ься. - Его улыбка стала жестче. - Ты всегда твердо стояла на ногах.
     - Мистер Ратледж?
     Он повернулся на женский голос, окликнувший его от двери, давая Эйвери редкую возможность разглядеть его профиль. Да, с мужем Кэрол Ратледж повезло.
     - Вы просили меня напомнить о драгоценностях миссис Ратледж, - сказала сестра. - Они все еще в сейфе.
     Мозг Эйвери лихорадочно заработал. Она уже не раз представляла себе, как он войдет в палату и выложит украшения на кровать. "Это не вещи Кэрол, - скажет он. - Но кто вы?" Однако этого не произошло. События развивались по своему сценарию. Может быть, еще не все потеряно?
     - Все время забываю их забрать, - ответил он с досадой. - Не могли бы вы послать кого-нибудь вниз забрать их для меня?
     - Сейчас позвоню и узнаю.
     - Буду вам весьма признателен. Спасибо.
     Сердце Эйвери бешено забилось. Она мысленно возносила Господу молитву. Вот сейчас, накануне операции, в одиннадцатом часу вечера, она будет спасена. Ей действительно нужна пластическая операция, но восстанавливать надо лицо Эйвери Дэниелз, а не кого-то еще.
     - Ну, в операционной драгоценности тебе не понадобятся, - говорил тем временем Тейт. - Но я понимаю, что ты будешь чувствовать себя увереннее, зная, что твои вещи не пропали и находятся у меня.
     Мысленно она ликовала. Все будет в порядке. Ошибка выяснится, ей больше не о чем волноваться.
     - Мистер Ратледж, к сожалению, забирать вещи из сейфа кому-либо, кроме самого больного или его близких родственников, против правил нашей клиники. Я никого не могу за ними послать. Извините.
     - Ничего страшного. Я постараюсь за ними зайти завтра.
     У Эйвери внутри все оборвалось. Завтра будет слишком поздно. Она спрашивала себя, почему Господь уготовил ей это. Не достаточно ли уже она наказана за ту ошибку? Или вся оставшаяся жизнь будет для нее одним сплошным испытанием во искупление единственного провала? Она и так уже потеряла профессиональную репутацию, лишилась доверия коллег, разрушила свою карьеру. Неужели у нее отнимут еще и собственное имя?
     - Есть еще одно обстоятельство, мистер Ратледж, - неуверенно проговорила сестра. - Там внизу вас ждут два репортера.
     - Репортеры?
     - С одной телестудии.
     - Здесь? Сейчас? Их что, прислал Эдди Пэскел?
     - Нет. Я у них сразу спросила. Просто охотники до сенсаций. По-видимому, просочились слухи, что завтра операция. Они хотят поговорить с вами о последствиях авиакатастрофы для вашей семьи и предвыборной гонки. Что мне им сказать?
     - Пусть идут к черту.
     - Но, мистер Ратледж, я не могу им этого сказать.
     - Конечно, нет. Если вы это сделаете, Эдди убьет меня на месте, - проворчал он себе под нос. - Скажите им, что, пока мои жена и дочь не поправились окончательно, я не намерен делать никаких заявлений по этому поводу. А если они не уйдут, обратитесь к охранникам. И скажите им также, что, если только они попытаются проникнуть в детское отделение и станут приставать к моей дочери или матери, они об этом очень пожалеют.
     - Мне жаль, что я доставила вам столько хлопот...
     - Вы тут ни при чем. Если они будут вам докучать, зовите меня.
     Когда он снова повернулся к ней, Эйвери сквозь слезы заметила тревогу и усталость в его лице.
     - Стервятники. Вчера одна газета выхватила из моей речи фразу о ловле креветок в прибрежных водах и процитировала ее вне контекста. Сегодня утром у меня телефон раскалился от звонков, пока Эдди не состряпал встречное заявление с требованием опровержения.
     Всякая недобросовестность вызывала у него возмущение.
     Эйвери хорошо его понимала. Она достаточно времени провела в Вашингтоне и знала, что из политиков не страдают только самые беспринципные. Людям честным, каким ей казался Тейт Ратледж, приходилось нелегко.
     Неудивительно, что он выглядел таким усталым. На его плечах было не только бремя предвыборной гонки, но еще и получивший моральную травму ребенок и жена, которой тоже предстоят тяжкие испытания.
     Только... она - не жена ему. Она - чужая женщина. И она не может ему сказать, что он доверяется постороннему человеку. Она не может оградить его от нападок прессы или помочь справиться с проблемами Мэнди. Она даже не может предупредить его, что кто-то собирается его убить.

***

     Он просидел с ней до утра. Просыпаясь среди ночи, она всякий раз видела его рядом. По мере того как усталость накапливалась, складки у него на лице становились все глубже. От недосыпания глаза покраснели. Один раз Эйвери слышала, как сестра уговаривала его пойти отдохнуть, но он отказался.
     - Я не могу ее сейчас оставить, - сказал он. - Она очень боится.
     Мысленно она зарыдала. "Нет, не уходи. Не оставляй меня одну. Я не могу остаться одна".
     Наверное, было уже утро, когда другая сестра принесла ему чашку горячего кофе. Запах был потрясающий, Эйвери страстно захотелось кофе.
     Явились техники перенастроить аппарат искусственной вентиляции легких. Постепенно ее отлучали от машины - по мере того как легкие оправлялись после химического отравления. По сравнению с тем, как работал аппарат в первые дни, нагрузка на него была снижена многократно, но все же на несколько дней он ей еще понадобится.
     Санитары стали готовить ее к операции. Сестры измеряли давление. Она пробовала перехватить чей-нибудь взгляд, чтобы попытаться еще раз донести до них, что происходит чудовищное недоразумение, но никто не обращал на запеленутую с ног до головы пациентку никакого внимания.
     Тейт ненадолго вышел, а когда вернулся, с ним был уже доктор Сойер. Этот был бодр и весел.
     - Ну, как дела, Кэрол? Мистер Ратледж сказал, что вы неважно спали, зато сегодня - ваш день.
     Он внимательно изучал ее карту. Многое из того, что он говорил, произносилось чисто машинально, поняла Эйвери. По-человечески он был ей глубоко несимпатичен, как и Тейту.
     Удовлетворившись показателями жизненно важных функций организма, он передал карту сестре.
     - В физическом смысле у вас дела идут превосходно. Не пройдет и нескольких часов, как у вас будет новое лицо, и тогда можно будет говорить уже об окончательном выздоровлении.
     Собрав все силы, она стала издавать утробные звуки, пытаясь сказать о той роковой ошибке, которую они собираются совершить. Хирург истолковал ее по-своему, решив, что она все еще сомневается в успехе операции.
     - Это вполне реально, обещаю вам. Через полчаса начнем.
     Она снова попыталась протестовать, на сей раз прибегая к единственному доступному ей средству: она отчаянно заморгала.
     - Введите ей предоперационное седативное, чтобы она немного успокоилась, - бросил он сестре и вышел из палаты.
     В отчаянии Эйвери мысленно вскрикнула.
     Тейт сделал шаг вперед и сжал ей плечо.
     - Кэрол, все будет в порядке.
     Сестра ввела в вену шприц с наркотиком. В сгибе локтя Эйвери почувствовала легкое потягивание. Через несколько секунд по телу побежало уже знакомое тепло, и скоро даже кончики пальцев ног у нее стали горячими. Это была нирвана, ради которой наркоманы готовы убить. Восхитительное бесчувствие. Она в момент стала невесомой и прозрачной. Лицо Тейта начало расплываться, а потом исчезло вовсе.
     - Все будет в порядке. Клянусь тебе, Кэрол.
     "Я не Кэрол".
     Она усилием воли держала глаз открытым, но он закрывался сам собой под тяжестью свинцового века.
     - ...ждать тебя, Кэрол, - сказал он нежно.
     "Я Эйвери. Я Эйвери. Я не Кэрол".
     Но после операции она уже будет Кэрол.

6

     - Не могу понять, что тебя так огорчает.
     Тейт круто развернулся и гневно посмотрел на менеджера своей предвыборной кампании. Эдди Пэскел выдержал его взгляд совершенно невозмутимо. По опыту он знал, что Тейт легко может вспылить, но быстро отходит.
     Как он и ожидал, огонь в глазах Тейта скоро погас. До этого он стоял, агрессивно подбоченясь, а теперь опустил руки.
     - Эдди, ради всего святого, моя жена только что перенесла очень сложную операцию, которая длилась много часов.
     - Понимаю.
     - Тогда что непонятного в том, что я разозлился, когда меня окружила толпа назойливых репортеров с их дурацкими вопросами? - Тейт недоуменно помотал головой и вздохнул. - Придется тебе им объяснить. Я был попросту не в настроении давать пресс-конференцию.
     - Даже если они перешли все границы...
     - Это мягко сказано.
     - Но ты сорок секунд был в эфире в шестичасовом и десятичасовом выпуске новостей - и притом на всех трех каналах. Я записал и потом прокрутил еще раз. Ты выглядел раздраженным, хотя, учитывая обстоятельства, это вполне объяснимо. Но в целом, я думаю, это сработало в нашу пользу: ты пал жертвой бессердечных журналистов. Избиратели будут на твоей стороне. Это безусловный плюс.
     Тейт грустно усмехнулся, опускаясь в кресло.
     - Ты не лучше Джека. Ты не можешь абстрагироваться от кампании, все время прикидываешь, что для нас хорошо, а что - плохо. - Он провел ладонями по лицу. - О Господи, как я устал.
     - Выпей пивка. - Эдди достал из маленького холодильника запотевшую банку и протянул Тейту. Взяв и себе тоже, он устроился на краю постели. Они находились в номере Тейта. Какое-то время они молча потягивали пиво, потом Эдди спросил:
     - Что говорят врачи?
     Тейт вздохнул:
     - Этот Сойер после операции заливался соловьем. Говорит, что полностью удовлетворен, якобы это лучшая работа его бригады за все годы.
     - Самореклама или правда?
     - Остается только молиться, чтоб было правдой.
     - А когда ты сам сможешь в этом убедиться?
     - Сейчас вид у нее неважный. Но через несколько недель...
     Он сделал неопределенный жест и еще больше ссутулился в кресле, вытянув перед собой длинные ноги так, что почти коснулся ботинками начищенных до блеска туфель Эдди. На нем были джинсы, еще усугублявшие контраст с Пэскелом, одетым в отутюженные темно-синие фланелевые брюки.
     Пока что Эдди не придирался к его внешнему виду. Предвыборная платформа была рассчитана на то, чтобы найти отклик в душе простого человека, а именно - техасского среднего класса. Тейт Ратледж должен был стать защитником униженных. И его одежда пока вполне соответствовала этой роли. Впрочем, это не был политический маневр, он одевался так еще с начала семидесятых, когда они с Эдди учились в Техасском университете.
     - Сегодня умер один из уцелевших в катастрофе, - тихо сообщил Тейт. - Парень моих лет, женат, четверо детей. Получил множественные повреждения внутренних органов, но его как-то склеили, и все думали, он выкарабкается. И вот - умер от инфекции. Господи, - он помотал головой, - ты можешь себе представить - пережить такое и умереть от инфекции?
     Эдди Понял, что его друг захандрил. Это было опасно как для Тейта лично, так и для всей кампании. Джек уже высказывал опасения по поводу морального состояния Тейта. И Нельсон тоже. В числе прочего в обязанности Эдди входило следить за настроением Тейта и не допускать никаких депрессий или срывов.
     - А как Мэнди? - спросил он нарочито бодрым голосом. - Все добровольные помощники в нашей штаб-квартире по ней соскучились.
     - Мы сегодня повесили у нее в комнате плакат с автографами. Не забудь поблагодарить всех от моего имени.
     - Да, ребята хотели как-то ознаменовать ее выписку домой. Должен тебя предупредить: завтра она получит плюшевого медведя больше тебя ростом. Ты ведь знаешь, она прямо-таки королева предвыборной кампании.
     Наградой Эдди была вялая улыбка.
     - Врачи говорят, что переломы у нее заживут бесследно. И от ожогов следов не останется. Она сможет играть в теннис, выступать на стадионе в группе поддержки школьной команды, танцевать - одним словом, делать все что угодно. - Тейт поднялся и сходил еще за парой пива. Опять устроившись в кресле, он сказал:
     - Физически она оправится. А вот с психикой - тут есть сомнения.
     - Дай ребенку время. С такими потрясениями и взрослому нелегко справиться. Не случайно авиакомпании держат специальный штат психологов для тех, кто уцелел в катастрофе, и родственников погибших.
     - Я знаю, но Мэнди и без того была чересчур застенчива. А теперь она производит впечатление абсолютно закомплексованного ребенка. Она зажалась. Конечно, если я очень стараюсь, мне удается ее рассмешить, но мне кажется, она просто хочет мне угодить. В ней не осталось живости, подвижности. Она все время лежит, уставившись перед собой. Мама говорит, во сне она плачет и просыпается от кошмаров.
     - А что психолог?
     - Эта дубина? - Тейт вполголоса выругался. - Она говорит, что нужно время и терпение и что мне не следует требовать от ребенка слишком многого.
     - Ну видишь, все то же самое.
     - Я не сержусь на Мэнди за то, что она отказывается действовать по команде, - отрезал он. - Психолог имела в виду именно это, отчего я и пришел в ярость. Но, понимаешь, у моей девочки такой вид, как если бы на ее плечах лежал груз всей вселенной, а это ненормально для трехлетнего ребенка, согласись.
     - Но ты ведь не видел детей, оставшихся в живых после авиакатастрофы, - резонно возразил Эдди. - Эмоциональное потрясение, которое она пережила, не может пройти в одночасье, это тебе не физическая травма.
     - Я понимаю. Просто... черт, Эдди, не знаю, сумею ли я оправдать ожидания Кэрол и Мэнди, да к тому же еще и избирателей.
     Больше всего Эдди боялся, что Тейт раздумает баллотироваться и сойдет с дистанции. Когда Джек сказал, что среди журналистской братии ходят слухи, будто Тейт собирается снять свою кандидатуру, первым его желанием было найти этих сплетников и поубивать на месте. К счастью, до Тейта эти слухи не дошли. Да, надо что-то делать, чтобы поддержать моральный дух кандидата на нужной высоте.
     Подавшись вперед, он сказал:
     - Ты помнишь, как на втором курсе ты выиграл для нас товарищеский теннисный турнир?
     Тейт ответил неуверенно:
     - Смутно.
     - "Смутно", - усмехнулся Эдди. - Ты и не можешь этого помнить отчетливо, потому что ты был в страшном похмелье. Ты тогда забыл, что предстоит игра, и всю ночь пропьянствовал. Мне пришлось вытаскивать тебя из постели, ставить под холодный душ и тащить к девяти часам на корт, иначе нам записали бы неявку.
     Тейт посмеивался.
     - И что ты хочешь этим сказать? К чему ты это вспомнил?
     - Я это вспомнил потому, - сказал Эдди, сползая с кровати, - что ты сумел взять себя в руки в сложнейших обстоятельствах, когда знал, что должен это сделать. Ты был нашей единственной надеждой на победу в турнире и хорошо это понимал. И ты выиграл, несмотря на то, что за несколько минут до матча с трудом продрал глаза и выблевал дюжину пива.
     - Да, но сейчас не студенческий турнир по теннису.
     - Зато ты, - сказал Эдди, тыча в него пальцем, - ты остался прежним. Сколько я тебя знаю, ты всегда умел быть на высоте момента. В те два года, что мы вместе учились в университете, и потом, в летном училище, и во Вьетнаме, когда ты тащил меня на себе из этих проклятых джунглей, - ты всегда вел себя как герой.
     - Не хочу я быть героем. Я хочу быть сенатором от штата Техас, приносящим пользу своему народу.
     - И ты им станешь.
     Эдди хлопнул себя по коленкам, будто приняв какое-то важное решение, поднялся и поставил пустую банку на столик. Тейт тоже встал. Случайно он поймал свое отражение в зеркале.
     - Господи, Боже ты мой. - Он провел рукой по колючему подбородку. - Кто станет голосовать за эту образину? Почему ты мне не сказал, на кого я похож?
     - Смелости не хватило. - Эдди легонько стукнул его по спине. - Тебе надо как следует отдохнуть. И советую с утра тщательно побриться.
     - С утра я уеду в госпиталь. Мне сказали, что Кэрол переведут из послеоперационной в отдельную палату около шести часов. Я должен быть там.
     Эдди несколько секунд изучал сверкающие носки своих туфель, а затем поднял глаза на друга.
     - Ты так возишься с ней все это время, это даже трогательно.
     Тейт сдержанно кивнул;
     - Спасибо.
     Эдди хотел было что-то добавить, но передумал, рассудив, что Тейту не понравятся советы относительно его семейной жизни, особенно из уст холостяка. Он ограничился дружеским похлопыванием по плечу.
     - Ухожу, а ты ложись. Завтра созвонимся. Послушаем, что эти врачи скажут.
     - Что там дома?
     - Все как всегда.
     - Джек говорил, ты пристроил Фэнси помогать в предвыборной кампании?
     Эдди рассмеялся и, зная, что Тейт не обидится на едкое замечание в адрес племянницы, добавил:
     - Днем она у меня засовывает буклеты в конверты. Кто и что ей куда засовывает ночью - не могу сказать.

***

     На скорости семьдесят пять миль в час Фрэнсин-Энджела Ратледж промчалась мимо загона для скота. Машине был год от роду, но она обращалась с ней так, что вполне можно было дать и все пять. Пристегиваться было не в правилах Фэнси, так что на ухабе ее подбросило на добрых шесть дюймов. Приземлившись, она рассмеялась. Она обожала, когда ветер трепал ей длинные распущенные волосы, даже зимой. Быстрая езда с полным несоблюдением правил дорожного движения была только одним из увлечений Фэнси.
     Другим ее увлечением был Эдди Пэскел.
     Эта страсть возникла недавно и пока что оставалась нереализованной и безответной. Впрочем, Фэнси ни на минуту не сомневалась, что это только вопрос времени.
     Пока же она развлекалась с коридорным в мотеле "Холидей инн" в Кервиле. Они познакомились несколько недель назад в шоферской закусочной. Она заскочила туда на обратном пути из кино, поскольку это было одно из немногих заведений в городе, где можно перекусить в любое время суток.
     Поверх пластмассового бортика, разделявшего кабинки в кафе, Бак и Фэнси обменялись пламенными взглядами. Фэнси потягивала через соломинку кока-колу, а Бак уписывал чизбургер с беконом. То, как он яростно впивался зубами в жирный сандвич, возбудило ее. Поэтому, проходя мимо его кабинки, она замедлила шаг, словно желая заговорить, но потом продолжила путь. Она быстро расплатилась, против обыкновения обойдясь без лишних слов, и пошла к машине.
     Усевшись за руль, она самодовольно улыбнулась. Теперь надо немного подождать. Сквозь окно кафе она видела, как парень торопливо запихнул в рот последний кусок и, на ходу швырнув на стол деньги, устремился к выходу.
     Они познакомились и после нескольких фраз пришли к полному взаимопониманию, после чего парень предложил встретиться в том же месте вечером следующего дня и поужинать. У Фэнси возникла еще более заманчивая идея - позавтракать вместе в мотеле.
     Бак заявил, что это его даже больше устроит, поскольку у него ключи от всех свободных номеров в "Холидей инн". Этот рискованный план показался Фэнси интересным. Губы ее сами сложились в отработанную соблазнительную улыбку, против которой, она знала, никто не мог устоять. Эта улыбка обещала впереди массу приключений.
     - Я буду ровно в семь, - протянула она с хрипотцой. - Я принесу пончики, а за тобой - резинки. - Хотя ее моральные устои были не выше, чем у бродячей кошки, все же у нее хватало ума и эгоизма, чтобы не рисковать здоровьем с каждым встречным и поперечным.
     Бак оправдал ее ожидания. Ему, возможно, не доставало опыта, но вынослив он был до чрезвычайности. Он был так силен по этой части и так жаждал ей угодить, что она сделала вид, будто не замечает прыщей у него на заднице. В целом фигура у него была отличная. Поэтому она встретилась с ним еще раз шесть.
     Сегодняшний вечер - а сегодня у него выходной - они проведут в обшарпанной квартире, которой он так гордится, наскоро соорудят ужин из какого-нибудь мексиканского полуфабриката и запьют дешевым вином, покуривая дорогую травку - это был вклад Фэнси в программу вечера, - а потом будут трахаться на ковре, который казался ей все же немного чище, чем постельное белье.
     Бак милый. Он честный. И пылкий. И не раз говорил, что любит ее. С ним полный порядок. И вообще - людей без недостатков не бывает.
     Если не считать Эдди.
     Она вздохнула, так что тонкий свитер натянулся у нее на груди. Она была без лифчика. К большому неодобрен