оди, это же полная безответственность  и  сумасшествие,
Фларра! Во Французском квартале гулять ночью небезопасно.
   - А откуда мне было знать? Я же там никогда не была.
   - Мы с Пинки водили тебя туда много раз. Ты ела в  роскошных  ресторанах,
покупала одежду в лучших бутиках.
   - Подумаешь, с тобой и  Пинки!  Это  совсем  не  то,  что  пойти  туда  с
подружками.
   Реми была вынуждена признать правоту сестры и мягко ответила:
   - Да, наверное, ты права.
   Мгновенно уловив перемену в сестре, Фларра с любопытством спросила:
   - А ты убегала отсюда?
   - Один раз, - призналась Реми с озорной улыбкой. - Еще с одной  девочкой.
Но  нас  не  поймали.  Мы  вернулись  прежде,  чем  сестры  обнаружили  наше
отсутствие.
   - Если бы ты сегодня призналась в этом сестре Беатрисе, она  бы  наложила
на тебя покаяние.
   - Очень может быть, - рассмеялась Реми. - Но тогда я больше боялась,  что
об этом, узнает Пинки.
   - Сколько тебе было лет?
   - Семнадцать. Почти.
   - Ты вышла замуж, когда тебе было семнадцать.
   - Да. На следующий день после окончания академии.
   - Какая ты счастливая, - проворчала Фларра, понурив голову. - У тебя  был
мужчина, который любил тебя как сумасшедший, так,  что  даже  не  мог  ждать
слишком долго.  Все  мои  подружки  говорят,  что  это  жутко  романтическая
история. Как он стал твоим опекуном, заплатил за твое обучение, потом  сразу
на тебе женился.
   В те времена Реми это тоже  казалось  очень  романтичным.  Пинки,  словно
рыцарь в сияющих доспехах, вырвал ее и Фларру из мерзкой жизни  и  буквально
спас от верной гибели. Кажется, это произошло целую жизнь назад.  Если  быть
точной, ее жизнь.
   - Однажды обязательно появится мужчина,  который  влюбится  в  тебя,  как
сумасшедший, - заверила сестру Реми.
   Фларра была красивее сестры. Ее живые  глаза  светились  нежной  зеленью;
волосы, черные и блестящие, как у сестры, вились непослушными кудрями.  Отцы
у них были разные, девочки их никогда не видели, родственников у  матери  не
имелось, так что  можно  было  только  догадываться,  откуда  у  Фларры  эти
вьющиеся волосы.
   Фларре досталось тонкое  гибкое  тело  спортсменки,  но  все  необходимые
округлости были прекрасно обозначены. Даже школьная форма  не  могла  скрыть
женственности этой очаровательной фигурки. Вот почему Реми  содрогалась  при
одной мысли о том, что ее невинная сестричка  оказалась  бы  во  Французском
квартале  ночью,  где  она  могла  стать  жертвой  наглых  туристов,  пьяных
студентов и разных психов-извращенцев.
   - Да кто в меня влюбится, если я  буду  сидеть  тут  взаперти?  -  заныла
Фларра, отвлекая Реми от страшных мыслей.
   - Осталось всего полтора года, потом ты поступишь в  колледж,  и  у  тебя
появится много новых друзей.
   - Реми... - Фларра соскользнула с кресла и опустилась на колени  рядом  с
сестрой. - Я задыхаюсь в этих стенах. Я живу здесь, сколько  себя  помню.  Я
хочу увидеть другие места.  Хочу  встретить  новых  интересных  людей.  Хочу
встретить мужчину. Меня еще никто никогда не целовал.
   - Ты же рассказывала,  что  на  рождественском  балу  твой  партнер  тебя
поцеловал.
   - Этот? - Лицо девочки сморщилось  от  отвращения.  -  Не  считается.  Он
просто ткнулся ртом в мой рот, когда монахини не видели. Потеха. И вообще он
был потный и противный. Этот так называемый поцелуй меня только разозлил.
   Она придвинулась ближе и понизила голос До шепота:
   - Я говорю о настоящем поцелуе, Реми. Я хочу пойти на настоящее свидание,
где монахини не  будут  следить  за  каждым  моим  движением.  Я  хочу...  -
Романтики.
   - А что в этом  плохого?  -  Фларра  сжала  руку  сестры.  -  Пожалуйста,
пожалуйста, пожалуйста, разреши  мне  жить  с  тобой  и  Пинки  и  ходить  в
нормальную школу. Хотя бы в последний класс.
   Фларра рвалась испробовать Жизнь с большой буквы. Она жаждала  знакомства
с мужчинами, потому что ее опыт общения с ними ограничивался одним Пинки,  а
он вел себя с ней как отец, ну, лучше  сказать,  как  любящий  дядя.  Как  у
любого подростка, ее гормоны взывали к  другой  жизни.  Фларра  представляла
собой мину замедленного действия, помноженную на страстное жизнелюбие. Живое
воображение и невероятное любопытство довершали картину.
   Реми понимала нетерпение сестры, но ей  трудно  было  поставить  себя  на
место Фларры. Когда сама Реми поступила в школу,  она  была  подростком,  но
школа не казалась ей тюрьмой. Для Реми это было убежище. Здесь  было  чисто,
спокойно и  безопасно.  Эти  высокие  решетчатые  стены  олицетворяли  собой
умиротворение и достоинство, которых прежде не было в ее жизни.  Теперь  она
слышала лишь музыку церковных гимнов, а не орущий и днем и  ночью  приемник.
Никакие мерзкие типы не толпились у  ее  кровати.  Она  не  ловила  на  себе
опасные взгляды, пугавшие и смущавшие девочку. Не было больше драк,  грязной
ругани,  исступленного  совокупления  на  кровати   и   на   любой   плоской
поверхности. Остались в прошлом голод и плач младенца, заботы о котором были
целиком возложены на Реми.
   Она ласково погладила Фларру по кудрявой голове, и  сердце  переполнилось
любовью к тому болезненному, вечно плачущему ребенку, целиком  за  висевшему
от нее, хотя Реми сама тогда  была  еще  маленькой.  Несмотря  на  кошмарный
первый год своей жизни, Фларра выросла и превратилась в умную и  хорошенькую
юную девушку. Реми старалась  оберегать  ее  от  бед  с  самого  рождения  и
поклялась себе, что будет защищать сестру до своего смертного часа.
   - Я поговорю с Пинки.
   - Обещаешь?
   - Я обещаю с ним поговорить, - подчеркнула Реми. - Но не обещаю, что наше
решение будет таким, какого ты ждешь.
   - Ведь Пинки не против того, чтобы я жила с вами?
   - Его любимая родственница? - фыркнула Реми.
   Вообще, Пинки был против этого, когда они поженились. Пока Реми училась в
школе при монастыре Святого Сердца, Фларра жила у приемных родителей.  Пинки
сказал, что будет жестоко вырывать девочку из привычной среды.  Однако  Реми
знала истинную причину, почему Пинки не хотел, чтобы Фларра  жила  вместе  с
ними: он не намерен был делить с кем бы то ни было время, внимание и  любовь
Реми - даже с ее сестрой.
   Когда Фларра подросла, Пинки отдал ее учиться именно сюда,  убедив  Реми,
что в закрытой школе девочка получит лучшее воспитание и  образование.  Реми
ничего не оставалось,  как  согласиться;  и  теперь,  оглядываясь  на  годы,
прожитые с Пинки Дювалем, Реми признавала, что это был наилучший вариант для
всех.
   Но, может быть, за эти годы Пинки передумал насчет Фларры? Реми не знала.
Она его об этом не спрашивала. Потому что теперь она сама не  хотела,  чтобы
Фларра жила с ними  под  одной  крышей.  Совершенно  недопустимо,  чтобы  ее
впечатлительная и импульсивная младшая сестра сталкивалась  с  сомнительными
приятелями Пинки - мужчинами вроде Уэйна Бардо.
   Так что просьба Фларры вряд ли могла быть выполнена,  но  Реми  не  могла
сказать этого сейчас - девочка и без того расстроена. Точно так же  Реми  не
могла обсуждать с ней причины своего нежелания и прочие вещи, которых Фларра
все равно не поняла бы.
   Реми не могла рассказать Фларре про Галвестон.
   Пока же Реми назидательно заметила:
   - Все зависит от твоего поведения до конца семестра. Ты  обещаешь  хорошо
себя вести?
   Шестнадцатилетняя девочка восприняла эти слова как обещание. Она вскочила
и поклонилась грациозно и почтительно.
   - Клянусь собственной невинностью.
   - Фларра!
   - Не бойся. Ничего с моей невинностью не случится. А как насчет праздника
Марди-Гра?
   - Что насчет праздника?
   - В прошлом году ты сказала, что, может быть, в этом году я приду  к  вам
на прием по случаю праздника Марди-Гра.
   - Верно - я сказала "может быть".
   - Ну, Реми!
   - Я поговорю с Пинки. Хотя тебя абсолютно не за что баловать.
   - Ты все-таки спроси, - настаивала Фларра.
   - Спрошу.
   Фларра взяла руки Реми и положила их себе на плечи.
   - Спасибо, сестричка. Я тебя люблю. Реми крепче сжала объятия, прошептав:
   - Я тоже тебя люблю.
   Вдруг лицо девочки снова опечалилось.
   - Как ты думаешь, что бы она сказала обо мне нынешней? О нас?
   Реми поняла, что сестра говорит об их матери.
   - Не знаю. Я о ней совсем не думаю, - солгала она.
   - И я.
   Фларра тоже лгала. На самом  деле  сестры  постоянно  думали  о  женщине,
которая рассталась с ними без малейшего сожаления. Разумеется, если  бы  она
этого не сделала, Фларра могла бы не дожить до своего второго дня  рождения.
А Реми... Она хорошо знала, кем бы ей пришлось стать.
   - Мне пора, - вздохнула она и направилась к двери. - Пинки  скоро  придет
домой.
   - Он занимается с тобой любовью каждую ночь?
   - Не твое дело.
   - Мы - я с подружками - думаем, что да. Совершенно голый и при включенном
свете. Мы правы?
   - Вместо того, чтобы обсуждать мою сексуальную жизнь, лучше бы  геометрию
учила.
   - Реми, ты  себя  хорошо  чувствуешь?  Это  было  типично  для  Фларры  -
перескакивать с темы на тему со скоростью ракеты. На  этот  раз  ей  удалось
застать сестру врасплох.
   - Хорошо ли я себя чувствую? Конечно. Почему ты спрашиваешь?
   - В последнее время, когда ты  приходишь  меня  навестить,  ты  выглядишь
какой-то, не знаю, усталой, что ли.
   - Я действительно немного устала. Позавчера мы устраивали прием. Я поздно
легла.
   "Пыталась отмыть следы от лап Бардо", - добавила она про себя.
   - Если ты больна, не ври мне.
   - Я не больна.
   Глаза Фларры сверкнули, и она заговорщицки прошептала:
   - Может, ты беременна?
   - Нет, я не беременна.
   - Черт. А я надеялась... - Она прикусила нижнюю губу. - У тебя  нет  рака
или чего-нибудь в этом роде, а, Реми?
   - Нет! Конечно, нет. Фларра, клянусь, у меня все в полном порядке.
   - Но, если с тобой случится что-то ужасное, ты ведь мне скажешь?
   - Обязательно.
   - Потому что я уже не ребенок.
   - Я знаю.
   - Потому что, если я тебя потеряю, я... - Ее душил спазм. -  Я  не  смогу
без тебя жить, Реми.
   - Ты и не будешь, - тихо, но очень твердо пообещала Реми.  -  Клянусь,  я
всегда буду с тобой. Если произойдет что-то нехорошее, я тебе скажу, но пока
все в полном порядке, не волнуйся. Договорились?
   Фларра с облегчением выдохнула и улыбнулась.
   - Договорились. Увидимся в пятницу.
   - Нет. Боюсь, мы не сможем взять тебя с собой ужинать, как собирались.  -
Это еще почему?
   Уже стоя в дверях кабинета сестры Беатрисы, Реми оглянулась  через  плечо
на расстроенную сестру.
   - Потому что ты наказана за твою вчерашнюю вылазку.

Глава 11

   -  Черт  возьми,  -  тихо  выругался  Берк.  Он   даже   присвистнул   от
неожиданности. Миссис Пинки Дюваль оказалась той самой женщиной, которую  он
видел в беседке. Сидя за рулем своего автомобиля, он смотрел, как она входит
в здание привилегированной школы для девочек. Берк  не  мог  ошибиться,  эту
женщину он узнал бы за километр.
   Чуть больше часа назад он спросил Руби Бушеро:
   - Что такое "реми"?
   - Не что, а кто. Жена Пинки.
   Дюваль  женат!  Берк  был  потрясен.  Про  жену  Дюваля  ему  слышать  не
приходилось.  Семейная  идиллия  как-то  не  вписывалась   в   образ   этого
преуспевающего адвоката.
   Из борделя Бейзил поехал прямо в квартал, где жил Дюваль,  несколько  раз
объехал вокруг дома. Он не ожидал сразу что-нибудь увидеть, но ему  повезло.
Из ворот выехал лимузин. В это время сам Дюваль должен быть или в суде,  или
у себя в офисе. Может, в лимузине хозяйка?
   Берк поехал следом. У монастыря Святого Сердца лимузин остановился.  Берк
с огорчением увидел, что женщине  помог  выйти  из  машины  шофер.  Шофер  и
телохранитель, это уж точно. Миссис Дюваль вошла внутрь, а парень занял пост
у ворот. Бейзила подобная бдительная охрана не удивила. От  Руби  Бушеро  он
уже знал, что Дюваль с жены глаз не спускает.
   - Вы не знали, что он женат? - спросила мадам, заметив его  изумление.  -
Естественно. Пинки в буквальном смысле слова держит ее под замком.
   - Почему? Что с ней не так?
   - Ничего. - Мадам коротко рассмеялась. - Изредка я встречаю ее. Она очень
красива. Ее мать тоже была красавицей, пока годы и образ жизни  не  наложили
на нее свой отпечаток.
   Берк внимательно слушал рассказ Руби о матери Реми - Анджеле.
   -  Анджела  работала  экзотической  танцовщицей  в   одном   из   клубов,
принадлежащих Пинки, лет двадцать назад, даже больше.  Анджела  Ламбет  была
талантливой и многообещающей танцовщицей, но она забеременела и рано бросила
сцену, чтобы не повредить ребенку.  На  прежнее  место  она  вернулась,  уже
будучи не только матерью, но и наркоманкой. Кажется, она кололась  героином.
Красота ее поблекла от наркотиков, танцевать, как прежде, она  тоже  уже  не
могла. Ее перевели в другое место, где клиенты были менее притязательными. В
обычный кабак. Вы знаете такого рода забегаловки.
   - А ее дочь?
   - Когда она выросла, стала невестой Пинки.
   Я почти ничего не знаю о таинственной Реми. И никто не знает.
   - А как сложилась дальнейшая жизнь Анджелы?
   - Плохо. Из танцовщиц ее разжаловали в  кассирши.  А  очень  скоро  после
замужества дочери Анджела умерла. Предположительно от передозировки.
   - Предположительно?
   Руби красноречиво приподняла бровь.
   - К тому времени Пинки уже был весьма влиятельным человеком в городе.  На
кой ему нужна была теща-наркоманка, частенько подворовывавшая, чтобы  купить
себе дозу?
   -  Вы  полагаете,  он   избавился   от   нее,   чтобы   избежать   лишних
неприятностей?
   - Или чтобы сэкономить на лечении. Видимо, он  считал  Анджелу  неудачным
капиталовложением. В  любом  случае,  ее  смерть  была  для  него  чертовски
удобной, не так ли?
   От долгого сидения в машине у Берка затекло все тело. Он  снова  и  снова
прокручивал в голове рассказ Руби. Необходимо заполнить все пробелы, собрать
как можно больше информации. Что делает в школе миссис Дюваль?  У  них  есть
ребенок? Сколько же ему может быть лет?
   В животе заурчало, и Берк вспомнил, что со вчерашнего утра ничего не  ел.
В поисках чего-нибудь съедобного он  порылся  в  отделении  для  перчаток  и
выудил оттуда шоколадный батончик.
   Что это она  так  долго?  Шофер  нашел  себе  занятие:  он  чистил  ногти
перочинным ножом и смачно плевал в кусты, росшие у ворот. Почистив ногти, он
сложил руки на груди и прислонился к железному столбу.  Берк  не  видел  его
лица, но не сомневался, что эта горилла прикрыла глаза и дрыхнет стоя.
   Через сорок семь минут Реми Дюваль вышла из ворот школы.  Она  подошла  к
машине и, прежде чем сесть внутрь, бросила шоферу несколько  слов.  Он  лихо
откозырял.
   - Да, мадам. Как вам будет угодно, мадам. Поцеловать в задницу? Извольте.
Перекувырнуться? Застрелиться? Ваша  воля  закон,  -  презрительно  процедил
сквозь зубы Берк, глядя, как шофер  чуть  не  вприпрыжку  понесся  исполнять
приказание.
   Берк врубил мотор своей  "Тойоты"  и  на  достаточно  большом  расстоянии
неторопливо поехал вслед за лимузином сначала в район  Гарден,  потом  через
Декатюр-стрит свернул к Французскому кварталу.
   Шофер припарковался во втором ряду, потому что в первом все  места  возле
Французского рынка были заняты. Потом, соблюдая ритуал, помог хозяйке  выйти
из машины.
   Берк втиснул свою "Тойоту" на свободное местечко, игнорируя белые полосы,
обозначающие место для разгрузки товара, и потянулся за  сумкой,  валявшейся
на заднем сиденье. Когда он вышел из машины, на нем вместо спортивной куртки
и ботинок были надеты широкая ветровка, кроссовки и  бейсбольная  кепка.  На
носу красовались темные очки.
   Сунув руки в карманы, он  стал  прохаживаться  между  рядами  -  типичный
зевака, бесцельно глазеющий на прилавки  со  свежими  овощами,  африканскими
ритуальными куклами-вуду и бумажниками из крокодиловой кожи.
   Он лениво разглядывал гирлянду луковиц, а через ряд Реми Дюваль  выбирала
апельсины. Берку впервые удалось рассмотреть ее вблизи  -  расстояние  между
ними было не более восьми футов.
   Сегодня на ней был костюм, сделанный словно  для  куклы  Барби.  Короткая
обтягивающая юбка, плотно прилегающий жакет,  соблазнительно  обрисовывавший
талию и привлекавший особое внимание к ее груди - его  внимание,  во  всяком
случае. Высокие каблуки, золотые серьги,  на  пальце  бриллиант  размером  с
дверную ручку. Она словно сошла с обложки модного журнала, вот только волосы
у нее были длинные и спутанные. Они свободно разлетались при каждом повороте
головы. На щеках проступал нежный румянец. Женщина взяла апельсин,  поднесла
к носу, понюхала и вдруг весело улыбнулась.
   Все в ней, за исключением маленького золотого крестика на  груди,  дышало
невероятной сексуальностью.  Если  бы  она  стояла  тут  абсолютно  голая  с
табличкой на груди "Трахни меня", она бы не могла казаться более  аппетитной
для мужских взглядов.
   Даже торговец фруктами обалдел и никак не мог уложить апельсины в  пакет.
Шофер  заплатил  за  покупку,  однако  торговец  протянул   пакет   женщине,
рассыпаясь в благодарностях.
   Телохранитель не отставал от нее ни на шаг, шныряя во все стороны  цепким
взглядом. Берк вернул продавцу связку лука и перешел в ряд, где  продавались
африканские сувениры и одежда. Там же стояли столики открытого кафе, за один
из которых села миссис Дюваль. Она вынула из  коричневого  бумажного  пакета
апельсин и начала его чистить, разрывая кожуру длинными ногтями.
   Берк подошел к стойке почти вплотную к телохранителю и заказал  банановый
коктейль. Запястье верзилы было в обхвате больше,  чем  шея  Берка.  Принеся
миссис Дюваль ее капуччино, охранник вернулся к стойке и взял себе кофе.  Он
не пошел за ее столик, а уселся в сторонке, она же сидела одна, отправляя  в
рот апельсиновые дольки и попивая капуччино.
   Банановый коктейль был до отвращения приторным, но  Берк  потягивал  его,
всем своим видом изображая праздного  гуляку.  Между  тем  он  не  отрываясь
смотрел в зеркало за баром, где отражалась Реми.
   Проходящие мимо  мужчины  оглядывались  на  нее,  но  она  ни  с  кем  не
заговаривала и даже не встречалась глазами. У этой женщины  имелись  богатый
муж, роскошный особняк, лимузин  с  шофером,  а  она,  казалось,  испытывала
особое удовольствие от такой простой вещи, как апельсин. Она медленно жевала
каждую дольку и выжидала несколько секунд, прежде чем отломить следующую.
   Может, она кого-нибудь ждет?  Может,  Дюваль  использует  ее  в  качестве
курьера в своих тайных делишках?  Но  никто  к  ней  так  и  не  подошел,  а
телохранитель явно не проявлял никаких признаков беспокойства, с  увлечением
погрузившись в бульварную газетенку.
   К тому времени, когда Реми Дюваль закончила  есть  апельсин  и  завернула
шкурки в салфетку, банановый коктейль растаял и стал  похож  на  лосьон  для
загара. Женщина встала и подошла к урне. Шофер вскочил,  отбросил  газету  и
ринулся на помощь хозяйке. Потом они вместе направились к припаркованному  в
неположенном месте лимузину.
   - Эй, леди!
   Берк чертыхнулся про себя за  столь  неуместный  импульсивный  порыв,  но
отступать было поздно. И миссис Дюваль, и ее  сторожевой  пес  обернулись  и
посмотрели на него.
   Коричневый бумажный пакет с  остальными  апельсинами  остался  лежать  на
столе. Берк схватил его и протянул ей.
   - Вы забыли вот это.
   Шофер выхватил у него из рук пакет:
   - Спасибо.
   Берк, в упор не замечая его, слегка поклонился Реми:
   - Не за что.
   Он уловил легкий аромат дорогих  духов  и  запах  апельсина.  При  черных
волосах глаза ее были светлыми, ясно-голубыми. Помаду с губ она съела вместе
с апельсином, но губы от этого не стали менее яркими. Реми сказала:
   - Спасибо.
   Верзила встал между ними, загораживая женщину  всем  телом.  Берку  очень
хотелось посмотреть ей вслед,  но  он  развернулся  и  двинулся  в  обратном
направлении. Подождав, пока лимузин скроется из виду, он  вернулся  к  своей
машине и долго сидел там, не двигаясь, но тяжел