ком действующего права является Конституция РФ, признающая 
и гарантирующая права и свободы человека согласно общепризнанным принципам 
и нормам международного права, которые являются составной частью правовой 
системы страны.
     Иными словами, основным и непосредственным критерием должны выступать 
конституционные положения, и федеральный закон будет правовым, если он соответствует 
Конституции РФ, Федеральному конституционному закону. Для законов субъектов 
Федерации дополнительным критерием могут выступать федеральные законы, а также 
конституции (уставы) этих субъектов, не противоречащие Конституции РФ и федеральным 
законам. Разумеется, должны применяться и правила, позволяющие преодолевать 
противоречия в законах в зависимости от времени их принятия и соотношения 
с некоторыми законодательными актами, имеющими определяющее значение при регулировании 
специфических общественных отношений, как это предусмотрено, например, в ст.3 
ГК РФ.
     Сформировавшийся понятийный аппарат юридической науки во многом исходит 
из отождествления права и закона, поэтому закрепленный в Конституции РФ тип 
правопонимания требует наполнения новым содержанием общепризнанных терминов, 
в частности, связанных с понятиями "право" и "закон". Прежде всего, это относится 
к понятию "законность", которое нельзя более сводить лишь к соответствию того 
или иного явления общественной жизни требованиям закона без сопоставления 
его с требованиями права. Реакцией на отождествление права и закона является 
и использование в теории и практике наряду с понятием "законность" понятий 
"конституционная законность" и "правовая законность", в то время как законности 
разного уровня не должно быть в принципе и все эти термины могут выражать 
лишь одно содержание.
     Разумеется, юридическому правопониманию наиболее адекватно понятие "правовая 
законность", но это не означает, что нужно немедленно менять терминологию. 
Этому препятствует то, что в действующем законодательстве широко употребляется 
понятие законности, которую традиционно рассматривают как межотраслевой правовой 
принцип. Укрепление законности является и одной из факультативных целей правосудия. 
Глубоко укоренился этот термин в массовом правосознании. В связи с этим вряд 
ли целесообразно заменять его другим понятием, даже если оно более точно отражает 
сущность правопонимания, закрепленного в основном законе страны. Однако существенным 
признаком законности должно быть не верховенство закона, а верховенство права.
     Конституционный Суд РФ в своих постановлениях не употребляет понятий 
"правовой" и "неправовой закон", так как в силу специфики конституционного 
судопроизводства критерием при решении вопроса о дисквалификации закона или 
отсутствии для этого оснований служит Конституция РФ. На другие законы и международные 
нормы в обоснование мотивов принятого решения Конституционный Суд ссылается 
лишь в том случае, если они конкретизируют конституционные положения и помогают 
выявить конституционно-правовой смысл проверяемого закона. В резолютивной 
же части решения должен содержаться лишь вывод о конституционности или неконституционности 
закона. Однако признание закона противоречащим Конституции влечет устранение 
его из правового пространства, что означает отнесение закона к разряду неправовых.
     Другие суды также редко употребляют в постановлениях соответствующие 
понятия, что объясняется не столько особенностями правосознания судей, сколько 
официальной юридической терминологией. Характерным в этом смысле уже по названию 
является постановление Пленума Верховного Суда РФ "О некоторых вопросах, возникающих 
при рассмотрении дел по заявлениям прокуроров о признании правовых актов противоречащими 
закону". Сам термин "правовой акт" звучит двусмысленно, поскольку словосочетанию 
в силу лингвистического значения возможно придать тот смысл, что акт соответствует 
праву. В то же время такой акт подлежит проверке на предмет соответствия закону, 
который сам может быть неправовым, тем более что к числу проверяемых по заявлению 
прокурора актов по разъяснению Пленума относятся и законы субъектов Федерации. 
Фактически же в названном постановлении речь идет о проверке судами по заявлениям 
прокуроров нормативных и индивидуальных юридических актов на предмет их соответствия 
требованиям права.
     Юридическое правопонимание требует от арбитражных и общих судов при рассмотрении 
дел о защите конкретных прав или дел о признании недействительными нормативных 
актов сопоставлять применяемые и проверяемые акты на предмет их соответствия 
праву, которое включает в себя Конституцию РФ, общепризнанные принципы и нормы 
международного права и международные договоры РФ, другие нормативные акты, 
входящие в правовую систему России (ст.15 Конституции РФ и п.3 ст.5 Федерального 
конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации"). Причем 
суды обязаны принимать решения в соответствии с правовыми положениями, имеющими 
наибольшую юридическую силу, и особую сложность при этом вызывает уяснение 
не буквального соответствия нормативных актов различного уровня. Обнаружить 
текстуальное несовпадение в нормативных актах, регулирующих конкретную фактическую 
ситуацию, не так уж сложно. Гораздо сложнее сделать вывод об их соответствии 
самому смыслу, содержанию и принципам права, в котором основной закон страны, 
имеющий прямое действие, провозглашает абсолютный приоритет прав и свобод 
человека и гражданина, определяющих смысл, содержание и применение законов.
     Отличие двух типов правопонимания наглядно проявляется в практике реализации 
права на судебную защиту, которое было закреплено и в прежних Конституциях 
СССР и РСФСР. Однако другое законодательство, отождествляемое с правом, возможности 
судебной защиты прав и свобод существенно ограничивало. Проведя специальное 
исследование развития процедуры обжалования в суд неправомерных действий и 
решений, ущемляющих права граждан, В.Жуйков выделил несколько этапов такого 
развития. Так, до 1 сентября 1988 г. суды могли рассматривать дела о защите 
прав и свобод, если это было прямо предусмотрено законодательством; с 1 января 
1988 г. до 1 июля 1990 г. - все такие дела, кроме случаев, когда законодательством 
(в том числе и подзаконными актами) был установлен иной порядок их разрешения; 
с 1 июля 1990 г. до 17 сентября 1991 г. - все дела, кроме случаев, когда законами 
(но не подзаконными актами) был установлен иной порядок их разрешения; с 17 
сентября 1991 г. - все дела без ограничения (см.: Жуйков В.М. Судебная защита 
прав граждан и юридических лиц. М., 1997. С.59 - 60).
     Здесь требуется пояснение, что 17 сентября 1991 г. вступила в действие 
союзная Декларации прав и свобод человека, впервые провозгласившая право на 
судебную защиту как не подлежащее ограничению. Вскоре данное положение было 
воспринято российской Декларацией прав и свобод человека и гражданина, а затем 
и Конституцией РФ, но все это не означало автоматического устранения из системы 
законодательства всех законов, ограничивающих право на судебную защиту, тем 
более что такое ограничение иногда вводилось и более поздними законами. Однако 
все они как неправовые более не подлежали применению.
     Далеко не сразу суды восприняли это положение как обязательное для них 
требование, продолжая руководствоваться законами, ограничивающими право на 
судебную защиту. Однако твердая и последовательная позиция по данному вопросу 
Конституционного и Верховного Судов РФ постепенно привели к тому, что судебные 
ошибки, связанные с необоснованным отказом в праве на судебную защиту, к настоящему 
времени стали относительно редким явлением.
     Для отказа в применении неправового закона ввиду его несоответствия Конституции 
РФ не требуется в обязательном порядке постановления Конституционного Суда 
РФ. Согласно п.3 ст.5 Федерального конституционного закона "О судебной системе 
Российской Федерации" и разъяснению, содержащемуся в п.2 постановления Пленума 
Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. "О некоторых вопросах применения 
Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия", суд при наличии 
убеждения о противоречии федерального закона Конституции РФ обязан сам применить 
непосредственно конституционные положения. В связи с этим нельзя признать 
удачной редакцию ст.101 Федерального конституционного закона "О Конституционном 
Суде Российской Федерации", предполагающей возложение на суд обязанности обратиться 
с запросом о проверке конституционности подлежащего применению в конкретном 
деле закона лишь при условии, что он пришел к выводу о его несоответствии 
Конституции РФ.
     При наличии такого вывода у суда не только не имеется препятствий для 
неприменения закона, но он и обязан поступить именно таким образом, разрешив 
спор в соответствии с требованиями Конституции РФ. Другое дело, если у суда 
имеются сомнения и он усмотрел только неопределенность в вопросе о том, соответствует 
ли закон конституционным положениям. В этом случае направление соответствующего 
запроса в Конституционный Суд РФ оправданно, если без применения спорного 
закона разрешить спор не представляется возможным.
     Поскольку официальная дисквалификация федерального закона возможна лишь 
по решению Конституционного Суда РФ, цель приведенных нормативных положений 
вполне очевидна и заключается в создании условий для оперативного устранения 
из системы законодательства неправового закона. Однако эта цель вступает в 
противоречие с основной целью правосудия, которой согласно ст.18 Конституции 
РФ является защита прав и свобод. Для ее непосредственного достижения необходимо 
не только правильно, но и своевременно разрешить дело, а приостановление производства 
по делу в связи с направлением запроса в Конституционный Суд РФ при условии, 
что суд сам мог применить непосредственно конституционные положения, значительно 
отодвигает реализацию права на судебную защиту. Иногда отсрочка в реализации 
такого права равнозначна отказу в правосудии, как это нередко бывает по делам 
о защите избирательных прав, где само существование спорных отношений скоротечно.
     Кроме того, возложение на суд обязанности до разрешения дела по существу 
сформулировать вывод о неконституционности закона, регулирующего спорные отношения, 
ставит его в сложное положение по отношению к равноправным сторонам в состязательном 
процессе, поскольку у них могут возникнуть обоснованные сомнения в беспристрастности 
суда при продолжении разбирательства дела после отпадения оснований для его 
приостановления. Следует заметить, что Конституционный Суд РФ в постановлении 
от 16 июня 1998 г. по делу о толковании отдельных положений ст.ст.125, 126 
и 127 Конституции РФ признал правомочие других судов в подобной ситуации непосредственно 
применять конституционные положения. Он лишь указал на необходимость после 
вынесения решения по такому делу направлять запрос в Конституционный Суд РФ 
для официального подтверждения неконституционности закона, который суд отказался 
применить. Это вполне соответствует целевой направленности правосудия, поскольку 
его факультативными целями являются укрепление законности и правопорядка, 
формирование уважительного отношения к праву и суду, что несомненно требует 
официальной дисквалификации закона, который в решении суда признан не подлежащим 
применению из-за его противоречия Конституции РФ.

Г.Жилин,
судья Конституционного Суда РФ,
кандидат юридических наук, заслуженный юрист РФ


                    Прямое применение Конституции РФ
         От решения Пленума Верховного Суда РФ до постановления
                        Конституционного Суда РФ

     В соответствии с пунктом 2 раздела второго "Заключительные и переходные 
положения" Конституции РФ законы и другие правовые акты, действовавшие на 
территории Российской Федерации до вступления в силу настоящей Конституции, 
применяются в части, не противоречащей Конституции РФ. Статья 15 Конституции 
РФ гарантирует ее высшую юридическую силу и прямое действие, а статья 4 Конституции 
РФ определяет ее верховенство на всей территории Российской Федерации.
     Названные принципиальные положения Конституции РФ, на мой взгляд, дали 
Пленуму Верховного Суда РФ основания принять 31 октября 1995 г. важнейшее 
постановление N 8 "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской 
Федерации", в соответствии с которым суд должен непосредственно применять 
Конституцию РФ в случае возникновения коллизий между Конституцией РФ и иными 
нормативными правовыми актами.
     В реальной судебной практике Верховный Суд РФ, основываясь на статье 
46 Конституции РФ, признавал подведомственными судам споры об отказе гражданам 
в принятии заявления на бездействие органов исполнительной власти (Бюллетень 
Верховного Суда РФ. 1996. N 5. С.2 - 3); жалобы на постановление Законодательного 
собрания края, касающиеся избирательных прав граждан (Бюллетень Верховного 
Суда РФ. 1996. N 4. С.1); заявления о том, что законы и иные нормативные акты 
субъектов Российской Федерации не могут противоречить федеральным законам, 
принятым в соответствии с частями 1 и 2 статьи 76 Конституции РФ (Бюллетень 
Верховного Суда РФ. 1996. N 5. С.1); требование о признании незаконным акта, 
носящего нормативный характер, заявленное гражданином или юридическим лицом 
либо гражданами, имеющими статус индивидуального предпринимателя (Бюллетень 
Верховного Суда РФ. 1996. N 6. С.1).
     Конституционный Суд РФ принял 16 июня 1998 г. постановление по делу о 
толковании отдельных положений статей 125, 126 и 127 Конституции РФ. Оно вызвало 
в некоторых своих частях немало обоснованных вопросов и сомнений в среде научных 
и практических работников.
     Конечно, в данном постановлении содержится бесспорный вывод, что "поскольку... 
полномочия Конституционного Суда Российской Федерации закреплены специально 
и поскольку для их осуществления именно этим органом судебной власти предусмотрена 
особая форма правосудия - конституционное судопроизводство, то осуществление 
другими судами аналогичных полномочий без их конституционного закрепления 
и вне таких форм исключается". В этой связи соответствующим Конституции РФ 
представляется и вывод Конституционного Суда РФ в резолютивной части постановления: 
"предусмотренное статьей 125 Конституции Российской Федерации полномочие по 
разрешению дел о соответствии Конституции Российской Федерации федеральных 
законов, нормативных актов Президента Российской Федерации, Совета Федерации, 
Государственной Думы, Правительства Российской Федерации, конституций республик, 
уставов, а также законов и иных нормативных актов субъектов Российской Федерации, 
изданных по вопросам, относящимся к ведению органов государственной власти 
Российской Федерации и совместному ведению органов государственной власти 
Российской Федерации и органов государственной власти субъектов Российской 
Федерации, относится к компетенции только Конституционного Суда Российской 
Федерации".
     В описательной части постановления Конституционный Суд РФ обоснованно 
подчеркивает: "требование о непосредственном применении Конституции Российской 
Федерации обращено ко всем судам, которые в соответствии с главой 7 Конституции 
Российской Федерации независимо осуществляют судебную власть в пределах своей 
компетенции и в формах судопроизводства, установленных данной главой... суд 
может не применить федеральный закон или закон субъекта Российской Федерации...".
     Наконец, Конституционный Суд РФ справедливо отмечает: "перечень полномочий 
судов общей юрисдикции и арбитражных судов не является закрытым, поскольку 
статьи 126 и 127 допускают рассмотрение ими и иных, не названных в этих конституционных 
нормах категорий дел...".
     Но, думается, в постановлении Конституционного Суда РФ имеются и дискуссионные 
выводы. Например, такой: "рамки настоящего толкования определяются целью разграничения 
компетенции в области нормоконтроля между Конституционным Судом Российской 
Федерации и другими судами". Между тем, как известно, в общей теории права 
под толкованием нормативных правовых актов принято понимать лишь их уяснение 
и разъяснение. "Разграничение" же компетенции каких-либо государственных органов 
- функция законодательных органов государственной власти, к которым Конституционный 
Суд РФ, безусловно, не относится. Больше того, Конституционный Суд РФ по существу 
выступил "судьей в собственном деле", фактически перераспределив полномочия 
федеральных судов в свою пользу.
     Конституционный Суд РФ в своем постановлении использует понятие "проверка 
конституционности нормативных актов", предполагая, что "другие судебные органы 
Конституция Российской Федерации такими полномочиями не наделяет". Однако 
в общей теории права принято разграничивать понятия "преодоление" коллизий 
нормативных правовых актов и их "устранение". Если преодолевать коллизии нормативных 
правовых актов могут все правоприменители в процессе применения норм посредством, 
например, применения нормативных правовых актов более высокого уровня и неприменения 
нормативных правовых актов, противоречащих актам, имеющим более высокую юридическую 
силу, то устранением коллизий нормативных правовых актов действительно могут 
заниматься лишь органы, наделенные законом специальной компетенцией. При таком 
подходе Конституционный Суд РФ имеет право устранять коллизии нормативных 
правовых актов в соответствии со статьей 125 Конституции РФ и Федеральным 
конституционным законом от 21 июля 1994 г. "О Конституционном Суде Российской 
Федерации", признавая федеральные законы и иные нормативные правовые акты, 
отнесенные к его компетенции, не соответствующими Конституции РФ. А иные правоприменители 
могут преодолевать коллизии нормативных правовых актов, не применяя акты, 
не соответствующие Конституции РФ и непосредственно применяя нормативный правовой 
акт более высокой юридической силы.
     Конституционный Суд РФ считает, что поскольку полномочия Конституционного 
Суда РФ закреплены специально в Конституции РФ, постольку "конституционное 
судопроизводство" других судов без их конституционного закрепления исключается. 
Однако, во-первых, сам же Конституционный Суд РФ в данном постановлении перечень 
полномочий судов общей юрисдикции и арбитражных судов не считает закрытым. 
Во-вторых, например, согласно статье 19 Федерального конституционного закона 
от 31 декабря 1996 г. "О судебной системе Российской Федерации", полномочия 
Верховного Суда РФ должны быть установлены не только Конституцией РФ, но и 
федеральным конституционным законом, проект которого в настоящее время обсуждается. 
В этой связи трудно согласиться с таким выводом Конституционного Суда РФ: 
"Применительно к осуществлению компетенции по судебной проверке конституционности 
актов надлежащий суд устанавливается только Конституцией и другим законом 
устанавливаться не может".
     Ссылаясь на статью 79 Федерального конституционного закона от 21 июля 
1994 г., Конституционный Суд РФ считает свои постановления окончательными 
и не подлежащими обжалованию. Но ведь ситуация изменилась в связи с вступлением 
России в Совет Европы и ратификацией его общепризнанных принципов и норм. 
Не только в теоретическом, но и в практическом плане возник вопрос о соответствии 
данного положения Федерального конституционного закона части 3 статьи 46 Конституции 
РФ, в соответствии с которой "каждый вправе в соответствии с международными 
договорами Российской Федерации обращаться в международные органы по защите 
прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные 
средства правовой защиты". Полагаю, настало время привести Федеральный конституционный 
закон от 21 июля 1994 г. в соответствие с Конституцией РФ.
     Далее Конституционный Суд РФ делает, на мой взгляд, еще более спорный 
и неаргументированный