олевы, и Велвет отстала от своих, чтобы  присоединиться  к  другим
фрейлинам. Бесс, в прекрасном расположении  духа  и  чудесно  выглядевшая  в
своем алом платье, весело приветствовала ее.
   - Это правда? - спросила она.
   - Что правда? - не поняла Велвет.
   - Насчет Эйнджел? Что она стала любовницей твоего брата? При дворе только
об этом и говорят все утро. Велвет была потрясена.
   - Мой брат, граф Линмутский, и Эйнджел Кристман  вчера  ночью  сочетались
законным браком!
   - Это они сказали? - рассмеялась одна из фрейлин, Леонора Д'Арси, которая
отличалась неразборчивостью в связях.  -  Спаси  меня  Господи,  Велвет,  вы
остались такой же провинциальной мышкой, какой и были, если поверили  этому!
Трудно винить госпожу Кристман, ведь  ваш  брат  так  богат  и  красив.  Без
состояния или громкого имени, как  у  нас,  бедная  девушка  едва  ли  могла
рассчитывать на выгодный брак! - Она опять рассмеялась.
   - Я бы не стала на вашем месте повторять все это перед королевой, ибо мой
брат  и  его  невеста  были  обвенчаны  в  присутствии  королевы  ее  личным
капелланом, - перебила ее Велвет. Как же она ненавидела этих злющих  молодых
придворных дам! - Я знаю точно, так как сама присутствовала при этом.
   - Обвенчаны? - хором воскликнули фрейлины, которые к  этому  времени  уже
все столпились вокруг лошади Велвет.
   - Конечно, обвенчаны, - со всей возможной слащавостью ответила Велвет.  -
При этом присутствовали также  граф  Лестерский  и  друг  моего  брата  лорд
Гордон. Эйнджел Кристман теперь Эйнджел Саутвуд, графиня Линмутская.
   - Господи! - проговорила Бесс, которая редко поминала имя  Божье.  -  Как
все это случилось?
   - Что касается Робина, то это была любовь с первого взгляда.  Он  впервые
увидел Эйнджел несколько дней назад на своем празднестве в честь королевы  и
с тех пор не знал ни сна, ни отдыха, пока она не стала его женой.
   - О, как романтично! - от всей души воскликнула Бесс. - И как удачно, что
им не надо волноваться из-за возможного гнева королевы, поскольку, уж  ежели
их обвенчал ее личный капеллан, значит, она одобрила этот брак.
   - Почему это вас так волнует, Бесс? У вас тоже есть тайная  любовь  среди
фаворитов королевы? - усмехнулась девица Д'Арси. - Мне говорили, что  вы  не
рискуете подвергать Уолтера опасности.
   Бесс Трокмортон побелела и быстро  посмотрела  вперед,  туда,  где  ехала
королева с Лестером и Эссексом. Она была в ужасе, как бы Елизавета Тюдор  не
расслышала безрассудные слова Леоноры Д'Арси. Бесс была влюблена  в  Уолтера
Рэлея, а он в нее, но ни один из них не  осмеливался  поставить  под  угрозу
свое положение при дворе, ибо само их существование зависело от расположения
и доброй воли королевы.
   - Интересно, знает ли ее величество, что вы залезли в  постель  к  Энтони
Бэкону? - невинным голосом пробормотала Велвет, даже не взглянув  на  девицу
Д'Арси.
   - Это наглая ложь!
   - Вовсе нет, если верить графу Эссекскому, моя дорогая. Он  говорил,  что
вы чудовищно развратны, но продаете  свою  благосклонность  слишком  дешево,
учитывая древность и могущественность вашего рода.
   Другие девушки в королевском  поезде  захихикали.  Им  довелось  услышать
такие интересные слухи, к тому же Леонору Д'Арси недолюбливали, в  то  время
как Бесс Трокмортон все любили и уважали. Многие догадывались о тайне  Бесс,
но никогда не обсуждали ее между собой из-за боязни разрушить  то,  что  все
они считали прелестной трагической и романтической  историей.  Они  мысленно
аплодировали озорным и острым высказываниям Велвет, тем более что ни одна из
них сама не рискнула бы открыто задирать наследницу рода Д'Арси.
   - Я ожидала, что вы будете защищать Бесс, - прошипела Леонора  Д'Арси.  -
Может быть, она и бедна, но ее семья пользуется большим  влиянием,  а  ваша,
конечно, нет, хотя она и неприлично богата. Вам нужно ее влияние здесь,  при
дворе, ибо у вашего отца  такого  влияния  практически  нет,  а  ваша  мать,
говорили мне, просто обычная  ирландская  пиратка,  которой  запрещено  даже
появляться при дворе.
   - Вы перепутали мою маму с нашей кузиной Грейс  О'Малли,  которая  весьма
неординарна, хотя ее и называют пиратом, - парировала Велвет весело.  -  Что
же до моей необходимости пользоваться в своих интересах чьим-либо  влиянием,
то мне этого не надобно. Деньги, дорогая госпожа Д'Арси, - вот самое могучее
влияние. Я выбираю себе друзей, исходя из их отношения ко мне. А так  как  я
наследница огромного богатства, то и право выбора остается за мной.
   - Пожалуйста, - взмолилась Бесс,  -  давайте  не  будем  ссориться  между
собой, когда смертельная опасность нависла над нашей дорогой королевой и над
любимой Англией.
   Шепот одобрения пробежал среди других девушек, и оставшаяся в меньшинстве
Леонора Д'Арси вынуждена была прекратить свои наскоки.  Велвет  с  обожанием
посмотрела на Бесс и, нагнувшись, потрепала свою подругу по руке.
   Бесс благодарно улыбнулась ей в ответ.
   Елизавета Тюдор ехала впереди крупной рысью,  как  какая-нибудь  королева
амазонок. Под ней был крупный белый  в  серых  яблоках  мерин.  Великолепное
животное подарил ей Роберт Сесил, младший сын лорда Берли.  Под  масть  коня
королева была одета во все белое. Бархатное платье дополняла атласная нижняя
юбка, затканная серебряными розами, - символом Тюдоров,  а  рукава  украшали
фестоны с белыми шелковыми бантами с индийскими жемчужинами. Так как  волосы
у нее начали редеть, она носила огненно-рыжий парик,  который  украшали  два
белых  пера.  Уступая  настойчивым  просьбам  своего  канцлера,   боявшегося
покушений, поверх лифа платья она надела изукрашенный серебряный  нагрудник,
а в правой руке держала серебряный жезл, оправленный в золото. Для всех, кто
видел ее, она, бесспорно,  являла  собой  внушительное  зрелище,  и  солдаты
выкрикивали громкие приветствия, когда она подъезжала к ним,  сопровождаемая
всадниками.  Королевский  поезд  остановился  на  краю  плаца,  на   котором
выстроились войска.
   Гордо и  прямо  сидя  на  своем  великолепном  скакуне,  Елизавета  Тюдор
продвигалась  вперед,  поминутно  осаживая   лошадь,   принимая   грубые   и
восторженные проявления преданности. Наконец, доехав до  центра  плаца,  она
остановилась. Ее окружало море английских лиц,  представляющих  все  ступени
общественной жизни - : от самих  высоких  до  самых  низких.  Могущественные
лорды стояли бок о бок с купцами и мясниками, фермеры с сапожниками, кузнецы
с богатыми землевладельцами. Вокруг нее  мелькали  молодые  и  старые  лица,
смотревшие на нее с обожанием, и королева почувствовала прилив  гордости  за
этих верноподданных англичан, собравшихся здесь, чтобы  защитить  ее,  чтобы
защитить свою родину. Она  позволила  им  выражать  свою  радость  несколько
минут, затем драматическим жестом воздела над головой затянутую  в  перчатку
руку, и солнечные лучи заиграли на ее королевском жезле.
   Над Тилбури-Плэйном повисла мертвая тишина, и королева Англии  обратилась
к армии:
   - Мой любимый народ, те, кто призван  заботиться  о  нашей  безопасности,
настаивали на том,  чтобы  мы  приняли  меры  предосторожности,  прежде  чем
предстанем пред множеством вооруженных людей, из-за опасений  предательства,
но я заверяю вас, что не желаю жить, не веря  в  своих  верных  и  преданных
подданных.  -  Елизавета  остановилась  и  с  усмешкой  взглянула  на   свой
нагрудник. - Пусть боятся тираны! Я же  всегда  делала  все  для  того,  Бог
свидетель,  чтобы  вложить  частичку  своих  слабых  сил  и  доброй  воли  в
верноподданные сердца и души своего народа.  И  вот  я  среди  вас,  как  вы
видите, в это тяжелое время, и не  для  отдыха  или  развлечений,  а  будучи
полной решимости жить  или  умереть  вместе  с  вами  в  пылу  битвы,  чтобы
возложить на алтарь перед Богом, моим королевством и моим народом свою честь
и свою кровь, даже бросить их в пыль.  Я  знаю,  что  я  всего  лишь  слабая
женщина но у  меня  сердце  и  гордость  королей,  королей  Англии,  и  я  с
презрением отметаю саму мысль о том, что государь Пармский  из  Испании  или
какой-либо другой европейский государь  когда-нибудь  осмелится  вступить  в
пределы моего королевства, а посему,  чтобы  меня  не  коснулась  даже  тень
бесчестья, я сама поведу войска, я сама  буду  верховным  главнокомандующим,
верховным судьей и верховным  вознаградителем  для  каждого  из  вас,  смело
шагнувшего на поле брани.
   Я знаю, что за саму вашу готовность идти в бой вы уже заслуживаете наград
и почестей, и  я  заверяю  вас  своим  королевским  словом  -  они  будут  в
положенное время даны вам. А пока меня будет замещать мой генерал-лейтенант,
которому никогда еще не поручалась  столь  почетная  и  трудная  задача;  не
сомневаюсь,  что  благодаря  вашему  беспрекословному  подчинению   приказам
генерала, вашей дисциплине в лагерях и  вашей  доблести  на  поле  брани  мы
вскоре одержим великую победу  над  всеми  противниками  моего  Бога,  моего
королевства и моего народа!
   Закончив, она резким движением опустила жезл вниз, и  запруженное  людьми
поле взорвалось от приветственных криков. К небу летели шляпы, люди  хлопали
друг друга по плечам, взволнованные словами  Елизаветы  Тюдор.  Теперь  даже
самый бедный и самый слабый англичанин готов был встретиться лицом к лицу  с
гордыми испанцами и уничтожить их. В этот  день  здесь  не  было  ни  одного
человека, который бы с радостью не отдал свою жизнь за королеву.  И  религия
сейчас не значила ничего. Католики и протестанты - все они обожали  королеву
одинаково.  Этот  день  стал  самым  триумфальным  днем  за  все   годы   ее
царствования - Елизавета Тюдор была самой Англией!

***

   Однако хорошо обученным и не имеющим себе равных в своей любви к  отчизне
солдатам Елизаветы Тюдор в этот день не пришлось вступать в бой с испанцами.
После почти двух недель мучительной неизвестности до королевы наконец  дошло
сообщение, что ее  флот  успешно  разбил  Армаду  в  жестоком  бою  двадцать
восьмого и двадцать девятого июня.
   В эту воскресную ночь с флагманского корабля англичан "Арк Ройял" ударила
одинокая пушка. В молчании ведомые командами  добровольцев,  от  английского
флота,  стоявшего  на  якорях,  отделились  брандеры   <Брандер   -   судно,
нагруженное горючими  и  взрывчатыми  веществами,  которыми  поджигали  суда
противника.>, тащившие за собой  на  буксире  легкие  лодчонки,  на  которых
предстояло вернуться храбрецам после выполнения своей задачи. Гонимые ветром
и попутным течением, подожженные брандеры вломились в строй испанцев, вызвав
невообразимую панику. Хотя сам  герцог  Медина-Солона  сохранил  присутствие
духа и  предпринял  правильные  маневры,  чтобы  разминуться  с  брандерами,
большинство его капитанов в панике пообрубали якорные  канаты  и  отплыли  в
открытое море. Многие из них, в темноте столкнувшись  друг  с  другом,  были
выброшены на скалистые берега Франции, где были  разграблены  англичанами  и
французами, а их команды вырезаны.
   К востоку  от  Кале,  в  виду  фламандских  берегов,  простиралась  гряда
подводных скал - Зееландские отмели. И именно  на  них  оказалась  испанская
Армада к рассвету в понедельник, двадцать девятого июня. Дрейк, лучше других
знакомый с этими местами, начал атаку на тылы Армады с запада. Раз за  разом
проходили английские корабли вдоль линии обороняющихся  испанских  галеонов.
Половина команды флагмана Медины-Седоны "Санта  Мария"  была  убита,  палубы
кораблей были завалены трупами и умирающими.
   Вновь и вновь англичане обстреливали испанцев: Дрейк на своем "Равендже",
Хокинз на "Виктории", Фробишер на "Триумфе", Сеймур на "Рейнбоу", Винтер  на
"Вангарде", Фентон на "Мари Роз",  лорд-адмирал  Говард  на  "Арк  Ройял"  и
смешной старый джентльмен из Чешира, который был  всего  тремя  днями  ранее
возведен в рыцарское достоинство прямо на флагманском корабле лорд-адмиралом
в присутствии  Хокинза  и  Фробишера,  восьмидесятидевятилетний  сэр  Джордж
Бистон на своем "Дредноуте". В горячем бою в клубах  дыма  и  грохоте  пушек
храбрые  английские  капитаны  разгромили  непобедимую  Армаду.   Это   была
невероятная победа, но, как бы там ни  было,  к  вечеру  ни  один  испанский
корабль уже не мог сражаться. Англичане же прекратили стрельбу, когда у  них
иссякли боеприпасы. Они еще даже не понимали,  сколь  фантастическую  победу
только что одержали.
   Ночью ветер переменился, снося  Армаду  назад,  на  страшные  Зееландские
рифы. Испанцы  оказались  перед  угрозой  полного  уничтожения  На  рассвете
испанские лоцманы, промеряя глубины,  обнаружили  дно  на  расстоянии  менее
шести фатомов <Приблизительно 10 метров.>. Перед глазами испанцев  появились
буруны, вскипающие на мелководье. Чтобы  спасти  еще  остававшихся  в  живых
двадцать тысяч человек, находившихся на борту пока не потопленных  испанских
кораблей, было заготовлено предложение о сдаче в  плен,  которое  предстояло
доставить англичанам на легком полубаркасе. Ближе к полудню,  однако,  ветер
переменился  на  юго-западный,  и  потрепанные  испанские  корабли,   забрав
пробитые ядрами и ветром паруса, смогли отвернуть на север, пройдя  недалеко
от порта Гарвич. И на всем пути, по  которому  бежала  разбитая  Армада,  ее
преследовал  английский  флот.  В  пятницу,  второго  августа,  ветер  опять
переменился, теперь на северо-восточный. Испытывая нехватку провианта, почти
без  воды  англичане  повернули  к   родным   берегам,   считая   дальнейшее
преследование  ненужным.  Судя  по  тушам  домашнего   скота,   выброшенного
испанцами за борт, можно было предположить, что с водой и  провизией  у  них
тоже плохо.
   В Англии ни одна душа еще  не  ведала  о  разгроме,  учиненном  испанцам.
Английский флот не посылал пока донесения  Елизавете,  не  будучи  полностью
уверенным в окончательной победе над Армадой.  Похоже,  никому  не  хотелось
брать на себя ответственность возвестить об успехе,  боясь,  как  бы  он  не
обернулся поражением. Вместо этого они продолжали  преследовать  противника,
отгоняя  его  все  дальше  от  берегов  Англии,   навстречу   окончательному
уничтожению, в то время как в Англии продолжались поспешные приготовления  к
войне, к отражению вторжения, пока наконец известие  о  победе  на  море  не
достигло королевы.

Глава 4

   Когда англичане наконец узнали все подробности победы над испанцами и  их
Великой армадой, вся страна закружилась в безумном веселье. Чуть ли не целую
неделю на всех холмах Англии вечерами полыхали костры. Прежде  чем  покинуть
Тилбури, королева посетила  каждый  уголок  стоявшей  лагерем  армии,  чтобы
попрощаться со своими верными солдатами и поблагодарить их  за  преданность.
Она  проезжала  сквозь  ряды  ликующих  людей,  сопровождаемая  Лестером   и
Эссексом.
   Провожая ее к яхте, Робин Саутвуд не мог не заметить, что Лестер выглядит
далеко не лучшим образом. Его голова и борода неожиданно поседели, а налитое
кровью лицо огрубело. Он слишком растолстел от  хорошей  жизни  и  множества
излишеств. Всегда помнивший о том, как некогда стройный и элегантный  Лестер
много лет назад оскорбил его мать и как плохо относился к его  отчиму,  граф
Линмутский не испытывал к нему жалости. Правда,  Лестер  всегда  был  предан
королеве, но часто злоупотреблял своей властью.  Когда  королева  подошла  к
причалу, Робин выступил вперед и, отвесив  изящный  поклон,  поцеловал  руку
своей повелительницы.
   - А, - тепло улыбнулась Елизавета, - милорд  Саутвуд.  Вы  тоже  едете  в
Лондон?
   - Да, мадам,  но  ненадолго.  Только  для  того,  чтобы  посетить  склады
компании О'Малли-Смолл и выбрать материал  на  платья  своей  жене.  Я  хочу
отвезти ее в Линмут, чтобы показать ей ее новый дом и  познакомить  с  моими
дочерьми.
   - Ты не  задержишься  в  Лондоне,  чтобы  дождаться  возвращения  матери,
милорд?
   - Последнее письмо от  нее,  пришедшее  еще  весной,  извещало,  что  она
поначалу зайдет в Бидфорд, мадам. Подозреваю, ей хочется посмотреть на  моих
дочек.
   - Прелестная Скай - и бабушка! - излишне громко рассмеялся Лестер. -  Это
непереносимо!
   - Все мы становимся старше, милорд, - учтиво ответил Робин.
   Роберт Дадли недобро взглянул на молодого человека, но Робин  повернул  к
нему свое бледное лицо и приятно улыбнулся.
   - Приведите свою молодую жену ко двору, милорд,  когда  в  следующий  раз
будете в Лондоне, - грациозно улыбнулась королева - Мы будем рады  иметь  ее
около себя.
   - Вы, мадам, как всегда очень  добры.  Да  охранит  Господь  путь  вашего
величества.
   Королева взошла на борт яхты, а Робин прошел по  причалу  вниз  к  своему
судну. Начавшийся прилив быстро  доставил  их  вверх  по  Темзе  к  Лондону,
который уже праздновал победу славных английских моряков над Армадой. Улицы,
празднично украшенные  небесно-голубыми  флагами,  запрудили  толпы  народа,
надеявшегося хотя бы  издали  увидеть  Елизавету  Тюдор,  выразить  ей  свою
радость и поприветствовать отважную королеву, хранительницу  Англии  Приплыв
из Тилбури, она пересела в огромную золоченую карету,  украшенную  львами  и
драконами, держащими в лапах герб  Англии,  с  четырьмя  витыми  столбиками,
поддерживавшими балдахин в форме короны. Королева в белом  бархатном  платье
принимала знаки уважения от своих подданных со спокойной  улыбкой  на  лице,
помахивая ручкой.
   Благодарственные службы служили в соборах св. Петра и св. Павла,  где  на
обозрение собравшихся были выставлены знамена сдавшихся испанских  кораблей.
На  площадях  горели  костры,  люди  танцевали,  пировали,   участвовали   в
разнообразных состязаниях,  празднуя  победу.  Официальный  благодарственный
молебен должен был состояться семнадцатого ноября  1588  года,  в  день,  на
который  приходилась  также  тридцатая  годовщина  восшествия  королевы   на
английский престол.
   От прекрасного настроения  королевы  кое-что  перепало  и  ее  крестнице,
Велвет де Мариско.  Ведь  большую  часть  своего  времени  она  проводила  в
Линмут-Хаусе, а не при  дворе.  Она  помогла  Эйнджел  выбрать  материи  для
платьев, которые Робин намеревался сшить для своей молодой жены. Никогда еще
новоявленная графиня Линмутская не сталкивалась с  такой  не  правдоподобной
щедростью. За всю свою жизнь она не могла вспомнить, чтобы у нее было больше
двух платьев сразу, и то они обычно были либо перешиты из  платьев,  которые
кому-то стали малы, либо  были  сшиты  из  самой  дешевой  материи.  Эйнджел
ошеломило разнообразие  роскошных  материй,  предложенных  ей  на  выбор.  С
некоторым испугом наблюдала она за тем, как Велвет, привыкшая ко  всей  этой
роскоши, откладывает штуку за штукой невообразимо чудесные материи.
   - Этот рубиново-красный бархат, эту  изумрудную  парчу  и,  конечно,  ту,
фиолетовую. Нет, нет! Желтое  не  идет  леди  Линмут,  болван!  А  вот  этот
аметистово-голубой с серебряными  полосками,  пожалуй,  сгодится.  -  Велвет
повернулась  к  своей  невестке.  -  Как  ты   думаешь,   Эйнджел?   Эйнджел
рассмеялась:
   - Я думаю, что этого слишком много, Велвет. Мы набрали материи  уже  чуть
ли не на дюжину платьев.
   - Дорогая Эйнджел, ты теперь графиня Линмутская, а не какая-то  маленькая
королевская воспитанница, - поддразнила Велвет  подругу.  -  Тебе  нужна  не
дюжина, а дюжины платьев.
   - Да не нужны они мне! Ты и твой брат неисправимы. Я и за миллион лет  не
изношу всех тех платьев, которые вы хотите мне сшить, и тех  драгоценностей,
которыми Робин щедро осыпал меня.
   - Еще как износишь! - убежденно заявила Велвет.  -  Да,  это  правда,  на
какое-то время ты уедешь в Саутвуд, но я уверена, когда мама вернется,  тебя
пригласят в Королевский Молверн, а ее  величество  настаивает,  чтобы  ты  и
Робин вернулись ко двору. Тебе понадобится все, что мы сошьем, и еще столько
же.
   - Какая она?
   - Кто?
   - Твоя мать.  Я  слышала...  Ну,  все  говорят,  она  всегда  все  делает
наперекор всем. Велвет рассмеялась:
   - Она