ад большим  чувственным  ртом  он  носил
красиво подстриженные и завитые усы. Бороды у Чикала-заде-паши  не  было.  В
самом деле, было бы преступлением скрывать  прекрасные,  высокие  скулы  под
бородой.
   Его взгляд был прикован к женщине на  кровати.  Она  заворочалась,  и  он
огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что все готово.  На  низком  столике
справа от кровати стоял хрустальный  кувшин  с  бледно-золотистым  вином,  в
которое было подмешано большое количество возбуждающего, и  два  хрустальных
кубка. Хотя ислам запрещал вино, султан  пил  его.  Значит,  говорил  муфтий
<Муфтии - высшее  духовное  лицо  у  мусульман  облаченное  правом  выносить
решения  по   религиозно-юридическим   вопросам.>,   это   было   допустимо.
Чикала-заде-паша, как правило, не злоупотреблял  спиртным,  но  иногда  вино
было полезно.
   Он опустился на кровать рядом с ней, поглаживая ее благоухающее тело. Она
тихонько пробормотала что-то и потянулась. Не удержавшись, визирь наклонился
над Валентиной и прижался Губами к ее рту. С глубоким вздохом она обвила его
руками и ответила на поцелуй. Он слегка раздвинул ее губы, и ее язычок нашел
и дразнил его язык. Она была настолько нежна, что,  оторвавшись  от  нее  на
секунду, он застонал.
   Она напряглась, и ее фиалкового цвета глаза распахнулись.
   - Вы! Неужели нужно так отвратительно вторгаться в мои сны, как и  в  мою
жизнь? - Голос ее был резким и злым.
   - Это был не сон, которому ты  предавалась,  Накш  То  был  я,  и  должен
признаться, что мне ты больше нравишься покорной, - насмешливо бросил  он  в
ответ - Где  остальные?  -  спросила  она,  потом  сама  же  ответила.  -  Я
вспомнила. Они вернулись во дворец.
   - Куда ты отправишься со мной завтра, - сказал он.
   - Почему я не уехала сегодня с Гюльфем, Сах  и  Хазаде?  -  спросила  она
резко. - Мне ненавистно это место!
   - Ты не уехала с остальными, потому что я не  намерен  впускать  в  гарем
дикую кошку, чтобы сеять разногласия и разлад  среди  моих  женщин.  Сегодня
вечером я приручу тебя, Накш. К следующему утру ты будешь мурлыкающей, а  не
дикой кошкой. - Он пристально следил, какое впечатление  произведут  на  нее
его слова.
   Валентина презрительно сказала:
   - Все лето, господин визирь, вы провели в попытках совершить этот подвиг,
но потерпели неудачу. Меня баловали, делали  массаж,  кормили  экзотическими
кушаньями и винами, ласкали и мучили без остановки.  Все  это  не  заставило
меня уступить. Что еще вы можете сделать?
   - Я могу взять тебя силой, - спокойно сказал он.
   - Что? - Она была поражена его спокойным ответом. Он улыбнулся, довольный
тем, что застал ее врасплох.
   - Временами, - сказал он довольно, - твоя наивность удивляет меня,  Накш.
Верно, что я провел лето в попытках уговорить тебя отдаться мне,  и  так  же
верно, что ты упрямо отвергала меня. Но  неужели  ты  действительно  думала,
что, если я потерплю неудачу, обхаживая тебя лестью,  я  сдамся?  Нет.  Есть
женщины, которым насилие нравится больше нежного обхождения.  Ты,  вероятно,
одна из таких женщин. Мы сейчас выясним это, моя  прекрасная.  Твои  сладкие
поцелуи всего минуту назад возбудили меня.
   Ее взгляд сместился на соответствующее место на его теле, он не врал. Его
огромный  член  поднялся,  его   возбуждение   было   очевидным.   Валентина
перевернулась на живот, и встала на локти и колени,  собираясь  спрыгнуть  с
кровати. Но визирь был начеку. Одной рукой  он  схватил  ее  сзади  за  шею,
прижав ее голову и плечи к кровати, лицом вниз. Он силой держал  ее  тело  в
таком положении, когда ее спина выгибалась дугой, а ее бедра и ягодицы  были
подняты вверх.
   - Ну, моя изысканная красавица, эта поза полной женской покорности, и мне
приятно, что ты смогла так  легко  принять  ее,  -  промурлыкал  визирь.  Он
по-хозяйски ласкал ее ягодицы.
   - Пустите меня, животное! - завизжала Валентина, когда он слегка отпустил
ее шею. - Вы отвратительнее всех, кого я только знала, и я презираю  вас!  Я
не могу поверить, что человек, обладающий такой легендарной  отвагой,  силой
возьмет беззащитную и сопротивляющуюся женщину!  Вы  не  настоящий  мужчина,
если поступаете так!
   Чикала-заде-паша  довольно   рассмеялся.   Ее   гнев   был   поразительно
возбуждающим. Он едва мог дождаться, когда сможет войти в нее,  и  свободной
рукой аккуратно направил в нее свой огромный член. Другой заманчивый вход  в
ее тело, так соблазнительно мелькающий перед его глазами, он решил  оставить
на другой раз. Сегодня он просто будет скакать на ней, пока она не  попросит
пощады. Быстро отпустив ее шею, он обеими руками схватил ее за бедра  и,  не
медля ни секунды, вошел в нее.
   Валентина яростно взвизгнула от такого оскорбления  и  отчаянно  пыталась
сбросить его. Более нежное обращение за эти последние месяцы заставило ее  и
вправду поверить, что он не изнасилует ее, и кричала она  сейчас  больше  от
негодования и удивления, чем от страха.
   Его пальцы впились в нежную плоть  ее  бедер,  оставляя  на  них  синяки,
потому что он крепко вцепился в нее, насаживая ее тело  на  свое  гигантское
копье.
   - Аллах! О Аллах! - стонал он про себя.  Входить  в  нее  было  столь  же
трудно, как в девственницу,  и  он  почти  потерял  над  собой  контроль  от
возбуждения. Инсили была такой же. Теплой, влажной, тугой и возбуждающей.  У
него вырвалось что-то похожее на стон и рыдание. Он начал медленно ходить  в
ней, вытаскивая свой член почти до конца, потом загоняя  его  обратно  в  ее
мягкую глубину.
   До ее сознания еще полностью не дошла реальность происходящего. Валентина
чувствовала, как огромный мужской орган растягивает ее. Он глубоко входил  в
нее, умело рыскал в ее глубинах, до тех пор пока она больше была не в  силах
контролировать свое тело, и оно ответило на его призыв, ее  бедра  дернулись
вверх, навстречу его мощным толчкам.
   -  Давай,  моя  красавица,  -  простонал  он  сквозь  стиснутые  зубы.  -
Насаживайся на мой член! Давай! Давай! - Его  пальцы  больно  впились  в  ее
тело, когда он погрузился в ее податливую мягкость.
   На кратчайшую секунду разум  ее  прояснился.  Она  подумала  о  том,  как
несправедливо, что ее тело должно  доставлять  удовольствие  этому  мужчине,
когда она сама не хочет давать ему это удовольствие. Потом он  ослабил  свой
железный захват на ее бедрах, и, наклонившись вперед над ее спиной,  схватил
ее за груди. Он крепко сжимал их в ладонях,  заставляя  ее  быстрее  двигать
бедрами.
   - Вот так, моя красавица, - горячо щепал он ей на ухо. - Я месяцами  ждал
этого, и оказалось, что тебя стоило ждать! - Он снова вцепился в ее бедра  и
ускорил движение, осторожно определяя ее желание. - Скажи мне, что ты хочешь
меня, моя обожаемая Накш! Скажи мне, что ты хочешь меня! - Для него не имело
значения, что своей победе он  был  обязан  только  возбуждающим  средствам,
которыми ее кормили ежедневно. Имело значение только  то,  что  наконец  она
отдалась ему!
   -  Не-е-е-т!  -  всхлипнула  она,  исступленно  пытаясь   доказать,   что
по-прежнему  может  сопротивляться  ему,  однако  внутри  ее  все  молило  о
блаженном избавлении.
   - Скажи: "Бери меня, господин Чика!" Скажи это! - требовал он.
   - Никогда! - задыхалась она.
   - Скажи: "Бери меня, господин Чика", или я выйду из тебя, Накш!  -  И  он
начал немедленно осуществлять свою угрозу.
   - Нет! Пожалуйста, не надо! - умоляла она, стыдясь своих слов, но она уже
была за той гранью, где сдерживаться было невозможно.
   - Скажи мне эти слова, Накш, - пробормотал он более ласково. - Скажи мне,
и я подарю тебе рай. Ты же знаешь, я могу сделать это.
   Валентина сейчас открыто плакала,  оттого  что  ей  отчаянно  нужно  было
завершение.
   - Б... - рыдала она. - Бери меня,  господин  Чика!  О  Боже!  Бери  меня!
Прошу!
   Он грубо стал снова и снова безжалостно швырять себя на нее, почувствовав
немедленный отклик, когда ее глубина  задрожала  в  спазме  удовольствия,  а
любовные соки затопили его член.
   Она все еще продолжала задыхаться от потрясения, когда, не выходя из нее,
он поднял ее и положил на спину. Удерживая ее  руки  по  обеим  сторонам  ее
головы, он приказал ей:
   - Открой глаза, Накш, - и не отрывал от  нее  своего  холодного  взгляда,
когда она подчинилась его приказу.  Ее  фиалковые  глаза  напоминали  омытые
дождем  драгоценные  камни.  Они   так   затуманились   страстью,   что   он
почувствовал, как глубокая волна возбуждения сотрясает его. Его  собственная
развязка еще не наступила, и его член был тверд как камень и пульсировал.
   - Скажи мне еще раз, моя райская дева! Скажи мне, что ты хочешь меня!
   - Прошу! - прошептала она, и он закрыл ее  рот  поцелуем,  просунув  свой
язык между ее зубами и забавляясь с ее языком.
   Когда  он  поднял  голову,  требование,  теперь  молчаливое,  по-прежнему
светилось в его глазах. Оно было таким  же  твердым  и  неумолимым,  как  та
огромная часть его тела, пульсирующая в ней. Валентина поняла, что эта битва
быстро и просто не кончится, но она может оказаться легче для нее, если  она
станет сговорчивее.
   Какое значение, в самом  деле,  имели  слова,  если  за  ними  не  стояли
настоящие чувства? Она должна учесть, что завтра он отвезет ее во  дворец  в
городе. Оказавшись там, она сможет убежать в дом Кира, где ее наверняка ждет
Патрик.
   "Патрик! Патрик!" - позвала она его про себя, так же как звала его  почти
каждый час плена. В Стамбуле, напомнила она себе, освобождение  может  стать
возможным. На этом острове - нет.
   - Накш! - Его голос ворвался в ее  мысли.  Валентина  сосредоточила  свои
аметистовые глаза на Чикала-заде-паше.
   - Бери меня, мой господин Чика! - свирепо закричала она. - О, бери  меня!
- С победоносным криком он снова набросился на ее сладость.
   Эта ночь была длинной, самой длинной в ее жизни.
   Больше всего она  боялась  забеременеть,  потому  что  она,  конечно,  не
принимала свое снадобье.
   Она  никогда  бы  не  поверила,  что   мужчина   может   обладать   такой
неослабевающей потенцией. В  течение  этой  ночи  он  брал  ее  бесчисленное
количество раз на кровати,  дважды  в  бассейне,  где  валил  ее  спиной  на
изразцы, а потом, подняв, насаживал ее на свой огромный кол.
   Он силой заставил ее встать на колени и ртом возбуждать его  член.  Потом
он возбуждал ее языком до тех пор, пока она не закричала от восторга.  После
каждой схватки он наполнял кубки бледно-золотистым вином, и они осушали  их.
Она догадалась, что в вино были подмешаны возбуждающие средства, потому  что
его вожделение было неистощимым и необузданным. Когда визирь, насытившись  и
насладившись  своей  победой,  наконец   уснул,   Валентина   заплакала   от
облегчения.

***

   Шакир и Холим  разбудили  их  поздно  утром.  Шакир  зажарил  только  что
пойманную рыбу, подал плоские теплые лепешки, зеленый  инжир  и  йогурт.  На
столе стояла чаша с  круглыми  апельсинами,  темно-фиолетовым  виноградом  и
сладкими, золотисто-коричневыми грушами. Евнух разлил по  кубкам  оставшееся
вино, потом он и Холим осторожно удалились.
   Валентина не могла смотреть в глаза Чикала-заде-паше, но ликующий  визирь
был милостив к завоеванной женщине.
   - Меня удивляет, Накш, как  такая  страстная  женщина  может  быть  такой
врожденно-застенчивой, - дразнил он ее. - На моей спине остались царапины от
твоих острых  ногтей,  так  можно  навсегда  остаться  со  шрамами,  как  со
свидетельством твоего сладкого жаркого желания.
   - Желание, господин, вырвали у меня насильно, и это было  только  желание
тела. Вам никогда не удастся овладеть моим сердцем, - спокойно сказала она.
   Протянув руки через низкий стол, за которым они сидели, он взял ее лицо в
ладони и сказал низким, хриплым голосом:
   - Я в конце концов завоюю тебя всю, целиком, Накш. Твое сердце, твой  ум,
саму твою душу. В конце ты ни в чем не сможешь отказать мне, моя  красавица.
На самом деле будешь рада дать мне все, что я пожелаю.  -  Его  серо-голубые
глаза сжигали ее, потом он отпустил ее.
   Ее лицо горело от стыда. Она собрала всю силу воли, чтобы не ударить его.
Он был необыкновенно самоуверен, она никогда  не  видела  таких  людей.  Ей,
которую всегда ценили за ее спокойное, логичное поведение, хотелось  сделать
что-то  яростное,  отчаянное,  драться  с  этим  человеком.  Но  она   мудро
сдержалась. Она еще не выбралась с этого проклятого острова и не сбежала  из
его золотой клетки.
   После завтрака они снова мылись, на этот  раз  им  прислуживали  Шакир  и
Холим.  Потом  Валентину  нарядили  в  шелковые  темно-фиолетовые  шальвары,
усыпанные крошечными золотыми звездочками, вытканными на материи. Манжеты на
щиколотках были золотыми с обрамлением из пурпурных кварцев. Ее рубашка была
из прозрачной ткани густого розового цвета, на коротком жилете  без  рукавов
были фиолетовые,  розовые  и  золотые  полоски,  окаймлен  он  был  теми  же
пурпурными кварцами, что и манжеты на щиколотках.
   Шакир опустился на колени, чтобы надеть ей на ноги туфли и повязать ей на
бедрах кушак из шитой золотом материи. Евнух усадил ее  так,  чтобы  он  мог
причесать ее волосы. Он расчесывал ее длинные каштановые волосы до тех  пор,
пока они не заблестели рыжими и золотыми искрами. Потом быстро  и  умело  он
заплел волосы в одну косу, вплетя в нее золотистого цвета  ленту,  усыпанную
жемчужинами.
   Покончив с этим, он открыл небольшую шкатулку из черного дерева  и  начал
украшать ее драгоценностями. Огромные розовые алмазы он продел в уши.  Через
голову он надел ей нитку кремового жемчуга,  на  руки  -  золотые  браслеты,
некоторые  из  них  были  гладкие,  некоторые  усыпаны  жемчугом,  некоторые
драгоценными камнями. На два пальца левой руки он надел ей два кольца,  одно
с аметистом, другое с бриллиантом. На  правую  руку  было  надето  кольцо  с
огромной жемчужиной, оправленной в золото и окруженной бриллиантами.
   - Теперь все это принадлежит тебе, Накш, - тихо сказал Шакир.  -  Подарок
от господина. Ты войдешь в его гарем как королева. Если ты будешь  и  впредь
доставлять ему удовольствие, ты останешься королевой.
   Валентина презрительно посмотрела на евнуха, отчего он почувствовал  себя
очень неловко, но не сказала ни слова.
   Визирь теперь тоже был полностью одет. Она была вынуждена  признать,  что
он очень красивый мужчина. Его панталоны были сшиты из белого шелка, манжеты
на щиколотках были обшиты золотыми и  серебряными  полосками.  На  нем  была
рубашка из белого шелка. Вокруг талии был  плотно  обмотан  кушак  из  шитой
золотом материи, обильно украшенный драгоценными камнями. Его длинный  халат
без рукавов был тоже сделан из шитой золотом материи  с  черными  бархатными
тюльпанами и оторочен черным соболем. На его ногах были башмаки черной кожи.
Элегантно закругленный тюрбан  из  шитой  золотом  материи  с  двумя  белыми
плюмажами, вставленными в украшенный  драгоценными  камнями  агрет,  являлся
последним предметом туалета визиря.
   Проверив, хорошо ли сидит тюрбан, он протянул руку Валентине.
   - Пошли, Накш! Пришла пора нам ехать домой, - сказал он. Она  подала  ему
руку и почувствовала,  как  сильные  пальцы  сомкнулись  на  ней.  Не  нужно
восстанавливать против себя этого человека. Его нужно заставить  поверить  в
то, что она смирилась, хотя и неохотно, со своим местом в жизни. Его  эгоизм
был настолько велик, что не понадобится много  времени,  чтобы  внушить  ему
чувство ложной уверенности, тем самым открывая возможность для  побега.  Она
проклинала  свою  глупость  и  упрямство.  Почему  же  она  до  сих  пор  не
сообразила, что ее единственным выходом было притвориться покорной? Какой же
дурой она была! Когда она снова вернется в Стамбул, будет так легко сбежать.
С острова же бежать было невозможно.
   Они вместе вышли из Звездного дома и по ступенькам, вырубленным в скалах,
спустились к пристани, где их ждал каик визиря. При первом взгляде  на  каик
ее глаза широко раскрылись, потому что она оценила красоту  лодки.  Она  вся
была покрыта листовым золотом, ее борта  были  расписаны  красными  лаковыми
узорами.  Весла  были  разрисованы  перемежающимися  голубым  и   серебряным
цветами.  Шелковый  тент  был  в  полосах  красного,  золотого,   синего   и
серебряного цветов и был подвешен к четырем позолоченным столбам, украшенным
резьбой в виде цветов  и  листьев.  Палуба  была  сделана  из  полированного
розового дерева; занавеска, отделявшая места  для  сидения,  была  из  алого
шелка, прошитого золотой нитью; двойной диван под тентом был  обтянут  шитой
серебром материей, и на нем громоздилась куча многоцветных шелковых подушек.
На веслах сидели восемь рабов, по четыре с  каждой  стороны.  Все  они  были
идеально подобраны. Они были угольно-черные, рост каждого  был  равен  точно
шести футам. На шеях рабов висели широкие, как у собак, серебряные ошейники,
усыпанные аквамаринами. Те из рабов,  которые  гребли  серебряными  веслами,
были одеты в голубые панталоны, подпоясанные серебряными  кушаками,  те  же,
которые гребли голубыми веслами, были одеты в панталоны серебряного цвета  и
подпоясаны голубыми кушаками. Все они были  босы,  но  на  правой  щиколотке
носили гравированный браслет.
   - Что означают надписи на их ножных браслетах, господин? -  спросила  его
Валентина из-под своей тонкой фиолетовой чадры.
   - На  нем  написано  имя  раба  и  то,  что  он  является  собственностью
Чикала-заде-паши, великого визиря султана.
   - Но почему же это написано  на  ножных  браслетах?  Они  сами  могли  бы
сказать, кто они, - возразила она.
   - Нет, моя несравненная Накш, они бы не смогли. Видишь ли, у моих гребцов
нет языков, им вырвали языки, чтобы они не могли  разгласить  услышанное  на
этой лодке, - объяснил он.
   - Это ужасно! - воскликнула она.
   - Возможно, но это и практично, потому что,  если  что-то,  сказанное  на
этом  каике,  будет  повторено  где-то,  гораздо  проще  найти  и   наказать
виновного, зная, что мои восемь гребцов совершенно  невинны.  Моя  маленькая
прогулочная лодка вмещает всего дюжину человек, включая гребцов. Если пойдут
слухи, я буду знать, что ни я, ни  восемь  моих  гребцов  не  виновны  в  их
распространении. Тогда поиск виновных ограничится только тремя людьми.
   Заговорил Шакир:
   - Холим и я закроем дом, мой господин, и вернемся потом во дворец.
   - Ты договорился о лодке?
   - Да, мой господин.
   - Очень хорошо,  -  сказал  визирь  и  махнул  рукой  гребцам,  чтобы  те
отчаливали.
   Когда каик легко  заскользил  по  воде,  Валентина  оценила  свое  мудрое
решение не  пытаться  убежать  с  острова  вплавь.  Она  беспокойно  изучала
корабли, стоящие на якоре в заливе Золотой Рог, и почувствовала, что  у  нее
закружилась голова от облегчения,  когда  увидела  флаги,  развевающиеся  на
верхушках мачт ее личного маленького каравана. Они не бросили  ее!  Она  все
время чувствовала, что они не бросят ее.
   - Сейчас ты  разрумянилась  так,  как  никогда  раньше,  -  наблюдательно
отметил Чикала-заде-паша.
   - Это от возбуждения в связи с отъездом с острова, - быстро сказала  она.
- Это красивое место, господин, но  когда  пробудешь  там  некоторое  время,
становится скучно.
   - Мой гарем может показаться тебе еще более скучным, Накш.
   - Когда целый город будет лежать за воротами гарема, господин?
   - Тебе не разрешат выходить  за  ворота,  моя  прекрасная,  -  последовал
обескураживающий ответ.
   - Никогда? - воскликнула она. Как она сможет бежать, если ее не пустят  в
город? Он по-хозяйски обнял ее и притянул к себе. Другая его рука скользнула
ей под рубашку и стала ласкать груди.
   - Возможно, когда-нибудь, когда я буду уверен в твоей преданности и твоей
любви  ко  мне,  я  разрешу  тебе  посещать   базары   при   соответствующем
сопровождении. Однако ты должна будешь продолжать удовлетворять меня,  Накш,
так же, как ты делала это  прошлой  ночью.  И  конечно,  нужно,  чтобы  были
хорошими доклады Шакира,