ала Ульпия, - созовите рабов, надо приготовить тело
моей племянницы к погребению. С вашего позволения, я предпочла  бы  положить
ее в нашу фамильную усыпальницу, а не в вашу.
   Дагиан благодарно кивнула.
   - Да, так будет лучше. Благодарю вас, Ульпия, - сказала она.
   - Позовите рабов, - повторила императрица,  -  а  потом  идите  к  Марку.
Теперь, возможно,  он  сможет  жениться  на  своей  настоящей  любви.  Скоро
Аврелиан благополучно вернет Пальмиру в  лоно  империи.  Он  захвачен  идеей
воссоединения  империи.  Как  только  Пальмира  покорится,  ваш  сын  сможет
отправиться на восток и жениться на своей даме.
   - Не знаю, вряд ли это теперь возможно, - сказала Дагиан.  -  Женщина,  с
которой был помолвлен мой сын, - это Зенобия, царица Пальмиры.
   - О дорогая, - пробормотала Ульпия. -  Это  представляет  дело  совсем  в
другом свете, не правда ли?  Аврелиан  очень  рассердится,  если  при  таких
обстоятельствах Марк покинет Италию.
   Она в замешательстве вздохнула, по потом се лицо прояснилось.
   - Ну что ж. Марку придется подождать, пока его царица не приедет  к  нему
сама. Я знаю, Аврелиан собирается провести ее в своем триумфальном  шествии,
когда вернется в Рим. Царица, разумеется, останется пленницей империи, но  я
позабочусь, чтобы мой муж отдал ее Марку. Аврелиан всегда был очень щедр  ко
мне, ведь я прошу у него немного и всегда  благоразумна.  -  Она  улыбнулась
Дагиан. - Идите же к своему сыну и скажите, что скоро счастье улыбнется ему.
Я помогу подготовить Кариесу к ее последнему пути.
   Дагиан вышла из спальни Кариссы. Она думала о  том,  выживет  ли  Зенобия
после войны с Римом. Потерпела ли она уже поражение или, может  быть,  опять
удивила Римскую империю, снова победив ее? Новости шли из Сирии в Италию так
долго! Потом мать Марка быстро вознесла молитву богам,  чтобы  они  защитили
Зенобию Пальмирскую.
   Боги, однако, предпочли изменить свое отношение к  смертной,  которая  до
недавнего времени всегда была их любимицей. Она  провела  еще  одну  ночь  в
безжалостной борьбе в постели Аврелиана. Она недоумевала, почему  же  Венера
оставила его на земле на  столь  долгий  срок.  Этот  человек  ненасытен  и,
очевидно, неистощим. С едва заметной улыбкой Зенобия подумала, что ведь даже
богиня должна отдыхать. Как жаль, что ей не  удается  отдохнуть!  Едва  лишь
занялся рассвет, как они уже начали битву другого рода.
   - Ты пойдешь позади моей колесницы! - заявил он, когда  они  поднялись  с
постели.
   Она была потрясена, и несколько мгновений она  не  могла  понять,  о  чем
речь, а потом замотала головой и закричала: "Никогда!"
   - Или же я поволоку тебя за своей колесницей,  -  такова  была  следующая
предложенная ей альтернатива.
   - Я согласна, лучше волоки, - драматически заявила она. -  Я  никогда  не
войду в мой собственный город побежденная! Ты не победил меня, Аврелиан!
   -  Не  правда,  победил!  -  насмехался  он  над  ней,  и  в  углах   его
небесно-голубых глаз появились веселые морщинки. - Что ты за упрямая богиня,
Зенобия? Я победил тебя в честном поединке, как на поле битвы, так и в своей
постели. Если ты откажешься сыграть положенную тебе роль в моем  сегодняшнем
триумфальном шествии, то никогда твоей ноги не будет в этом городе.  Где  же
будешь плести свою паутину, мой обожаемый паук?
   И, что еще более важно, как ты станешь руководить своим сыном?
   Она вперила в него яростный взгляд. Теперь понятно, как надежна  ловушка,
и он не смягчится, раз решение уже принято.
   - Так ты пойдешь? - спросил он.
   - Пойду.
   Он усмехнулся.
   Раб принес завтрак, и Аврелиан весело заметил, что раздражение ничуть  не
повлияло на ее  аппетит.  Она  очистила  и  разделила  на  дольки  маленький
апельсин, потом выложила дольки в маленькую чашу и залила  их  простоквашей.
Толстый ломтик свежеиспеченного хлеба обильно намазала медом и поместила  на
красную арретинскую <Арретанская керамика - глиняная посуда  эпохи  Империи,
названная по месту  своего  изготовления,  г.Арретия  в  Этрурии.>  глиняную
тарелку вместе с двумя сваренными вкрутую яйцами и горстью  крупных,  спелых
черных олив. Не обращая на него внимания, она сосредоточенно  поглощала  это
изобилие, запивая гранатовым соком из  кубка.  Потом,  не  сказав  ему  даже
слова, встала и вышла из палатки. Ему хотелось рассмеяться, но Зенобия и так
уже была на пределе, а император нуждался в ее сотрудничестве.
   Если бы он втащил ее, пронзительно кричащую, в Пальмиру, это  не  помогло
бы ему завоевать симпатию горожан. Даже юный царь взглянул бы с другой точки
зрения на сотрудничество с Римом при таких обстоятельствах. В  конце  концов
он ведь ее сын, несмотря на то что она  узурпировала  его  власть.  Аврелиан
хотел, чтобы она смиренно шла позади его колесницы. Этот жест все в Пальмире
поймут. Увидев, что она приняла власть Рима, граждане склонят свои  шеи  под
ярмо империи. Пусть ее плохое настроение улучшится и она придет к согласию с
самой собой, прежде чем начнется его триумфальный  въезд  в  город.  На  его
месте она поступила бы точно так же. Утвердившись в своем решении,  Аврелиан
продолжал завтракать в одиночестве.
   Закончив трапезу, он позвал Гая Цицерона.
   - Ты отвечаешь за царицу, - тихо сказал он. - Не думаю, что  она  посмеет
выкинуть какую-нибудь штуку. Сегодня утром мы побеседовали, и она  полностью
приняла мои пожелания. Вот  увидишь,  она  займет  свое  место  позади  моей
колесницы, когда я вступлю в Пальмиру.
   - Да, цезарь! - последовал послушный ответ.
   В назначенный час римская армия в полном боевом порядке выстроилась перед
главными  воротами  Пальмиры.  Во  главе  в  своей  боевой  колеснице  стоял
Аврелиан. Он выглядел необыкновенно могущественным  и  царственным;  золотой
нагрудник с рельефным изображением одерживающего победы Марса,  бога  войны,
сверкал в лучах утреннего солнца. Его длинный  красный  военный  плащ  мягко
развевался под дуновениями легкого  ветерка.  Однако  изящный  шлем  не  мог
скрыть суровые черты лица. Он стоял -  высокий,  прямой,  спокойный.  Позади
него ждали легионеры, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.
   Император обернулся, чтобы посмотреть на  Зенобию,  которая  заняла  свое
место позади его колесницы. Заметив его взгляд, она отвернулась. О боги!  Он
молча выругался. Стоило ему только взглянуть на  нее,  как  он  почувствовал
желание. В тот день она не надела траурных одежд. Скорее она была одета  так
же, как в тот первый день,  когда  его  армия  подошла  к  воротам  Пальмиры
несколько месяцев назад. В своем золотом каласирисе она не  больше  походила
на побежденного противника,  чем  райская  птица.  Ее  воротник,  украшенный
рубинами, розовым кварцем  и  алмазами,  ярко  сверкал.  Его  блеску  вторил
золотой венок из виноградных листьев с украшенными бриллиантами лентами. Она
и правда была воплощением золотой богини, и  с  помощью  своего  одеяния  ей
удалось изменить смысл всего представления, который он  намеревался  сыграть
перед народом Пальмиры.
   Слабая улыбка искривила его губы, смягчив на мгновение суровые черты.  Ей
каким-то образом удалось еще одно поражение превратить в победу. Он запомнит
это. Когда-то он обвинил ее в том, что она сверхгордая...  Ей-богу,  в  этом
отношении она может преподать урок! Он  снова  повернулся  лицом  к  воротам
Пальмиры. Его взгляд словно бы послужил  сигналом,  и  они  начали  медленно
отворяться.
   Аврелиан почувствовал  напряжение.  Он  думал,  уж  не  вздумают  ли  они
сражаться в последнюю минуту. Обычно стены  города  были  заполнены  толпами
зрителей, но в то утро не было видно ни одного человека. Он отчетливо слышал
протестующий скрип петель ворот, по мере того как они раскрывались все  шире
и шире. Вскоре въезд в город стал похож на широко открытый беззубый рот.
   Потом из-за ворот вышел человек, одетый в простую белую льняную тунику  и
красно-белую полосатую тогу, окаймленную пурпурной полосой. В руках  он  нес
символические золотые ключи от города.
   С величайшим достоинством этот  человек  двинулся  вперед  и  остановился
перед колесницей Аврелиана.
   - Приветствую вас, цезарь! - произнес он громким голосом. -  Я  -  Кассий
Лонгин, главный советник царя. По поручению  его  величества  я  вручаю  вам
ключи от Пальмиры.
   - Где же царь? - спросил император.
   - Его величество ожидает вас во дворце, цезарь. Молодая царица приболела,
а так как они лишь недавно женаты, царь не пожелал оставить ее.
   Аврелиан приподнял бровь. Ничего удивительного, что  Зенобия  не  склонна
позволить своему сыну править. Царь, для которого жена важнее его положения,
несомненно, обречен.
   - Встаньте рядом со своей царицей, Кассий Лонгин. Я полагаю, ваша главная
улица ведет к царскому дворцу?
   - Да, цезарь.
   Лонгин направился туда, где стояла Зенобия.
   - Ваше величество! - тихо произнес он. - Хвала богам, что вы невредимы!
   - По всем правилам, Лонгин, мне сейчас полагалось бы быть  мертвой,  если
бы мой сын не забыл о своем долге. Он, утешая, положил ей руку на плечо.
   - Поговорим позже, - сказал он, и они двинулись вперед.
   Римские легионеры медленно шли по улице. Они нервничали, глаза обшаривали
окна и подворотни, но улицы были тихие  и  пустынные,  магазины  закрыты,  а
люди,  казалось,  вообще  испарились.  Неестественная  тишина  нависла   над
городом, когда Аврелиан  со  своей  армией  совершал  триумфальный  путь  по
главной улице.
   Это был широкий проспект,  на  котором  одновременно  могли  разместиться
четыре больших колесницы. Он был вымощен подогнанными друг к  другу  кусками
черного и белого мрамора и окаймлен по бокам великолепными белыми мраморными
колоннами,   которые   поддерживали   своды   над   пешеходными   дорожками,
проходившими  перед  магазинами  и  домами.  Аврелиан  вел  свою   колесницу
неторопливым шагом, благодаря чему у него была возможность разглядеть город.
Как чист и опрятен по сравнению с Римом, этот город - нет мусора, вони, даже
хулиганские надписи на статуях отсутствуют.
   Зенобия тихо беседовала с Лонгином.
   - Где же люди, Лонгин?
   - По предложению совета, ваше величество, жители решили  не  показываться
на улицах, когда римляне вступят в город.
   - А не по предложению царя?
   Он заколебался, и эта заминка сказала ей о многом.
   - Царь опасается за безопасность города,  -  попытался  Лонгин  оправдать
Вабаллата.
   - Пожалуйста, поблагодари совет от моего имени, Лонгин. Вероятно, меня не
допустят к ним.
   - Он не говорил  вам,  что  собирается  сделать  с  правительством,  ваше
величество?
   - Будущее управление Пальмирой не было главным предметом наших дискуссий,
- ответила Зенобия с несколько кислым видом.
   Кассий Лонгин покраснел.
   - Ваше величество... - произнес он с беспомощным жестом.
   - Я знаю, Лонгин. Таковы обычаи войны, и несмотря на мое высокое  звание,
в глазах победоносного полководца из Рима я - всего лишь женщина.
   - Он не причинил вам вреда? Лонгин казался озабоченным.
   - Только моей гордости, мой старый друг, а гордость моя, как ты прекрасно
знаешь, велика. Надеюсь, что смогу сохранить хотя бы небольшой  ее  остаток,
чтобы Аврелиану было с чем играть. - Она  усмехнулась.  -  Несмотря  на  мой
статус  побежденной  царицы,  я,  кажется,  продолжаю  выигрывать  небольшие
сражения.
   Она сделала грациозный жест, и он улыбнулся ей в ответ.
   - Город умер бы ради вас, ваше величество!
   - Я знаю это, Лонгин. Однако мне объяснили, что я не имею права требовать
этого от моего народа. В конце  концов  что  самое  важное?  Чтобы  Пальмира
выжила! Я использовала свой шанс в борьбе против Рима и проиграла.
   Она грустно вздохнула, и если бы он не знал ее лучше, он поклялся бы, что
увидел в ее глазу слезинку.
   - Они, возможно, отправят вас в ссылку, ваше величество.
   - Наверное, Лонгин, но если Ваба сможет  остаться  здесь  и  править,  то
династия Одената не прервется. Наступят другие времена, другой век, появится
другой царь Пальмиры, и мы, наконец, будем свободны!
   - Неужели вы действительно думаете, что император оставит Вабу здесь?
   - Ваба едва ли представляет собой угрозу для Рима. То, что он  не  явился
на церемонию передачи ключей от города  из-за  недомогания  юной  царицы,  -
блестящий ход. Он изобразил себя томящимся от любви  молодым  дурачком,  для
которого женщина важнее долга. Это даст Риму твердое ощущение безопасности.
   Впереди них Аврелиан внезапно остановил колесницу и, обернувшись, крикнул
Зенобии:
   - Иди сюда, богиня, поедем вместе! Мы оба понимаем, что незачем тебе идти
позади меня, если этого все равно никто не видит. И  вы.  Кассий  Лонгин,  -
тоже. Возможно, вы просветите меня, почему это Пальмира столь пустынна.
   Он потянулся к ней сверху вниз и, взяв ее протянутую руку, втащил наверх.
Когда она  поднялась  на  колесницу,  он  обнял  ее  за  талию.  Лонгину  он
предоставил взбираться на колесницу самому, ухватившись за поручень.
   Затем Аврелиан немного отпустил вожжи, и  его  бело-серые  кони,  гарцуя,
снова двинулись вперед. Император  обратил  взгляд  своих  голубых  глаз  на
Кассия Лонгина.
   - Ну, - сказал он. - Почему же все в городе попрятались?
   - Пальмира любит свою царицу, цезарь. Мы не хотим видеть ее позора.
   Аврелиан холодно улыбнулся.
   - У Пальмиры нет царицы, - сказал он и почувствовал, как дрожит Зенобия в
его крепких объятиях. Однако когда он взглянул на нее, она спокойно смотрела
вперед. Он наклонился  к  ее  уху,  и  опьяняющий  аромат  гиацинта,  всегда
исходивший от нее, закружил ему голову. Он прошептал ей на ухо:
   - Что же это за колдовство такое, богиня? Ты  возбуждаешь  меня,  хотя  и
пальцем не шевелишь для этого.
   - У тебя слишком богатое воображение,  римлянин,  -  послышался  холодный
ответ.
   Он тихо засмеялся сокровенным и вкрадчивым смехом. Он делал  ей  интимные
намеки, но она не желала слышать их.
   - Ты - самая большая интриганка из всех, кого мне когда-либо  приходилось
брать в плен, - сказал он. - Ну что ж, борись со мной, как только пожелаешь,
богиня. Я знаю, как победить тебя.
   Зенобия презрительно рассмеялась.
   - Ты знаешь, как одолеть меня  физически,  римлянин,  что  неудивительно,
принимая во внимание твой рост и габариты.
   Аврелиан сурово сжал губы. Ей удалось уязвить его.
   Показалась царская резиденция, и Аврелиан вынужден был признать, что  эти
прекрасные мраморные  здания  легко  могли  соперничать  с  его  собственным
дворцом на холме Палатин в Риме. Въезд был открыт,  и  колесница  императора
помчалась во внутренний двор.  Люди  из  его  легиона  расположились  вокруг
дворца в заранее запланированном порядке. Не вся  армия  вступила  в  город,
однако здесь присутствовали отряды от  каждого  из  всех  четырех  легионов.
Когда они двигались ко  дворцу,  от  каждого  легиона  отделялись  центурии,
манипулы и даже целые когорты <Когорты, манипулы, центурии  -  подразделения
легиона.>, чтобы взять под контроль правительственные здания,  дома  крупных
торговцев, университет. Римские войска имели  хорошо  разработанную  тактику
захвата городов.
   Во внутреннем  дворе  дворца  появились  первые  признаки  жизни  -  рабы
бросились вперед, чтобы схватить императорских  коней  под  уздцы.  Потом  в
портик дворца вышли члены совета десяти. Они  окружали  юного  царя,  словно
защищая его. Как только колесница остановилась,  Кассий  Лонгин  соскочил  и
протянул  вверх  руки,  чтобы  спустить  Зенобию.  Даже  не  обернувшись  на
Аврелиана, она быстро пошла к своему сыну.
   Члены совета десяти, присутствовавшие солдаты и  рабы  -  все  склонились
перед царицей, расступаясь, чтобы дать ей дорогу. Мать и сын посмотрели друг
на друга, а потом Ваба с искренним волнением произнес:
   - Хвала богам, ты невредима, мама!
   На мгновение Зенобия закрыла глаза, а потом глубоко вздохнула.
   - Я отдала бы жизнь за наш город, Ваба, - тихо произнесла она.
   - Это ненужная жертва, мама. Мы оба знаем это, не правда ли?
   "Как я могу сердиться на него, - быстро пронеслось у нее в голове.  -  Он
выполнил свой долг по отношению к Пальмире так, как он понимал его. Именно я
дала ему царскую власть. Это не в моих обычаях, но он такой же стойкий,  как
я".
   Зенобия протянула к сыну руки, он быстро шагнул вперед и  очутился  в  ее
объятиях.
   - Я знаю, ты сердишься на меня, - прошептал он, - но они  так  или  иначе
захватили бы город любой ценой. Я не мог допустить, чтобы ты погибла,  мама.
Не мог!
   Внезапно на глазах у нее показались слезы и полились по щекам.
   - Может быть, они все-таки позволят тебе править, - прошептала она ему  в
ответ, крепко обнимая его. - Я возьму всю вину на себя, Ваба. Я  не  допущу,
чтобы тебя наказывали вместо  меня,  и  не  приму  от  тебя  больше  никакой
галантности!
   Она отступила назад,  и  ее  прекрасное  лицо  стало  серьезным  в  своей
решимости.
   Вабаллат мягко смахнул случайные слезинки со щек своей матери.
   - Ради моего отца? - тихо поддразнил он ее.
   - Да! - ответила она, улыбнувшись ему, а потом с подозрением спросила:
   - А почему это ты  вдруг  сделался  таким  сговорчивым?  Поистине  Флавия
совершила чудо. Она сделала  из  тебя  зрелого  мужчину  за  шесть  коротких
месяцев вашего брака.
   - Я начинаю осознавать, что значит быть не только царем, но и  родителем,
мама, - тихо ответил Ваба. - Флавия беременна.
   - Так, значит, она и  вправду  неважно  себя  чувствовала?  Зенобии  была
приятна эта новость, но в то же время чей-то тихий голос нашептывал ей,  что
она еще слишком молода, слишком прекрасна, слишком чувственна,  чтобы  стать
бабушкой. Ей ведь всего лишь тридцать четыре года!
   Потом чей-то резкий голос разрушил ее мечты.
   - Если это твой сын, богиня, я хочу, чтобы ты представила меня ему!
   Рядом с ней стоял Аврелиан. Зенобия подняла взгляд,  испытывая  некоторое
раздражение.
   - Вабаллат, сын мой, перед тобой могучий римский завоеватель Аврелиан.
   Ее дерзкий взгляд словно хлестнул императора. Потом она произнесла:
   - Мой сын, царь Пальмиры.
   Оба мужчины холодно смотрели друг на друга, а потом  Аврелиан  насмешливо
произнес:
   - Вы не скажете мне: "Добро пожаловать в Пальмиру!", Вабаллат?
   - Не думаю, что это необходимо,  -  последовал  спокойный  ответ.  -  Вы,
римляне, кажется, совершенно не беспокоитесь о том, приветствует  вас  город
или нет.
   Аврелиан пристально посмотрел на молодого человека.
   - В тебе есть очень многое от твоей матери, мальчик, - ответил он.
   - Благодарю вас, господин.
   Ваба оставался совершенно спокоен, и Зенобия гордилась Им.
   - Мы побеседуем во Дворце! - огрызнулся император. - И  вы  все  тоже,  -
продолжал он, махнув рукой в сторону беспокойно ожидавших членов  совета.  -
Кассий Лонгин, показывай нам дорогу! Гай  Цицерон,  ты  будешь  сопровождать
меня.
   В дверях главного зала совета Аврелиан остановился и сказал Зенобии:
   - Ты, богиня, - нет! Это мужская  работа.  Лонгин  увидел,  что  яростное
возражение уже готово сорваться с ее губ,  но  прежде,  чем  это  произошло,
заговорил царь.
   - Царица - член нашего совета, цезарь.  Без  нее  мы  не  можем  провести
законное собрание.
   - И не будем проводить, - вмешался убеленный сединами  престарелый  Марий
Гракх.
   - Если вы будете иметь с нами дело, - внес свою лепту Антоний  Порций,  -
то царица должна быть с  нами,  цезарь.  Мы  не  хотели  бы  выказывать  вам
неуважение, но таковы уж наши обычаи. Мы знаем, что если вы примете  их,  то
поступите справедливо.
   Аврелиан, взглянув на членов  совета  и  увидев,  что  они  непоколебимы,
смягчился. Он надеялся унизить ее в присутствии правительства, но,  о  боги,
они определенно верны ей! Он испытывал почти зависть к такой преданности.
   - Что ж, если таков ваш обычай,  царица  может  принять  участие  в  этом
собрании, - небрежно бросил он.
   Он вошел в зал совета и уселся в конце длинного стола.
   - Садись в другом конце, мама! - тихо