.  Не  было  ни  сил,  ни
желания даже на то, чтобы открыть дверцу.
   В доме горел свет, и это хоть как-то успокаивало. Каждый раз, возвращаясь
домой, он боялся, что обнаружит окна темными, комнаты безлюдными, а шкафы  и
ящики стола пустыми. Он жил в страхе, что Аманда уйдет  от  него  и  заберет
мальчиков с собой.
   Она поклялась, что будет бороться, но в какой момент она  сдастся?  Когда
она наконец поймет, что он конченый человек и его не стоит  спасать?  Каждое
утро, выходя к завтраку, он ловил признаки отвращения на ее дрожащем лице  с
затуманенными горем глазами.
   Ему льстило, что Аманду до сих пор сильно беспокоит, где  он  был  и  что
делал, но, с другой стороны, как же остро она все воспринимает! Она обладала
врожденным детектором лжи, который был точнее любого аналогичного устройства
секретных служб. Даже самые правдоподобные  объяснения  почему-то  проходили
все труднее и труднее.
   Чувство собственной вины вынуждало его защищаться и произносить грубости.
После нескольких безобразных сцен она отказалась  от  попыток  расспрашивать
его о медицинских обязанностях, которые он выполняет  по  приказанию  Дэвида
Меррита. Вероятно,  она  умерила  любопытство,  потому  что  устала  от  его
постоянного вранья, а возможно, и потому, что  хотела  оградить  сыновей  от
психологической травмы, порождаемой омерзительными семейными сценами.
   Ее глаза смотрели  осуждающе  и  с  презрением.  Он  чувствовал,  что  ее
терпение истощается, а любовь сходит на нет. В любой из ближайших  дней  она
может  его  покинуть,  и  тогда  он  просто-напросто  умрет  от   позора   и
безысходности.
   Еще садясь в машину, он отхлебнул порядочный глоток  ликера  из  бутылки,
которая хранилась под  водительским  креслом.  Он  почти  желал,  чтобы  его
остановила и арестовала дорожная полиция, и с огромным удовольствием признал
бы себя виновным. Срок за вождение машины  в  пьяном  виде  в  любом  случае
лучше, чем пожизненный крест, который он нес,  работая  на  Дэвида.  Очутись
Джордж в тюрьме, Дэвид нашел бы для своих целей другого доктора.  Аллан  был
бы более чем счастлив переложить свою ношу на кого-либо другого.
   Он ждал в Овальном кабинете, когда Дэвид вернется из  своей  опрометчивой
поездки на  острова  Карибского  моря,  где  его  миссия  доброй  воли  была
прекрасно  задокументирована  средствами  массовой   информации.   Молодого,
симпатичного, жизнерадостного президента Меррита  сфотографировали  в  самых
выгодных  ракурсах:  помогающим  при  разборке  руин,  оставленных  стихией,
утешающим потерявших кров островитян, которых он любит  всеми  силами  своей
души.
   "Если бы они только знали, - думал Джордж, - какой  разрушительной  силой
обладает этот человек, произносящий сейчас банальные фразы о сочувствии".
   Президент - такой же сильный и  слегка  загоревший  -  вошел  в  Овальный
кабинет. Несмотря на длинный рабочий день, казалось, поездка только  придала
ему сил.
   - Джордж! Ну что там у тебя? Как будто он не знает!
   - Очень сожалею, но ваша жена опять заболела.
   Сегодня утром я распорядился, чтобы ее перевезли в частный пансионат, где
о ней хорошо позаботятся.
   Этот мерзавец притворился, что жутко  расстроен,  и  подавленным  голосом
поинтересовался, извещен ли об этом его тесть.
   - Я подумал, что вы лично переговорите с сенатором Армбрюстером.
   Дэвид попросил Джорджа обсудить с Далтоном  Нили  словесные  формулировки
для пресс-релиза, и Джордж согласился заняться этим завтра  же  утром.  Даже
если президент и  заметил  затравленное  выражение  лица  доктора  Аллана  и
отсутствие у него энтузиазма, он не подал вида.  Он  был  убежден,  что  его
инструкции будут в точности  выполнены  независимо  от  того,  как  к  этому
относится сам Джордж.
   "Что же это за дамоклов меч, который он занес над твоей головой?"
   Джордж проклял тот день, когда он познакомился с Дэвидом Мерритом. Кто бы
мог подумать тогда, что этот благоприятный случай  окажется  самым  зловещим
событием в его жизни. Совершенно случайно -  или  случайно  лишь  настолько,
насколько этого хотел Дэвид, - многообещающий молодой врач  познакомился  на
теннисном корте с идущим в гору молодым конгрессменом. Они пожали друг другу
руки, и Джордж ощутил прилив энергии. Дэвид как будто  сделал  ему  инъекцию
своей харизмы и оптимизма. Собственно, с  этого  "вливания"  и  началась  их
дружба.
   Они стали встречаться, чтобы поиграть в теннис или  перекусить,  а  то  и
выпить. Алланы - молодожены со скромным бюджетом - не могли  себе  позволить
дорогих развлечений, но им казалось, что Дэвид прекрасно себя чувствует в их
скромном жилище и с удовольствием уплетает их обеды, состоящие в основном из
гамбургеров. Когда Дэвид женился, его жена  выказывала  значительно  меньший
энтузиазм по поводу этих случайных вечеринок у Алланов. Ванесса и Аманда  не
сошлись столь же близко, как их мужья. Видимо, потому,  догадывался  Джордж,
что Аманда значительно превосходит Ванессу по  интеллекту.  Невозможно  было
представить себе двух других женщин, которые бы столь  же  сильно  разнились
своими интересами и чертами  характера.  Но  их  безразличие  друг  к  другу
нисколько не мешало дружбе с Дэвидом.
   Прошло совсем немного времени, а Джордж уже  считал  Дэвида  своим  самым
лучшим и самым надежным другом. И неудивительно, что когда над его  карьерой
нависла угроза, Дэвид оказался тем самым человеком, к которому он  обратился
за помощью.
   Доставленный "скорой помощью"  пациент-негр  потерял  сознание  во  время
товарищеского баскетбольного матча. Оценив возраст и внешность несчастного и
его друзей, Джордж тотчас заподозрил передозировку  наркотиков.  Он  спросил
хулиганов, какие наркотики принимал в тот день их друг.
   - А-а, он хочет играть в этой сраной баскетбольной  помойке  НБА.  Потому
крутую дурь не хватает, - проинформировал его один из молодых бандитов.
   Джорджу эта информация показалась малоубедительной.
   Все симптомы свидетельствовали об отравлении барбитуратом OD в соединении
с алкоголем. Он прописал рвотное и промывание желудка.
   Чего Джордж не  знал  и  о  чем  ему  сообщила  появившаяся  вскоре  мать
пациента, было то, что в детстве парень перенес ревматическую  лихорадку,  в
результате которой у него  была  повреждена  аорта.  Он  страдал  сердечными
перебоями.  Болезнь,  усугублялась  изнурительными  тренировками  -   парень
действительно неплохо играл в баскетбол.
   Прежде чем Джордж успел принять все  необходимые  меры,  чтобы  исправить
свою ошибку, лекарство уже оказало свое воздействие. Парень  сделал  вдох  и
буквально захлебнулся собственной рвотой.
   Ошарашенный своей виной, Джордж,  запаниковав,  бросился  к  Дэвиду:  тот
внимательно выслушал эту печальную историю.
   - Ты понимаешь, он был без сознания, он не мог мне ничего рассказать.  Но
смог бы, если бы я не поторопился. Нужно было внимательнее  исследовать  его
легкие... - как в бреду бормотал Джордж.
   - А мальчишки говорили тебе, что у него слабое сердце?
   - Мать сказала, что всех этих "друзей" он знать не желал  или,  наоборот,
они считали его маменькиным сынком, - всхлипывал он, пряча лицо в ладонях. -
Теперь его мать может возбудить дело о преступной халатности против больницы
и меня.
   Он понимал, что его карьера закончилась, так и не успев начаться.  Прошло
всего несколько месяцев с тех пор, как он окончил ординатуру. Их  с  Амандой
мечты были растоптаны.
   - Да не убивайся ты так, - спокойно сказал Дэвид. - Что в конце концов ты
мог предположить еще? Это же обыкновенный черный хулиган с улицы. И стоит ли
жалеть о таком?
   - Мне даже в голову не пришло, что это сердце.
   - Ну, естественно.
   -  Но  я  должен  был  догадаться!  -  настаивал  Джордж  -  Нельзя  было
отбрасывать все возможные варианты на том лишь основании, что диагноз  столь
очевиден.
   - Послушай, - успокоил его Дэвид - если ты считаешь, что я позволю своему
другу всю оставшуюся жизнь страдать от одной-единственной ошибки, в  которой
он искренне раскаивается, то ты глубоко ошибаешься. Ты мне веришь?
   Загипнотизированный красноречием Дэвида, Джордж кивнул.
   - Кто-нибудь может подтвердить, что мать мальчика  говорила  тебе  о  его
слабом сердце?
   - Вряд ли. Мы были одни.
   - Вот и хорошо.
   - Но это есть в его записях. Она приносила их в больницу.
   - И где они теперь? - вкрадчиво спросил Дэвид. Джордж достал замусоленную
папку с бумагами - вещественное доказательство - и протянул Дэвиду.
   - Ты никогда этого не видел. Понял? - сказал Дэвид, запирая папку в своем
сейфе. Обернувшись, он  вдруг  засмеялся  над  выражением  лица  Джорджа.  -
Успокойся. Ты единственный человек, кто делает из этого случая  преступление
национального масштаба. Пациенты в реанимации умирали  и  будут  умирать.  Я
обещаю, никто не будет копаться в этом деле слишком рьяно.
   - А как же его мать?
   - Вероятно, она уже давно смирилась с мыслью о  том,  что  ее  сын  может
внезапно умереть. Она понимала, что рано или  поздно  это  случится,  и  она
уверена, что ты сделал для его спасения все, что мог.
   Джордж закусил нижнюю губу.
   - Поскольку в карточке записано, что причина смерти  очевидна,  вероятно,
вскрытия делать не будут.
   Дэвид похлопал его по спине. - Так что не переживай.
   Как и предсказывал Дэвид, никто не заинтересовался заключением о  смерти,
под которым стояла подпись  Джорджа.  После  того  как  тело  мальчика  было
предано земле, о его матери больше никто ничего не слышал.
   Эта тайная вина сблизила их еще больше. Дэвид  представил  Джорджа  своим
коллегам по конгрессу и другим влиятельным людям. Он характеризовал его  как
лучшего специалиста-медика в Вашингтоне, а поскольку  делал  это  в  той  же
важной и убедительной манере, в которой обычно представлял бюджет  в  палате
представителей, ему поверили.
   Со временем Джордж стал заниматься частной практикой, приобрел  авторитет
среди сильных мира сего.
   Годы спустя, когда его утвердили в должности  официального  врача  Белого
дома, он продал свою прибыльную практику за баснословную цену  и  купил  дом
неподалеку от резиденции вице-президента.
   Дела шли как нельзя лучше.
   И вот однажды его вызвали в Белый дом посреди ночи, чтобы  констатировать
смерть Роберта Растона Меррита трех месяцев от роду,  и  вся  жизнь  доктора
Джорджа Аллана покатилась под гору.
   Джордж никогда об этом не спрашивал, но он полагал, что медицинская карта
с историей болезни мальчика-негра все еще у Дэвида. Не правильный диагноз  -
это непреднамеренная ошибка, и доктор мог бы, наверное, жить спокойно,  если
бы откровенно признался в этом в свое время. А так - это уже укрывательство,
ложь, которые вряд ли простило  бы  медицинское  сообщество  сейчас,  спустя
столько лет.  Решение  Дэвида,  которое  представлялось  Джорджу  спасением,
состояло просто в молчании.
   Из-за  его  теперешней  известности  расследование  того  давно  забытого
эпизода могло стать сенсацией и попасть  на  первые  страницы  газет.  И  не
важно, сколько пациентов умерло от подобных  ошибок,  помимо  этого  случая.
Внимание всех и вся будет приковано к этому мальчику, его несчастной  матери
и к доктору, который совершил фатальную ошибку.
   Он  обязан  защитить  семью  от  подобных  скандалов.  Денег  от  продажи
медицинской практики Аманде и мальчикам хватит до  конца  их  жизни.  Он  не
оставил им огромных долгов, и они не будут вести нищенское существование  на
государственные подачки.
   "Оставил?"
   Вдруг до Джорджа дошло, что он думает о своей жизни в прошедшем  времени.
А что? Пожалуй, так оно и есть. После того как он выполнил последний  приказ
Дэвида, доктор вполне мог считать себя мертвым.

Глава 31

   По-твоему, он лжет? - спросила Барри едва слышно.
   - Далтон Нили - пресс-секретарь Белого дома, - откликнулся Грэй. - Ложь -
его профессия.
   - На этот раз он, видимо, все-таки сказал правду. Они пили кофе с пирогом
на кухне. Почти неделя прошла с того момента, когда Нили  еще  раз  объявил,
что первая леди на неопределенный срок выбывает  из  общественной  жизни.  О
состоянии ее  здоровья  он  пробормотал  что-то  невразумительное,  не  было
никаких данных и о ее местонахождении.
   Теперь  уже  не  было  необходимости  включать  радио,  чтобы   заглушить
разговор. Грэй сотворил некое подобие генератора шума,  установив  несколько
передатчиков по всему дому. Этот продукт высокой технологии  себя  полностью
оправдывал, воспроизводя ничем не фильтруемый шум,  который  сводил  на  нет
работу любого подслушивающего устройства.
   - Я верю, что с Ванессой не все в порядке, - заявила Барри.
   - Ты что, защищаешь Далтона?
   - Я защищаю не его, а свою точку зрения. Ванесса нездорова. Смерть малыша
обострила ее маниакальную депрессию. Следовательно, ее лечение нужно  слегка
изменить; до тех пор пока ее состояние не стабилизируется, за ней необходимо
наблюдать. Она находится вдалеке от городской суеты, так что ей скоро станет
лучше. Вот и все, что стоит за его словами. Я готова поставить на карту свою
карьеру.
   - Ну, допустим, карьера-то твоя кончилась, - заметил Дэйли.
   - Спасибо, что напомнил. Спасибо, что напоминаешь мне об этом каждые пять
минут.
   - Слушай, какая муха тебя укусила?
   - Никакая!.. Какая угодно... Я не знаю, - раздраженно отмахнулась она.  -
Прости. Я знаю, кто меня укусил. Я утратила привычный жизненный уклад, когда
вся моя жизнь полетела под откос.
   - Если говорить точнее, когда ты сама пустила свою  жизнь  под  откос,  -
заметил Дэйли. - Никто не просил тебя, задрав юбку, бежать  выяснять  насчет
СВДС, президентского ребенка  или  умственного  и  эмоционального  состояния
первой леди. Так что в том, что ты здорово вляпалась, можешь  винить  только
себя любимую.
   - Ладно.  А  кто,  интересно,  научил  меня  всем  этим  профессиональным
штучкам, а? Уж не ты ли?
   - Я учил тебя готовить материал на основании фактов, а не  домыслов.  Вот
чему я тебя учил. И как раз это-то ты не усвоила. - Он сделал  паузу,  чтобы
восстановить дыхание. - Значит, хочешь  вернуться  к  своей  прежней  жизни?
Прекрасно. Можешь оставить мой гостеприимный дом в любое время, дорогуша.
   - Возможно, именно так я и сделаю. Я устала от этой военно-полевой  жизни
в твоей комнате для гостей.  Устала  делить  одну  ванную  комнату  с  двумя
вонючими мужиками, которые никогда не вешают на место мокрые полотенца и  не
опускают крышку унитаза. - Она гневно скрипнула стулом. - Я  устала  от  вас
обоих! И эта игра, в которую мы играем, - с чувством продолжила она, - глупа
и опасна, и вообще - все это пустая трата времени. Если честно, то  я  прямо
сейчас, сию секунду, приняла мудрое решение: мне пора возвращаться  к  своей
прежней жизни. А вы оба можете делать  все,  что  взбредет  в  ваши  бедовые
головушки.
   Она промаршировала через кухню и громко хлопнула  дверью,  В  напряженной
тишине послышался голос Грэя:
   - Уж лучше бы ты ее просто послал в задницу.  Откуда-то  из  груди  Дэйли
донесся хриплый вздох.
   - Мда. Я, пожалуй, перегнул  палку.  После  всего  того,  через  что  она
прошла, видимо, надо было дать ей слегка расслабиться. Пойду поговорю с ней.
   - Не суетись. Пусть подуется. Она скоро успокоится. Я сам с ней поговорю.
   - Слушай, ты ее трахаешь? Да?
   - Всего один раз.
   - Очень интересно!
   - А ты что - ведешь записи?
   - У тебя на нее какие-то виды?
   - Не имею привычки составлять планы касательно женщин.
   Дэйли не позволил гневному взгляду Грэя сбить себя с толку и продолжил:
   - Иногда я ставлю ее на место, но я люблю эту девчонку так, будто  в  ней
течет моя кровь. И не хотел бы, чтобы она страдала. Не важно  из-за  чего  -
из-за тебя или из-за этого чертова дела. Пожалуй,  пора  завязывать  с  этой
фигней.
   - Неделю назад ты не считал, что это фигня.
   - Я  вправе  передумать.  Все  это  началось  с  того,  что  Барри  жутко
захотелось  сделать  скандальный  репортаж.  Видимо,  ее  амбиции  -   штука
заразная. Я-то думал, что у меня уже  все  перегорело,  ан  нет.  Потом  она
поехала в Вайоминг и совратила на это дело тебя. Полагаю, это заняло немного
времени. А, Бондюрант? Достаточно свистнуть: Ванесса  в  опасности  -  и  ее
герой уже тут как тут. Черт побери, посмотреть на нас троих  -  прослезишься
от умиления!
   - Ты часом не перегрелся, Дэйли?
   - Разве не видно? - с трудом  глотая  воздух,  отозвался  тот.  -  Я  уже
слишком стар и слаб для всего этого дерьма  и  предпочел  бы  провести  свои
последние дни без хлопот. Но я не желаю также, чтобы на моем могильном камне
было выгравировано слово "предатель".  Такие  вещи  даже  сильного  человека
заставляют признать свою не правоту, а я  уже  давно  сильным  человеком  не
являюсь.
   Дэйли  встал  и,  шаркая  ногами,  направился  к  двери,   со   скрипучей
кислородной подушкой за спиной.
   - Не забудь выключить свет. Вы оба не платите  за  электричество,  а  оно
нынче недешево. Так-то вот.
   Грэй прополоскал кофейные чашки в раковине, подошел к двери и выключил на
кухне свет. Затем он, Барри и Дэйли несколько минут молча лежали в темноте.
   Барри схватила Грэя за мочку уха и потянула его вниз  так,  чтобы  голова
его оказалась на одном уровне с ее губами:
   - Так что ты там про меня наболтал? - прошептала она ему прямо в ухо.
   - Извини, - шепнул он одними губами. Дэйли изо всех сил  старался  дышать
как можно тише.
   - Ты уверен, что эта штука заработает?
   - Если быть честным до конца, то не очень, - прошептал Грэй. - Ты  понял,
как с ним обращаться? - Чуть раньше он прочел Дэйли исчерпывающую  лекцию  о
способах считывания данных инфракрасными детекторами.
   - А ну-ка подвиньтесь,  -  еле  слышно  попросил  Дэйли.  -  Если  кто-то
затаился в темноте  и  наблюдает  за  домом,  то  эта  вот  лампочка  сейчас
загорится.
   - Ладно, - откликнулся Грэй. - Если что-нибудь  заметишь,  шепни  мне,  я
услышу. Он вставил в ухо беспроволочный наушник, который работал  в  паре  с
переносным приемником-передатчиком, спрятанным в кармане его пиджака.
   - Изящная штучка, - даже в темноте Барри  могла  видеть,  как  загорелись
глаза у Дэйли.
   - Единственная проблема в том, - продолжил Грэй, - что  у  профессионалов
есть еще более изящные штучки. О'кей, поехали.
   Дэйли показал им два больших пальца,  и  они  выскользнули  через  заднюю
дверь. Луны на небе не было,  так  что  группе  наблюдения  трудно  было  их
заметить без биноклей ночного видения и инфракрасных детекторов.  Как  верно
заметил Грэй, у профи тоже  есть  масса  изящных  штучек.  Грэй  безошибочно
узнавал машины, из которых велось наблюдение: позавчера из микроавтобуса, из
служебного грузовика вчера, сегодня это был фургон. Все они  парковались  за
квартал до дома Дэйли на той же улице. Хотя последняя неделя  и  прошла  без
видимой  активности,  Секретная  полицейская  служба  Спенса   работала   по
заведенному им графику даже в его отсутствие.
   Дэйли и Барри припарковали свои машины таким образом,  что  задняя  стена
дома была почти скрыта от  наблюдения.  Грэй,  кроме  всего  прочего,  также
надеялся, что сценка, разыгранная ими на  кухне,  сработала,  и  им  удалось
убедить группу наблюдения, что  в  их  рядах  начались  разброд  и  шатания.
Генератор шума, конечно,  работал,  но  при  желании  можно  было  заставить
заинтересованных слушателей услышать то, что нужно Грэю.
   Они беззвучно спустились с растрескавшейся бетонной  площадки,  служившей
Дэйли в качестве заднего крыльца, и на полусогнутых пересекли задний дворик.
Ночь, как обычно, выдалась туманная. Грэй провел  Барри  дворами  и  аллеями
через несколько жилых кварталов. Дважды их облаяли собаки, но  при  этом  не
возникло никаких более серьезных непредвиденных ситуаций.
   Грэй оставил свою машину во дворе какой-то фирмы и,  добравшись  до  нее,
спросил в радиомикрофон:
   - Ну как там у тебя дела, Дэйли?
   - Ни звука. Ни один крот не высунулся.