росили в него несколько горстей сухих зерен, сварили пшеничную кашу,  очень
похожую на ту, которую они ели утром. У них не было меда, чтобы  подсластить
ее, но щепотка соли сделала вязкое варево более съедобным.
   - Сколько еще ехать до гирейских татар? - спросила Валентина Али-пашу.
   - Может быть, приедем завтра вечером, госпожа, а может быть,  послезавтра
рано утром. Все зависит от того, как быстро мы поедем завтра.
   - Ночь лунная, - ответила она. -  Разве  мы  не  могли  бы  проехать  еще
несколько часов?
   - Меня восхищает ваша храбрость, госпожа, - сказал Али-паша, - но здесь в
степи отряд, едущий ночью, обычно является  отрядом  грабителей.  Они  могут
подвергнуться нападению других, которые в темноте не смогут  отличить  врага
от союзника. Однако, если вы очень хотите  доехать  поскорее,  тогда  вы  не
будете возражать, если мы выедем за час или два до рассвета.
   - Да, давайте, потому что я в самом деле очень хочу скорее  добраться  до
гирейских татар, - сказала она. Патрик и Мурроу тоже согласились с этим.
   Они проспали ночь возле костра,  огонь  в  котором  поддерживался,  чтобы
отпугивать диких животных. Каждый из пяти мужчин по очереди  бодрствовал  по
два часа, чтобы все могли хорошо выспаться. Задолго до рассвета, еще даже до
захода луны, они снова пустились в  путь,  подкрепившись  холодными  кусками
каши и горячим чаем, подслащенным маленьким  кусочком  сахара,  который  они
пили из общей чашки.
   Рассвет был хмурым.  К  полудню  начался  проливной  дождь,  смешанный  с
сильным, мокрым снегом. Дрожа от холода, Валентина завернулась в свой  плащ,
как  и  ее  молчаливые,  продрогшие  до  костей  спутники.  Ледяная  сырость
проникала через их одежды. Не помогло и то, что Валентина  не  думала  ни  о
чем, кроме большой лохани горячей, ароматной воды.
   Мурроу на минуту отстал и, подъехав к ней, сказал:
   - Али-паша говорит, что, если тебе надо остановиться, мы остановимся,  но
если мы хотим доехать до гирейских татар к вечеру, нам  надо  торопиться.  К
сожалению, дождь замедляет наше продвижение.
   - Я хочу добраться туда, - сказала она, - эта погода может не  измениться
до ночи, и мне совсем не хочется спать под дождем.
   Мурроу кивнул и пришпорил лошадь, чтобы присоединиться к Али-паше.
   - Как всегда, практична, - сказал Патрик. - С этим я не спорю!
   Она засмеялась:
   - Какую историю нам предстоит рассказать королеве, Патрик! Интересно, как
она?
   - Скучаешь по двору? - спросил он.
   - Нет, скучаю по королеве, - ответила она. - Двор - грустное место.
   - Он перестанет быть таким, когда его унаследует Яков Стюарт.
   - Может быть, но тогда туда придут незнакомые люди.  Те,  которые  придут
после смерти королевы, будут совсем другими людьми. Все будет не так, как  в
прежние дни.
   - Голубка, что ты знаешь о прежних днях? Мы жили не в золотом веке.
   - Я знаю, но наши семьи жили. Мы выросли, слушая эти рассказы, и кажется,
мы были частью этой жизни. Даже ты ребенком служил  пажом  в  доме  графа  и
графини Линкольн в то время, когда граф пользовался большой благосклонностью
королевы.
   - Тем не менее меня, как и моих  братьев,  не  интересует  эта  жизнь,  -
признался он. - Я не создан для политики. У меня не хватает терпения на тех,
кто скрывает правду или стремится  к  большой  власти.  Возможно,  я  просто
многое видел в этой жизни.
   Дальше они ехали молча, съежившись под капюшонами своих  плащей,  пытаясь
спрятаться от сильного сырого ветра.
   Когда голод дал о  себе  знать,  они  пожевали  оставшиеся  в  их  сумках
лепешки.
   На закате (хотя солнца не было видно) они заметили впереди себя очертания
трех сооружений. Мурроу сделал знак Валентине подъехать к Али-паше.
   - Татары, - сказал Али-паша, - каждый год уводят с собой  на  пастбища  в
степи  стада  овец  и  коз,  но,  поскольку  пастбища  ограниченны,  они  не
скапливаются в одном месте. Чаше одна или две  семьи  устраивают  совместный
лагерь. В нескольких милях от них можно встретить другую  небольшую  группу.
Так будет до тех пор, пока мы не доберемся до лучшего пастбища в этом месте,
где стоит лагерь Великого хана и его ближайшая  семья.  Даже  им  приходится
перемещаться с места на место в течение лета, а  каждое  перемещение  всегда
означает потерю некоторой части скота.
   - Значит, мы приближаемся к цели, Али-паша?
   - Еще десять-двенадцать миль, госпожа, самое большее  -  несколько  часов
пути. Позвольте мне заметить, госпожа, вы храбрая и сильная женщина.
   - Спасибо, Али-паша, - ответила Валентина.
   - Госпожа?
   - Да, капитан?
   - Все ли женщины вашего роду и племени ездят верхом?
   - Нет, нет, Али-паша. Но некоторые ездят.
   - Такие сильные женщины рожают сильных сыновей, - решил он. - Думаю,  что
мне не понравилось бы, если бы ваша страна и моя воевали друг с другом!
   - Тогда давайте поблагодарим Аллаха за то, что  тот  позаботился  о  мире
между нами, Али-паша.
   - Я почту за честь, если  вы  проедете  со  мной  остальную  часть  пути,
госпожа. - скромно сказал он.
   - Я польщена, что вы просите об этом меня, простую  женщину,  -  ответила
Валентина с большим тактом.
   - Вы начинаете говорить как турчанка, - сказал он, усмехаясь.
   Его слова порадовали ее.
   Валентина училась турецкому у Мурроу во время их путешествия, и это  было
нелегко. В Стамбуле она с  удивлением  обнаружила,  что  понимает  разговоры
носильщиков на пристани. Прислушиваясь к уличным разговорам, пока они  ехали
к Кира и обратно, она с радостью отметила, что понимает  почти  все.  Мурроу
доказал, что он хороший учитель.
   После того как они покинули "Архангел", они говорили  только  по-турецки,
потому что не хотели привлекать к  себе  внимание  своим  английским.  Кроме
того, была важна практика. Валентина отметила  про  себя,  что  ей  повезло:
способность к изучению языков не миновала их семью. Патрик  и  Мурроу  знали
несколько языков благодаря международным делам их матери.
   Они доехали до  нескольких  невысоких  строений,  и  немедленно  появился
человек, чтобы приветствовать их. При  виде  Али-паши  татарин  расплылся  в
улыбке.
   - Ты выбрал плохой день для поисков Великого хана, Али-паша.  Ты  и  твои
люди выглядят такими же грязными,  как  мокрые  воробьи.  Входите!  Входите!
Горячий чай и добрый огонь согреют вас. Моя семья и я счастливы принять вас.
   - Мы благодарим тебя, Ибак. Дождь задержал нас, и  мы  должны  продолжить
наш путь, чтобы к вечеру добраться до Великого хана. Как  далеко  отсюда  до
него?
   - Восемь миль, капитан, не больше.
   - Передай поклон своей семье от нас, Ибак. Мы ценим твое  гостеприимство.
Было бы хорошо, если бы мы могли принять его!
   - Пусть сегодня какая-нибудь красивая девушка захочет согреть твою спину,
Али-паша! - сказал татарин, посмеиваясь.
   Они поехали дальше. Дождь усилился, промочив насквозь их шерстяные плащи,
которые теперь стали тяжелыми от воды.
   - Ибак, должно быть,  передвинул  свои  юрты  за  эту  неделю,  -  сказал
Али-паша. - Я рад, что мы ближе к Великому хану, чем я думал.  Нам  повезет,
если мы не подхватим лихорадку от этой погоды.
   - Что такое юрты? - спросила Валентина.
   - Это сооружения, мимо которых мы сейчас проезжали. Это шатры, в  которых
живут степные люди. У юрт есть рама из изогнутых ивовых  прутьев  и  молодых
деревьев.  Каркас  покрывается  слоями  войлока,  который  в  теплую  погоду
скатывается,  чтобы  пропускать  в  юрту  воздух.  Внутри  юрты  летом  рама
покрывается  камышовыми  циновками.  В  холодную  погоду  добавляются   слои
войлока. Юрту можно собрать и разобрать за час или меньше. Они на  удивление
крепкие, и их никогда не сдувает во время бури. Корпус  хорошей  юрты  может
прослужить лет сорок или больше.
   - Я видела деревянную дверь, - сказала Валентина.
   - Да, - капитан усмехнулся, - Ибак очень гордится этой дверью, потому что
она показывает, какой он важный человек. Деревянная дверь  в  юрте  -  новая
вещь. С самого начала все двери в  юртах  делались  из  войлока.  На  дверях
татары делают вышивку черным войлоком на белом. Многие по-прежнему поступают
так, потому что они ценят обычай больше нововведения.
   - Что внутри юрты, Али-паша?
   - Там очень удобно,  госпожа.  Напротив  двери  в  дальней  стороне  юрты
находится семейный алтарь. В середине расположен очаг, отчего в юрте  всегда
замечательно тепло. Мужская половина  со  всеми  принадлежностями  находится
слева, женская половина - справа. Есть  место  для  гостей,  детей,  слуг  и
почетное место. Нас пригласят и хорошо покормят, уверяю вас!
   - Надеюсь на это! -  пылко  сказала  Валентина.  Она  не  помнила,  чтобы
когда-нибудь ей было так холодно и мокро.
   Что случилось с весной?
   Дождь на время  прекратился,  и  они  двинулись  вперед  легким  галопом,
используя временную  передышку.  Наконец,  прямо  перед  собой  они  увидели
лагерь, в котором было шесть или более юрт. Дождь припустил с новой силой.
   - Разве они не ставят часовых? - удивилась Валентина.
   - Татары знают о нашем приближении, вы просто не видите  их  людей.  Они,
однако, видят нас, - последовал ответ.
   Последнюю милю они проскакали под проливным дождем. Валентина чувствовала
себя ужасно.  Хотя  она  и  раньше  дрожала  под  промокшим  плащом,  сейчас
неожиданно  почувствовала  лихорадочный  озноб.  Следуя  за  Али-пашой,  они
проехали прямо к юрте Великого хана, которая стояла точно в  центре  лагеря.
Но, даже если бы она не стояла в центре, они бы безошибочно нашли ее, потому
что юрта  была  не  менее  тридцати  футов  в  диаметре  и  имела  затейливо
украшенную дверь на медных, а не  на  веревочных  петлях,  как  в  остальных
юртах.
   Дверь распахнулась,  появились  слуги  и  приняли  потных,  разгоряченных
коней.  Сойдя  с  лошади,  Валентина   почувствовала,   что   ноги   у   нее
подкашиваются, и испуганно вскрикнула. Ее быстро подобрал Али-паша и отнес в
юрту. Но, очутившись внутри, он растерялся, потому что не знал, нести ли  ее
на женскую половину юрты или на мужскую.
   Подошли  два   человека.   Один   из   них   был   высокий   мужчина   со
светло-каштановыми волосами и карими глазами. Второй была маленькая  изящная
женщина с седыми волосами, собранными в высокую  прическу,  от  которой  она
казалась выше ростом. В ее голубых глазах светился интерес, когда она быстро
осматривала ношу капитана.
   - Положи его здесь, Али-паша, - сказал мужчина. - Он ранен? Надеемся, что
ты не встретился с Тимур-ханом.
   - Нет, сынок. Капитан отнесет женщину ко мне,  -  раздался  приятный,  но
твердый голос.
   - Женщину, мать?
   - Женщину, сынок. Где твои глаза? - Она тихо засмеялась. - Ведь я  права,
не так ли, Али-паша?
   - Да, Борте Хатун, вы в самом деле правы, - сказал  капитан  и  осторожно
поставил Валентину на ноги, которые, казалось, окрепли, с тех пор как с  нее
сняли промокший плащ.
   Валентина стащила  маленький  тюрбан  и,  вытащив  несколько  черепаховых
гребней, свободно распустила свою длинную косу.
   - Клянусь Аллахом! Это женщина! Что за проделки, Али-паша? Почему женщина
одета мужчиной? Почему ты привез ее сюда? Кто она?
   - Столько вопросов, Давлет.  -  Борте  Хатун  засмеялась.  -  Наши  гости
замерзли и промокли, сынок. Лучше сначала предложи им поесть и  согреться  у
нашего очага. Я уверена, что эта женщина не угроза татарскому народу, что бы
ни привело ее сюда.
   Борте Хатун снова повернулась к капитану.
   - А кто эти два чужестранца, они не турки, Али-паша? Они скорее похожи на
европейских путешественников, а не на оттоманских посланцев.
   - Позвольте им самим представиться. Борте Хатун, - капитан  посмотрел  на
Мурроу.
   - Я капитан Мурроу О'Флахерти, госпожа, член торговой компании О'Малли  -
Смолл. Несколько месяцев назад я отплыл из Лондона.  Это  мой  младший  брат
Патрик, лорд Вурк. Дама, которая сопровождает нас, леди  Валентина  Бэрроуз,
наша кузина. Она  приехала,  чтобы  встретиться  с  вами,  госпожа,  но  это
объяснит она сама, а не я.
   Борте Хатун кивнула, все понимая.
   - Тогда, - сказала она, - мы подождем.
   Для гостей закололи и зажарили молодого барашка и наконец обитатели  юрты
Великого хана и гости устроились на ночлег, уютно завернувшись  в  одеяла  и
улегшись вокруг очага.
   Борте Хатун приказала служанкам перенести спящую чужестранку в  отдельное
место и снять с нее одежду. Они обтерли ее теплой душистой  водой,  накинули
на нее шелковый халат и уложили в постель. Валентина ни разу  не  проснулась
во время этих  действий.  Несмотря  на  усилившуюся  бурю,  которая  свирепо
завывала над юртой, она крепко  спала  в  нише  за  занавеской,  где  воздух
согревала небольшая жаровня с углями.
   Проснувшись утром, она обнаружила, что рядом с ней сидит  Патрик.  Вид  у
него был довольно измученный.
   - Где мы? - сонно спросила она.
   - В юрте Великого хана, Вал. Как ты себя чувствуешь?
   - Ах, да, вспомнила! Я довольно эффектно  появилась  в  лагере  гирейских
татар, не правда ли, Патрик? - ее глаза оживились, и она хрипло хихикнула.
   - Да, так и было, но как ты себя чувствуешь? Мне не положено быть  здесь,
на женской половине юрты. Вал, и, если бы не любезность Борте Хатун, меня бы
здесь не было.
   - Мне лучше, Патрик, - сказала она. - Я просто устала, промокла и  ужасно
замерзла. Чем больше я промокала, тем больше думала о горячей ванне.
   Он улыбнулся.
   - Я беспокоился, Вал.
   Она потянулась и погладила его большую руку.
   - Знаю, - сказала она, - но сейчас уже беспокоиться не о чем. По  крайней
мере одна моя половина относится к закаленной английской семье, любовь моя.
   Любовь моя! Она сказала "любовь моя". Поняла ли она это? Что она имела  в
виду? Или это получилось случайно? Он  не  осмелился  спросить,  потому  что
знал, как она ненавидит, когда на нее давят.
   - Патрик?
   Он встрепенулся.
   - Да, голубка?
   - Как ты думаешь, когда Борте Хатун согласится встретиться  со  мной?  Ты
рассказал ей, почему я здесь?
   - Мурроу сказал ей вчера вечером, что ты об этом  расскажешь  сама.  Вал.
Они согласились подождать.
   Можешь ты ходить, голубка? Возле очага есть  горячий  чай,  та  пшеничная
каша, к которой мы привыкли, хлеб и козий сыр.
   - Я умираю от голода! - воскликнула она и встала на ноги. -  Что  на  мне
надето? Кто взял мою одежду?
   - Служанки Борте Хатун раздели тебя вчера вечером. Они  вымыли  тебя,  но
тебя это даже не разбудило, - поддразнил ее он. - Ты только храпела. Вал!
   - Я не храплю! - возразила она.
   Он засмеялся. Взяв ее за руку, он провел ее в центральную часть юрты, где
уже завтракали остальные. Все взгляды устремились к ней, и  все  с  тревогой
стали спрашивать о ее здоровье. Она успокоила их, сказав, что с  ней  все  в
порядке, что она хорошо выспалась. Она призналась, что  голодна.  Ей  быстро
наполнили миску кусками оставшейся баранины, хлебом,  сыром,  дали  миску  с
кашей, от которой шел пар, и  маленький  кусочек  медовых  сот.  Ее  хозяева
восхищенно смотрели, как Вал поедала все предложенное ей.
   - Женщина, которая получает удовольствие от еды,  -  честная  женщина,  -
сказал Великий хан. - Женщина, которая может доехать за три дня от  Каффы  и
уцелеть, - сильная женщина. Я мог бы взять еще одну  жену,  сильная  женщина
рожает сильных сыновей. - Давлет-хан смотрел на  свою  прекрасную  гостью  с
явным восхищением и нескрываемым интересом. Вчера  вечером  он  не  смог  ее
рассмотреть, но сейчас, увидев ее  длинные  темные  волосы,  распущенные  по
плечам, и ее женские формы, он должен был признать, что она  одна  из  самых
красивых женщин, которых он когда-либо видел.
   Когда слова Великого хана  неожиданно  дошли  до  нее,  она  поперхнулась
горячим чаем.
   - Моя кузина уже обещана моему  брату,  господин  хан,  -  быстро  сказал
Мурроу. - Они не поженились до сих пор только потому, что ждали конца траура
по ее первому мужу. Однако ваше предложение - великая честь для нас.
   Великий хан улыбнулся, огорченный, тем не менее сохранивший радушие.
   - Конечно, такая красавица, как ваша  кузина,  должна  быть  кому-то  уже
обещана. Тем не менее спросить ведь можно? - Он вздохнул.
   - Дождь прекратился? - спросила Валентина, не придумав ничего другого.
   - Между первым  лучом  света  и  рассветом,  -  ответил  Великий  хан.  -
Прекрасный день для охоты. Господа присоединятся к нам?
   Братья посмотрели на Валентину.
   - Идите, - сказала она. - Я должна поговорить с Борте Хатун.
   Великий хан, Мурроу, Патрик и Али-паша поднялись на ноги. Вынув оружие из
оружейного ящика, мужчины взяли свои плащи и вышли  из  юрты.  Слуги  убрали
остатки завтрака, оставив двух женщин за чаем. Потом учтиво удалились.
   - Вижу, что вы хорошо  отдохнули,  -  обратилась  мать  Великого  хана  к
Валентине. - Вы в самом деле сильная девушка, потому что  вы  не  подхватили
лихорадку, чего я опасалась. Ваша одежда  промокла  насквозь.  Ваше  мужское
платье будет возвращено вам перед вашим возвращением в Каффу. Пока, я думаю,
вы не будете против, если поносите одежду моего народа.
   - Вашего народа? Но ведь вы француженка, мадам, - сказала Валентина.
   Борте Хатун казалась удивленной.
   - А откуда, душа моя, вы узнали об этом? Все произошло так давно,  что  я
почти забыла о своем французском происхождении. Прошло шестьдесят лет с  тех
пор, как я в последний раз видела Францию. Все это время я жила как татарка.
   - Моя мать сказала мне, что вы француженка, мадам.
   - В самом деле, дитя. - Борте Хатун подняла тонкую бровь. - А как же ваша
мать-англичанка, которую я не знаю,  узнала  о  моем  происхождении?  Кто  я
такая, чтобы обо мне знала иностранка?
   - Это длинная история, мадам, но я постараюсь рассказать  ее  и  буду  по
возможности немногословной.., если вы позволите, - сказала Валентина.
   - Говорите, дитя мое! Я люблю послушать интересный рассказ, а вы разожгли
мой интерес своим появлением и таинственным видом, - ответила  Борте  Хатун,
поблескивая голубыми глазами.
   - Моя мать - англичанка, - начала Валентина, - много лет назад была силой
увезена с родины и привезена в Алжир. Там алжирский  дей  объявил  ее  своей
частью добычи, привезенной берберийскими пиратами, которые  ее  украли.  Дей
послал мою мать султану Мюраду как часть своей  ежегодной  дани.  В  тот  же
день, когда мать попала в гарем, она была выбрана матерью  султана  госпожой
Hyp У Бану в качестве  подарка  султана  вновь  прибывшему  послу  Крымского
ханства, принцу Явид-хану.
   Борте Хатун ахнула и закрыла рот рукой. Неожиданно,  всего  на  мгновенье
стало ясно, что ей семьдесят пять лет. Мать  Великого  хана  так  же  быстро
оправилась от своего изумления. Глубоко вздохнув,  она  приказала  Валентине
продолжать. Краска медленно вернулась к ее лицу,  и  она  сидела  совершенно
неподвижно, не сводя голубых глаз с лица гостьи.
   - Конечно, мою мать ужасало случившееся с ней. Она тосковала  по  Англии,
тосковала по мужу. Мать султана и его любимая жена сумели  убедить  ее,  что
она никогда не увидит снова ни родины, ни  своего  мужа  и  что  она  должна
покориться своей судьбе. Они настаивали на том, что она должна начать  новую
жизнь с принцем, которому была подарена. Ей дали новое имя Марджалла.
   Принц Явид-хан с благодарностью принял дар султана, но, хотя он был  добр
к моей матери, он казался сдержанным человеком. Моя мать вскоре узнала,  что
принц недавно перенес трагическую гибель своих жен и  детей  от  рук  своего
безумного от ревности  брата-близнеца,  человека,  так  же  не  похожего  на
Явид-хана, как день не похож на ночь. То, что Явид-хан тоже пережил  ужасную
утрату, заставило мою мать потянуться к нему. Они  полюбили  друг  друга,  и
принц сделал мою мать своей новой женой, освободив ее из рабства, когда  они
поженились.
   Валентина остановилась на мгновение, чтобы перевести дыхание. Она  хотела
задать свой вопрос сейчас же, но понимала, что сначала необходимо рассказать
всю историю