милосердная  смерть
через обезглавливание. Тем не менее эта смерть была смертью предателей.
   Обоих провели под стражей по улицам  Лондона,  над  ними  держали  топор,
острие которого было повернуто в их сторону, чтобы  глазеющие  толпы  знали,
какой вынесен приговор. Было начало седьмого, и начал падать снег.
   Роберт Эссекс встретил смерть так  же,  как  он  относился  ко  всему:  с
воодушевлением. Наставляемый преподобным Эдби Эштоном, он очистил свою  душу
и написал полное признание на  четырех  страницах,  обвиняя  своего  отчима,
Кристофера Блан-та, свою сестру, леди Рич, своего секретаря, мистера  Каффа,
и  лордов  Маунтджоя  и   Деверекса   в   качестве   главных   заговорщиков,
подтолкнувших его к безрассудному поступку. Ему ни разу не пришла  в  голову
мысль написать своей убитой горем матери или забытой  жене.  Он  покончил  с
земными заботами и хотел одного: посвятить оставшиеся  часы  спасению  своей
души. Немного  осталось  в  кающемся  молодом  человеке  от  самонадеянного,
честолюбивого графа Эссекса, за исключением того, что он  по-прежнему  думал
только о себе.
   Валентина понимала, каким трудным было это время для Елизаветы. На  столе
королевы лежал смертный приговор Эссексу. Королеве было необходимо подписать
его, но как же трудно ей было сделать это. Капитан Том Ли  был  арестован  у
дверей личной комнаты королевы при  попытке  осуществления  безумного  плана
силой заставить Елизавету помиловать графа. За свою дерзость  он  поплатился
головой. Валентина сомневалась, кончатся ли когда-нибудь заговоры.
   Кузина королевы Леттис Коллиз, леди Блант, сумела заговорить с королевой,
когда та утром после вынесения  приговора  шла  в  личную  часовню.  Леттис,
бывшая  когда-то  bete  noire   королевы, сейчас распростерлась ниц перед кузиной,
умоляя ее сохранить жизни сына и третьего мужа.
   - Оставьте Робина охладить свой пыл в Тауэре, умоляю  вас,  но  сохраните
ему жизнь!
   - Что? - в ответ спросила королева. - Вы с  ума  сошли,  Леттис?  Или  вы
хотите, чтобы эта змея, которую вы породили, получила еще  одну  возможность
уничтожить меня? Разве не он сам признался, что Англия слишком  мала,  чтобы
мы существовали там вместе? Оставьте меня в покое! Сколько раз доставлял мне
неприятности ваш неблагодарный отпрыск!
   - Но как насчет Кристофера, Бесс? Он не может повредить вам.  Он  же  был
просто сторонником, а не зачинщиком. Я никогда не была такой  счастливой,  с
тех пор как стала его женой. Умоляю вас, не отнимайте его  у  меня  тоже!  -
Слезы струились по ее лицу, оставляя грязные следы на щеках.
   Она тоже стареет, думала королева с долей удовлетворения, а потом влепила
Леттис пощечину.
   - Как вы осмеливаетесь выпрашивать жизнь  лорда  Бланта  таким  способом,
волчица? Итак, вы были счастливее с ним, чем с кем-нибудь другим, не так ли?
Как насчет Дадли? Как насчет моего Роберта, которого вы хитростью  увели  от
меня? Не сомневаюсь, что вы научитесь жить с вашим горем и  переживете  его,
Леттис, так же, как и я пережила свое горе. Нет,  я  не  помилую  ни  вашего
предателя-мужа, ни вашего вероломного  отпрыска!  Убирайтесь  с  моих  глаз,
кузина! Я не желаю впредь видеть вас. Я разрешаю вам остаться в  Лондоне  до
приведения приговоров в исполнение. После этого вам запрещается появляться и
в Лондоне, и при дворе. - И королева быстро прошла в часовню мимо  рыдающей,
стоящей на коленях женщины.
   Был  канун  Великого  поста,  но,  вследствие  предпринятого   мятежа   и
предстоящих казней, обычный праздник,  предшествующий  Великому  посту,  был
отменен. В конце дня после представления в честь  масленой  недели  королева
вернулась в личный кабинет, прошла прямо к столу и подписала  приговор.  Она
без слов вручила его Роберту Сесилу. Потом удалилась  в  спальню,  не  желая
видеть никого, кроме леди Бэрроуз.
   - Если бы он попросил, я, может быть, и помиловала бы его,  -  сокрушенно
шепнула она Валентине.
   - Отказавшись просить помилования, - сказала Валентина, - он  оказал  вам
услугу, дорогая мадам. Вы бы не смогли смягчить наказание.  Вы  знаете,  что
это так, и это понимает и граф Эссекс.
   - Я любила его, - грустно призналась королева.
   - А этот последний поступок графа доказывает его любовь  к  вам,  дорогая
мадам. Вы не могли помиловать его, поэтому он помиловал вас, удержавшись  от
такой просьбы.
   - Это все честолюбие, вы же понимаете это, - заметила Елизавета Тюдор.
   - Честолюбие и любовь - это две противоположности,  дорогая  мадам.  Граф
ничего  не  мог  с  собой  поделать.  Его  несло.  Он  позволил   честолюбию
захлестнуть свою любовь, и это было его падением, - ответила Валентина. - Вы
не можете винить себя, потому что вы дали графу все, что могли дать.
   Королева глубоко вздохнула, села в кресло около окна и смотрела на  реку.
В начале вечера она задремала в этом кресле.
   Когда она проснулась,  Валентина  уговорила  ее  поесть  немного  супа  и
поджаренного сыра. Затем королева прошла  в  гостиную  и  долго  за  полночь
играла в карты с дамами. Потом пошла спать.
   Ее кровать была замечательным причудливым сооружением, которое  очаровало
Валентину. Она была украшена резными позолоченными изображениями животных  и
раскрашенными в разные цвета  плюмажами  из  страусовых  перьев  с  золотыми
блестками и завешена королевским пурпурным бархатом.
   Королева проспала три часа. Проснувшись, она оделась  и  в  сопровождении
придворных дам и фрейлин прошла в часовню, чтобы причаститься. Вернувшись  в
апартаменты, она выпила кубок глинтвейна и нарушила пост яйцами,  сваренными
в сливках и марсале. Потом  поиграла  на  спинете,  величественная  женщина,
одетая в белый с золотом атлас, с жемчугами и рубинами на шее, в ушах  и  на
прекрасных, изящных руках, которые извлекали  из  спинета  такие  утонченные
звуки. Когда она играла, ее ярко-рыжий парик, красиво украшенный жемчужинами
и золотом, весело подрагивал. Незнакомец мог  бы  посчитать  ее  холодной  и
равнодушной, но те, кто любил и понимал ее, знали, что это не так.
   Сэр Роберт Сесил предложил приглушить пушку  Тауэра,  чтобы  королева  не
услышала ее, так и было сделано. Утром, в начале десятого, ей было сообщено,
что граф Эссекс заплатил за  свою  измену.  Елизавета  перестала  играть  на
спинете, чтобы выслушать  сообщение.  В  комнате  воцарилась  неестественная
тишина, а потом королева заиграла снова,  как  будто  ничего  необычного  не
произошло... Ее скорбь была велика, но она была королевой Англии и не  могла
допустить, чтобы люди видели эту скорбь. Печаль  будет  невыносимой,  но  ей
предстоит пережить ее одной.
   Когда эта история дошла  через  несколько  дней  до  Парижа,  французский
король Генрих IV страстно воскликнул:
   - Она единственный настоящий монарх! Она  единственная,  кто  знает,  как
нужно править!
   Вся Европа уважала Елизавету Тюдор за мужество, проявленное в этом деле.
   Никто из фрейлин не удивился, когда и  лорд  Бурк,  и  граф  Кемп  пришли
навестить Валентину после завершения этих событий. Она не  хотела  принимать
их, но фрейлины громко запротестовали.
   - Эта зима была такой мрачной, - пожаловалась обычно  довольная  Маргарет
Дадли, - а сейчас наступил Великий пост и нельзя посещать представления  или
ходить  в  Беар-Гарден.  Пожалуйста,  леди  Бэрроуз!  Пожалуйста,  позвольте
джентльменам остаться и по крайней мере поиграть в карты.
   - Очень хорошо, но ведите себя потише. Никакого шума и крика, потому  что
королева хотя и отрицает это, глубоко скорбит о графе Эссексе.
   - Если я не могу  встретиться  с  вами  наедине,  божественная,  тогда  я
согласен делить вас с такой приятной и очаровательной  компанией,  -  сказал
Том Эшберн.
   Фрейлины захихикали, и Гонория де Бун сказала весьма кокетливо:
   - Жаль, что мы не можем танцевать  в  комнате  фрейлин  по  вечерам,  как
делали раньше.
   - Танцев не будет, Гонория, - твердо сказала Валентина.
   - Не правда ли, она очень строга, миледи? - заметил граф.
   - О нет, милорд! - серьезно возразила Бесс Стенли. - Леди  Бэрроуз  самая
добрая дама. Мы никогда не были так довольны, с тех пор как появилась она.
   - Ах, - вздохнул граф, - вам всем повезло, потому что ко мне леди Бэрроуз
совсем не добра.
   - Том, ведите себя прилично, - Валентина рассмеялась неожиданно для самой
себя.
   - Я не могу сказать, как мне радостно слышать, что Вал не  поощряет  ваши
жалкие попытки соблазнить ее, - сказал лорд Бурк.
   - Я не поощряю его, но и не расхолаживаю, как  я  делаю  это  и  с  вами,
милорд, - едко ответила Валентина.
   - Есть ли что-нибудь более острое, чем женский язык?  -  осведомился  Том
Эшберн.
   - Ничего нет, честное слово! - согласился лорд  Бурк,  и  фрейлины  снова
захихикали.
   - Мы будем играть в карты, джентльмены, или нет?
   - Ты так волнуешься, оттого что боишься опять проиграть мне? - поддел  ее
Патрик. - Не можешь дождаться, когда начнется игра?
   - Ха, сэр! Насколько я помню, когда мы в прошлый раз играли в  карты,  вы
проиграли мне,  -  возразила  Валентина,  -  А  ты  никогда  не  давала  мне
возможности отыграться, насколько я помню, - сказал он.
   - На карту была поставлена моя честь, потому что вы обвинили меня в  том,
что я плохо играю, еще до того, как мы  начали  играть,  -  снова  возразила
Валентина.
   - Твоей чести ничего не  грозит,  когда  дело  касается  меня,  мадам,  -
ответил он, и она покраснела, удивив и заинтересовав этим фрейлин.
   - Зато я, - вступил в разговор граф, - ужасный  игрок.  Мне  будут  нужны
советы леди Бэрроуз. Прошу вас, Валентина, сядьте рядом со  мной,  чтобы  вы
могли научить меня, что я должен делать.
   Валентина снова почувствовала, как краснеют ее щеки, потому что  для  нее
слова графа имели совершенно иной смысл, чем для фрейлин.
   - Пусть госпожа Стенли поможет вам, милорд. Она отлично играет, -  решила
Валентина. Она не попадется в хитрую ловушку Тома Эшберна.
   Он улыбнулся и, послав  ей  воздушный  поцелуй,  признал  свое  временное
поражение.

***

   Прошла зима, и пришедшая на смену ей весна была наполнена более радужными
надеждами, чем весны предыдущих лет. Королева приказала на  некоторое  время
переехать в Гринвич, и двор переехал туда со всеми своими пожитками. Гринвич
всегда был  любимым  местом  Елизаветы,  но  в  этом  году,  оглядываясь  по
сторонам, королева замечала только отсутствие тех лиц, которых  она  любила.
Ее печаль по Эссексу была глубокой и неослабной.
   - Принесите мне ручное зеркало! - приказала королева однажды  днем  своим
женщинам, и наступила минута  ошеломляющей  тишины.  В  течение  многих  лет
королева не рассматривала себя в зеркале, называя любование собой "спесью".
   Леди Бэрроуз нашла тяжелое серебряное зеркало и  передала  его  маленькой
Бесс Стенли, самой младшей из фрейлин. Та застенчиво  пересекла  комнату  и,
сделав реверанс, вручила его королеве. Пока Елизавета впервые за  много  лет
пристально смотрела на свое отражение, в комнате была тишина.  Она  спокойно
возвратила зеркало девушке.
   Глубоко вздохнув, она сказала:
   - Как часто меня  обижали  льстецы,  которые  пользовались  моим  большим
уважением и которые  находили  удовольствие,  говоря  совсем  не  те  слова,
которые соответствовали моей внешности.
   Эссекс, Кристофер Блант, Чарльз Деверекс, сэр Гилли Меррик и  Генри  Кафф
заплатили своими жизнями за участие в мятеже. Сейчас,  в  конце  весны  1601
года, Елизавета положила конец кровопролитию.  Граф  Саутгемптон  остался  в
Тауэре под угрозой казни, но было ясно; что королева хотя и не простит  его,
смертный приговор ему не подпишет. Все другие молодые дворяне, вовлеченные в
потерпевший неудачу мятеж, были серьезно оштрафованы, оказавшись в долгах до
конца своей жизни. Однако к отверженной вдове Эссекса королева  отнеслась  с
участием, помогая ей деньгами до тех пор, пока та снова не вышла замуж.

***

   Королева переехала в Ричмонд.
   - Мы отпразднуем наступление весны в лесу в Луишем, -  объявила  она  без
воодушевления.
   - Впервые я праздную первый день мая не дома, -  сказала  Валентина  Тому
Эшберну. - В нашей семье существует  традиция.  Мы  всегда  едем  верхом  на
вершину самого высокого холма около Перрок-Роняла, чтобы увидеть восход. Мне
будет недоставать этого.
   - Поедемте со мной, - сказал Том. - Я отвезу вас  туда,  где  вы  сможете
увидеть восход майским утром.
   - Где ваш дом? - спросила Валентина, неожиданно поняв, что она ничего  не
знает об этом красивом человеке, кроме того, что он так  настойчив  в  своих
попытках увлечь ее.
   - Мой дом в  Варвикшире,  к  юго-западу  от  реки  Эйвон,  на  границе  с
Вустерширом. Поместье маленькое, но богатое. Моя семья живет там  со  времен
Генриха II. Дом называется Свэн-Корт, потому что перед домом озеро,  которое
всегда было местом обитания большой стаи лебедей, и  белых,  и  черных.  Это
счастливый дом, Валентина, и вы будете его замечательным украшением.
   Она проигнорировала его преувеличенный комплимент и спросила;
   - У вас есть братья и сестры, милорд?
   Он улыбнулся, понимая ее лучше, чем  она  считала.  Она  была  совершенно
серьезна, когда сказала ему, что ее нельзя торопить со вторым браком,  и  он
уважал ее  честность.  Слишком  многие  женщины  жеманничали,  говоря  одно,
подразумевая другое.
   - У меня есть младший брат Роберт, священник, и три младшие  сестры,  все
замужем. Мой отец умер, когда я был в Кадисе  с  Эссексом.  Моя  мать  жива.
Первого апреля  мне  исполнилось  тридцать  три  года,  и  все  мои  зубы  и
движущиеся части тела в порядке, мадам. Но о вас я  ничего  не  знаю,  кроме
того, что вы необыкновенно красивы. Она рассмеялась.
   - Мне исполнился двадцать один год двадцать первого марта. Вам  известно,
что я вдова. Мой муж не оставил наследников, кроме меня. У меня три брата  и
три сестры, все моложе меня. Я родилась и воспитывалась в Вустершире. Боюсь,
милорд, что я вовсе не интересная женщина.
   Они гуляли по саду в Ричмонде, и он увлек ее с главной аллеи  в  беседку,
увитую зеленью.
   -  Я  нахожу  вас   необыкновенно   интересной,   мадам,   по-настоящему"
очаровательной. Вы рассказываете мне о себе,  тем  не  менее  вы  ничего  не
сказали. - Он заключил ее в объятия и смотрел на нее. - Разве ваше сердце не
бьется сильнее, когда вы со мной? Мое колотится, когда я стою рядом с  вами,
Валентина. Если бы вы знали,  как  мне  хочется  любить  вас,  божественная!
Целовать ваш сладкий рот, такой соблазнительный! - Он легко коснулся ее  рта
своими губами.
   Валентина почувствовала, как забилось ее сердце от прикосновения его губ.
Ей было  откровенно  любопытно  узнать,  что  она  будет  чувствовать,  если
позволит ему пойти дальше, но она знала, что не готова в этот раз  к  такого
рода играм. Она даже не была уверена, знает ли она, как  играть  в  них.  Ей
хотелось, чтобы он целовал ее, возможно, даже трогал ее, так, как  он  делал
это раньше, но она не была уверена, следует ли заходить дальше.
   Лучше прикрыться трауром до тех пор, пока она не поймет, что  делать.  Но
кто мог подсказать ей?
   - Милорд, хватит, - холодно сказала она. - Пока я в трауре,  не  пристало
так вести себя по отношению ко мне.
   - Вы очень любили его, божественная? - спросил он.
   - Любила ли я его или нет, совершенно не имеет  отношения  к  делу.  Том.
Эдвард Бэрроуз был моим мужем.  Он  заслуживает  уважения,  и  я  отдам  ему
должное в полной мере.
   - Что вы за женщина, - восхищенно сказал он. - Я понимаю и  действительно
стараюсь вести себя как подобает, когда я рядом с вами, божественная, но это
трудновато.
   - Думаю, что вы пытаетесь льстить мне. Том Эшберн, но помоги мне  Бог,  в
вас столько обаяния, что я не могу противиться ему.
   - Значит, вы поедете на праздник весны со мной? - настаивал он.
   - Я отправлюсь на праздник весны с королевой, а вы, конечно, вольны к нам
присоединиться.
   - Вы упрямая женщина, - проворчал он. Валентина засмеялась.
   - А вы, сэр, я полагаю, слишком привыкли, чтобы все было  по-вашему.  Но,
честное слово, делать по-вашему я не буду.
   - Сегодня, пожалуй, - поддразнил он, - но впереди у  нас  много  времени,
божественная, и я намерен использовать его наилучшим образом!

Глава 5

   Королева  и  ее  дамы  отпраздновали  праздник  весны  майским   днем   в
прохладном, зеленом лесу в Луишеме, около Ричмондского дворца. Они  нарезали
веток цветущего боярышника и лесного ореха, собирали на полянках маргаритки,
маки и ладанник, а на опушке леса - длинные стебли  наперстянки,  к  которой
добавляли листья папоротника. Весна  была  ранней  и  очень  теплой.  Солнце
бликами испещрило землю, пробиваясь сквозь молодую листву  буков.  День  был
восхитительным, с едва ощутимым ветерком.
   Они  поели  на  полянке,  окруженной  соснами,  по  соседству  с  быстрым
ручейком. После легкого завтрака, состоявшего из мясных пирогов, крутых яиц,
сладких пирожных и ранней клубники, леди и джентльмены отдыхали на траве или
прогуливались неподалеку. С разрешения королевы  фрейлинам  позволили  снять
туфли  и  чулки  и  перейти  вброд   ледяной   ручеек.   Несколько   молодых
джентльменов, включая двух братьев  Валентины,  Колина  и  Пейтона,  которые
недавно  прибыли  ко  двору,  присоединились  к  юным  фрейлинам.  Слышались
повизгивания  и  хихиканья,   но   королева,   которую   обычно   раздражало
неподобающее поведение, казалось, не возражала против этого.
   - Годы приходят и уходят, - сказала она, - мне кажется,  слишком  быстро.
Когда-то не было человека при дворе,  которого  я  бы  не  знала  по  имени,
Валентина. О, как много кавалеров были готовы любить меня! А сейчас... - она
пожала плечами... - я люблю немногих, и еще  меньше  осталось  тех.  которые
по-прежнему любят меня.
   - Я люблю вас, дорогая мадам, - призналась Валентина,  не  скрывая  своих
чувств.
   Елизавета Тюдор пристально посмотрела на молодую женщину, и на  ее  глаза
навернулись слезы.
   - Господи, моя дорогая Валентина, я верю, что это так, и  рада  этому!  -
Королева понизила голос:
   - Я уже старуха, девочка моя, хотя никогда в этом не признавалась.  И  не
собираюсь делать это снова, но знаю, что вы меня не выдадите.
   Ее  глаза  озорно  блеснули  необычным  огоньком.   Валентина   порывисто
поцеловала королеву в щеку.
   - Возраст, дорогая мадам, - это всего лишь уходящие годы, а годы не могут
изменить то, что есть в сердце и в душе.
   - Увы, но они могут изменить лицо. - Королева усмехнулась.  -  Однако  не
надо опять думать об этом. Теперь, моя преданная старшая фрейлина, мне нужен
ваш совет.  Родители  Элеоноры  Клиффорд  написали  мне,  что  они  ждут  ее
возвращения домой как  можно  скорее,  чтобы  подготовить  ее  к  свадьбе  в
августе. Я сталкиваюсь с утомительной задачей выбора еще одной глупышки. Что
вы посоветуете мне?
   - Я бы выбрала девушку помоложе, мадам, - сказала Валентина.
   - Почему? - спросила Елизавета.
   - Молоденькую девушку легче сдерживать. Вероятно, что это будет ее первый
выезд из дома, и она будет трепетать в благоговении  перед  двором  и  вашим
величеством. У  молоденькой  меньше  шансов  стать  добычей  этих  горластых
молодых лордов,  которые  почитают  своей  обязанностью  соблазнять  фрейлин
вашего величества, чтобы доказать, что они взрослые мужчины.
   - Гм, - задумалась королева. - Вы практичная молодая женщина,  Валентина,
и я надеюсь, что вы правы. Остается вопрос: кого мне выбрать? Нет  никого  с
маленькими дочерьми, кому бы я считала нужным оказать сейчас такую честь.  -
Она задумалась на минуту, потом спросила:
   - У вас нет младшей сестры, Валентина?
   - Есть,  дорогая  мадам.  Ее  зовут  Маргарет.  Мы  зовем  ее  Мегги.  Ей
исполнилось тринадцать прошлой зимой. Две другие мои сестры  замужем  и  уже
служили вашему величеству. У меня  есть  несколько  молодых  кузин,  которые
могут подойти так же хо