елась вокруг и содрогнулась от отвращения.  Они  спускались  по
лестнице, и она увидела, что и ступеньки, и стены покрыты скользкой,  липкой
слизью. Смоляные факелы в грубых железных подставках освещали путь, мигая  и
дымя. Дойдя до последних ступенек, он повел ее по коридору, по  обе  стороны
от которого виднелся ряд маленьких деревянных дверей. Вокруг не  раздавалось
ни звука, за исключением случайного шороха в соломе, лежавшей по обе стороны
прохода. В самом конце коридора тюремщик остановился, снял с пояса кольцо  с
ключами и отпер дверь.
   - Сюда, моя прекрасная госпожа! - сказал он, указывая в открытую дверь.
   Зенобия  наклонила  голову  и  прошла  в   камеру.   Дверь   позади   нее
захлопнулась,  и  она  услышала,  как  заскрипел   замок,   когда   тюремщик
поворачивал ключ. Окинув помещение  быстрым  взглядом,  она  убедилась,  что
находится в  одиночестве,  и  с  облегчением  вздохнула.  Теперь  она  могла
исследовать  камеру.  Она  заметила,  что  камера  маленькая  и,   очевидно,
находится ниже уровня земли, так как в ней нет окон.  Ее  освещал  маленький
смоляной факел, и за это она была благодарна. В темноте она чувствовала себя
заживо погребенной в могиле. На полу лежала солома, а в нише в  стене  стоял
потрескавшийся кувшин с теплой водой. Больше ничего. Она уселась на солому и
стала ждать. Через некоторое время Зенобия задремала.
   Она вздрогнула и проснулась, когда услышала звук ключа, поворачивающегося
в замке. С сильно бьющимся сердцем она  вскочила  на  ноги  и  увидела  двух
мужчин, которые вошли в камеру.
   - Можете закрыть дверь, - сказал один из них тюремщику, и  тот  мгновенно
повиновался.
   Другой повернулся к Зенобии и вежливо поклонился.
   - Ваше величество, я - Цельс, врач. Сенат уполномочил меня осмотреть вас,
чтобы определить, беременны вы или нет.
   - Понимаю, - ответила Зенобия. - Что я должна сделать, Цельс?
   Доктор посмотрел на другого мужчину.
   - В этом месте невозможно осматривать пациентов, сенатор.
   - Тем не менее таков приказ сената, - последовал ответ.
   - Разрешит ли сенат принести чистый таз с теплой водой  и  дополнительный
светильник, сенатор? Сенатор залился краской.
   - Разумеется! Позаботьтесь об этом, а я тем временем побеседую с  царицей
Зенобией. Но поспешите! Это место отвратительно, и я желаю покинуть его  как
можно скорее.
   Доктор насмешливо поклонился, позвал тюремщика  и  вышел  вместе  с  ним,
чтобы добыть все необходимое. Второй мужчина  посмотрел  на  Зенобию  долгим
взглядом и наконец произнес:
   - Я - сенатор Валериан Хостилий, ваше величество. Я  уполномочен  сенатом
наблюдать за осмотром.
   - Я помню вас, сенатор. Это вы хотели скормить меня львам во время  нашей
последней встречи, - презрительно сказала Зенобия.
   - Зря сенат не  послушался  меня,  -  сказал  Хостилий.  -  Мы  не  можем
допустить появления наследников у Аврелиана!
   - Я не беременна, сенатор, - спокойно сказала Зенобия.
   - Это вы так говорите! Однако я присутствовал в храме Непобедимого Солнца
в ночь совершения обряда.  В  ту  ночь  император  был  словно  жеребец.  Он
действительно стал богом! А вы - богиней! Даже я вижу это!
   Хостилий облизал в возбуждении губы и продолжал:
   - Все женщины, все до одной, которых он взял в ту ночь, зачали ребенка, а
вы говорите, что не беременны! Я не поверю в это, пока доктор не подтвердит,
что это так!
   - Те женщины совокуплялись с другими мужчинами на той бесстыдной оргии, а
не только с императором, -  огрызнулась  Зенобия.  -  Аврелиан  не  способен
произвести ребенка! Его собственная жена утверждает это!
   Вдруг в ее голове пронеслась жуткая мысль.
   - А что случилось с теми женщинами, которых Аврелиан взял в  ту  ночь?  -
спросила она.
   - Они мертвы! - ответил он. - Все мертвы! Мы не позволим,  чтобы  отродье
Аврелиана вернулось, чтобы преследовать нас!
   - О боги! Да вы все с ума сошли! - прошептала она. В этот момент вернулся
доктор вместе с тюремщиком и необходимыми вещами. Пока тюремщик устанавливал
в камере дополнительные светильники, доктор поставил на полку в нише  таз  с
теплой водой и вымыл руки.
   - Вам придется раздеться, ваше величество, - сказал он извиняющимся тоном
и набросился на стоявшего с открытым ртом тюремщика:
   - Вон! Вон, ты, паразит! Тебе здесь нечего  смотреть!  Тюремщик  поспешно
выбежал и захлопнул за собой дверь.
   - А он обязательно должен присутствовать? - спросила Зенобия, взглянув на
Хостилия.
   - Я остаюсь по приказу сената, чтобы этот человек не солгал.
   Цельс возмутился.
   - Что? У меня репутация честного человека. Валериан Хостилий!
   - Как бы там ни было, я остаюсь  по  распоряжению  сената,  -  последовал
напыщенный ответ. Цельс взглянул на Зенобию.
   - Мне очень  жаль,  ваше  величество.  Я  никогда  прежде  не  осматривал
пациентку при таких обстоятельствах и прошу у вас прощения.
   Она сочувственно кивнула ему и сказала:
   - Что я должна сделать?
   - Когда разденетесь, лягте, пожалуйста, на солому  вот  тут.  Не  обращая
внимания на Хостилия, Зенобия сняла одежду и положила ее на пол, на  солому.
Теперь она почувствовала, как холодно в камере, и  непроизвольно  задрожала.
Взгляд врача выражал сочувствие.
   Врач  ощупал  ее   живот,   осмотрел   груди.   Потом,   с   бесконечными
предосторожностями, чтобы не  причинить  ей  боль,  исследовал  ее  изнутри.
Наконец, удовлетворенный, Цельс поднялся с пола и, снова вымыв руки, сказал:
   - Царица Зенобия не беременна, сенатор. Я подам рапорт об этом  сенату  в
письменном виде, но вы можете сообщить им, что она абсолютно не беременна.
   Зенобия села. Голова у нее немного кружилась.
   - Значит, теперь меня могут освободить?
   - Если только у сената нет других  оснований,  чтобы  содержать  вас  под
стражей, ваше величество, я не вижу причин,  почему  бы  не  освободить  вас
прямо сейчас.
   И он взглянул на Хостилия.
   - Вы  не  наделены  правом  принимать  официальные  решения,  доктор.  Вы
выполнили свои обязанности, а теперь уходите!
   Зенобия с усилием поднялась на ноги. Интуиция подсказала, что  ей  грозит
опасность.
   Цельс бросил быстрый взгляд на Хостилия и сказал:
   - Я подожду вас, сенатор. Мы пришли вместе, вместе и уйдем.
   Хостилий бросил  на  него  яростный  взгляд,  но,  очевидно,  смирился  и
пробормотал:
   - Хорошо, я готов. Цельс поклонился Зенобии.
   -  Ваше  величество,  я  снова  прошу  у  вас  прощения  за   причиненные
неудобства.
   Ее глаза выказали ему благодарность, прежде чем он повернулся и вышел  из
камеры вместе с сенатором. Зенобия медленно оделась, а потом  села  и  стала
ожидать освобождения. Дополнительные светильники, которые  принес  тюремщик,
заливали мрачную камеру веселым  светом  и  даже  немного  согрели  холодный
воздух.  Время  ползло  медленно.  Она  начала  тихонько  напевать,  пытаясь
взбодриться.
   Вдруг дверь камеры со скрипом распахнулась, и  Зенобия  поймала  себя  на
мысли, что не слышала звука ключа. Она поднялась на  ноги  и  лицом  к  лицу
столкнулась с Хостилием. Он грязно улыбнулся ей.
   - Вы уже думали, что избавились от меня,  не  так  ли?  -  сказал  он,  с
вожделением глядя на нее.
   Дверь закрылась за ним. Теперь она услышала,  как  ключ  поворачивался  в
замке.
   - Чего вы хотите, сенатор? - спросила она, сохраняя спокойствие в голосе.
   - Вы преследуете меня! - сказал  Хостилий.  -  После  той  ночи  в  храме
Непобедимого Солнца, когда я увидел, как вы прекрасны и  страстны,  я  желаю
вас! Вскоре Аврелиан будет мертв. Заговор  разработан,  заговорщики  готовы.
Это  только  вопрос  времени,  и  он  будет  мертв!  Вам  понадобится  новый
покровитель, Зенобия!  Вам  нужен  могущественный  человек,  который  станет
заботиться о вас. Империя может быть жестокой к своим пленникам, но если  вы
примете мое покровительство, я осыплю вас богатством!
   Зенобия уставилась на сенатора в искреннем  изумлении  и  засмеялась.  Ее
смех разрывал тяжелую тишину тюремной камеры и эхом отдавался от одной стены
к другой. Хостилий посмотрел на нее с удивлением, а потом  стал  красным  от
гнева. Но прежде чем он успел заговорить, она овладела собой и заявила:
   - Вы, должно быть, смеетесь надо мной. Валериан Хостилий.  Я  -  Зенобия,
царица Пальмиры, а не какая-нибудь дорогая куртизанка, которую можно купить.
   - Вы - пленница империи и шлюха Аврелиана! - напомнил он ей.
   - Я в самом деле пленница империи, - вскинулась она в ответ,  -  но  если
императора свергнут, то мне больше  не  придется  быть  его  шлюхой,  и,  уж
конечно, я не стану и вашей!
   - Я хочу вас!
   Он двинулся к ней, и неистовство его страсти ясно читалось в его глазах и
движениях.
   Ее взгляд окинул крошечную камеру в поисках чего-нибудь, чем она могла бы
защитить себя. Теперь засмеялся Хостилий, увидев, в каком трудном  положении
она оказалась.
   - Если вы причините мне вред, я  пожалуюсь  сенату!  -  угрожала  она.  -
Тюремщик опознает вас, Хостилий, и доктор тоже разгадал ваши намерения.
   - Тюремщику хорошо заплатили, чтобы он  не  раскрывал  рта,  а  Цельс  не
видел, как я возвращался.
   Он протянул к ней руки; она отпрянула и прижалась к стене. Он усмехнулся.
Ее сопротивление приводило его в восторг.
   - Ну, идите же сюда, - вкрадчиво произнес он. - Я не обижу вас!  Говорят,
я хороший любовник, а вы не девушка, чтобы стесняться меня.
   Она в ужасе  взглянула  на  него.  Отвратительный  маленький  человек,  с
лысеющей головой,  покрытой  редкими  черными  волосами,  жирный  слизняк  с
короткими толстыми руками. Он такой белый, что казался почти бескровным.
   - Ты снимешь одежду! - сказал он тихим голосом, который звучал угрожающе.
   - Нет!
   Вдруг из складок своей одежды он извлек маленький собачий хлыст.
   - Я очень искусно владею им, - сказал он,  помахивая  хлыстом  в  опасной
близости от ее лица. - Я могу выбить тебе глаз, если пожелаю!
   Она стояла неподвижно, словно вспугнутый кролик, а он провел  хлыстом  по
ее щеке.
   - Сними одежду, Зенобия! - повторил он.
   - Свинья! - прошипела она.
   - Сними одежду!
   Он улыбался, понимая, что одержал верх.
   Медленно снимая с себя тунику, она обдумывала, будет ли умно с ее стороны
атаковать его. Она выше сенатора, но он значительно превосходил ее в весе. И
что она сделает с ним, если победит? Тюремщик, конечно же, не придет  ей  на
помощь. Ситуация безвыходная, и тут  Хостилий  разрешил  вопрос.  Когда  она
сняла с себя одежду, он рванул ее руку вверх и  сковал  ее  прикрепленным  к
стене  наручником.  Она  судорожно   вздохнула,   когда   железный   браслет
защелкнулся у нее на запястье.
   - Что вы делаете? - испуганно вскричала она.
   - Не беспокойся! -  утешил  он  ее,  защелкивая  наручник  на  втором  ее
запястье. - У меня есть ключ, и потом я отпущу тебя.
   Теперь она висела на стене, и пальцы ее ног едва касались соломы на полу.
Стена была холодной и сырой, она изогнулась дугой,  чтобы  не  касаться  ее.
Дрожащими пальцами Хостилий медленно стянул с  нее  одежду.  Потом  отступил
назад и уставился на нее. В его глазах горело желание.
   Наконец, он заговорил, и его голос был хриплым от нетерпения.
   - Ты даже прекраснее, чем я помню!
   Он застонал, и она увидела, как по его тоге расползается  влажное  пятно.
Она с отвращением поняла, что он не смог сдержать себя.
   Она надеялась,  что  теперь-то  он  оставит  ее  в  покое.  Но  Хостилий,
казалось, даже не заметил, что случилось, и протянул руки,  чтобы  коснуться
ее грудей. Зенобия отпрянула, и ее спина прижалась к сырым, холодным  камням
стены камеры. Его мясистые пальцы  начали  прикасаться  к  ее  теплой  коже,
вначале легко, а потом, когда вожделение  овладело  им,  он  схватил  обеими
руками ее груди и сжал их так неистово, что она вздрогнула от боли, и на  ее
бледно-золотистой коже остались следы. Со стоном он крепко прижался  к  ней,
его губы стали искать ее сосок. Он глубоко засунул его себе  в  рот  и  стал
сосать.
   Он настойчиво сосал ее грудь,  словно  голодный  младенец.  Его  рот  был
жестоким и требовательным.  Она  испытывала  к  нему  полнейшее  отвращение,
сопротивлялась и изгибала свое  тело,  чтобы  ускользнуть  от  него,  но  он
схватил ее за бедра и заставил стоять неподвижно, продолжая  терзать  сосок.
Выжав из одной ее груди все, что возможно, он приник своей лысой  головой  к
другой груди.
   - Ты отвратителен! - сказала она. - Ты противен мне! Неужели ты не можешь
любить женщин нормально? Ты обязательно должен насиловать их, чтобы получить
удовлетворение?
   В ответ он укусил  ее  грудь,  и  она  вскрикнула  от  боли,  а  ее  руки
инстинктивно дернулись, чтобы ударить  его.  Он  в  ответ  сжал  ее  ягодицы
жестокой хваткой. Она попыталась отплатить  ему,  подтянув  вверх  колени  и
ударив его. Ее  онемевшие  ноги  погрузились  в  мягкий  живот,  и  Хостилий
отшатнулся от Зенобии с криком "Уфффф!" Восстановив равновесие, он подошел к
ней. Его маленький собачий хлыст взвился и врезался  в  ее  нежные  бедра  и
живот, заставив ее вскрикнуть от боли. Но она все продолжала язвить его:
   - Чудовище!  Скользкое  пресмыкающееся!  Освободи  меня,  а  тогда  уж  и
попытайся изнасиловать! Но ведь ты не мужчина!
   - Ты увидишь, как я мужествен, сука, когда я трахну тебя! - зарычал он. -
Ты будешь умолять меня продолжать и никогда не останавливаться!
   Маленький хлыст снова  и  снова  рассекал  ее  кожу,  кровь  сочилась  из
небольших рубцов на ногах и животе.
   Теперь Зенобию охватил гнев, испуг прошел, и она  продолжала  насмехаться
над ним.
   - Ты свинья, Хостилий! Ты уже пролил сперму от вожделения,  и  не  думаю,
что ты сможешь восполнить  ее!  Вероятно,  тебе  впервые  за  многие  месяцы
представилась такая возможность!
   - Полагаю, мне следует разделить тебя с тюремщиком! - угрожающе  произнес
он.
   Она презрительно засмеялась.
   - Ты должен увидеть, как другой мужчина насилует меня, прежде чем дойдешь
до кондиции, Хостилий?
   Валериан Хостилий стал красным, как свекла,  и  в  его  глазах  появилось
крайне злобное выражение. Он гадко улыбнулся ей я сказал:
   - Теперь я знаю, как утихомирить твой злой язычок! Собачий хлыст мелькнул
в  воздухе  и  стегнул  ее  по  соску.  Она  вздрогнула,  внезапно   потеряв
присутствие духа от его слов. Он вышел за дверь и со  стуком  захлопнул  ее.
Почти мгновенно дверь, скрипя, снова открылась, и в камеру  вошел  тюремщик.
Его взгляд устремился на Зенобию, и в нем ясно читалось  страстное  желание.
Хостилий снова улыбнулся.
   - Мне нужна помощь, тюремщик. Помоги мне, и она  станет  твоей.  Когда  я
кончу заниматься ею, она будет сама кротость и покорность, обещаю!
   Тюремщик облизал губы и заскулил:
   - А что, если она все расскажет, благородный сенатор? Ведь я  не  занимаю
такое высокое положение, как вы. Хостилий рассмеялся.
   - Неужели ты думаешь, что эта гордая  сука  признается,  что  ее  оседлал
такой подонок, как ты? Не будь смешным! А теперь помоги мне.
   - А что я должен делать, благородный сенатор?
   - Я сейчас спущу ее вниз. Ты положишь ее себе на колени и  будешь  крепко
держать. Мне пришла фантазия немного похлестать ее по заднице.
   Хостилий отпер железные наручники, охватывавшие запястья  Зенобии,  и  ее
ноги снова встали на пол.
   - Не помогай ему, добрый тюремщик! - вскрикнула она. - Я  скажу,  что  он
прокрался в камеру, когда ты не видел его, а ты, не зная об этом, запер меня
здесь с ним. Я заявлю, что ты обнаружил  его,  когда  тебя  встревожили  мои
крики! Добрый тюремщик, я - важная пленница империи!
   Хостилий нанес Зенобии удар в висок, от которого она пошатнулась.
   - Не обращай внимания на эту суку! Она - никто! И снова  хлыст  опустился
на нее, заставив ее вскрикнуть сквозь стиснутые зубы.
   - Брал ли ты когда-нибудь женщину так, как  берут  мальчиков?  -  спросил
Хостилий тюремщика и засмеялся. -  Да,  да,  я  вижу,  брал!  Ну  что  ж,  я
собираюсь сейчас взять ее именно так! Уложи-ка ее, тюремщик!  Думаю,  теперь
она уже вполне готова принять меня. Не правда ли, Зенобия?
   Тюремщик заставил ее лечь на солому лицом вниз, и она почувствовала,  что
Хостилий возится сзади. Тюремщик завел ей руки за голову, чтобы она не могла
сопротивляться. "О боги! - подумала она. - Так только собаки спариваются, но
не люди!" Она почувствовала, как  его  пальцы  раздвигают  ее  ягодицы,  как
что-то скользкое пытается проникнуть в ее тело, и пронзительно закричала:
   - Не-е-ет! Не-е-е-е-е-е-ет!
   Тут  со  стороны  двери  камеры  послышался  гневный   рев,   она   вдруг
почувствовала, что ее руки свободны, а туша Хостилия рывком слетела  с  нее.
Тюремщик уже истерически бормотал:
   - Я сделал то, что он велел мне! Я бедный человек, господин! Не  убивайте
меня!
   - Пусть он уходит, Марк! - услышала она слова Гая Цицерона, а потом голос
Марка ответил:
   - Беги же, чтобы сохранить свою жалкую жизнь, человек, пока я не  пожалел
о своем милосердии!
   У нее болело все тело, и она была слишком  слаба,  чтобы  подняться.  Она
лежала лицом вниз на соломе и слушала, как ее муж холодно произнес:
   - Считай, что ты мертв. Валериан Хостилий!
   Потом послышался странный звук: сопение и глухой стук тела,  ударившегося
об пол. Ей можно было не говорить, что сенатор умер.
   И тут она потеряла сознание.
   Придя в  себя,  она  не  могла  понять,  где  находится.  Постепенно  она
разобралась, что куда-то движется, что ей ужасно больно и что  ткань  туники
царапает и раздражает кожу. Она одета! Она в носилках! Она в объятиях Марка!
Она в безопасности!
   - Марк! - прошептала она потрескавшимися губами.
   - Любимая!
   Она увидела его лицо, и с каждым мгновением  оно  становилось  все  более
четким.
   - Хвала богам, что ты подоспел вовремя,  -  тихо  произнесла  она.  -  Он
собирался...
   - Я знаю, что собиралась сделать эта свинья! - мрачно сказал он.
   - К тебе пришел Гай?
   -  Да.  Они  задержали  его  и  хотели  выяснить,   не   организован   ли
контрзаговор. Он уже поклялся в верности сенату, н  ему  не  сделают  ничего
плохого, независимо от того, что произойдет с Аврелианом.
   - А я свободна?
   - Да. Доктор Цельс не стал терять времени и сообщил сенатору Тациту,  что
ты не носишь ребенка Аврелиана. Уже был дан  приказ  о  твоем  освобождении.
Хостилий знал, что так оно и будет.
   - Он мертв, Марк?
   - Да. Я перерезал ему горло.
   - Мы уедем завтра?
   - Да. Я подал прошение от имени моей  матери  взять  тебя  на  побережье,
чтобы ты могла восстановить силы.  Тацит  сам  подписал  приказ.  Думаю,  он
подозревает, что вовсе не моя мать хочет взять тебя на побережье. Однако  мы
не сможем проехать через городские ворота к порту  без  пропуска,  выданного
сенатом. Ведь ты все еще пленница империи.
   - Ты везешь меня домой?
   - Да, моя любимая. Я везу тебя домой.
   Она снова закрыла глаза, а когда проснулась, то обнаружила, что  лежит  в
удобной постели в доме. Одежда была снята,  а  раны  промыты,  перевязаны  и
смазаны сладко пахнущей мазью. Покрывало постели немного приподнято, и  хотя
оно укрывало ее, но в то же время не касалось ее  чувствительной  кожи.  Она
вздохнула с облегчением, и в то же мгновение рядом с ней оказалась Дагиан.
   - Моя дорогая доченька, хвала матери Юноне, что ты спаслась!
   Ее синие глаза были мокрыми от слез.
   - Который сейчас час?
   - Уже почти рассвет, - последовал ответ.
   - Неужели вы просидели возле моей кровати всю ночь, Дагиан?
   - Только последний час, моя дорогая. Зато  Марк  оставался  с  тобой  всю
ночь.
   - Я хорошо себя чувствую, только  немножко  больно,  -  заверила  Зенобия
Дагиан. - Марку не следовало так изнурять себя, особенно  учитывая  то,  что
сегодня мы уезжаем.
   - Мы не уедем до полудня, Зенобия.  Марк  немного  изменил  планы.  Когда
вчера поздним вечером он вернулся вместе с тобой, он послал капитану  приказ
вывести корабль из старой гавани в Остии и перевести его в  новую  гавань  в
Порт