онный
зал и велел устроиться в нишах, за тонкими  занавесками,  через  которые
были лишь смутно видны их силуэты. Рашид аль-Ахмет восседал на  золотом,
украшенном драгоценными камнями низком троне,  установленном  на  черном
мраморном возвышении.
   По правую руку сидел Мохаммед, его  макушка  едва  достигала  коленей
отца. Слева сидел второй сын. Омар. Правитель Синнебара  был  облачен  в
галабию из золотой парчи. Темноволосую голову венчал  небольшой  золотой
тюрбан с огромным  рубином  в  центре.  Сыновья  были  в  простых  белых
галабиях, с непокрытыми головами.
   Для  Алии  была  специально  приготовлена  алая   шелковая   подушка,
положенная на одну ступеньку ниже возвышения.
   На ней была алая аба в тон  подушке,  отделанная  золотом  и  красиво
оттенявшая волосы. Подушка Ронуин была из серебряной парчи и  лежала  на
две  ступеньки  ниже  возвышения.  Простая  аба  из  бирюзового   шелка,
отделанного серебром, удивительно ей шла. Обе женщины  были  закутаны  в
прозрачные чадры, хотя всякий,  кто  дал  бы  себе  труд  присмотреться,
разглядел бы их лица. Но ни один мужчина  в  зале  не  осмелился  бы  на
подобную дерзость.
   При появлении музыкантов настала тишина.  Все  трое  были  в  широких
белых одеяниях, с накинутыми поверх бурнусами.  Самый  высокий  выступил
вперед, двое сели на пол и стали настраивать инструменты.
   - Повелитель, я начну с песни своей родины, - объявил он.
   Ронуин вздрогнула. Этот голос!
   Музыканты заиграли знакомую мелодию.
   - Сестра, если ты здесь, ответь, чтобы я точно знал, что нашел  тебя,
- пел Глинн. - Я так долго был в пути. Спой мне, моя родная!
   - Не подавай вида, брат, что узнал меня! -  прозвенел  голос  Ронуин.
Поспешно оборвав песню, она обратилась к халифу:
   - Они поют песню моей земли, на моем родном языке, повелитель.  Певец
приглашает всех, кто понял его, подхватить мелодию. Пожалуйста,  позволь
мне сделать это или по крайней  мере  объясни,  почему  не  стоит  этого
делать.
   - Пой, моя прелестная золотая птичка, - великодушно разрешил халиф. -
Я и не подозревал, что у тебя такой чудесный  голос!  Впредь  ты  будешь
петь для меня одного, моя Hyp.
   - Спасибо, повелитель, - поблагодарила Ронуин и снова запела:
   - Он разрешил мне петь с тобой, ибо не знает, кто ты,  брат  мой.  Но
чтобы не возбуждать подозрений, не затягивай песню.
   - Я пришел забрать тебя домой. Со мной От и Дьюи.
   Скажи, как можно свершить невозможное?
   - Оставайся в Синнебаре, брат,  под  любым  предлогом  и  не  вздумай
рисковать. Я найду способ связаться с тобой. Пусть это нелегко, но  рано
или поздно все удастся. Будь терпелив и не покидай меня. А теперь  лучше
закончить песню, милый брат. Как я мечтаю снова обнять тебя!  -  взвился
под сводами зала звонкий голосок Ронуин.
   - Сделаю все, как ты велишь, дорогая. Я не оставлю тебя. Не оставлю.
   Глинн закончил песню громким аккордом и поклонился халифу.
   - Скажи, о чем вы пели, друг мой? - полюбопытствовал Рашид.
   - Это история вдовы, чей единственный сын отправляется на войну.  Она
боится за него, потому что с тех пор не получила ни единой весточки.  Но
когда надежда почти потеряна, сын возвращается и обещает никогда  больше
не покидать ее. Это простая и грустная баллада, но сейчас я спою вам ту,
что любят жители Дамаска. Только.., не соблаговолите ли  объяснить  мне,
кто та девушка, что пела со мной?
   - Моя вторая жена, - ответил Халиф. - Она знает множество языков.
   Ронуин едва сдерживала волнение. Глинн! Ее братец! Как он попал сюда?
Свершилось чудо... А теперь ей требуется еще одно.

***

   Целую неделю она раздумывала, что предпринять, и наконец поняла,  что
ей способен помочь лишь главный евнух. Но согласится ли  он?  Чернокожий
гигант обладал  неоспоримой  властью  в  гареме.  Даже  Рашид  аль-Ахмет
зачастую не ведал, что творится на женской половине дворца.
   Ронуин послала  Садиру  к  главному  евнуху  с  просьбой  о  встрече.
Вернувшись, та сообщила, что Баба Гарун будет ждать госпожу Hyp у себя в
покоях через час.
   - Что тебе нужно от него? -  с  безразличным  видом  поинтересовалась
Найлек, вне всякого сомнения, умиравшая от любопытства.
   - Как я говорила, халиф хочет, чтобы  я  родила  ему  ребенка,  но  я
опасаюсь, что мой сын станет  соперником  принца  Мохаммеда.  Слишком  я
люблю его мать, чтобы становиться у нее  на  пути.  Однако  она  желает,
чтобы я стала матерью.
   Мы втроем беседовали об этом несколько дней  назад.  Я  обещала,  что
скажу Баба Гаруну о своем решении. Разве не он стоит на страже интересов
халифа?
   - Если ты родишь сына, никто не  поручится,  что  Мохаммед  останется
наследником, - сообразила Найлек.
   - Именно этого я и боюсь, - подтвердила  Ронуин.  -  Мохаммед  должен
остаться наследником ради безопасности и мира в Синнебаре!  А  теперь  я
должна повидаться с Баба Гаруном.
   Главный евнух уже ожидал Ронуин, мирно покуривая кальян.
   - Садись, Hyp, - пригласил он, указывая на груду цветных  подушек.  -
Что случилось? Должно быть, что-то важное,  ибо  раньше  ты  никогда  не
пыталась потолковать со мной с глазу на глаз. -  Красивые  темные  глаза
вопросительно смотрели на нее.
   - Вот что, Баба Гарун, хотя я никому этого не  говорила,  но  считаю,
что ты превыше всего ставишь благополучие госпожи Алии, - начала она  и,
помедлив, добавила:
   - Даже выше интересов халифа.
   Евнух молча кивнул.
   - Продолжай, - велел он так тихо, что она едва расслышала.
   - Я не хочу рожать детей повелителю. И  думаю,  в  этом  ты  со  мной
согласен. Но сколько еще мы сможем обманывать халифа и госпожу  Алию?  А
если меня заставят родить сына... Поверь, даже Найлек считает, будто  он
сможет занять место принца Мохаммеда в сердце отца и получить трон,  что
приведет к распрям и раздорам. А если я решу эту  головоломку  до  того,
как она превратится в угрозу для Синнебара?
   -  Как  именно?  -  вырвалось   у   Баба   Гаруна,   пораженного   ее
проницательностью.
   - Если меня здесь не будет, значит, никакого сына не появится, не так
ли? - мягко осведомилась Ронуин.
   - Предлагаешь, чтобы я помог тебе бежать, - заметил евнух, сразу  все
поняв, - Да, - призналась Ронуин.
   - И как можно выполнить твой план, чтобы халиф не проведал и не велел
меня казнить? - усмехнулся Баба Гарун. - Мое падение неизбежно,  а  если
халиф найдет тебя, сама знаешь, что будет.
   - Прежде всего ты должен  поклясться,  что  не  убьешь  его.  Если  я
окажусь причиной его смерти, мне не стоит жить.
   - Кого? - встрепенулся главный евнух.
   - Моего младшего брата, - призналась Ронуин.
   - Но как... - начал Баба Гарун.
   - Сначала клятва. Я знаю тебя как человека чести. Дай слово, и я  все
объясню.
   Евнух долго раздумывал, прежде чем кивнуть:
   - Хорошо, я не убью твоего брата. Но поведай мне правду.
   - Молодой менестрель, певший в зале несколько дней назад, и есть  мой
брат, Глинн ап-Ллуэлин. Он разыскивал меня и начал с того, что под видом
песни спросил, есть ли в зале его  сестра.  Я  ответила,  и  мы  немного
поговорили под музыку на нашем родном языке. Он остался  в  Синнебаре  в
ожидании моих приказаний.
   - Поразительно! - выдохнул Баба Гарун. - Совсем как в сказке!
   - Я не хочу, чтобы халиф долго грустил. Он хороший человек, но  я  не
люблю его так сильно, как  Алия,  и  жажду  вернуться  домой.  Когда  мы
отправились в крестовый поход, мой брат  учился  в  монастырской  школе.
Очевидно, узнав о моем исчезновении,  он  бросился  на  поиски.  Мальчик
внезапно стал мужчиной. Он нашел меня, разве это не перст судьбы?!
   Баба Гарун, как все уроженцы Востока, был крайне суеверен и  придавал
огромное значение знамениям и чудесам.
   -  Но  если  я  соглашусь  помочь  тебе,  как  осуществить  побег?  -
допытывался он.
   - Халиф не отпустит  меня  так  просто,  -  начала  Ронуин,  и  евнух
согласно кивнул. - Значит, нужно, чтобы для  него  я  умерла.  Он  будет
скорбеть, но рано или поздно смирится с потерей.
   - Вряд ли, - вздохнул Баба Гарун. - Он не из тех, кто легко мирится с
утратой любви, но у меня есть средство его утешить. Если одна из  женщин
Мохаммеда вдруг забеременеет и родит халифу внука, тот  может  отвлечься
от своей скорби и перенести все внимание на дитя.  Будут  говорить,  что
Аллах вознаградил его новой любовью за безвременно погибшую.  И  как  ты
намереваешься умереть? Видно, все уже обдумала?
   - Случайно упаду с той скалы, что высится на краю моего сада. Если  у
подножия найдут кости и пряди волос,  посчитают,  что  мое  тело  объели
дикие собаки. Сам знаешь, волос такого цвета нет ни у кого в  городе,  и
халиф поверит, что я разбилась.
   - А я тем временем выведу тебя из дворца, - подхватил Баба  Гарун.  -
Все это можно легко проделать за одну ночь.
   Тебя, моя разумная красавица, нужно переодеть мальчиком.
   Вы с братом присоединитесь к каравану, идущему на побережье, и  через
несколько дней сможете сесть на судно, отплывающее на родину.
   - Значит, ты согласен? - обрадовалась Ронуин.
   - Я помогу тебе, - решил Баба Гарун, - но только ради безопасности  и
счастья моей дорогой госпожи. Она  благородно  утверждает,  что  желание
халифа должно быть исполнено. Ее воспитали так,  что  прежде  всего  она
думает о повелителе. Ты же,  Hyp,  сначала  заботишься  о  себе.  Я  уже
подумывал устроить так, чтобы ты подхватила какую-то непонятную  болезнь
и умерла, прежде чем подаришь халифу дитя. Если моя госпожа не  способна
или не желает защитить себя и своего сына, значит, это должен сделать я.
   Таков мой долг. Однако я не питаю к тебе злобы. Ты всегда почитала  и
любила Алию, поэтому я согласен на твой план.
   - Спасибо, Баба Гарун, - выдохнула Ронуин. Ее сердце неистово билось.
Известие о том, что евнух замышлял ее убийство,  по-настоящему  испугало
ее.
   - Возвращайся к себе, Hyp, - велел он. - Я свяжусь с твоим братом,  и
вместе мы все устроим. Тебя известят, когда придет время. Не стоит  меня
опасаться. Hyp. Ты сама придумала, что делать, и я не  выдам  тебя  ради
любви, которую мы оба питаем к госпоже Алие. Иди.
   "Какая добрая улыбка! И все же он крайне опасен".
   Ронуин поднялась, не забыв поклониться  могущественному  человеку,  и
поспешила в свои покои. Не понятно, радоваться ей или печалиться. Трудно
сказать, действительно ли он ей поможет или все-таки  пойдет  к  халифу?
Жизнь в гареме научила ее одному: никому нельзя доверять. Однако она  не
нажила врага в лице Баба Гаруна. Может, он и сдержит слово...
   -  Что  он  сказал?  -  набросилась  на  Ронуин  Найлек,  стоило  той
показаться в дверях. - Бьюсь об заклад, ему не слишком хочется, чтобы ты
подарила повелителю  ребенка.  Он  верный  слуга  госпожи  Алии.  -  Она
неодобрительно поджала губы.
   - Конечно, - кивнула Ронуин, - так и должно быть.
   Он растил ее с самого детства. Но я и сама  не  уверена,  что  готова
стать матерью.
   - Если  будешь  тянуть,  не  успеешь  оглянуться,  как  постареешь  и
сморщишься, - пожурила госпожу Найлек, и служанки весело  захихикали.  -
Тебе уже больше восемнадцати, госпожа Hyp, и моложе ты не станешь.  Если
наш повелитель хочет от тебя ребенка, ты должна подарить ему  дитя.  Это
твоя обязанность.
   - Замолчи! - взорвалась Ронуин. - Ты забываешься,  Найлек.  Всю  свою
жизнь я только тем и занималась,  что  исполняла  очередной  долг!  Если
Аллах пожелает, чтобы я родила, значит, так тому и быть.
   Служанок как ветром сдуло,  и  Ронуин  вышла  в  сад.  Журчание  воды
успокаивало ее, а в этом она нуждалась больше всего после встречи с Баба
Гаруном. Пьянящий  запах  дамасских  роз  коснулся  ноздрей,  убаюкивая,
утешая, кружа голову. Она медленно  направилась  по  дорожке,  усыпанной
мраморной крошкой, к резной каменной скамье, откуда были видны горы.  Ее
покои выходили  на  запад,  она  знала  это,  потому  что  каждый  вечер
наблюдала, как солнце садится за мрачные черные вершины. Однажды,  велев
Найлек и Хале крепко держать ее, Ронуин подошла к самому  краю  стены  и
взглянула вниз. Ничего, кроме острых камней и  серо-зеленых  колючек.  У
нее закружилась голова, и  служанки  поспешно  оттащили  госпожу  назад.
Всякий, кто упадет с такой высоты, непременно погибнет!

***

   - Найлек сказала, ты говорила с Баба Гаруном  о  ребенке,  -  заметил
Рашид аль-Ахмет, садясь рядом со второй же-. ной.
   - Найлек слишком много болтает, - раздраженно бросила Ронуин.
   - Она желает тебе счастья, - возразил халиф, беря ее за руку и  целуя
пальцы.
   - Я счастлива, - покачала головой Ронуин. - Она не понимает, что быть
рядом тобой - это и есть счастье. Почему ты хочешь ребенка  от  меня?  У
тебя есть дети, значит, не  тщеславие  побуждает  тебя,  ибо  ты  можешь
получить дитя от любой женщины, на которой остановишь взор.
   - Но я люблю тебя, - тихо признался халиф и, схватив  ее  в  объятия,
стал пылко целовать. - Люблю тебя, Hyp! Тебя одну! И желаю,  чтобы  наша
любовь стала полной, а для этого мы должны иметь ребенка. Понимаешь? Да,
вижу, тебе все ясно. -  Он  губами  снял  слезы,  покатившиеся  из  глаз
Ронуин.
   - О, как жалят твои слова! Как я ненавижу себя за эгоизм и себялюбие!
- воскликнула Ронуин.
   Ей и в самом деле  стало  нестерпимо  стыдно,  потому  что  в  памяти
по-прежнему жил Эдвард де Боло.
   Халиф нежно гладил жену по волосам. Его  рука  проникла  в  вырез  ее
одеяния, большой  палец  настойчиво  теребил  сосок,  возбуждая  розовую
горошинку. Ронуин, что-то шепча, прижалась к нему. Он  рывком  стащил  с
нее одежду, оставив обнаженной, положил себе на  колени,  накрыл  губами
чувствительный холмик и стал жадно сосать. Ронуин  тихо  стонала,  зная,
что он не остановится, пока она не достигнет пика наслаждения. Руки сами
собой поднялись, чтобы ласкать его.
   Он кусал и посасывал ее груди,  пока  они  не  заныли.  Горячие  губы
обожгли живот, и, когда он  стал  целовать  ее  венерин  холмик,  Ронуин
словно пронзила молния.  Она  дернулась  и  вскрикнула,  едва  его  язык
коснулся затененной расселины у входа в ее тайный сад. Халиф  ласкал  ее
снова и снова, прежде чем толкнул на скамью и приоткрыл нежные створки.
   - Ты словно розовая морская раковина,  в  которой  лежит  совершенная
жемчужина твоей девственности, - прошептал он. - Она только и ждет моего
прикосновения, о лучшая из всех жен!
   Он  снова  коснулся  кончиком  языка  крохотного  бугорка,  и  Ронуин
пронзительно закричала под натиском острейших  ощущений,  когда-либо  ею
испытанных.
   - Рашид! - выдохнула она - и больше ничего. Язык не повиновался ей. С
каждым днем его страсть все росла, а наслаждение, которое он  дарил  ей,
казалось несравненным.
   Он  рассмеялся,  увидев,  как  хмельное  вино  ее  экстаза   окрасило
перламутром розовую раковину.
   - Неужели я так и не сумел научить тебя терпению, жена моя? - пожурил
он и, открыв свою галабию, обнажил  восставшую  плоть  и  мощным  ударом
вошел в жаждущее лоно.
   Ронуин задохнулась от неожиданности, но он только улыбнулся  и  ловко
усадил ее на себя.
   - Обхвати меня ногами. Hyp, - приказал он, направляясь в спальню, где
прижал ее к стене и начал двигаться.
   Глаза Ронуин изумленно расширились.
   - Кое-что новенькое для тебя, не так ли? - поддразнил он,  когда  она
прильнула к нему и крепко обняла.
   - Неплохо, - едва выговорила она, - но я хочу  почувствовать  тяжесть
твоего тела, господин. Прошу тебя.
   Рашид снова засмеялся.
   - Как ты изменилась, бесценная моя, - заметил  он,  но  подчинился  и
упал вместе с ней на ложе.
   - О да! - воскликнула она. - Да! Как хорошо, господин мой! Только  не
прекращай! Не останавливайся! - Крепко обвив его  ногами,  она  стиснула
мышцы своих ножен вокруг разящего копья и лукаво  улыбнулась,  когда  он
застонал. - Тебе приятно, мой Рашид? - прошептала она, впиваясь  ногтями
в его плечи. - Алия клянется, что тебе это нравится.
   Она снова напряглась.
   - О да! - прохрипел он. - О да, любовь моя!
   Белое кипящее  зелье  наполнило  Ронуин  до  краев,  и  она  блаженно
вздохнула. Как прав был Эдвард, когда утверждал, что разделенная страсть
полнее! И насколько сильнее было бы  наслаждение,  если  бы  она  любила
человека, что лежит сейчас на ее груди, тяжело дыша!
   Ронуин рассеянно гладила темную голову, гадая, скоро  ли  она  навеки
покинет Синнебар и вернется к Эдварду. Она  покажет  мужу,  что  все  ее
страхи развеялись и  она  способна  отдаваться  ему  самозабвенно  и  по
собственной воле.  Объяснит,  что  они  оба  в  вечном  долгу  у  халифа
Рашида... Но нет, пожалуй, не стоит об этом слишком распространяться.
   Ей не терпелось узнать, как продвигается подготовка к побегу, но Баба
Гарун молчал. Прошло несколько недель, прежде чем евнух снова позвал  ее
в свои покои. Ронуин поспешила к нему, не зная, хочет он  убить  ее  или
подарить свободу. Но на ее прекрасном лице не было и следа страха.
   - Ты посылал за мной? - спросила она с учтивым поклоном.
   - Пора настала, - объявил он без предисловий.
   Ронуин вопросительно приподняла бровь.
   - Сегодня, - тихо добавил евнух. - Твоим  служанкам  подольют  в  чай
сонного зелья, чтобы лучше спали. Я сам приду за тобой. Кости положат  в
рваную и грязную абу, которая была  на  тебе  в  этот  вечер,  а  вокруг
разбросаем волосы.
   Этого достаточно, чтобы убедить всех в твоей гибели.
   - Но как ты спустишься? - не удержалась Ронуин.
   Евнух загадочно улыбнулся:
   - Тебе отсюда не видно, но  чуть  ниже  твоего  сада  есть  маленькая
дверь. Таких во дворце немало. Они ведут в потайные ходы, через  которые
можно  уйти  в  случае  нападения  врага.  Не   многие   знают   об   их
существовании, даже халиф обо всем забыл, но я помню.  Я  разложу  внизу
кости и лохмотья, прежде чем вывести тебя на волю. Все,  больше  никаких
вопросов. Если Найлек начнет приставать к тебе, скажи, будто мы  решили,
что тебе настало время родить. Халиф желает этого, как и  госпожа  Алия.
Передай позже я сам поговорю с ней.
   - А если халиф пожелает навестить меня сегодня? - спросила Ронуин.
   - Не захочет, - уверенно заявил Баба Гарун.
   - Откуда тебе знать? - удивилась она.
   Главный евнух усмехнулся:
   - Он жаждет отведать прелестей рыжеволосой  девственницы  из  Баскии,
которую я купил на невольничьем рынке как раз ради такого случая.  Халиф
питает особенную слабость к невинным девушкам.  Посвящение  в  искусство
любви займет у него всю ночь. Но ты, разумеется, знаешь  о  глубине  его
сладострастия, Hyp.
   - Верно, - вздохнула Ронуин. И этот человек признавался ей  в  любви!
Первая попавшаяся девственница способна увлечь его!
   - Теперь иди, - приказал Баба Гарун.  -  Я  явлюсь  за  тобой,  когда
настанет час.
   - А мой брат?
   - Вместе со своими  непотребными  спутниками  он  будет  ждать  тебя.
Кажется, их именуют От и Дьюи, если я правильно запомнил.
   - Никакие они не непотребные, - возразила  Ронуин.  -  Это  добрейшие
люди на земле, Баба Гарун. Они меня воспитывали.
   - Примерно это они и объяснили мне на своем омерзительном арабском, -
сухо заметил Баба Гарун. - Они любят тебя едва ли не больше, чем я люблю
свою госпожу. Это более всего убедило  меня,  что  я  правильно  сделал,
решив помочь тебе сбежать из Синнебара.
   Ронуин поймала его большие коричневые руки и поцеловала.
   - Спасибо! Спасибо, Баба Гарун!
   Пораженный ее искренней благодарностью, он поспешно отстранился.
   - Ты знаешь, почему я это сделал, и все же я предал своего господина.
Стыд и угрызения совести будут преследовать меня до  конца  дней.  Рашид
аль-Ахмет страстно любит тебя, и твоя  смерть  опечалит  его.  Не  знаю,
сумею ли возместить халифу столь огромную потерю, но постараюсь.
   - Значит, ты винишь меня за желание покинуть Синнебар?  -  вскинулась
Ронуии.
   - Ты все равно ничего с собой не поделаешь, Hyp, ибо в сердце хранишь
любовь к первому мужу. Никаким чувствам моего хозяина не преодолеть  ее,
поэтому тебя ждет свобода.
   Итак,