нь букет живых цветов.  Мгновение
он пристально смотрел  на  надгробие,  потом  повернул  голову  и  задумчиво
улыбнулся.
   - Я позвонил в мотель, но у вас никто не отвечал.
   - Как вы узнали, где я остановилась?
   - В нашем городе все про всех все знают.
   - Но никто не знал, что я поеду на кладбище.
   - Вычислил путем несложного рассуждения: попытался представить себе, куда
бы я пошел на вашем месте. Если вам мое общество мешает, я уйду.
   - Нет, ничего. - Алекс оглянулась на имя, высеченное на холодном и  сером
бесстрастном камне. - Я здесь никогда не была. Бабушка  отказывалась  возить
меня сюда.
   - Бабушка у вас не самый добродушный и уступчивый человек.
   - Да, пожалуй, не самый.
   - Вам в детстве очень не хватало матери?
   - Очень. Особенно когда я пошла в школу и увидела,  что  в  целом  классе
только у меня нет мамы.
   - Многие дети не живут с матерями.
   - Да, но они знают, что мать у них есть.
   Эту тему ей было трудно обсуждать даже с друзьями и близкими. И уж  вовсе
не хотелось обсуждать ее с  Минтоном-младшим,  как  бы  сочувственно  он  ни
улыбался.
   Она тронула принесенный им букет  и  растерла  лепесток  красной  розы  в
холодных пальцах. После камня лепесток на ощупь казался теплым бархатом,  но
цветом походил на кровь.
   - Вы часто приносите цветы на могилу моей матери, мистер Минтон?
   Он не отвечал, пока она вновь не взглянула на него.
   - В день, когда вы появились на свет, я был в роддоме. Видел вас до того,
как вас обмыли. - Он улыбнулся открытой, сердечной, обезоруживающей улыбкой.
- Вам не кажется, что уже по одной этой причине мы можем обращаться  друг  к
другу по имени?
   Отгородиться  от  его  улыбки  было  невозможно.  От  нее  и  железо   бы
расплавилось.
   - В таком случае зовите меня Алекс, - улыбаясь в ответ, сказала она.
   Он оценивающе осмотрел ее с ног до головы.
   - Алекс. Мне нравится.
   - Так как же?
   - Что именно? Нравится ли ваше имя?
   - Нет. Часто ли вы приносите сюда цветы?
   - Ах, вот вы о чем. Только по праздникам.  Мы  с  отцом  обычно  приносим
цветы на ее день рождения, на Рождество, на Пасху. Рид тоже носит. А уход за
могилой мы оплачиваем вместе.
   - И на то есть причина?
   Он как-то странно взглянул на нее и ответил просто:
   - Мы все любили Седину.
   - Полагаю, кто-то из вас и убил ее, - тихо сказала она.
   - Вы ошибаетесь, Алекс. Я ее не убивал.
   - А ваш отец? Мог он ее убить, как вы думаете?  Он  отрицательно  покачал
головой.
   - Он относился к Седине как к дочери. И считал ее дочерью.
   - А Рид Ламберт?
   Он лишь пожал плечами, словно тут и объяснений не требовалось.
   - Рид? Ну, знаете...
   - Что?
   - Рид никогда не смог бы ее убить.
   Алекс плотнее запахнула жакет. Солнце село, холодало  с  каждой  минутой.
Когда она заговорила, возле ее губ повисло облачко пара.
   - Сегодня я весь день просидела в  библиотеке,  читала  подшивки  местной
газеты.
   - И что-нибудь вычитали обо мне?
   - О да, все о том, как вы играли в футбольной команде "Пантеры Пурселла".
   Он засмеялся; ветер трепал его светлые волосы,  гораздо  светлее,  чем  у
Рида, и более ухоженные.
   - Увлекательное, наверно, чтение.
   - Да уж. Вы с Ридом были капитанами команды.
   - Черт, правда. - Он согнул руку, будто хвастаясь крепкими  бицепсами.  -
Мы считали себя непобедимыми - этакие крутые ребята.
   - В предпоследнем классе мать стала  королевой  бала  на  вечере  встречи
выпускников. Я видела фотографию, где Рид целует ее во время перерыва  между
таймами.
   Алекс испытала странное чувство, когда разглядывала этот  снимок.  Раньше
она его никогда не видела. Бабушка почему-то не  держала  его  среди  других
фотографий; возможно, потому, что Рид целовал Седину дерзко,  по-настоящему,
так, словно имел на нее права.
   Ничуть не смущаясь ликующей толпы на стадионе, он  властно  обвил  руками
талию Седины. Голова  ее  под  поцелуем  откинулась  назад.  А  он  выглядел
победителем в своей забрызганной грязью футбольной форме,  с  видавшим  виды
шлемом в руке.
   Посмотрев на фотографию несколько минут, Алекс почувствовала этот поцелуй
на собственных губах.
   Вернувшись к действительности, она сказала:
   - Вы ведь познакомились с моей матерью и Ридом гораздо позже,  не  правда
ли?
   Вытянув из земли травинку, Джуниор стал крошить ее пальцами.
   - В девятом классе. До тех пор я учился в Далласе в интернате.
   - Сами так решили?
   - Мать решила. Она не желала, чтобы я набрался неподходящих, с  ее  точки
зрения, манер у детей  нефтяников  и  ковбоев,  поэтому  каждую  осень  меня
отправляли в Даллас. Долгие годы мое воспитание было яблоком  раздора  между
матерью и отцом. Он наконец настоял  на  своем,  заявив,  что  надо  же  мне
когда-нибудь узнать, что на свете существуют и другие люди, не  одни  только
"бледные маленькие ублюдки" - это я его цитирую - из частных школ. И в ту же
осень записал меня в пурселлскую среднюю школу.
   - Как перенесла это ваша мать?
   - Не слишком хорошо. Она была решительно против, но  поделать  ничего  не
могла. Там, откуда она родом...
   - Откуда же?
   - Из Кентукки. В свое время ее отец  был  одним  из  лучших  коневодов  в
стране. Это он вывел победителя знаменитых скачек "Тройная корона".
   - А как она познакомилась с вашим отцом?
   - Ангус поехал в Кентукки покупать кобылу. А вернулся с кобылой и с  моей
матерью. Прожив здесь более  сорока  лет,  она  до  сих  пор  придерживается
традиций семейства Пресли, в том числе - отправлять всех отпрысков в частную
школу. А папа не только записал меня в рядовую пурселлскую школу, но  еще  и
настоял, чтобы я играл в футбольной команде. Тренеру эта мысль  пришлась  не
очень-то по душе, но отец купил его, пообещав обеспечить формой всю команду,
если он меня возьмет, ну и...
   - Ангус Минтон слов на ветер не бросает.
   - Уж будьте покойны, - засмеялся Джуниор. - Говорить ему "нет" без толку,
он его не слышит; так я стал играть в американский футбол. Если бы не  отец,
я бы и близко к полю не подошел и в первую же тренировку меня изметелили  бы
до полусмерти. Ребята меня, ясное дело, невзлюбили.
   - За то, что вы самый богатый мальчик в городе?
   - Да, работенка эта нелегкая, но кому-то же ее надо делать, -  обаятельно
улыбаясь, ответил он. - Во всяком случае, когда я в тот вечер пришел  домой,
то заявил отцу, что с одинаковой силой ненавижу и пурселлскую среднюю школу,
и футбол. Сказал, что мне намного больше нравятся бледные маленькие ублюдки,
чем такие громилы, как Рид Ламберт.
   - И что было потом?
   - Мама рыдала до истерики. Отец ругался  и  неистовствовал.  Потом  вывел
меня во двор и бросал мне мяч до тех пор, пока я, ловя его, не разодрал себе
в кровь все руки.
   - Какой ужас!
   - Да нет, что вы. Он же это делал ради меня. Он знал то, чего я знать  не
мог: здесь вся жизнь -  игра;  еда,  выпивка,  сон  -  все  вертится  вокруг
футбола. Слушайте! - воскликнул он. - Я тут разболтался  о  пустяках,  а  вы
небось замерзли.
   - Нет.
   - Точно?
   - Да.
   - Хотите уйти?
   - Нет. Хочу, чтобы вы продолжали болтать о пустяках.
   - Это официальный допрос?
   - Это разговор, - довольно резко сказала она, и он ухмыльнулся.
   - Суньте, по крайней мере, руки в карманы. Взяв се ладони, он направил их
в карманы ее жакета, сунул поглубже и погладил поверх меха.  Алекс  возмутил
этот  интимный  жест.  Бесцеремонный  и  в  данных  обстоятельствах   крайне
неуместный. Однако, решив не заострять на этом внимание, она сказала:
   - Итак, насколько я понимаю, в команду вы все же вошли.
   - Да, во вторую команду школы, но не выступал ни в  едином  матче,  кроме
самого последнего. В районном чемпионате.  Он  опустил  голову  и  задумчиво
улыбнулся.
   - Разрыв был в четыре очка, не в нашу пользу. Обычный гол нас уже  бы  не
спас. До конца тайма  оставались  считанные  секунды.  Мяч  был  у  нас,  но
ситуация на поле была безнадежная, да и лучшие принимающие игроки еще раньше
получили травмы.
   - О господи.
   - Я же вам сказал, футбол здесь - дело  кровавое.  Короче  говоря,  когда
очередную звезду бегом выносили на  носилках  с  поля,  тренер  поглядел  на
скамью запасных и выкрикнул мое имя. Я чуть штаны не обмочил.
   - И что же дальше?
   - Я сбросил пончо и побежал к своим; был тайм-аут, они стояли, сбившись в
кучу. Из всех игроков только на мне была чистая фуфайка.. А защитник...
   - Рид Ламберт? - Алекс знала это по газетным отчетам.
   - Да, мой кумир, повергавший меня в ужас. Увидев, что иду я, он  довольно
громко застонал, а потом, когда я сообщил, какую  комбинацию  предложил  мне
сыграть тренер, застонал еще громче. И, глядя мне в переносицу, сказал: "Ну,
щенок, если я брошу тебе этот чертов мяч, смотри не упусти его,  а  то  хуже
будет".
   Джуниор замолчал, погрузившись в воспоминания.
   - Я этого до самой смерти не забуду. Рид диктовал условия.
   - Условия?
   - Нашей дружбы. В тот миг я должен был доказать, что достоин его  дружбы,
другого случая не представилось бы.
   - Это было так важно?
   - Елки-палки, еще бы! Я уже достаточно долго  проучился  в  той  школе  и
понимал: если я не сумею поладить с Ридом,  мне  выше  дерьмовой  "шестерки"
сроду не подняться.
   - И вы взяли его пас?
   - Если честно, то "взял" сказать нельзя. Рид послал мяч прямо сюда, -  он
указал себе на грудь, - между номерами у меня на фуфайке.  С  тридцати  пяти
ярдов. Мне ничего не оставалось, как схватить мяч обеими руками  и  пронести
его за линию ворот.
   - И этого оказалось достаточно, верно?
   Он улыбался все шире и наконец расхохотался.
   - Ага. Так оно и началось.
   - Отец ваш был, наверно, в восторге. Джуниор  закинул  голову  и  залился
смехом.
   - Он перепрыгнул через забор, перемахнул через скамью запасных и  выбежал
на поле. Подхватил меня на руки и несколько минут носил по полю.
   - А ваша мама?
   - Мама! Да она скорей  бы  умерла,  чем  пошла  на  футбол.  Считает  его
дикостью. - Он фыркнул и стал теребить мочку уха. - В  общем-то,  она,  черт
возьми, права. Но мне плевать было, кто что обо мне думает. Главное,  в  тот
вечер мной очень гордился отец.
   Его голубые глаза сияли.
   - Он даже не был знаком с Ридом, но обнял и его, прямо в чем тот  был,  в
грязной футбольной форме. С того вечера они тоже подружились. У Рида  вскоре
умер отец, и он переехал к нам на ранчо.
   С минуту он молча предавался воспоминаниям. Алекс не  стала  мешать  ему.
Наконец Джуниор взглянул на нее и вдруг застыл в удивлении.
   - Господи, до чего же вы сейчас похожи на Седину, - тихо проговорил он. -
Не столько чертами, сколько выражением лица. Вы так же умеете слушать. -  Он
протянул руку и дотронулся до ее волос.  -  Она  очень  любила  слушать.  По
крайней мере, у ее собеседника складывалось такое впечатление. Могла  часами
сидеть неподвижно и просто слушать.
   Он убрал руку, хотя ему явно не хотелось ее убирать.
   - Именно это вас сначала в ней и привлекло?
   - Черт, нет, конечно, - он лукаво улыбнулся. - Сначала меня к ней  влекло
вожделение юнца-девятиклассника. Когда я впервые увидел  Селину  в  школьном
вестибюле, у меня даже дыхание перехватило - так она была хороша.
   - И вы стали за ней бегать?
   - Да вы что? Обалдеть я обалдел, но не спятил же.
   - Как, а ваша безумная любовь к ней?
   - Селина в то время принадлежала Риду, - отрезал он. - Тут даже и вопроса
не было. - Он встал. - Пойдемте-ка отсюда. Что бы вы там ни говорили,  а  вы
уже окоченели. Да и страшновато здесь в темноте.
   Озадаченная его последним заявлением, Алекс не возражала, когда он  помог
ей встать. Она повернулась, чтобы стряхнуть сзади с подола  сухую  траву,  и
снова посмотрела на букет, лежавший на могиле.  Зеленая  вощеная  бумага,  в
которую он был обернут, сухо потрескивала и трепетала на свежем ветру.
   - Спасибо за цветы.
   - Пожалуйста.
   - Ценю, что вы помнили о ней все эти годы.
   - Честно сказать, я пришел сюда и с другим, тайным, намерением.
   - Вот как?
   - Ага. - Он взял ее руки в свои. -  Чтобы  пригласить  вас  к  нам  домой
выпить рюмочку.

Глава 7

   Ее уже ждали. Это стало  очевидным,  как  только  она  переступила  порог
длинного и громоздкого двухэтажного  дома  Минтонов.  Желая  понаблюдать  за
подозреваемыми в  семейной  обстановке,  она  сразу  согласилась  поехать  с
Джуниором к ним домой.
   Входя в гостиную, она невольно  подумала:  а  не  является  ли  она  сама
объектом наблюдений?
   Алекс твердо решила действовать очень осторожно, и  первое  испытание  не
заставило себя ждать: через всю комнату шел Ангус, чтобы пожать ей руку.
   - Очень рад, что Джуниор нашел  вас  и  уговорил  прийти,  -  сказал  он,
помогая ей снять жакет, который потом бросил в руки Джуниору.  -  Повесь-ка,
хорошо?
   Одобрительно глядя на Алекс, Ангус сказал:
   - Я не знал, как вы воспримете наше приглашение. Мы вам рады.
   - А я рада, что пришла.
   - Прекрасно, - сказал он, потирая руки. - Что будете пить?
   - Белого вина, пожалуйста.
   Его голубые глаза светились  дружелюбием,  но  ей  они  внушали  тревогу.
Казалось, он  видит  ее  насквозь  и  от  него  не  укроется  ее  внутренняя
неуверенность,   которую   она   так   старательно   прятала   под    маской
самостоятельной, знающей себе цену женщины.
   - Белого вина, значит? Гм, вот уж чего  я  терпеть  не  могу.  С  тем  же
успехом можно пить  газировку.  Но  жена  моя  тоже  его  пьет.  Она  сейчас
спустится. Присаживайтесь, Александра.
   - Она предпочитает, чтобы ее звали Алеке, папа, - сказал Джуниор, подходя
вслед за отцом к встроенному в стену бару с  напитками,  чтобы  налить  себе
виски с водой.
   - Алекс, значит, да? - Ангус поднес ей бокал вина. - Что  ж,  такое  имя,
по-моему, даме-прокурору к лицу.
   Комплимент был явно двусмысленный.  Она  ограничилась  тем,  что  сказала
"спасибо" и за него, и за вино.
   - И зачем  же  вы  меня  пригласили?  На  мгновение  ее  прямота  привела
Минтона-старшего в замешательство, но он ответил столь же прямо:
   -  Слишком  много  воды  утекло  -  ни  к  чему  нам   враждовать.   Хочу
познакомиться с вами поближе.
   - И я затем же пришла, мистер Минтон.
   - Ангус. Зовите меня Ангус. - Он пристально посмотрел на нее. - Отчего вы
вдруг решили стать юристом?
   - Чтобы расследовать убийство матери.
   Ответ как-то непроизвольно сорвался у  нее  с  языка,  удивив  не  только
Минтонов, но и саму Алекс. До того она никогда  не  формулировала  даже  для
себя эту цель. Должно быть, Мерл Грэм не только успешно пичкала ее  овощами,
но и внушала эту мысль.
   Сделав такое публичное признание, она  вдруг  поняла,  что  больше  всего
сомневается в самой себе. Говорила же бабушка Грэм,  что  в  конечном  счете
именно она, Алекс, несет ответственность за смерть  матери.  И  если  ей  не
удастся доказать обратное, бремя вины останется с нею до конца ее дней.  Она
приехала в округ Пурселл, чтобы добиться собственного оправдания.
   - Вы говорите без обиняков, - сказал Ангус. - Это мне нравится. Вилять да
темнить - только время зря тратить, я считаю.
   - Я тоже, - сказала Алекс, вспомнив, что сроки ее подпирают.
   Ангус откашлялся, - Не замужем? И детей нет?
   - Нет.
   - Почему?
   -  Папа!  -  делая   большие   глаза,   воскликнул   Джуниор,   смущенный
бестактностью отца.
   Но Алекс не обиделась, ей было даже забавно.
   - Да ничего страшного, в общем-то. Вполне обычный вопрос.
   - И каков же будет ответ? - Ангус сделал большой глоток из своей бутылки.
   - Не было ни времени, ни охоты. Ангус неопределенно хмыкнул:
   - А здесь кое у кого слишком много времени, да маловато охоты.
   Он уничтожающе посмотрел на Джуниора.
   - Папа имеет в виду мои неудачные браки, - пояснил тот.
   - Браки? Сколько же их было?
   - Три, - поморщившись, признался Джуниор.
   - И ни одного внука, - проворчал Ангус, похожий на недовольного  медведя.
Он погрозил сыну пальцем. - И ведь  не  то  чтобы  не  знает,  как  получают
приплод.
   -  Твои  манеры,  Ангус,  как  всегда,  вызывают  сожаление.   Все   трое
одновременно  обернулись.  В  дверях  стояла  женщина.  Алекс  уже  мысленно
представляла себе, какой должна быть жена Ангуса -  сильная,  самоуверенная,
сварливая, - словом, ни  в  чем  ему  не  уступающая,  этакая  грубая  баба,
обожающая ездить верхом, охотиться с гончими, из  тех,  кто  чаще  держит  в
руках арапник, чем щетку для волос.
   Миссис Минтон оказалась полной противоположностью  тому  образу,  который
составила себе Алекс. У нее  была  гибкая  фигура,  а  лицо  тонкое,  как  у
дрезденской фарфоровой статуэтки. Седеющие светлые волосы  мягкими  локонами
обрамляли лицо, бледное, как двойная нитка жемчуга, обвивавшая ее шею. Одета
она была в лиловато-розовое шерстяное платье с широкой  юбкой,  которая  при
ходьбе плавно развевалась вокруг стройных ног. Она вошла  и  села  в  кресло
рядом с Алекс.
   - Это Алекс Гейтер, дорогая, - сказал Ангус. Если даже его  и  рассердило
замечание жены, он виду не подал. - Алекс, это моя жена, Сара-Джо.
   Сара-Джо Минтон, наклонив голову, официально и холодно произнесла:
   - Очень рада познакомиться, мисс Гейтер.
   - Благодарю вас.
   Бледное лицо Сары-Джо осветилось,  а  прямые  тонкие  губы  изогнулись  в
лучезарной улыбке, когда Джуниор без всякой просьбы поднес ей  бокал  белого
вина.
   - Спасибо, мой дорогой.
   Он наклонился и поцеловал мать в подставленную ему гладкую щеку.
   - Прошла головная боль?
   - Не совсем, но я вздремнула, и стало легче. Спасибо за заботу.
   Она погладила его по щеке. Ее молочной белизны рука, отметила Алекс, была
на вид хрупкой, как сорванный  бурей  цветок.  Обращаясь  к  мужу,  Сара-Джо
сказала:
   - Неужели так необходимо вести разговоры о приплоде в гостиной,  а  не  в
хлеву, где они более уместны?
   - В собственном доме я буду говорить,  о  чем  мне  заблагорассудится,  -
заявил Ангус, хотя, судя по всему, ничуть на нее не рассердился.
   Джуниор, привыкший, видимо, к  их  пикировкам,  засмеялся  и,  отойдя  от
матери, сел на подлокотник кресла, в котором сидела Алекс.
   - Собственно, мы говорили не о приплоде как таковом,  мама.  Просто  папа
сокрушался насчет того, что я не в состоянии удержать жену достаточно долго,
чтобы она успела принести наследника.
   - Всему свое время: будет подходящая жена, будут и дети. -  Она  говорила
это не только Джуниору, но и Ангусу. Потом, повернувшись к Алекс, спросила:
   - Если я не ослышалась,  вы  сказали,  что  пока  не  замужем,  да,  мисс
Гейтер?
   - Верно.
   - Странно. - Сара-Джо отхлебнула из  бокала.  -  А  вот  у  вашей  матери
недостатка в поклонниках не было.
   - Но Алекс же не утверждала, что  ей  недостает  поклонников,  -  уточнил
Джуниор. - Она просто разборчива.
   - Да, я выбрала карьеру, а не замужество  и  семейную  жизнь.  Во  всяком
случае, на ближайшее время. - Она сосредоточенно нахмурилась:  ей  пришла  в
голову неожиданная мысль. - А моя  мать  проявляла  когда-нибудь  интерес  к
какой-либо профессии?
   - Я, по крайней мере, ничего такого от нее не слышал, - сказал Джуниор, -
хотя, надо полагать, все девочки в  нашем  классе  в  разное  время  мечтали
играть героинь в фильмах, где снимался Уоррен Бейти.
   - Она так рано меня родила, - с едва заметным сожалением сказала Алекс. -
Быть может, ранний брак и рождение ребенка помешали ей выбрать профессию.
   Осторожно, одним пальцем Джуниор приподнял  ее  подбородок,  и  глаза  их
встретились.
   - Седина сама сделала свой выбор.
   - Спасибо, что сказали, мне об этом. Он опустил руку.
   - Я никогда, не слышал, чтобы она  хотела  стать  кем-нибудь,  кроме  как
женой и матерью. Я помню тот день, когда мы именно об этом  и  говорили.  Ты
тоже, наверно, помнишь, папа. Стояло лето и такая  жара,  что  ты  дал  Риду
денек отдохнуть после того, как он вычистил  конюшни,  И  мы  втроем  решили
устроить пикник возле старого пруда, помнишь?
   - Не