- Спать, спать, мама. Спокойной ночи.
   - Я, должно быть, перепутала дни. Он придет за мной завтра, -  прошептала
Мэри Кэтрин. Мило улыбнувшись, умиротворенная, она закрыла глаза.
   Клэр нагнулась и поцеловала прохладную гладкую щеку матери.
   - Да, мама. Завтра. - Она погасила свет и  вышла  из  комнаты,  осторожно
прикрыв за собой дверь.
   Клэр совершенно обессилела. Плечи ныли от напряжения.
   Путь от спальни матери до гостиной показался ей слишком длинным. Войдя  в
гостиную, она не сразу увидела его. Решив, что  он,  возможно,  передумал  и
ушел, она было облегченно вздохнула, но - увы!
   Словно конвоир, Кассиди уже ждал ее во всеоружии  и  готовый  к  схватке.
Клэр ничего не оставалось, как принять его  вызов.  Вопреки  тому,  что  она
говорила Ясмин и в чем она пыталась убедить  себя,  Клэр  все-таки  находила
Кассиди привлекательным. В физическом плане - безусловно. Но было  в  нем  и
нечто другое.., одержимость, воля, упорство. Эти качества привлекали ее и  в
то же время отталкивали, вызывали неприязнь. Она боялась его, хотя не  могла
не признать, что он проявил удивительную доброту и отзывчивость в  отношении
ее матери.
   Когда глаза привыкли к  темноте,  Клэр  различила  силуэт  возле  буфета.
Кассиди был в рубашке с закатанными рукавами, плащ его по-домашнему висел на
вешалке рядом с плащом и шляпой Клэр. Когда он обернулся, Клэр заметила, что
волосы у него все еще влажные от дождя, а в руках он  держит  два  бокала  с
"Реми Мартэн". Кассиди подошел и протянул ей один.
   - Спасибо, мистер Кассиди.
   - Не за что - коньяк-то ведь ваш.
   - Все равно спасибо.
   Клэр была рада, что он не включил электричество. Сквозь стеклянную  стену
в комнату проникало достаточно света. Время от времени нависшие  над  землей
облака  освещались  вспышками  молнии,  и  тогда  небо  напоминало   негатив
фотоснимка. Но в основном буря уже  стихала,  оставляя  после  себя  плотную
пелену дождя. Серебристые потоки омывали  стекла  окон,  отбрасывая  неясные
тени на лицо Клэр, когда она приблизилась к окну. Река вырисовывалась  внизу
широкой темной лентой, контуры которой подчеркивались фонарями на набережной
по обе ее стороны.
   Первый глоток коньяка обжег горло. От второго разлилось благодатное тепло
- сначала оно коснулось губ и постепенно отозвалось  легким  покалыванием  в
кончиках пальцев.
   - В такие минуты мне становится жаль, что я не курю, - заметила Клэр.
   - Простите?
   - Я сказала, что иногда мне бы хотелось  курить.  Сейчас  как  раз  такой
момент. - Обернувшись, она увидела, что он  стоит  гораздо  ближе,  чем  она
предполагала. Его глаза были того же цвета, что и дождь, хлеставший в  окна,
и в них была такая глубина, что дух захватывало.
   - Курение вам не на пользу.
   - Да, я знаю. Просто я иногда завидую курильщикам - сигарета приносит  им
немедленное расслабление. - Клэр провела пальцами по  стеклу  бокала.  -  Вы
когда-нибудь видели, как курильщик сигары выпускает дым в бокал с  коньяком,
прежде чем сделать глоток? - Кассиди покачал головой.  -  Забавно  смотреть,
как дым закручивается в спираль внутри бокала, а потом  вдыхается  вместе  с
глотком коньяка. Это придает напитку особую чувственность. Я  думаю,  коньяк
от этого должен становиться вкуснее. А может, вкуснее становится сигара?  Не
знаю.
   - И кто же проделывал такой фокус?
   - Да никто. Я видела это в фильме с Ричардом Бартоном.  Вполне  возможно,
что эта привычка свойственна только ему. А может, это было в моде в  прошлом
веке.
   Его волнующий взгляд неотрывно следовал за каждым ее жестом.
   - Что на вас навеяло такие думы, Клэр? Она пожала плечами:
   - Дождливый вечер, коньяк...
   - А может, вы просто хотели сбить меня с толку?
   - Неужели вас так легко сбить с толку?
   Он колебался чуть дольше,  чем  ему  хотелось  бы,  прежде  чем  ответить
коротким "нет". Затем залпом допил коньяк и отнес  пустой  бокал  к  буфету.
Когда он вернулся к окну,  где  стояла  Клэр,  в  нем  опять  уже  заработал
профессионал.
   - Что же произошло сегодня вечером?
   - Вы ведь были вместе со мной и видели все своими глазами.
   - Но я до сих пор так и не понял, что произошло. Она  улизнула  из  дома,
верно?
   - Да, улизнула.
   - Послушайте, я, наверное, не так выразился, но я не хотел...
   - Я знаю, что вы не хотели.
   - И как часто она... Как часто с ней такое случается?
   - Когда как. Бывает по-разному. Иногда она устраивает  спектакль.  Иногда
на нее нападает страшная хандра. А бывают у нее и ясные, светлые дни.  Но  в
основном, как и в первый раз, когда вы видели ее, она путается  в  именах  и
событиях, словно у нее старческий маразм. - Клэр  вдруг  понизила  голос.  -
Иногда она становится такой, как сегодня вечером, - полностью отрешенной  от
мира.
   - И чем это вызвано?
   - Не знаю.
   - А что говорят доктора?
   - Они тоже не знают. Сколько я помню маму, она всегда была такой,  только
с годами болезнь ее прогрессирует, и приступы случаются все  чаще.  В  самом
начале болезни они напоминали лишь всплески  депрессии.  В  такие  дни,  как
рассказывала мне потом тетя  Лорель,  мама  уединялась  в  своей  комнате  и
плакала дни напролет, не вставала с постели, отказывалась от еды. Мы с тетей
Лорель ухаживали за ней, стараясь во всем угодить.
   - Ей следовало бы с самого начала назначить хорошее лечение. -  При  этих
словах Кассиди Клэр встрепенулась и гневно посмотрела на него.  -  Я  сказал
это не в порядке критики, не подумайте, - поправился он.
   Клэр какое-то мгновение словно изучала его. Убедившись в его искренности,
она несколько успокоилась и отбросила враждебность.
   - Теперь-то я понимаю, что необходимо было немедленно  поместить  ее  под
медицинское  наблюдение.  Такая  глубокая  депрессия  -  это  уже  серьезная
болезнь. Но я была ребенком. А тетя Лорель, при всей своей  доброте,  совсем
не знала, как следует обращаться с душевнобольными. Она  даже  не  придавала
серьезного значения этой болезни. Мама была молодой  женщиной,  обманутой  в
своих чувствах. Семья отказалась от нее, лишила наследства.  И  тетя  Лорель
ошибочно думала, что болезнь мамы - не что  иное,  как  страдания  разбитого
сердца.
   - Разбитого сердца, которому не суждено успокоиться.
   Клэр кивнула.
   - Однажды с мамой случилось то же, что и сегодня вечером. Она  оделась  и
ускользнула из дома с уложенным чемоданом. Я была  тогда  очень  молода,  но
помню, что тетя Лорель чуть с ума не сошла от беспокойства, пока полицейский
не привел маму домой.  Он  знал  нас  и  заметил  маму,  когда  она  шла  по
Кэнел-стрит с тяжелым чемоданом в руках. Когда он подошел к ней и  предложил
свою помощь, он сразу обратил внимание, что она не в себе. Спасибо  ему,  он
привел ее домой вместо того, чтобы тащить в полицейский участок. Так что  ее
миновала столь тяжкая участь.
   - Во время таких приступов она что, воображает, будто сбегает из  дома  с
возлюбленным?
   - Да. Я думаю, что еще до того, как мой отец оставил ее, он предлагал  ей
убежать с ним. В конце концов он, должно быть, струсил, а она так и осталась
ждать его. Теперь мама воображает, что он придет за ней в условленное место.
Сегодня, я уверена, она ехала на перекладных, торопясь в "Поншартрэн".
   - Это было место, где они должны были встретиться?
   - Нет. Место встречи у нее всегда меняется. Мама никогда точно не  знает,
где и когда она должна встретиться со своим молодым человеком. И, не в силах
оценить  свои  действия,  вечно  ругает  себя  за  то,  что,  вероятно,  все
перепутала.
   Клэр отвернулась от окна и посмотрела на Кассиди.
   - В ту ночь, когда был убит Джексон Уайлд, мама выскользнула  из  дома  и
пошла в "Фэрмон". Мне позвонил Андре и сказал, что  она  сидит  в  вестибюле
отеля и дожидается своего возлюбленного, так  что  я  поехала  за  ней.  Вот
почему я оказалась там. Узнав же о том, что произошло в ту ночь, я попросила
Андре не говорить никому о  том,  что  я  была  в  отеле.  И  поскольку  мое
присутствие там никоим образом не связано  было  с  Уайлдом,  он  согласился
хранить мою тайну. Я уверена, что вы и ваши коллеги были безумно  счастливы,
прослушав запись нашего разговора, но вы его не правильно истолковали.
   Клэр допила свой коньяк. Кассиди взял у нее из рук пустой бокал  и  отнес
его к буфету.
   - Не было бы всем проще и спокойнее, если бы вы поместили мать в клинику?
- спросил он.
   Клэр ждала этого вопроса. На протяжении вот уже многих  лет  ей  задавали
его сотни раз. Ответ всегда был неизменным:
   "Безусловно, было бы легче.  Но  лучше  ли?"  Взволнованная,  она  начала
расхаживать вдоль стеклянной стены...
   - Сколько я себя помню, всегда к  нам  приходило  множество  людей  -  из
медицинских обществ, социальных служб, юридических  агентств  -  и  все  они
пытались заставить меня поместить маму в клинику.
   - А до этого пытались забрать вас от нее. Клэр остановилась и повернулась
к нему:
   - Вы никак не можете не касаться этой темы, да, мистер Кассиди?
   - Нет, не могу. Это моя работа.
   - Мерзкая у вас работа.
   - Иногда, - признал Кассиди. - Вместо того чтобы кормить меня сладостными
воспоминаниями из вашего детства, почему бы вам не быть со мной откровенной,
рассказав о ваших стычках с властями?
   - Потому что очень больно вспоминать об этом.  Меня  до  сих  пор  мучают
ночные кошмары. Мне все снится, что эти чиновники из социальной службы тащат
меня, кричат, уводя из дома тети Лорель. Мама сидит расстроенная. Я не  хочу
уходить.
   - Судя по сохранившимся протоколам, маленькая Клэр Луиз Лоран задавала им
жару. Я охотно в это верю.
   - Все было бы ничего,  но  у  мамы  после  каждого  их  прихода  случался
тяжелейший приступ.
   - А что же ваша тетушка? Вы описывали ее как любящую, заботливую особу.
   - Она такой и была, но эксперты, - Клэр подчеркнула это слово, -  так  не
думали. Она была с причудами, а стало быть,  не  вписывалась  в  их  книжные
критерии образцового родителя. Они приходили за  мной.  И  забирали.  Трижды
меня помещали в приют. Я каждый раз убегала, и они наконец махнули  на  меня
рукой, разрешив вернуться домой. Мне было лет двенадцать, когда однажды мама
ушла из дома и пропадала несколько дней.  В  конце  концов  мы  нашли  ее  в
каком-то убогом отеле, но  к  тому  времени  обо  всем  уже  стало  известно
полиции. Социальная служба тут же воспользовалась ситуацией, и за мной вновь
пришли. Как они сказали, я воспитывалась в нездоровой обстановке и нуждалась
в опытных наставниках и спокойствии. Я поклялась, что убегу  отовсюду,  куда
бы меня ни привели, и что, как бы они ни старались, им не удастся  разлучить
меня с матерью. Думаю, в конце концов они мне все-таки поверили, потому  что
больше от них никто не приходил.
   Долгие годы копившаяся в душе  Клэр  обида  теперь  прорвалась  наружу  и
обрушилась на Кассиди.
   - Мне совершенно наплевать на то, что говорят обо мне ваши архивы. Я  все
равно не позволю никому разлучить меня с матерью. Я останусь с ней до  конца
и буду счастлива заботиться о ней. Когда она забеременела, у нее  был  очень
простой выход - в то время как раз популярный среди богачей.  Она  могла  на
год отправиться в Европу и там, родив, отдать меня в какую-нибудь  семью  на
удочерение. Как говорила мне тетя Лорель, именно это и заставляли ее сделать
родители. Или был еще один вариант - поехать в  другой  город  и  найти  там
врача, который бы согласился сделать аборт. Это было бы еще проще.  И  никто
бы ничего не узнал - даже родители. Но она выбрала меня, сохранила  ребенка,
и во имя этого пожертвовала наследством, да и всей своей жизнью.
   - Ваше чувство долга достойно восхищения.
   - Я не чувствую, что должна что-то матери. Просто я люблю ее.
   - И поэтому вы ее не запираете?
   - Да, именно поэтому. Ей не требуются замки, ей нужны любовь, терпение  и
понимание. Ну и кроме того, запирать ее - это жестоко, бесчеловечно. Я ни за
что не позволю относиться к ней как к животному.
   - Но на улице, когда она бродит одна, с  ней  ведь  может  произойти  что
угодно, Клэр.
   Она присела на мягкий подлокотник дивана.
   - Неужели вы думаете, что я этого не знаю? Хотя я  и  не  запираю  ее,  я
строго слежу за тем, чтобы не допустить ее прогулок в одиночестве. И  Ясмин,
и Гарри - они тоже следят за этим. Но  в  ней  иногда  просыпается  какая-то
девчоночья хитрость, и  она  все-таки  сбегает.  Иногда,  несмотря  на  нашу
бдительность, ей это удается, как, скажем, сегодня вечером, когда я  думала,
что она мирно спит.
   Разговор сам собой замер. Тишину нарушали лишь отдаленные раскаты  грома.
Клэр сложила руки на груди и вгляделась в темноту, откуда Кассиди все так же
задумчиво смотрел на нее, словно погруженный в свои мысли. Под его  взглядом
она чувствовала себя неловко, и тому было множество причин. Сейчас  же  Клэр
было интересно, ощущает ли он эту молчаливую темноту так же, как и она?
   - Почему у меня все время такое чувство, будто вы рассматриваете меня под
увеличительным стеклом? - с упреком спросила она.
   - Вы - загадка.
   - Моя жизнь вся как на ладони.
   - Я бы не сказал,  Клэр.  Мне  пришлось  по  крупицам  выуживать  из  вас
информацию. Вы лгали мне на каждом шагу.
   - Я пошла той ночью в "Фэрмон" за матерью, - сухо сказала она. - Вам  это
и не требовалось знать.
   - Вы солгали мне о своем детстве, которое на самом деле было ужасным.
   -  А  кто-нибудь  выкладывает  все  начистоту,  когда  его  спрашивают  о
детстве?
   - Но вы также обманули меня, сказав, что никогда не были под арестом.
   Клэр горько рассмеялась.
   - А вы поработали на славу!
   - В "гот день, когда мы увиделись впервые, вы сказали, что не следует вас
недооценивать. Так вот: меня тоже не стоит недооценивать. - Дотронувшись  до
ее подбородка, он приподнял ей голову. - Расскажите мне об этом, Клэр.
   - Зачем? Я уверена, что вы уже все знаете. Я напала на полицейского.
   - Но обвинение с вас сняли.
   - Мне было лишь четырнадцать.
   - Что же случилось?
   - А в ваших архивах разве ничего об этом не сказано?
   - Я бы хотел услышать ваше объяснение.
   Она глубоко вздохнула.
   - Моя школьная подруга жила у меня.
   - Вернее, вы прятали ее. Она сбежала из дома.
   - Да, - резко сказала Клэр. - Я прятала  ее.  Когда  пришел  полицейский,
чтобы забрать ее домой, у нее началась  истерика.  Он  попытался  надеть  ей
наручники. Я вступилась за нее.
   - Но зачем вы прятали ее? Даже когда вам угрожали тюрьмой, вы  так  и  не
рассказали полиции, почему эта девочка пряталась в вашем доме.
   - Я дала слово, что никогда не выдам ее. Но все это  было  давно,  прошли
уже годы, и она... - Клэр махнула рукой, дав понять,  что  все  это  уже  не
имело никакого значения. - Ее отчим приставал к ней с  дурными  намерениями.
Он насиловал ее, иногда с особой жестокостью, а мать делала вид, что  ничего
не замечает. Дошло до того, что терпеть надругательства у нее  уже  не  было
сил. Обратиться девочке было не к кому. Она боялась, что, если расскажет обо
всем священнику или монахиням в приходской школе, ей просто  не  поверят.  И
еще боялась, что о ее жалобах узнают дома и ей придется еще  тяжелее.  Когда
она рассказала обо всем  мне,  я  предложила  ей  укрыться  в  моем  доме  и
оставаться столько, сколько она захочет.
   Клэр на мгновение задумалась, вспоминая, как неистовствовала  она,  когда
ее усилия оказались напрасными.
   - Через две недели после того,  как  подругу  вернули  домой,  она  вновь
убежала. Должно быть, она навсегда покинула город.
   Никто о ней больше ничего не слышал.
   - Вы могли бы чистосердечно рассказать обо всем в полиции и избавить себя
от неприятностей.
   - И что бы мне это дало? - с  упреком  спросила  Клэр.  -  Ее  отчим  был
миллионером. Они жили в роскошном  доме  в  Гарден-Дистрикт.  Даже  если  бы
девочке кто-нибудь и поверил, все равно эту историю замяли бы, а ее  вернули
домой. Кроме того, я обещала, что не выдам ее. - Она тряхнула головой словно
в подтверждение своих слов. - То, что пришлось пережить мне в связи  с  этим
арестом, едва ли можно сравнить с тем, что выстрадала она, мистер Кассиди.
   - Расскажите мне об Андре Филиппи.
   Клэр взглянула на него с нескрываемой враждебностью:
   - Что вы хотите знать?
   - Вы оба посещали Духовную академию.
   - Да, мы учились вместе с седьмого по двенадцатый класс. Наставницей была
сестра  Анна  Элизабет.  -  Клэр  резко  вскинула  голову.  -   И   что   же
предосудительного в том, что мы с Андре были школьными приятелями?
   - Расскажите мне о нем, - сказал Кассиди, словно не замечая ее иронии.  -
Он забавный человечек.
   Внезапно ее тон переменился. От прежнего благодушия и  легкого  кокетства
не осталось и следа. Даже голос ее возвысился до резких ноток.
   - Я вполне допускаю, что для таких атлетов,  как  вы,  Андре  всего  лишь
"забавный человечек".
   - Я не имел в виду ничего оскорбительного.
   - Мне плевать на то, что вы имели в виду.
   - Его можно назвать ветреным человеком?
   - Это что, важно?
   - Я еще не знаю. Итак?
   - Нет. Он со школьных лет помешан на Ясмин.
   - Но у него нет интимных отношений ни  с  кем  -  ни  с  мужчиной,  ни  с
женщиной?
   - Этого я не знаю. Живет он один.
   - Я знаю.
   - Еще бы, конечно.
   - У меня есть досье на него, - сказал Кассиди. - Так же, как  и  на  всех
служащих отеля "Фэрмон" - даже на тех, кто не дежурил в ту ночь.
   - А на меня у вас тоже досье?
   - Да, причем очень пухлое.
   - Я польщена.
   Кассиди нахмурился.
   - Что вы можете сказать о родителях Андре? Какова его родословная?  Я  не
сумел в ней разобраться:
   - В вашем вопросе есть какая-то расовая подоплека?
   - Черт, - не сдержался Кассиди. - Да нет  же.  Вы  когда-нибудь  оставите
этот агрессивный тон?
   Клэр взвесила все "за" и "против", решив, что  лучше  рассказать  ему  об
Андре. Если она  будет  и  дальше  упорствовать,  Кассиди  станет  копать  в
одиночку, но чем больше он раскопает, тем сложнее станет ее положение.
   - Мать Андре была квартеронкой <Квартероны - потомки от браков мулатов  и
белых людей. В свою очередь, мулаты - потомки от браков белых  с  неграми.>.
Вы знакомы с таким определением?  -  Он  кивнул.  -  Она  была  на  редкость
красивой женщиной - Ясмин чем-то напоминает  ее.  И  хотя  она  была  умной,
образования так и не получила. Вместо этого она предпочитала углублять  свои
знания в тех областях, которые были полезны при ее профессии.
   - И что же это за профессия?
   - Компаньонка мужчин. Она переняла ее от  своей  матери.  Первые  клиенты
появились у нее, когда ей было пятнадцать лет.
   - Она что, была проституткой?
   Эти слова задели Клэр, и она не стала скрывать этого.
   - Проститутки стоят по углам на улицах и виснут  на  случайных  прохожих.
Здесь  же  совсем  другое  дело.  Мать  Андре  поддерживала   разносторонние
отношения с джентльменами, и часто они продолжались многие  годы.  И  хорошо
оплачивались.
   - Эти "джентльмены" были белыми?
   - В большинстве - да.
   - И один из них был отцом Андре.
   - Вы правы. Он был известным бизнесменом и не мог  признать  ребенка,  но
нес за него ответственность.
   - Вы знаете его?
   - Андре знает, но он никогда не называл мне его имени.
   - И даже если бы оно вам было известно, вы бы все равно мне не сказали.
   - Нет, не сказала бы.
   Кассиди на мгновение задумался.
   - Поскольку отец его был человеком преуспевающим, Андре имел  возможность
посещать лучшие школы.
   - Да, но он все равно оставался  изгоем.  Дети,  с  которыми  он  учился,
говорили о его maman всякие гнусности,  придумывали  ему  обидные  прозвища.
Меня тоже считали чужой, поскольку я была не из нормальной, по их  понятиям,
семьи. Так что вполне естественно, что мы с Андре подружились. Они с матерью
были очень преданы друг Другу. Переняв еще от своей матери  многие  полезные
навыки, мама Андре передала их сыну, обучив его этикету, научив  разбираться
в еде и ви