менился и внутренне. Я хотел жить и сделать так, чтобы моя жизнь чего-нибудь стоила. Наверное, мне надо за это благодарить Сакса. Это был первый человек за всю мою поганую жизнь, которому не было наплевать на меня. Я чувствовал себя в долгу перед ним за то, что он взял на себя заботу о моем спасении.
     Единственное, что я умел, - если не считать ремесла убийцы - это работать с лошадьми. Сакс посоветовал, чтобы я поискал работу в конюшнях Джентри. Я оставил свое прошлое позади, Лидия. Но под этим новым именем и новым лицом я по-прежнему - человек вне закона, вероятно, в некоторых штатах меня до сих пор разыскивают.
     Разыскивают, это верно, но она не собиралась ему этого говорить. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
     - Ты правда изменился, и ты больше не Сонни Кларк. Ты же сам сказал, что он умер много лет назад. - Она дотронулась до его усов. - Ты - Росс Коулмэн.
     В глазах его появилось выражение крайней нежности, что с ним случалось не часто. Росс и сам бы себя не узнал.
     - Прости меня за то, что я тебе наговорил. Я - тот, каким я был, откуда я явился, - кто я такой, чтобы судить тебя? - Его пальцы запутались у нее в волосах. - Боже мой, Лидия, какой ад тебе, наверное, довелось пережить!
     Она обняла его руками за талию и положила голову ему на грудь.
     - Да, до тех пор, пока я не встретила тебя. Ты дал мне возможность почувствовать себя настоящей леди. Но... но вчера, когда ты посмотрел на меня, как...
     Он, уткнувшись лицом в ее волосы, прошептал слова извинения:
     - Я был не прав. Я просто с ума сошел от ревности, Лидия.
     - Ревность? Ты думал, я улизнула на свидание с Уинстоном? Он был моим другом. И все. А те другие, чьи имена ты назвал, я никогда...
     - Я знаю, что ты ничего не совершила умышленно. Я, наверное, немного повредился в уме. Но, черт побери, я просто посинел от злости, когда увидел всех этих мужчин, пялящихся на твои груди!
     - Мне не нужен никакой другой мужчина, Росс. Раньше я думала, что вообще никогда не захочу мужчину. - Она подняла руки и пробежала пальцами по его густым волосам. - Но ты поцеловал меня и дотронулся до меня. Она замолчала, застенчиво склонив голову. - А теперь я просто обожаю то, что ты со мной делаешь.
     Он произнес одну из тех банальностей, которая сейчас вовсе не прозвучала банально. Взяв ее лицо в руки, он легонько провел большим пальцем по ее губам.
     - Я обожаю то, что мы делаем вместе.
     Он поцеловал ее жадно, но нежно, касаясь языком мягкой впадины ее рта. Его руки опустились ей на плечи, потом - на груди и там и остались. Она слегка застонала, и он моментально убрал руки.
     - Я знаю, тебе вчера было страшно и больно. Боже, когда я подумаю, что могло произойти... - Он крепко зажмурился и стиснул зубы - яркая белая полоска блеснула под темными усами. - Если не хочешь, не будем сегодня. Я все понимаю.
     Лидия встала, повернулась к нему спиной и откинула волосы с шеи.
     - Пожалуйста, помоги мне расстегнуть пуговицы.
     Грудь Росса разрывалась от чувства, не имеющего наименования, но более могучего, чем все чувства, которые он когда-либо испытывал в жизни. Он сел на краешек табурета. Лидия стояла между его вытянутых ног. Пальцы поначалу не слушались его, когда он начал расстегивать длинный ряд пуговиц.
     Покончив с ними, он расстегнул ей пояс, развязал ленты нижней юбки и стянул ее с ног. Подсунув руку под сорочку, он расстегнул панталоны. Когда они сползли до самых лодыжек, она, сделав грациозный шаг, освободилась от них и оттолкнула ногой прочь.
     Было что-то возбуждающее в том, что она стояла перед ним только в блузке и сорочке. Потом она скинула блузку и принялась расстегивать сорочку. Он обнял ее и схватил за руки.
     - Дай я.
     Действуя только на ощупь, он аккуратно расстегнул пуговицы одну за другой. Его руки время от времени надолго отвлекались от этого занятия, чтобы погладить ее груди через тонкую ткань. Потом руки его скользнули по талии, чтобы расстегнуть все пуговицы до конца.
     Нежно и мягко, не встретив возражений с ее стороны, он стянул сорочку с ее плеч и рук, и ткань обвила ее бедра, подобно облаку, обнажив безупречно гладкую спину с как бы подсвеченной изнутри теплой кожей, безупречно чистой кожей. От плеч до ягодиц, вдоль позвоночника шел неглубокий желобок. Он кончиком пальца дотронулся до него и провел пальцем вниз - до основания позвоночного столба и ниже.
     По обеим сторонам позвоночника - там, где начинается изгиб линии бедер, - находилась пара симметрично расположенных соблазнительных ямочек. Он по очереди поцеловал обе, а потом, слегка покусывая кожу, поднялся вверх вдоль ее изящно очерченного хребта к лопаткам.
     Лидия задрожала от восторга, почувствовав, как его влажный теплый язык скользит по самой середине ее спины. Дойдя до талии, он крепко впился губами в кожу и страстно поцеловал, а руки его обняли ее, нашли груди и любовно стиснули.
     - Повернись, - мягко велел он.
     Он знал, что такими они и будут - ее соски, ласкаемые его пальцами, были большими и темными. Положив руки ей на ягодицы, он привлек ее к себе и поцеловал эти остроконечные коралловые вершины. Он тыкался носом в ее груди, время от времени нежно бодая их.
     Тускло горящий фонарь отбрасывал мерцающие отблески, и тени плясали по ее золотистой благоухающей коже.
     Ему хотелось проглотить ее. Но он подавил в себе людоедский инстинкт и вместо этого снова взял в руки ее груди, соединив большие пальцы под ними, в ложбинке между ребрами.
     Он наклонился вперед и легонько скользнул губами по ее животу. Затем его язык нащупал эрогенную зону на животе, чуть пониже диафрагмы. Большие пальцы продолжали гладить низ грудей, периодически поднимаясь вверх до сосков - воспламененных и жаждущих успокоения. Он уткнулся губами ей в пупок. Кончиком языка он описал круг по его краям. Затем проник глубже в эту нежную впадину.
     Лидия погрузила пальцы ему в волосы и судорожно сжала голову. Она никогда не представляла себе, что могут существовать такие высоты наслаждения. Неужели то, что они делают, - это плохо? Или, может быть, другим все это прекрасно знакомо, а она познает это только сейчас?
     Чувства Росса бушевали. Кровь бешено и неотвратимо стучала у него в паху. Он чувствовал движение ее рук у себя на голове, вдыхал аромат ее тела, ощущал вкус ее очарования. Он тонул в ней, но и этого было мало. Далеко не достаточно. Ему хотелось большего. Всего!
     Он отпрянул и в тусклом свете увидел треугольник плоти в проеме сорочки там, где она держалась у нее на бедрах. Низ живота был скрыт полутенью, но все же он разглядел гнездо курчавых темно-коричневых с золотистым отливом волос, почти терявшееся в темноте.
     Сердце его бешено колотилось, пуговицы на брюках едва выдерживали напор его неистовой мужественности. Он колебался, никак не решаясь. Потом он снова наклонился вперед и просунул губы в проем между краями ткани. Она не пошевелилась. Он легонько потер ее усами, очень легонько - сначала живот, потом все ниже, ниже и остановился у края желанного треугольника. Губы его раздвинулись, дыхание колыхало мягкие волосы.
     Она отреагировала на это, неожиданно вздрогнув всем телом. Резко вздохнула и вдруг, как бы задыхаясь, шумно принялась ловить ртом воздух, а руки ее непроизвольно сомкнулись у него в волосах.
     Ему вдруг стало стыдно, что он довел ее до такого возбуждения, и он тут же отпрянул. Неловко встал, задев головой парусину.
     Она сделала легкий шаг и сбросила с себя сорочку, оставшись в одних башмаках и чулках.
     Она все еще не отдавала себе отчет в том, насколько она соблазнительна, и ее наивность временно привела его в чувство.
     - Сними башмаки, но оставь чулки, - попросил он.
     - Зачем? - едва дыша, выговорила она. Он снял сапоги и брюки. Восставшая плоть, распирающая изнутри его белье, была более чем заметна.
     - Мне нравится, как ты выглядишь в чулках.
     Она сделала так, как он просил, прикусив нижнюю губу и проказливо улыбнувшись ему. Росс застонал и начал яростно расстегивать рубашку.
     - Дай я сделаю это сама, а то кончится тем, что мне же придется пришивать все пуговицы.
     Она отстранила его руки и стала расстегивать пуговицы. Рубашка полетела прочь. Сначала глаза, потом кончики пальцев нашли у него на груди отметину - шрам от раны. Она с любовью прикоснулась к нему и прошептала:
     - Ты мог умереть. - Встав на цыпочки, она дотянулась до шрама. Ее губы шевелились, слегка поглаживая розоватую кожу. - Я так рада, что ты не умер.
     Отбросив последние остатки стыдливости, она поцеловала его в шрам, ткнувшись языком в эту впадину не правильной формы. Из горла его вырвался сдавленный стон, и он обвил ее руками. Чувствуя себя увереннее, она принялась губами ласкать его грудь. Вьющиеся волосы щекотали ей губы и нос, но ей нравилось их прикосновение к лицу. Ее груди слегка касались его живота и шелковистой полоски темных волос, делящей живот надвое. Его сосок дернулся, когда ее пальцы легонько пробежали по нему, и она решила, что он заслуживает большего внимания, прикоснулась к нему языком и с вожделением лизнула.
     Росс сам дивился тому жаркому ощущению, которое испытывало все его тело.
     - Черт побери! - сквозь зубы выругался он и начал неловко стягивать с себя белье. - Ты учишь меня таким вещам, каких я не знал.
     Лидия опрокинулась навзничь на тюфяк, но тут же начала смеяться над его отчаянными попытками избавиться от нижнего белья. Он угрожающе воззрился на нее, прищурив зеленые глаза:
     - Тебе смешно?
     Она попыталась подавить приступы смеха, но не смогла и разразилась неудержимым громким хохотом. Она каталась с боку на бок, заливаясь смехом, и Росс тоже не сумел сдержать улыбки. Полностью обнаженный, он лег рядом с ней и принялся душить в медвежьих объятиях.
     - Так тебе кажется это смешно? - повторил он, щекоча ей ребра.
     - Нет, нет. Перестань, пожалуйста! - взмолилась она, пытаясь вырваться из его объятий.
     - Смех надо мной тебе дорого обойдется, - сказал он, с силой водя лицом по ее горлу.
     - А именно?
     - Тебе придется остаться в чулках. - Теперь он лежал у нее между ног, распластавшись поверх нее, и его мощь покоилась между их телами.
     Их дыхание слилось воедино, и смех постепенно затих. Они страстно глядели друг другу в глаза. Он видел, как трепетно пульсирует жилка у нее на горле. Она тоже чувствовала, как пульсирует его мужественность, прижатая к бугорку ее женственности. Ее глаза тускло мерцали.
     - Пожалуй, я могу остаться в чулках. Если они тебе нравятся.
     - Мне нравишься ты, - без колебаний заявил он и удивил ее этим не меньше, чем самого себя. Взгляды их вместе воспарили и глубоко проникли в душу и сознание друг друга.
     - Правда? - Голос ее звучал так тихо, что он едва расслышал.
     - Да.
     Если раньше он не до конца отдавал себе в этом отчет, то теперь был твердо уверен. Он боролся, но она стала значить для него больше, чем он когда-либо мог себе представить. Та ревность, которая обуревала его прошлой ночью, была лишь слабым предвестником чувства, во власти которого он находился сейчас. Это новое чувство потрясло его до самых глубин его существа.
     Он не мог больше не считаться с ним. Чувство завораживало его. Оно приводило его в ужас. И он больше не хотел бороться с ним.
     Он не знал что сказать. Знаки любви - вот что должно было стать средством выражения его мыслей. Его пальцы безотчетно поглаживали ее груди, массировали соски - такие желанные и так очаровательно набухшие.
     - Я никогда не чувствовал такой близости с телом женщины, - неловко произнес он.
     Зная, какого усилия ему стоило произнести даже такую малость, она положила руку ему на затылок и привлекла его голову к своей груди, слегка приподняв ее другой рукой.
     - О, как чудесно, когда ты прикасаешься ко мне языком!
     В горле у него заклокотало, и он, как губкой, принялся тереть ее соски языком, плотно прижимая и сливая воедино их друге другом, пока она не начала постанывать, отдаваясь все возрастающей страсти.
     - О Росс, ничто в мире не может с этим сравниться! - едва выдохнула она.
     Только самый кончик его копья вошел во влажную расщелину ее тела. Он смаковал предвкушение безраздельного обладания ею.
     - Может, - ответил он, уткнувшись лицом ей в грудь. - Кое-что может.
     - Что? - спросила она со слабым стоном, и он вошел глубже на какую-то долю дюйма в мягкие влажные недра. - Покажи мне.
     Дыхание выходило из него резкими прерывистыми толчками. Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. В них он прочитал только искреннее желание знать. Ни страха, ни жертвенности. И уж во всяком случае, никакого предшествующего опыта.
     Он приподнялся - теперь он стоял на коленях, низко склонившись над ее бедрами. Не отрывая глаз от ее лица - не появятся ли на нем признаки отвращения или страха, - он провел ладонью вниз по ее голени, все еще облаченной в черный чулок. Потом он слегка повернул голову и поцеловал бедро чуть повыше подвязки, с силой массируя сверхчувствительную кожу губами и языком.
     - Росс, - еле выдохнула она.
     - У тебя красивые ноги, Лидия, - прошептал он. Руки его нежно гладили упругую кожу, потом проникли под подвязку и принялись щекотать коленный сустав сзади. Он спустил чулок достаточно низко, чтобы иметь возможность поцеловать коленку и прикоснуться к верхнему краю икры языком.
     Потом он совершил этот же эротический ритуал и над другой ногой. Узница плотского наслаждения, она повернула голову и только смотрела, как его руки поднимаются вверх по ее бедрам, как массируют их, гладят. Когда ее глаза встретились с его глазами, внутреннее напряжение, видимое в его взгляде, проникло ей в душу, и она, шепотом повторяя его имя, закрыла глаза.
     - Ты тут такая красивая. - Его пальцы нежно разглаживали темно-каштановый пушистый бугорок. - Чудесный цвет. - Изменились и сила, и тембр его голоса. Теперь он говорил низким хрипловатым голосом, в котором звучали страсть и желание.
     Звуки его голоса и прикосновение его рук заворожили Лидию. Пальцы его сбежали по склонам холма в ложбинки и встретились там, где соединяются бедра. Потом он нежно прикоснулся к этому самому сокровенному месту, легонько погладил. Кончики пальцев окунулись в маслянистую влагу.
     Она словно бы пробудилась ото сна и широко распахнула глаза, почувствовав, как что-то мокрое гладит ее в самой верхней точке у основания бедра. Его шелковистые волосы щекотали ей кожу, щетина восхитительно скреблась, ноона не могла поверить, что он делает, пока глаза не подтвердили ее ощущения.
     - Росс! - закричала она, пораженная, и вцепилась руками ему в волосы. Но было уже поздно. Он целовал ее, а она - вместо того чтобы оттолкнуть его голову - только сильнее прижимала к себе. Ее голова откинулась на подушку в экстазе.
     Он целовал ее так же утонченно, как целовал в губы.
     И это было великолепно, и он не мог остановиться.
     Большими пальцами он мягко раздвинул складки, скрывающие средоточие ее женственности. Потом вступил в действие язык. Каждое нежное движение было даром ее прелести, ее юности, ее невинности - ибо она была невинна, несмотря на все оскорбления, которые ей пришлось пережить. Его ласки лечили раны, нанесенные ее чувствам; его поцелуи стирали даже следы их. Его молящие губы благодарили ее за щедрость, с которой она делилась с ним своим телом. Ибо никогда еще его не одаряли правом на такую любовь.
     Блаженство накатывалось на нее волнами, и наконец она начала задыхаться. То, что сейчас происходило, выходило за пределы ее воображения. Это потрясало ее, но в то же время она понимала, что это редкостный дар, который Росс приносит ей, и что высшее наслаждение в том, чтобы принять его без внутреннего сопротивления.
     Всепоглощающее наслаждение продолжалось. Каждое движение его языка, каждая ласка его губ усиливали его, и наконец она ощутила небывалое сокращение всех мышц своей утробы. В тот самый момент, когда она потеряла контроль над собой, он снова лег на нее и крепко прижал к себе ее содрогающееся тело. Биение его мужественности наполнило все ее существо. Он вошел в нее одним быстрым движением, и семя хлынуло из него бурлящим потоком.
     Спустя долгие мгновения, когда она наконец пришла в себя, она осознала, что они лежат совершенно неподвижно, а ее руки сжимают его бедра. Он был по-прежнему твердым и наполненным внутри нее.
     - Росс? - В ее голосе звучало сомнение.
     - Прости. Мне этого не хватило.
     Он начал двигаться, сначала медленно, а затем все быстрее и сильнее, постепенно усиливая напор, лишающий ее разума, и она вновь оказалась на краю непостижимой бездны. На этот раз они ринулись туда вместе и погрузились в атласную темноту забвения, раскрывшую для них свои теплые бархатные объятия.
     Спрятав лицо у нее на груди, он со стоном повторил ее имя, вторично погружаясь в золотое небытие.

***

     - Я устала, но не хочу спать. Я боюсь, что проснусь, и все это окажется только сном. - Лидия легонько дергала волоски у него на груди.
     Росс вздохнул от удовольствия.
     - Я знаю. Я тоже не хочу спать. - Его руки обвили ее, и он нежно поцеловал ее в висок. - Послушай, Лидия, как ты могла научиться так правильно говорить, если жила в таких условиях? Как однажды выразилась моя мамочка, понося меня за то, что я дурак и свиное рыло, у тебя утонченные манеры. Я-то подражал Виктории и ее отцу. А кто учил тебя?
     - Я не всегда там жила. Мы, мой родной папа, мама и я, жили в городе. Я не очень хорошо помню город, но я помню наш дом. Мама выращивала цветы в горшках на переднем крыльце. Моя комната была наверху. Я помню, как летом по ночам я сидела у раскрытого окна, а занавески развевались на ветру и гладили мое лицо. Они были белые и кружевные, и через них было все видно.
     Рука Росса лениво ласкала ее ягодицы.
     - Когда мы построим свой собственный дом, я достану для тебя кружевные занавески. - Она уютно свернулась калачиком и прижалась к нему. - А что стало с твоим папой?
     - Он умер. Его звали Джозеф Брайант. - Она вдруг села и с гордостью объявила:
     - Это моя фамилия. Я - Лидия Брайант.
     Он снова притянул ее к себе и крепко поцеловал.
     - Больше нет. Теперь твоя фамилия - Коулмэн.
     - Но ты же понимаешь, что я хотела сказать, - проворковала она, сонно устраиваясь у него под боком. - Папа писал статьи для газеты. Иногда он сердился, потому что людям не нравилось то, что он написал. По-моему, это было что-то про рабов. Он сказал маме, что поедет на Север и подыщет нам новое место жительства. Мы были так возбуждены. Но он заболел там и умер. Мы его больше не видели. Я его почти не помню.
     - А представь себе, каково мне - я ведь вообще не знаю, кто мой отец. Правда, нельзя сказать, что клиенты моей мамаши - это такой уж первосортный материал.
     Она взглянула на его лицо, на котором появилось выражение горечи, и сняла напряжение, проведя по лицу пальцем.
     - Раз он зачал тебя, то должен был быть очень сильным и красивым. Но мне совершенно безразлично, кто он.
     Черты его лица разгладились, и он поцеловал ей руку.
     - Продолжай. Когда твоя мама снова вышла замуж?
     - Точно не знаю. Мне было около десяти. Нам пришлось переехать из нашего дома и бросить там все вещи. Наверное, люди плохо относились к маме из-за того, что писал папа.
     Росс восстановил недостающие детали картины. Брайант был аболиционистом. Он уехал на Север, вероятно, не смог приспособиться к перемене климата и умер от какой-нибудь болезни легких. Мать Лидии, вдова, потеряла все.
     - Я помню темную комнату под крышей в старом доме. Там мы и жили. Мама шила, делала вышивки на женских носовых платках и тому подобное. Однажды она пришла домой и сказала, что познакомилась с человеком, который живет на ферме в горах. - Она вздохнула. - Они поженились, и он сказал, что забирает нас к себе. У него был вовсе не дом, а просто лачуга - в ней было холодно зимой и жарко летом. Мне приходилось спать на сеновале, а туда можно было попасть, только вскарабкавш