чем? О том, что у меня мало времени?
   - Оставь свои дурацкие шутки при себе, сейчас  для  них  не  время  и  не
место. Я хотел поговорить с тобой о  деле  Петтиджона.  -  С  этими  словами
Простои Кросс решительно подтолкнул Хэммонда  к  дверям.  -  Что  у  тебя  с
рукой?
   - Долго объяснять, - нетерпеливо отозвался Хэммонд. - Ну, в чем дело? Что
такого важного ты собрался мне сообщить,  что  это  не  может  подождать  до
вечера?
   - Буквально полчаса назад Монро Мейсон позвонил мне по сотовому от своего
массажиста. Знаешь, сынок, он очень обеспокоен.
   - Чем именно?
   - Я боюсь даже подумать о том, каковы могут быть  последствия,  если  то,
что сказал Монро, - правда.
   - И что такого ужасного он тебе сказал? Что у его жены будет ребенок и он
решил передать должность по наследству?
   - Он сказал, что ты стал относиться к  этой  Кэрти  не  так,  как  должен
прокурор.
   К этой Кэрти... Престон Кросс всегда использовал  общее  местоимение  без
добавления уважительного "миссис" или "мистер", когда хотел подчеркнуть свое
пренебрежительное отношение к кому-либо.
   - Знаешь, - сказал Хэммонд, - мне  начинает  действовать  на  нервы,  что
каждый раз, когда у Мейсона появляются ко мне какие-то  вопросы,  он  звонит
тебе. Думаю, если бы  он  обратился  прямо  ко  мне,  я  сумел  бы  ему  все
объяснить.
   - Монро позвонил мне, потому что мы с ним - старые  друзья.  И  когда  он
видит, что мой сын вот-вот испортит  себе  карьеру,  естественно,  он  хочет
предупредить меня.., потому что он меня уважает и верит, что я могу на  тебя
повлиять. По-моему, Монро и в этот раз хотел, чтобы я вмешался и предостерег
тебя от неверных шагов.
   - И ты, конечно,  не  упустил  возможности  сунуть  нос  в  мои  дела,  -
насмешливо перебил Хэммонд.
   От гнева Простои покраснел до корней своих седых волос.
   - Ты чертовски прав, Хэммонд. Я всегда рад возможности вмешаться и помочь
тебе, поскольку ты, к сожалению, так и не научился соображать  как  следует.
Единственное, о чем я жалею, - это о том, что ты уже слишком большой и  тебя
нельзя оттаскать за вихры!
   Престон довольно  редко  выходил  из  себя,  считая  открытое  проявление
всякого рода сильных эмоций прерогативой женщин.  И  сейчас  он  тоже  сумел
взять себя в руки.
   - Что ж, попробуй убедить меня, что Монро напрасно волнуется.
   - Сначала скажи, с чего он взял, что я отношусь к Юджин Кэрти  как-то  не
так.
   -  Ну,  во-первых,  ему  давно  кажется,  что  ты  относишься   к   этому
расследованию без должного рвения.
   - Я бы так не сказал. Я работал над этим делом даже больше,  чем  обычно.
Хотя должен признаться, что и осторожничал я больше, чем  всегда,  поскольку
дело Петтиджона - слишком громкое и любая моя ошибка могла  дорого  обойтись
всем, кто в нем замешан.
   - Ты был настолько осторожен, что до  последнего  тянул  с  предъявлением
обвинения этой Кэрти.
   - Это ты так считаешь.
   - Не только я, но и Монро Мейсон.
   - Тогда пусть он и читает мне нотации. Он, а не ты!
   - Послушай, сын, с самого начала этого расследования ты был сам  на  себя
не похож. И мы оба - и я, и твой наставник - хотели бы узнать почему.  Может
быть,  эта  смазливая  девица,  которую  Смайлоу  подозревает  в   убийстве,
заставила тебя раскиснуть? Уж не втрескался ли ты в нее часом, а?
   Хэммонд продолжал молча смотреть на отца, и Престон снова побагровел.
   - Господи, Хэммонд! Да что с тобой?! Я тебя просто не узнаю.
   Ты что, спятил?
   - Нет.
   -  Бог  мой,  из-за  какой-то  юбки!  Неужели  ты   действительно   готов
пожертвовать своей карьерой ради удовольствия трахаться именно с этой бабой,
когда кругом полно других, в тысячу раз лучше?
   - Карьерой? - переспросил Хэммонд. - Если  ты  имеешь  в  виду  должность
окружного прокурора, то, сдается мне, ты мечтал о ней едва ли не больше, чем
я.
   - Не говори глупости, Хэммонд! Я просто не понимаю, как ты  можешь  вести
себя так безответственно, так...
   - Безответственно?! - Хэммонд рассмеялся. - Кто бы говорил,  отец!  Ты-то
сам как себя ведешь? И какою меркой ты меня меришь? Может быть,  ты  хочешь,
чтобы я взял за образец тебя? Что ж, мне действительно порой кажется, что  я
веду себя почти как ты, хотя сжигать кресты и рядиться в  белые  балахоны  я
бы, наверное, все же не стал.
   Престон Кросс быстро и как  будто  даже  испуганно  заморгал,  и  Хэммонд
понял, что стрела попала в цель.
   - Ты вступил в ку-клукс-клан, отец?
   - Что ты городишь?! Конечно, нет!
   - Но ведь ты знал об этом, не так ли?  Ты  отлично  знал  обо  всем,  что
происходило на острове Спаркл. Больше того, ты одобрял это!
   - Я же сказал тебе, что расстался с этой компанией, и...
   - Не до конца. Лют - вот кто действительно вышел из состава  учредителей,
потому что его убили. Призвать его к ответу может теперь только господь бог,
но ты - другое дело. Ты все еще  в  опасности,  папа...  -  Хэммонд  покачал
головой. - Ты стареешь и становишься беспечным. Я своими глазами видел  твою
подпись на документах, из которых следует,  что  именно  ты  был  крупнейшим
акционером. И теперь, когда Люта больше нет в живых,  именно  тебе  придется
отвечать за все, что натворили на острове нанятые вами хулиганы.
   - Я чист как стеклышко, Хэммонд! Я продал свой пай и возместил ущерб.
   Это был знаменитый отцовский финт с отвлекающим  ударом  и  нокаутирующим
апперкотом, и Хэммонд, как всегда, оказался застигнут им врасплох.
   - Вот как? - только и сказал он.
   - Да, - кивнул Престон. - Как раз вчера я  съездил  на  остров  Спаркл  и
встретился с теми, кто пострадал от наемников Люта. Я рассказал им, в  каком
я был ужасе, когда узнал, что происходит в поселке  на  самом  деле.  Каждой
семье я вручил чек на тысячу долларов в возмещение понесенного материального
ущерба и присовокупил к этому скромному  дару  самые  искренние  и  глубокие
извинения. Кроме того, я пожертвовал значительную сумму наличными на  ремонт
их методистской молельни и учредил несколько стипендий для  лучших  учеников
школы. - Глядя в  лицо  Хэммонду,  Престон  сочувственно  улыбнулся.  -  Как
думаешь,  сынок,  можно  ли  завести  на  меня  дело  после  того,   как   я
продемонстрировал столь глубокое раскаяние и желание исправить зло,  которое
было причинено этим славным людям только потому, что в свое время я  не  дал
себе труда вникнуть во все детали проекта Петтиджона? Впрочем, интереса ради
можешь попытаться отправить меня за решетку, но, уверяю тебя,  вряд  ли  это
получится!
   От этих слов Хэммонда замутило, но жара и боль от ран были ни при чем.
   - Ты откупился от них! - воскликнул он. Престон самодовольно улыбнулся.
   - Да, откупился деньгами, полученными от продажи  моего  пая.  И,  уверяю
тебя, мне тоже кое-что осталось.
   Хэммонд не помнил, когда в последний раз ему так сильно хотелось  ударить
кого-то, как сейчас ему хотелось ударить отца. Ему хотелось кулаками стереть
с лица Престона эту наглую ухмылку, но он поборол себя. Наклонившись к нему,
Хэммонд холодно сказал:
   - Не спеши радоваться, отец. Ты, быть может, думаешь, что расплатился  за
все, что сделал  этим  людям,  но  ты  ошибаешься.  Ты  еще  даже  не  начал
расплачиваться  по-настоящему,  и,  уверяю  тебя,  одними  деньгами  ты   не
отделаешься,  хотя  бы  ты  отдал  их  все.  Ты  -  испорченный,   порочный,
безнравственный человек, воплощение коррупции, так что не  тебе  читать  мне
лекции о том, как себя вести. Что касается того, что тебя,  дескать,  нельзя
отправить в тюрьму, то и на этот счет ты заблуждаешься. Я, во всяком случае,
очень постараюсь это сделать...
   Сказав это, Хэммонд повернулся  и  быстро  зашагал  к  стоянке  служебных
машин, но Престон нагнал его и схватил за рукав.
   - Я буду очень рад, Хэммонд, если история с мисс Кэрти выплывет наружу! -
злобно прошипел он. - Надеюсь, кто-нибудь заснял  вас  в  постели:  если  бы
подобные фотографии появились в  газетах,  это  послужило  бы  тебе  хорошим
уроком. Меня лично  уже  давно  тошнит  от  твоих  бойскаутских  взглядов  и
поступков - так могут поступать только зеленые юнцы, но не взрослые мужчины!
- Он развернул Хэммонда к себе и ткнул ему в грудь пальцем. - На самом деле,
сын, ты такой же испорченный и  безнравственный  человек,  как  я,  как  все
люди...  Просто  до  сегодняшнего  дня  ты  еще  никогда  не  сталкивался  с
серьезными соблазнами. Что же заставило  тебя  свернуть  с  прямой  дорожки?
Деньги или власть? Не-ет... - Престон хихикнул. - Это была обыкновенная юбка
- вернее, то, что под ней. В этом-то и заключается твой позор! Ты мог бы  по
крайней мере продаться подороже!
   Еще несколько секунд двое  мужчин  мрачно  смотрели  друг  на  друга,  не
скрывая враждебности, которая годами тлела под покровом семейных отношений -
отношений между властным диктатором-отцом и образцовым  сыном,  -  и  только
сейчас вспыхнула горячо и ярко.  Хэммонд  всегда  догадывался,  что  никакие
слова  не  в  состоянии  поколебать  отцовскую  волю  или  пробить  брешь  в
самоуверенности, которой он оделся, как  броней.  Но  сейчас  он  неожиданно
осознал, что ему на самом деле наплевать. Зачем защищать себя и Юджин  перед
человеком, ко