олжна найти способ заручиться его поддержкой. Но как?
     Доктор Лара Маллори была последним человеком, с которым хотел бы встретиться Кей Такетт.

ГЛАВА ВТОРАЯ

     В то утро, как обычно, Джейнэллен Такетт поднялась со своей девичьей кровати, стоило только зазвонить будильнику. Краны в ванной открывались со скрежетом, горячая вода громко стучала и булькала в трубах внутри стен, но она так привыкла к этим звукам, что не замечала их.
     Джейнэллен прожила здесь все тридцать три года своей жизни и не представляла, что может жить в каком-то другом месте; да и не желала этого. Ее отец построил этот дом для своей молодой жены сорок лет тому назад, и, хотя с годами его переделывали и модернизировали, на стенах и на полу остались нестираемые пятна и царапины, свидетельства игр Джейнэллен и ее братьев. Эти знаки придавали дому особый характер, как морщинки в уголках рта на улыбчивом женском лице. Для Кларка и Кея дом являлся всего-навсего местом обитания. Но Джейнэллен считала его полноправным членом семьи, наравне с братьями и родителями. С вниманием любящей души она обследовала дом множество раз и знала все закоулки от чердака до подвала. Она знала его как свое собственное тело. А может быть, даже лучше. Джейнэллен никогда не вспоминала о своем теле, никогда не обращалась мыслью к собственной персоне, никогда не задумывалась над своей жизнью и не спрашивала себя, счастлива она или нет. Она принимала жизнь такой, какая она есть.
     После душа мисс Такетт надела рабочую юбку цвета хаки и простую хлопчатобумажную блузку. Она носила чулки телесного цвета; ее коричневые кожаные туфли не претендовали на моду, но отличались удобством. Волосы собраны на затылке в аккуратный хвост, единственное украшение - недорогие наручные часы. Она почти не пользовалась косметикой. Капелька румян на щеках, чуть-чуть черной туши на кончиках ресниц, немного розового блеска для губ, и она готова встретить день.
     Солнце только вставало, когда Джейнэллен спустилась вниз по еще темной лестнице, пересекла холл на первом этаже и вошла в кухню, где включила лампы дневного света на потолке, залив комнату ослепительным голубовато-белым светом операционной. Она терпеть не могла это яркое навязчивое сияние, лишавшее уюта в остальном традиционно обставленную кухню.
     Но Джоди это любила.
     Привычным жестом Джейнэллен включила кофеварку. Она всегда скрупулезно выполняла свои утренние обязанности с того самого дня, как рассчитали последнюю жившую в доме экономку. Когда Джейнэллен исполнилось пятнадцать, она объявила, что больше не нуждается в няньке, сама может собирать себя в школу, а между делом приготовит завтрак и для матери.
     Мэйдейл, их теперешняя приходящая прислуга, работала только по пять часов в день. Она занималась уборкой и стиркой, готовила кое-что к обеду. Со всеми остальными домашними делами, и это помимо своих обязанностей в "Нефтяной и газовой компании Такетт", успешно справлялась Джейнэллен.
     Она заглянула в холодильник, чтобы проверить, есть ли там кувшин с апельсиновым соком, и наполнила сливками молочник. Джоди нельзя пить кофе с такими жирными сливками, но она никого не слушалась, поступая всегда по-своему.
     Пока кофеварка шипела и булькала, Джейнэллен налила кипяченой воды в лейку и вышла на крытую заднюю веранду полить папоротники и бегонии.
     Вот тогда-то она и заметила пикап. Он показался ей незнакомым, но был припаркован возле задней двери, словно всегда стоял на этом месте. На том самом месте, где Кей обычно...
     Джейнэллен повернула назад, чуть не расплескав воду из лейки, торопливо поставила ее на кухонный прилавок. Она выскочила из кухни, добежала через холл до лестницы и, ухватившись рукой за столб, описала полукруг, как некогда в детстве, а затем бросилась вверх по ступенькам. На втором этаже она промчалась по коридору до дверей последней спальни и без стука ворвалась внутрь.
     - Кей!
     - Что?
     Причесывая пятерней темные всклокоченные волосы, он поднял голову с подушки. Часто заморгал, пытаясь ее разглядеть. Потом застонал, прижав руку к боку, и упал на подушку.
     - Господи, разве можно так пугать. У меня был подобный случай с бедуином, я чуть было не распорол ему живот, хорошо, вовремя понял, что это один из наших друзей.
     Не обращая внимания на выговор, Джейнэллен бросилась на шею к брату.
     - Кей! Ты вернулся. Когда? Почему ты нас не разбудил? Ты дома, дома. Спасибо, спасибо тебе, что ты приехал.
     Она крепко его обняла и принялась целовать в лоб и щеки.
     - Ладно, ладно, я понял. Ты рада меня видеть. - Ворча, он увертывался от ее поцелуев, но, когда ему удалось сесть, на его лице сияла улыбка. - Привет, сестренка. - Он осмотрел ее покрасневшими глазами. - Ну как ты? Седых волос нет. Зубы почти все целы. Прибавила всего пять-шесть фунтов. В общем, не очень постарела.
     - Я совсем не потолстела, так и знай. И выгляжу, как обычно. О чем можно только пожалеть. - Безо всякого кокетства она добавила:
     - Это вы с Кларком были красавчиками в семье, помнишь? А я невзрачная Джейн. Или, если хочешь, Джейнэллен.
     - Зачем ты сразу хочешь меня разозлить? - спросил он. - Почему ты так говоришь?
     - Потому что это правда. - Она слегка пожала плечами, как будто все сказанное не имело большого значения. - Хорошо, не будем тратить на меня время. Расскажи о себе. Откуда ты явился и когда?
     - Твоя телефонограмма дошла до меня через тот лондонский телефонный номер, который я тебе оставил, - пояснил он, широко зевая, - Я ее получил в Саудовской Аравии. Добирался три или четыре дня. Трудно сказать сколько, когда пересекаешь много часовых поясов. Вчера прилетел в Хьюстон, а сюда прибыл уже где-то ночью.
     - Почему ты нас не разбудил? Чей это пикап? Сколько ты с нами пробудешь?
     Он рукой зачесал волосы назад и при этом сморщился, как от боли.
     - Прошу тебя, давай все по порядку. Я не разбудил вас, потому что было поздно, какой в этом смысл. Я взял пикап у приятеля в Хьюстоне, он через пару дней должен доставить самолет в Лонгвью. Тогда заберет грузовичок и поедет на нем обратно. И... какой там был последний вопрос?
     - Сколько ты с нами пробудешь? - Джейнэллен сложила руки под подбородном, словно маленькая девочка, молившаяся на ночь. - Только не говори, что несколько дней. Не говори, что одну неделю. Скажи, что будешь с нами долго-долго.
     Он взял ее сложенные руки в свои.
     - Мой контракт с той нефтяной компанией в Аравии все равно почти закончился. Сейчас у меня нет никаких планов. Так что не будем точно устанавливать срок моего отъезда. Подождем и посмотрим, как я тут приживусь, договорились?
     - Договорились. Спасибо тебе, Кей. - Слезы блестели в ее прекрасных синих глазах. Что касалось этой семейной черты, то тут судьба ее не обделила. - Мне не хотелось беспокоить тебя из-за этих наших событий, но...
     - Какое это беспокойство.
     - Тем не менее беспокойство. Я бы не стала тебя вызывать, но я подумала, что твое присутствие как-то... улучшит положение.
     - В чем дело, Джейнэллен?
     - Мама. Она больна, Кей.
     - Опять скачет давление?
     - Хуже. - Джейнэллен ломала пальцы. - У нее начались провалы памяти. Я это не сразу заметила. Потом Мэйдейл рассказала о нескольких случаях, когда мама теряла вещи и обвиняла ее, что она их нуда-то засунула. В разговоре мама без конца повторяется.
     - Ей уже немало лет, Джейнэллен. Может быть, это первые признаки старческой дряхлости.
     - Все может быть, но я другого мнения. Боюсь, что это серьезней, чем просто старение, бывают дни, когда я вижу, что ей нездоровится, хотя она пытается это скрыть.
     - А что говорит доктор?
     - Она не хочет его видеть! - в отчаянии воскликнула Джейнэллен. - Доктор Паттон прописал ей лекарство от гипертонии, но это было год назад. Она заставляет фармацевта выдавать ей лекарство по старому рецепту и твердит, что этого достаточно. Она не желает меня слушать, когда я предлагаю пройти обследование у другого врача.
     Кей понимающе усмехнулся:
     - Это в ее характере, точно. Знает все и обо всем лучше всех.
     - Пожалуйста, Кей, не суди ее строго. Помоги ей. И мне тоже.
     Он ласково похлопал ее по щеке.
     - Ты слишком долго одна несла эту ношу. Пора мне прийти к тебе на помощь. - Он стал серьезным. - Если у меня получится.
     - Обязательно получится. Теперь у вас с мамой будут другие отношения.
     Недоверчиво хмыкнув, он сбросил простыню и опустил ноги на пол.
     - Подай-ка мне джинсы.
     Джейнэллен уже готова была повернуться, чтобы взять с кресла-качалки лежавшие комом джинсы, как вдруг заметила у него повязку.
     - Что с тобой случилось?! - воскликнула она. - А лодыжка, что с твоей лодыжкой?
     Он небрежно ощупал распухшую ногу.
     - Немного беспокойное возвращение домой.
     - Как все произошло? Это серьезно?
     - Нет. А теперь подай мне джинсы.
     По-прежнему сидя на краю постели, он протянул руку. Джейнэллен были знакомы эти упрямо сжатые челюсти и желваки на небритых щеках; она подала ему джинсы, а потом, встав на колени, помогла продеть в штанины босые ступни.
     - Смотри, как раздулась лодыжка, - озабоченно проговорила она. - Ты можешь наступать на ногу?
     - Врач мне посоветовал этого не делать, - отрывисто сказал он. - Помоги мне.
     Она поддерживала его, пока Кей, опираясь только на левую ногу, натянул на бедра джинсы. Застегивая ширинку, он улыбнулся ей озорной улыбкой, перед которой не могли устоять даже самые добродетельные женщины.
     Джейнэллен не могла представить, сколько их поддалось магическому очарованию ее братьев, и в первую очередь Кея. Она часто грезила, как будет баловать многочисленных племянников и племянниц, но мечта оставалась только мечтой. Кей обожал женщин, причем самых разных. Но ничто не свидетельствовало о том, что он скоро угомонится, связав себя брачными узами.
     - А ты ловко умеешь надевать на мужчин штаны, - заметил он шутливо. - А снимать-то умеешь? Я очень на это надеюсь, - добавил он.
     - Замолчи!
     - А все-таки?
     - Нет! - Она почувствовала, что у нее загорелись щеки. Кей всегда заставлял ее краснеть.
     - А почему нет?
     - Меня это не интересует, вот почему, - отрезала она. - Кроме того, никто пока не очаровался моей привлекательной внешностью.
     - Не вижу в ней ничего плохого, - настаивал он.
     - И привлекательного тоже.
     - Потому что ты вбила себе в голову, что ты некрасивая, и одеваешься соответственно. Ты такая... - Он неодобрительно показал на ее строгую блузку. - Такая застегнутая на все пуговицы.
     - Я... на все пуговицы?
     - Именно так. Тебе надо расстегнуться. Расстегнуть все пуговицы и крючки. Дать себе волю, сестренка.
     Она изобразила негодование.
     - Я, как старая дева, отказываюсь слушать подобные ужасные вещи.
     - Старая дева! Какая еще... Послушай меня, Джейнэллен. - Указательным пальцем он почти касался кончика ее носа. - Послушай, ты совсем не старая.
     - Но и не первой молодости.
     - Ты на два года моложе меня. Значит, тебе тридцать четыре года.
     - Ты немного ошибся.
     - Ладно, тридцать три. Тебе до старости еще ой как далеко. Бабы в наши дни ждут до сорока, чтобы родить детей.
     - Сомневаюсь, чтобы им понравилось, как ты их называешь.
     - Самое главное, чтобы ты меня поняла, - настаивал он. - Ты даже еще не достигла полного расцвета своей сексуальности.
     - Кей, прошу тебя.
     - И единственной причиной, почему ты еще "девушка", если это действительно так...
     - Это так.
     - Что ж, можно только пожалеть... Единственной причиной является то, что ты сторонишься любого мужчины, который еще только подумывает, а не пошарить ли у тебя в трусиках.
     Джейнэллен, онемев от его грубости, молча уставилась на брата. Она работала среди мужчин восемь часов в день, пять дней в неделю и, случалось, в субботу и воскресенье. Как правило, язык этих людей сочный и красочный, но они его придерживали, если поблизости оказывалась мисс Джейнэллен. А когда ее подчиненные к ней обращались, то их речь могла считаться образцом вежливости.
     И конечно, Джоди убила бы на месте любого мужчину, позволившего себе вульгарно выражаться в ее присутствии или в присутствии ее дочери. Как ни странно, Джоди сама обладала довольно обширным набором непристойностей и ругательств и пользовалась ими, не замечая этой своей слабости.
     Джейнэллен хорошо знала, что своей манерой держаться она возводит невидимую стену, препятствуя непринужденному дружескому общению с другими людьми. Она считала свою застенчивость серьезным недостатком. Это налагало на нее печать отчужденности и подтверждало, что она не привлекает мужчин на любом уровне отношений, включая дружбу. Она даже не могла быть запанибрата в мужской компании, хотя выросла вместе с Кларком и Кеем.
     Она не столько обиделась, сколько поразилась непристойному замечанию, хотя в какой-то мере брат ей польстил. Кей, правда, не догадывался о ее чувствах.
     - Черт возьми, - бормотал он с раскаянием и гладил ее по щеке. - Прости меня. Я не хотел сказать ничего плохого, но ты слишком строга к себе. Ради Бога, смотри на вещи проще. Радуйся жизни. Возьми на год отпуск и поезжай в Европу. Веселись. Шуми. Скандаль. Только не замыкайся в себе. Жизнь слишком коротка, чтобы хмуриться. Она проходит мимо тебя.
     Джейнэллен улыбнулась, взяла его руку и поцеловала.
     - Извинения приняты. Ты не хотел меня обидеть или оскорбить мои чувства. Но ты ошибаешься, Кей. Жизнь не проходит мимо меня. Моя жизнь здесь, и я ею довольна. Я очень занята и просто не представляю, что бы я делала в другом месте, даже если меня там ждет любовь или что-то еще. Согласна, моя жизнь кажется серой по сравнению с твоей, но это моя жизнь. Ты перекати-поле. А я домоседка, меня не привлекают ссоры, шум и скандалы. - Она положила руку ему на плечо. - Я не хочу с тобой спорить в первый день твоего приезда после того, как Кларк... - Она не смогла продолжать. Сняла руку с его плеча. - Пойдем вниз. Кофе уже готов.
     - Прекрасно. Одна-две чашки не помешают перед встречей со старушкой. Когда она обычно встает?
     - Старушка уже встала.
     В дверях комнаты стояла их мать Джоди Такетт.

***

     Бови Кейто проснулся от того, что кто-то с силой толкал его в бок носком ботинка.
     - Эй ты, вставай.
     Бови открыл глаза и перевернулся на спину. С трудом он вспомнил, что ночевал в кладовой бара "Под пальмой", самого шумного, буйного и обшарпанного бара из шумных, буйных и обшарпанных баров по обеим сторонам узкого шоссе на окраине Иден-Пасс.
     Недавно нанятый уборщиком, Бови выполнял большую часть своей работы после двух часов ночи, когда бар закрывался, а в это время он закрывался, если оказывалось мало посетителей. Помимо жалкой зарплаты, выплачиваемой хозяином бара, Бови было разрешено ночевать в спальном мешке на полу кладовой.
     - Что случилось? - спросил Бови, с трудом продирая глаза. Ему казалось, что он не проспал и двух часов.
     - Вставай.
     Снова последовал удар в ребра, но на этот раз скорее в качестве напоминания. Первым желанием Бови было схватить безжалостную ногу и оттолкнуть ее в сторону, таким образом лишив обидчика равновесия и приземлив на все три точки.
     Но Бови провел последние три года в тюрьме штата как раз за то, что дал волю своим чувствам и рукам, и не стремился провести там еще один срок.
     Молча, без замечаний и жалоб, он сел на пол и потряс все еще сонной головой. Щурясь от солнечного света, проникавшего через окно, он рассмотрел силуэты двух стоявших над ним мужчин.
     - Прости, Бови. - Это был Хэп Холлистер, владелец бара "Под пальмой". - Я объяснил Гасу, что ты был тут всю ночь, никуда не отлучался с семи часов вечера, но он настаивает, что обязан проверить, потому что ты бывший заключенный. Они с шерифом с вечера опросили всех в округе, и на данный момент ты единственная подозрительная личность в городе.
     - Единственная, этого не может быть, - бормотал Бови, с трудом поднимаясь на ноги. - Не беспокойся, Хэп, - улыбнулся он мрачно своему новому хозяину, затем повернулся к лысому, оплывшему, толстому помощнику шерифа. - О чем речь?
     - Речь о том, - раздраженно передразнил помощник шерифа, - что вчера вечером миссис Дарси Уинстон чуть не изнасиловали и чуть не убили в собственной кровати. Вот о чем речь.
     Он рассказал им о нападении.
     - Мне очень печально это слышать. - Бови взглянул по очереди на помощника шерифа и на Хэпа, но они продолжали молча смотреть на него. Бови быстрым движением поднял и опустил плечи, выражая недоумение. - Кто такая миссис Дарси Уинстон?
     - Будто не знаешь, - усмехнулся помощник шерифа.
     - Не знаю.
     - Ты с ней говорил вчера вечером, Бови, - сочувственно вздохнул Хэп. - Она была здесь, когда ты дежурил. Рыжая, с большими сиськами, фиолетовые штаны в обтяжку. Вся увешана побрякушками.
     - А, помню.
     Он не помнил побрякушек, но груди помнил, такие не забудешь, и миссис Дарси Уинстон знала это лучше всех других. Она опрокидывала коктейли, словно содовую, и приставала ко всем мужчинам, не исключая скромного уборщика Бови.
     - Мы с ней говорили, - сообщил он помощнику шерифа, - но до обмена визитными карточками дело не дошло.
     - Она говорила со всеми, Гас, - вмешался Хэп.
     - Но только он один отсидел срок. Только его одного выпустили условно.
     Бови переступил с ноги на ногу и приказал себе расслабиться. Провались все пропадом, он чувствовал, что беда притаилась где-то рядом за углом, вот-вот она вырвется оттуда, и тогда ему крышка.
     Помощник шерифа, тянувший на двести пятьдесят фунтов, был хамом. За свою жизнь Бови на них достаточно насмотрелся, чтобы не узнать с первого взгляда. Они могли быть большими и толстыми, они могли быть маленькими и тощими. Большие или маленькие - это не имело значения. Общим для всех была подлость ради подлости, светившаяся в их глазах.
     Первым таким типом для Бови оказался его отчим, за которого от отчаяния вышла овдовевшая мать и который почти сразу принялся избивать своего пасынка. Позже он распознал ту же подлость в учителе физкультуры в средней школе, каждодневно мучившем и унижавшем ребят, обделенных природой в том, что касалось спортивных успехов.
     Бови не пасовал перед грубостью отчима; он также защищал жалких слабых ребят от учителя физкультуры, с этого-то и начались его беды, приведшие в конце концов в окружную тюрьму для малолетних правонарушителей. Приобретенный опыт не пошел ему на пользу, и через несколько лет он очутился в тюрьме штата.
     Но в данном случае он ни при чем. Он не знал Дарси Уинстон, и ему абсолютно безразлична ее судьба. Бови сказал себе, что если будет держать себя в руках, то выпутается из этой истории.
     - Я весь вечер не отлучался отсюда, Хэп верно говорит.
     Помощник шерифа осмотрел его сначала сзади, потом спереди.
     - Снимай одежду.
     - Извините, я не расслышал.
     - Ты что - глухой? Снимай одежду. Раздевайся догола.
     - Гас, - опасливо попросил Хэп. - Ты думаешь, это надо? Этот парень...
     - Не лезь не в свое дело, Хэп, - отрезал помощник шерифа. - Не мешай мне работать, слышишь? Миссис Уинстон стреляла в преступника. Мы знаем, что она в него попала, перила балкона в ее комнате запачканы кровью, и мы обнаружили лужу крови возле плавательного бассейна. Он оставил кровавый след, когда пробирался через кусты. - Гас поправил кобуру пистолета, гнездившегося в глубокой складке под его огромным обвисшим брюхом. - Так вот, давай проверим, нет ли у тебя где огнестрельной раны. Снимай шмотки, тюремная птичка.
     Бови не выдержал:
     - Иди в жопу.
     Лицо помощника шерифа стало красным, как пожарная машина. Свиные глазки утонули в складках багрового жира.
     "Ну, теперь держись", - подумал Бови.
     С животным хрюканьем полицейский бросился на Бови. Бови увернулся. Полицейский в бешенстве замахнулся, и Бови снова уклонился от удара. Хэп Холлистер встал между ними.
     - Эй, вы оба! Мне не нужны неприятности. Вам, наверное, тоже.
     - Я переломаю