нах, красиво одеваться, отличать истинное качество  от  фальшивок,
будь то драгоценности, белье или антикварная мебель. Еще до того,  как  отец
Андре купил для нее дом, она брала с собой сына, когда шла  на  свидания  со
своими клиентами. Они ждали ее в вестибюлях роскошных отелей, куда "цветных"
в то время, а это было начало шестидесятых, вообще не пускали.  Может  быть,
тогда и зародилась его любовь к отелям. В мечтах он уже с ранних лет  мыслил
себя управляющим одного из этих роскошных заведений. - И  каким-то  далеким,
словно потусторонним голосом она добавила:
   - Я рада, что его мечты сбылись - А что стало с его  матерью?  -  спросил
Кассиди. - У нее до сих пор осталась клиентура?
   - Нет, мистер Кассиди. Она сама распорядилась своей жизнью,  вскрыв  себе
вены. Однажды, возвратившись из школы, Андре нашел ее мертвой в ванне.
   - О боже.
   - Если вы слабонервны, тогда не стоит ворошить прошлое. Он нахмурился.
   - Неужели вы думаете, мне все это приятно?
   - А если нет, почему же тогда вы с  таким  упорством  копаетесь  в  чужом
грязном белье?
   - Это один из самых неприятных аспектов моей профессии, Клэр. Но, как  бы
то ни было, работа есть работа.
   - Ответьте мне на один вопрос, - неожиданно попросила она.
   - Какой?
   - Разве вам по долгу службы положено называть меня Клэр?
   Они посмотрели друг на друга долгим  взглядом;  пауза  была  напряженной.
Наконец он не выдержал и сказал, отвернувшись от нее:
   - Нет, не положено.
   - Тогда почему же вы...
   Он  медленно  обернулся.  Его  взгляд,  казалось,  стал  живым  -  каждой
клеточкой своего тела Клэр ощущала его прикосновение.
   - Вы, может быть, и лгунья, Клэр, но вы же не глупы,  -  хрипло  произнес
он. - Вы сами знаете почему.
   Она  неотрывно  смотрела  на  него,  пока  не  стало  больно  дышать   от
охватившего волнения. Нужно было прервать это напряжение, отвести взгляд, но
она была не в силах сделать это. Словно невидимые цепи приковывали их друг к
другу.
   Оцепенение длилось так долго, что, когда  он  наконец  шевельнулся,  Клэр
инстинктивно отпрянула, словно в испуге.  Но  он  лишь  поднял  руку,  чтобы
растереть затекшую шею.
   - Вернемся к Андре. Итак, он позвонил вам в ту ночь и  сказал,  что  ваша
мать находится в "Фэрмоне".
   Клэр кивнула. Говорить было трудно. Сердце все еще бешено колотилось.
   - Вы поехали за ней?
   - Да.
   - Одна?
   - Да. На своей машине.
   - В котором часу это было?
   - Точно не могу сказать.
   - Клэр!
   - Но я действительно не знаю! - закричала она, не выдержав.  -  Это  было
уже после богослужения, ведь, как  вам  известно,  там  я  была  значительно
раньше.
   Кассиди старался держать себя в руках,  хотя  было  видно,  что  ему  это
давалось нелегко.
   - Как Мэри Кэтрин удалось выйти из дома без вашего ведома?
   - Я же говорила вам, что она бывает  весьма  находчивой.  Она  спустилась
вниз, отключила сигнализацию и открыла замки.
   - Даже во время ее так называемых "приступов" она может  действовать  так
осознанно?
   Клэр избегала смотреть на него.
   - Иногда да.
   - Хорошо, допустим. Итак, вы поехали в "Фэрмон".
   - Я оставила машину прямо посреди улицы - знала, что задержусь  буквально
на минуту. Так оно и вышло. Я бросилась в офис Андре, он передал мне маму, и
мы вместе вышли из отеля. Все это заняло не более двух минут.
   - Кто-нибудь еще видел вас? Я имею в виду из персонала отеля.
   - Не знаю. Думаю, вы могли бы сами спросить у них.
   - Я так и сделаю. - Он запустил руки в  карманы  и  уставился  в  залитые
дождем окна. Несмотря на строгость допроса, который он учинял  ей,  Клэр  не
могла удержаться от восхищения его мужественным профилем, осанкой, да и всем
его обликом...
   - В тот вечер вы виделись с Уайлдом в соборе. Позже вы были в отеле,  где
утром его нашли убитым. И вы старательно скрывали все это.
   - Сколько раз я должна объяснять? Я хотела оградить  маму  от  сплетен  и
наговоров. Неужели вам так трудно это понять?
   - Вы все время были только в вестибюле отеля?
   - Да.
   - И не поднимались на другие этажи, никуда больше не заходили?
   - Нет.
   - Вы воспользовались лифтом?
   - Нет.
   Он повернулся и  уперся  руками  в  плюшевый  подлокотник  дивана.  Низко
склонившись к Клэр, он спросил:
   - Тогда какого черта вы не рассказали мне все это  раньше?  Если  это  на
самом деле было так невинно, почему вы лгали мне?
   - Потому что вы пытались обвинить меня в убийстве. Мое имя фигурировало в
списке Уайлда, и вам, по всей видимости, это казалось важной уликой. У вас к
тому же оказалась и  эта  папка  с  вырезками,  от  которой  я  по  глупости
попыталась избавиться. Это была уже вторая улика  против  меня.  Я  боялась,
что, если вы узнаете о том, что я была в отеле в ту ночь, вы придете  именно
к такому выводу, который только что и сделали.
   - Неужели я в самом деле оказался не  прав,  Клэр?  Действительно  ли  вы
появились в "Фэрмоне" той ночью лишь затем, чтобы забрать мать?
   - Да, все было так же, как и сегодня вечером.
   - Пока вы были в "Фэрмоне", не помогли вам старый приятель Андре  Филиппи
проникнуть в номер Уайлда?
   - А стал бы Уайлд, лежа в постели, раздетый, спокойно беседовать со  мной
- незнакомым человеком?
   - Откуда вы знаете, что он был раздет?
   - Уже целый месяц во всех газетах ежедневно расписывается, как его  нашли
в постели голым. И потом, если бы я  была  так  решительно  настроена  убить
Джексона Уайлда, неужели вы думаете, я бы стала вовлекать в свои замыслы еще
кого-то?
   - Черт возьми, не знаю!  -  закричал  Кассиди.  Взволнованный,  он  низко
опустил голову. Он стоял так близко к Клэр, что она  чувствовала  запах  его
мокрых волос и кожи. Даже в темноте она различала его макушку. Если бы  Клэр
слегка повернула голову, ее губы коснулись бы его виска, на  котором  бешено
пульсировала жилка.
   Наконец он поднял голову и испытующим взглядом посмотрел ей в глаза.
   - Но это же чертовски  логично.  У  вас  был  мотив  для  убийства.  Была
возможность. Был даже потенциальный помощник. Клэр, вы должны признать, что,
если посмотреть на все это со стороны, вы по уши виновны.
   - Тогда к чему все эти церемонии? Разве не к этому вы стремились?  Думаю,
теперь вы должны быть довольны - наконец-то накрыли убийцу.  Так  в  чем  же
дело?
   Медленно он взял ее за плечи, заставив подняться из кресла, так  что  она
оказалась в опасной близости от него.
   - В чем дело, спрашиваете вы?  Думаю,  я  нашел  убийцу.  -  Он  коснулся
пальцами ее волос. - Но я не хочу, чтобы убийцей оказались вы.
   Внезапно его губы впились в ее рот. Прежде чем Клэр смогла опомниться  от
нахлынувшего на нее ужаса, он запрокинул ей  голову,  и  Клэр  непроизвольно
вскрикнула, когда его язык раздвинул ей губы. Вместе с ним  в  рот  ворвался
вкус  и  запах  мужчины,  бесподобная  смесь  коньяка  и   мужской   похоти.
Возбужденный и злой, он целовал ее, не обращая  внимания  на  сопротивление,
которое, по правде говоря, было лишь символическим и вскоре  уступило  место
наслаждению затянувшимся поцелуем.
   Он на мгновение оторвался от ее губ, но лишь на мгновение.
   Обняв ее за талию, он крепко прижал се к себе, так что она  почувствовала
его возбуждение. Желание, зародившись, нежным теплом разлилось по  ее  телу.
Она теснее прижалась к нему.
   - О боже, - пробормотал он, уткнувшись ей в шею.  Ловкими  движениями  он
расстегнул ей блузку и, щелкнув замочком  бюстгальтера,  просунул  руки  под
освободившиеся чашечки.
   Его поцелуи становились все более жадными, страстными. Клэр  вцепилась  в
его рубашку, стараясь не терять опоры, хотя это становилось все сложнее -  и
не только потому, что он наклонял ее все ближе к дивану, но и она  сама  уже
была не в силах противостоять его ласкам.
   Его губы по-прежнему впивались в ее рот, и язык его словно  искал  ответа
на вопросы, которые еще недавно слетали с него.
   Их тела горели, охваченные желанием.
   Пыл объятий становился опасным. Клэр испугалась своей неистовой  реакции.
Она представила, что еще мгновение - и она уже не сможет совладать с  собой,
ее выдержка  погибнет  в  этом  жарком  любовном  пламени.  Это  была  самая
ужасающая перспектива. Всю жизнь Клэр пытались учить эти облеченные  властью
ничтожества, и она привыкла, была вынуждена сопротивляться им.
   - Хватит! - Она отстранилась, скинув его руки. - Вы неплохо  потрудились,
но вам все равно не удастся выудить из меня признание, даже таким способом.
   Он тут же выпустил ее, отступив назад. Руки его сжались в  кулаки.  Дышал
он с трудом, голос прерывался.
   - Черт возьми, вы же прекрасно знаете, что не поэтому я целовал вас.
   - Неужели? - с вызовом парировала она.
   Он повернулся, сдернул с вешалки свой плащ и распахнул дверь. Из коридора
в комнату хлынул яркий свет, очертив застывший в дверях силуэт.
   Какое-то мгновение они смотрели  друг  на  друга  сквозь  разделявший  их
полумрак, затем он вышел и захлопнул за собой дверь.
   Клэр рухнула на диван. Закрыв лицо руками, она со  стоном  шептала  слова
раскаяния, которые  -  услышь  ее  сестра  Анна  Элизабет  -  вызвали  бы  у
наставницы чувство законной гордости за ученицу.
   - О боже, нет...Нет!
   В порыве искренней страсти она только что целовала человека, который  мог
упрятать ее в тюрьму до конца ее дней и, вполне возможно, так и сделает.

Глава 10

   Ариэль вытянулась на диване, с наслаждением ощущая на  теле  мягкий  шелк
пижамы. В зеркале  на  противоположной  стене  отражалась  сытая,  ухоженная
женщина в окружении красивых вещей, принадлежащих лично ей. Ариэль  нравился
такой образ. Душа ее ликовала.
   Единственным достоинством дома, в котором она росла, был  водопровод.  Во
всем  остальном  это  было  уродливое  сооружение,  с   большими   и   плохо
обставленными комнатами. Ариэль даже содрогнулась от этих воспоминаний.  Она
никогда не приглашала в дом друзей, стыдясь бедности и  убогости  не  только
жилища, но и его обитателей. Брат  ее  был  на  редкость  гадким  существом,
исполненным порока,  и  наводил  ужас  на  всех.  Родители  всегда  казались
старыми, и лишь теперь Ариэль понимала, что причиной  тому  опять-таки  была
бедность. Но от этого Ариэль все равно не становилась к ним добрее. Она была
рада, что родителей уже давно нет в живых.
   Ариэль хотелось бы легко и навсегда расстаться с воспоминаниями  о  своей
бедности. Но всякий раз, стоило ей предаться сладким грезам о  настоящем,  в
душе оживали призраки прошлого, напоминавшие ей о том, кем она была до того,
как отдала себя на милость преподобного Джексона Уайлда.
   Эти убогие, бесцветные дни ушли  навсегда,  словно  клялась  вдова  самой
себе, развертывая очередной "Спикере" и с упоением принимаясь за него.
   Джош, войдя в комнату  с  чашкой  кофе  и  утренней  газетой,  не  обошел
вниманием валявшиеся на столике обертки шоколадок.
   - Это что, твой завтрак?
   - А что тебе не нравится?
   - Не слишком напоминает овсяные отруби, не  так  ли?  -  Он  плюхнулся  в
кресло, поставил чашку на подлокотник и развернул газету. - Чудеса.  Мы  уже
больше не занимаем первые полосы.
   Глядя на него, Ариэль становилось тоскливо, и  даже  шоколад  в  желудке,
казалось, начинал киснуть. В последнее время  Джош  все  больше  походил  на
сорокалетнего мученика. Тем не менее каждую ночь они по-прежнему  занимались
любовью. Он был искусным и старательным любовником, и  его  отличала  особая
чувственность, свойственная творческим натурам. Его пальцы играли с ее телом
так же, как с фортепианными клавишами, - сильно и проникновенно.
   Но раньше остроту и пикантность ее отношениям с Джошем придавало сознание
того, что она наставляет рога Джексону.  Теперь  же,  когда  можно  было  не
скрываться и ушло чувство вины за измену супругу, Ариэль стало скучно.  Даже
после оргазма ей хотелось чего-то большего.
   И  что-то  еще  мучило  ее,  она  никак  не  могла  найти  причину  своей
неудовлетворенности и беспокойства. Уже были отсняты два телешоу;  во  время
записи публика не могла вместиться в аудиторию.
   Ариэль пела. Джош ей аккомпанировал. Несколько послушников со  слезами  в
голосе рассказывали о том, что значили  в  их  жизни  Джексон  Уайлд  и  его
министерство.  Затем  на  подиум  вышла  Ариэль  со  своей   душераздирающей
проповедью. Ей понадобилось несколько  дней,  чтобы  заучить  слова.  Каждая
интонация, каждый жест были тщательно отрепетированы перед зеркалом. Время и
усилия не пропали даром. К концу проповеди в зале  не  оставалось  ни  одной
пары сухих глаз, а чаши для пожертвований переполнились зелеными бумажками.
   Те, кто еще недавно скептически отзывался  о  ее  способности  продолжить
дело Джексона, теперь рассыпались в комплиментах. Мир был у ее ног.
   Так почему же на душе у нее так неспокойно?
   Ариэль всего было мало. Ее проповедям внимали сотни  тысяч  верующих,  но
почему не миллионы?
   Она оторвалась от подушек и села.
   - Я так не думаю, - сказала она. Джош оторвался от газеты.
   - Извини, ты о чем?
   - Не думаю, что это так уж замечательно, что мы ушли с  первых  полос.  -
Она  вскочила  с  дивана  и  заметалась  по  комнате.  Нервными,  суетливыми
движениями она то подправляла бахрому на подушках, то бесцельно переставляла
хрустальные вазы и фарфоровых пастушек.
   - Ну, если тебя это утешит -  вот  тут,  на  пятнадцатой  странице,  наша
реклама.
   Джош  повернул  газету  так,  чтобы  Ариэль  было   удобнее   рассмотреть
объявление. Через всю страницу характерной вязью было выведено  название  их
телевизионного шоу. Ариэль, с микрофоном в руках, проливала обильные  слезы.
Ниже были напечатаны дата и время эфира.
   Ариэль критическим взглядом рассмотрела объявление.
   - "Молитва Джексона Уайлда - час  восхваления  Всевышнего",  -  прочитала
она. - Джексон мертв. Почему мы до сих пор не изменили название программы?
   - Каким образом?
   - Почему не "Ариэль Уайлд и час восхваления Всевышнего"?
   - Тогда  почему  бы  не  назвать  просто  "Час  проповеди  и  восхваления
Всевышнего"?
   - Потому что это  слишком  просто.  И  кроме  того,  людям  всегда  нужны
ассоциации с чьим-нибудь именем.
   - С твоим, как я понимаю.
   - А почему бы и нет? На мне же сейчас основная нагрузка в программе.
   Джош, отхлебнув кофе, взглянул на мачеху.
   - Называй это чертово шоу, как тебе нравится, Ариэль. Мне  это  в  высшей
степени безразлично.
   - Охотно верю.
   Джош со злостью отшвырнул газету и вскочил на ноги.
   - Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?
   - Только то, что, если бы не я, вся эта  махина  рухнула  бы  со  смертью
Джексона. У тебя же мозгов не хватит даже на то, чтобы справиться с  отрядом
скаутов, не то что удержать  в  руках  такое  предприятие,  как  наше.  Тебе
повезло,  что  у  тебя  есть  я.  Иначе  колесить  бы   тебе   с   бродячими
музыкантишками.
   - Зато я был бы гораздо счастливее. По крайней  мере,  не  чувствовал  бы
себя грифом-стервятником, дорвавшимся до свежей мертвечины.
   Тщательно подведенная карандашом бровь изогнулась в изумлении.
   - Если ты так несчастен, ты знаешь, где выход. Джош свирепо  взглянул  на
Ариэль, но, как она и ожидала, дальше этого гнев его не пошел. Сев за рояль,
Джош пробежал пальцами  по  клавишам,  взял  несколько  аккордов  и  заиграл
классическую пьесу - с силой и темпераментом, которых ему так не  хватало  в
жизни.
   Успокоившись, он вновь взглянул на Ариэль, продолжая игру.
   - А знаешь, в чем весь ужас? Ты сама не понимаешь, насколько ты смешна.
   - Смешна? - с вызовом переспросила она. - Для кого?
   - Для всех вокруг. Ты же ослеплена манией величия. Люди за  твоей  спиной
смеются. Почему, как ты думаешь, двое из  совета  директоров  уже  подали  в
отставку?
   - Просто потому, что их не устраивает, что лидером стала женщина-Это бьет
по их мужскому самолюбию. Ну и что из того, что они ушли? Кого это  волнует?
Нам они не нужны.
   -  Министерство,  хотя  ты  и  хвастаешь,  что  держишь  его   в   руках,
разваливается  на  глазах,  Ариэль.   Только   ты,   ослепленная   сознанием
собственной  значимости,  этого  не  замечаешь.  -  Он  ударил  по  клавишам
заключительными аккордами и тут же перешел к другой пьесе. - Отец, наверное,
сидит где-то там, в облаках, и от души хохочет, глядя на нас.
   - Да ты просто рехнулся. Джош усмехнулся:
   - Ты ведь все еще боишься его, Ариэль?
   - Это ты боишься.
   - Да, но я хоть признаю это, - ответил он-- А ты нет.
   - Я не боюсь никого и ничего.
   - Он все еще держит тебя в страхе, - Какого черта?
   - Тогда почему же ты наедаешься, как лесоруб, а потом бежишь  совать  два
пальца в рот? - Звучным финальным фортиссимо он подкрепил свой вопрос.
   Ариэль вздрогнула.
   - Не понимаю, о чем ты.
   - О нет, ты все прекрасно понимаешь. Это болезнь, и у нее есть название -
ненормально повышенный аппетит. Ариэль заврашала глазами.
   - Кто ты такой, ты что - светило медицины? Я просто-напросто  поддерживаю
таким способом свой вес-Телекамера  добавляет  на  экране  по  меньшей  мере
фунтов пятнадцать. Джексон всегда изводил меня этим. Я  должна  была  как-то
поддерживать себя в форме.
   - А ты так никогда и не понимала, что  им  двигало?  -  печально  спросил
Джош.  -  Он  ведь  мастерски  играл  на  человеческих  слабостях.  Так   он
осуществлял свою власть над чужими умами и душами. Он постоянно твердил, что
моя мать глупа, так что  она  сама  начала  в  это  верить.  И  в  последние
несколько лет своей  жизни  она  даже  не  смела  высказывать  свое  мнение,
опасаясь быть осмеянной.
   Ты знаешь предысторию и наших с ним стычек. Он при каждом удобном  случае
напоминал мне, что я начисто  лишен  таланта  и  единственное,  где  я  могу
сгодиться, - это на сеансах его проповедей. В тебе он нашел слабое  место  -
твой вес. Зная, что ты очень щепетильна  в  отношении  внешности,  он  ловко
использовал это, чтобы иметь возможность лишний раз  унизить  тебя.  Он  был
хитер, словно сатана, Ариэль. И действовал так тонко, что тебе даже в голову
не могло прийти, будто над тобой смеются. Так что  все  твои  притязания  на
собственное достоинство не  более  чем  химера.  Тебе  нужно  было  попросту
игнорировать его насмешки насчет твоей "детской пухлости".  Ты  ведь  всегда
была довольно изящна. Сейчас же ты на грани истощения. Да  и,  как  ты  сама
только что заметила, он мертв. Он уже больше не сможет изводить тебя.
   - Нет, похоже, вместо себя в этой роли он  оставил  тебя.  Джош  печально
покачал головой:
   - Ты не поняла меня, Ариэль. Я не критикую  тебя.  Я  лишь  беспокоюсь  о
твоем здоровье. Я...
   - Постой, Джош, у меня есть идея. - Она рывком опустила свои руки на его,
вдавив их в клавиши так, что комната наполнилась режущим слух диссонансом.
   Джош высвободился.
   - Ну и сука же ты! Если ты когда-нибудь...
   - О, хватит. Я не причинила вреда твоим драгоценным ручкам. Послушай, что
ты там говорил насчет того, что мы уже не в центре внимания прессы?  Что  ж,
ты прав. Мы должны что-нибудь предпринять, чтобы исправить положение.
   Джош нарочито разминал пальцы.
   - Что еще у тебя на уме? - пробурчал он.
   - С тех пор как мы вернулись из Цинциннати, мы торчим  в  этом  Нэшвилле,
забытые всеми и заброшенные. Пора встряхнуть их всех, дать  пишу  для  новых
заголовков. А этим ищейкам в Нью-Орлеане стоит дать понять,  что  безутешная
вдова и сын все еще помнят о хладнокровном убийстве Джексона Уайлда.
   - Ты так уверена, что идея твоя  хороша?  Она  метнула  на  него  ледяной
взгляд.
   - У Джексона были легионы врагов. - И, приложив к губам палец, добавила:
   - И один из них - как раз в Нью-Орлеане.
   - Скажи, что все это  значит?  -  Кассиди  был  в  плохом  настроении.  А
разговор с Говардом Гленном вовсе не улучшал его. Через день после поездки с
Клэр в "Поншартрэн" за Мэри Кэтрин Кассиди рассказал Гленну  обо  всем,  что
произошло в тот вечер. Обо всем, кроме поцелуя.
   - Итак