мя  служанками.  Они
накрыли на стол и начали подавать ужин. На буфете выстроились в ряд накрытые
крышками блюда и тарелки, источающие разнообразные ароматы. Были поданы  два
графина вина и два охлажденных кувшина, один  с  темным  элем,  а  другой  с
сидром.
   - Мы сами себя обслужим, - сказал Конн жене хозяина постоялого двора.
   Хозяйка просияла и, кивая головой и пятясь, вышла из комнаты.
   - Ты совершенно очаровал ее, - заметила Эйден. - Она потеряла дар речи.
   - Да, на некоторых женщин я, кажется, произвожу странное  впечатление,  -
признался он. - Ты голодна?
   - Да! Я всегда голодна, и Мег говорит, что в день я ем  столько,  сколько
наемный работник, который трудится в поле. Это, по ее словам, неприлично для
леди. Надеюсь, мой аппетит не будет возмущать тебя. Кажется, я  не  толстею,
несмотря на мою страсть к вкусной еде.
   - Мне не нравятся женщины, которые ковыряют в своей тарелке, - сказал он.
- Ешь от души, потому что Робин не будет сегодня ужинать с  нами,  -  сказал
Конн.
   - Почему?
   - Думаю, он старается быть скромным. Кроме того, это наша первая  брачная
ночь.
   - Конечно,  -  согласилась  она  и,  подняв  крышку  с  одного  из  блюд,
воскликнула:
   - Перепел! О, я очень люблю перепела! - И положила себе одну из маленьких
птичек, поджаренных как раз в меру.
   Конн мягко улыбнулся. Она нервничала.
   - Положи мне тоже одну птичку, мадам, - попросил он.
   Эйден положила мужу на тарелку перепела, толстый ломоть  говядины,  кусок
пирога с кроликом, полную ложку мелких белых луковичек, тушенных в молоке  и
в масле, и ложку моркови. На отдельной тарелке она подала ему щедрую  порцию
мидий, сваренных в белом  вине,  и  полила  их  сверху  дижонским  горчичным
соусом.
   - Что ты будешь пить, милорд?
   - Эль.
   Она налила ему полный кубок, а потом, поставив его на  стол,  подала  ему
салфетку. Сидя напротив нее, он видел, что ее тарелка так же  полна,  как  и
его, и ни один из них не сказал ни слова, пока они жадно ели.  Она  отломила
ломоть хлеба от круглой деревенской булки и подала его Конну, потом отломила
ломоть себе и подобрала им подливу со своей тарелки. Она пила белое  вино  -
несколько многовато, как показалось ему, когда она наполнила кубок в  третий
раз.
   Наконец она откинулась на спинку стула с довольным выражением на  лице  и
сказала:
   - Больше не могу есть!
   - На буфете пирог с крыжовником, - сказал он. Она с  сожалением  покачала
головой:
   - Не могу. Не сейчас. Я устала. Утром пришлось так рано встать, да я и не
спала большую часть ночи. Сейчас хочу лечь спать.
   - Иди и готовься ко сну, мадам, - сказал он. - Позволь мне помочь тебе  с
платьем. - Он повернул ее и расстегнул платье.
   Эйден даже не оглянулась на  него.  Она  прошла  в  спальню  и,  войдя  в
комнату, закрыла за собой дверь. В замке был ключ. Она тихо  повернула  его.
Сегодня он не войдет в эту комнату. Она приняла это решение две ночи  назад,
когда они впервые познакомились. Ее мать приехала из Ирландии,  чтобы  выйти
замуж и разделить ложе с незнакомым мужчиной, но тот случай был иным.  Бенин
воспитывали так, что она была подготовлена к этому.  С  ней  же  все  иначе.
Эйден всегда предполагала, что, когда придет время выходить замуж, она будет
хорошо знать своего суженого.
   "Ты же выбрала его, - говорил ей ее внутренний голос. - Почему ты выбрала
его, если ты не хочешь его?"
   - Я очень хочу его, - прошептала она, -  но  до  этого  мы  должны  лучше
узнать друг друга. Я не хочу походить на других девок, с  которыми  он  имел
дело.
   Сняв платье, она аккуратно развесила его на стуле, потом сложила  стопкой
нижние юбки, сорочку и  чулки.  Мег  положила  на  кровать  шелковую  ночную
рубашку, и Эйден натянула ее через голову. У рубашки был высокий воротник  с
розовыми  лентами,  которые  она  завязала,  и  широкие  рукава,  отделанные
кружевом. Эйден не торопясь умыла лицо, руки и  прополоскала  рот  водой  из
таза, которая грелась в камине. Потом расчесала волосы  и  наконец,  натянув
маленький батистовый ночной чепчик и завязав бантом розовые ленты, забралась
в удобную кровать напротив камина. Она уже засыпала, когда голос  за  дверью
позвал ее:
   - Эйден, можно мне войти?
   Она насторожилась и не знала, отвечать ей или  нет.  Наконец  она  решила
притвориться, что уже заснула. Он постучал в дверь.
   - Эйден! С тобой все в  порядке?  Ответь  мне!  В  его  голосе  слышалась
тревога, и она почувствовала себя виноватой.
   - Я легла спать, милорд, - сказала она тихонько.
   - Я тоже хочу лечь спать, Эйден. Открой дверь.
   - Ты будешь спать в гостиной, милорд.
   - Неужели? - В его голосе прозвучала угроза.
   - Ты не можешь ожидать, что  я  охотно  впущу  в  свою  постель  мужчину,
которого плохо знаю, милорд. Я не какая-нибудь ветреница, как те женщины,  с
которыми ты имел дело при дворе!
   - Меня вряд ли можно назвать незнакомцем, Эйден. Я твой муж.
   - Но я не знаю тебя! - простонала она, а потом тихонько взвизгнула, когда
дверь в спальню распахнулась от удара.
   С минуту его силуэт был четко виден в  дверном  проеме  и  казался  таким
большим, что ей вдруг стало страшно.
   - Мадам! Между нами не будет запертых дверей, никогда! Ты поняла меня?
   - Если ты подойдешь еще ближе, -  выпалила  она  в  ответ,  -  я  подниму
воплями весь постоялый двор.
   Она прижала простыни к груди, в свете камина было заметно,  как  косточки
ее пальцев побелели.
   - А переполошив воплями  постоялый  двор,  что  ты  расскажешь  тем,  кто
придет, Эйден? Что случилось, чего надо бояться?
   Она подняла лицо и вызывающе посмотрела на него.
   - Я закричу, - повторила она свою угрозу. Он сел на край кровати,  и  она
ахнула, но он угрожающе сказал:
   - Если ты закричишь, я поколочу тебя! Пораженная, она плотно сжала губы.
   - Так-то лучше, - сказал он. - А сейчас послушай меня, моя жена, тебе  не
надо бояться меня этой ночью или в любую другую ночь. Я уже  понял,  что  ты
гораздо наивнее большинства  шестнадцатилетних  девушек,  не  говоря  уже  о
двадцатитрехлетних.  У  меня  никогда  не  было  необходимости  прибегать  к
насилию, и то, что ты по праву принадлежишь мне, не изменило моего мнения  в
этом отношении. Я собираюсь раздеться и лечь в эту постель,  но  между  нами
ничего не будет,. Эйден, пока ты не созреешь для этого. Ты поняла меня?
   Она кивнула, но потом спросила:
   - Почему ты должен спать в этой кровати?
   - Потому что другой нет, а здесь чертовски холодно. Когда  мы  приедем  в
Перрок-Ройял, мы можем иметь раздельные спальни.
   - В Перрок-Ройял только одна хозяйская спальня.
   Это не самый большой дом в мире, милорд.
   - Тогда мы оставим все так, как договорились, но я никогда не буду  брать
тебя силой. - Он встал с кровати и стал раздеваться перед камином.
   Она никогда раньше не видела  мужского  тела.  Любопытствуя  и  страшась,
следила за ним сквозь полуприкрытые глаза. Он такой огромный.  Одежда  часто
увеличивала мужчину, но в случае с Конном это  было  не  так.  Его  длинные,
стройные ноги переходили в  упругие  ягодицы,  которые  заканчивались  узкой
талией, расширяющейся к спине и плечам. Когда он повернулся, чтобы умыться в
тазу, который оставил ему Клуни, Эйден зажмурилась. Она не была  еще  готова
увидеть все! Она почувствовала, как кровать  прогнулась  под  его  весом,  и
мгновенно напряглась.
   - Ты уже спишь? - спросил он ласково.
   - Н-нет.
   - Тогда иди ко мне, - тихо сказал он и положил ее на свою руку,  так  что
ее голова легла ему на плечо.
   - Вот так! Разве так не уютно, Эйден? Ты поцелуешь меня на ночь?
   - Если хочешь, милорд.
   Проклятие! Она чувствовала себя такой дурой!  Он  так  благоразумен,  так
бережно  относился  к  ее  чувствам.  Неужели  это  тот   мужчина,   который
пользовался репутацией повесы и развратника? Почему он так добр?
   Конн приподнялся на локте и посмотрел на нее.
   -  Скажи  мне  правду,  Эйден.  До  Двенадцатой  ночи,  когда  я  получил
причитающийся мне штраф во  время  нашей  игры  в  жмурки,  ты  когда-нибудь
целовалась? Играла ли  ты  когда-нибудь  в  игры,  которыми  так  увлекаются
мужчины и девушки при дворе?
   - Нет, - тихо ответила она.
   - За тобой когда-нибудь ухаживал мужчина?
   - Нет.
   - Тогда за тобой нужно ухаживать, любимая, потому что я  не  могу  лишить
тебя той радости, которую должна испытать каждая девушка. - Он наклонился  и
коснулся ее губ своими губами.
   Эйден почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу,  когда  он  коснулся
ее, и ее губы разжались. Она начинала  понимать,  почему  так  много  женщин
уступают Конну. Он умел убеждать и был романтичным мужчиной.
   - Вот так, душечка, - пробормотал он, прижимаясь к ее  губам.  -  Позволь
мне полюбить тебя немного. Я не обижу тебя.
   Он целовал ее шею и впадинку  за  ухом.  Она  задрожала,  когда  его  рот
оказался в этом  месте.  О-о-о!  Она  вспыхнула,  стыдясь  проявления  своих
чувств, но кажется, это доставило ему удовольствие. Его пальцы скользнули  в
ее волосы и обхватили ее голову. Он  поцеловал  ее  ухо,  издавая  при  этом
нежное бормотанье. Она чувствовала, как возбуждается сама, и подумала,  что,
если бы знала, чего он хочет, она бы позволила ему сделать это.  "Я  чего-то
хочу, но не знаю чего! Должна ли быть жена такой бесстыдной? О Боже,  хотела
бы я знать! И тем не менее я не хочу, чтобы он считал меня еще одной  легкой
добычей, чтобы я надоела ему так же быстро, как  и  остальные..."  Она  была
сладостной! Великий Боже, его восхитительная невинная жена  оказалась  такой
сладостной. Он был потрясен, когда неожиданно ему в голову  пришла  мысль  о
том, что Эйден именно та женщина, которую он искал всю  свою  жизнь!  Он  не
понял, как он узнал об этом, но знал, что это так. В это самое мгновение его
желание  стало  быстро  возрастать.  Он  хотел  заниматься  любовью  с  этой
девушкой, с которой он встретился всего два дня назад. Ему хотелось  сорвать
аккуратную ночную рубашку и погрузиться в ее мягкость. Теплый сладкий  запах
ее тела, пахнущего лавандой, дразнил его,  но,  как  более  опытный  из  них
двоих, он должен обращаться с ней ласково и нежно. То, что произойдет  между
ними сегодня ночью, определит характер их супружеской жизни.  Он  пожалел  о
том, что они так мало знали друг друга.
   - Тебе нравится, когда тебя целуют, душечка? - нежно спросил он.
   Слегка смущаясь, она открыла глаза и взглянула на него. В первый  раз  он
смог точно определить цвет ее глаз. Они  были  серыми,  серебристо-серыми  с
крошечными золотистыми искорками, которые напомнили ему листья на воде пруда
в октябре. Ее взгляд был застенчивым, но твердым.
   - Да, милорд, - сказала она тихо.  -  Мне  нравятся  твои  поцелуи,  -  и
неожиданно в ее глазах мелькнул огонек, - но ведь мне не  с  чем  сравнивать
их, поэтому мое суждение не может быть правильным.
   Конн тихо засмеялся, одновременно чувствуя что-то  похожее  на  смущение.
Она, конечно, чрезмерно честна.
   - Поскольку я не собираюсь заставлять тебя делать сравнения,  душечка,  я
рад, что доставляю тебе удовольствие. Сейчас спи, Эйден, жена моя. Завтра мы
должны рано выезжать. Мне что-то не нравится погода, а нам надо проехать еще
много миль.  Подозреваю,  что  надвигается  снежная  буря.  Остается  только
надеяться, что мы доедем до Перрок-Ройял прежде, чем она начнется.
   Эйден улыбнулась, а потом,  повернувшись  на  бок,  постаралась  заснуть.
Повернувшись к ней, Конн прижал ее к себе. Сердце Эйден  подпрыгнуло,  когда
он легко поцеловал  ее  в  шею,  но  потом  отодвинулся  и  вскоре  тихонько
захрапел. Она чувствовала на  своем  затылке  его  дыхание,  которое  слегка
щекотало ее. Лежа в его объятиях, она  обнаружила,  что  ей  нравится  такая
супружеская близость. Эта близость теплым медом залила все тело,  расслабляя
ее, и она  глубоко  вздохнула,  а  когда  сделала  это,  его  объятие  стало
чуть-чуть сильнее. Она уснула с легкой счастливой улыбкой на лице.

Глава 4

   На следующее утро, к своему удивлению и смущению,  Эйден  была  разбужена
быстрым дразнящим поцелуем. Конн уже встал и оделся, хотя за окном было  еще
темно. Эйден обрадовало, что в камине горел огонь, но, несмотря на это, полы
были холодными как лед.
   - Доброе утро, душечка! Ты  выглядела  такой  миленькой  и  так  спокойно
спала, что мне было жалко будить тебя. Однако уже начало пятого, а мы должны
выехать самое позднее в пять. В гостиной  накрыт  скромный  завтрак,  ничего
особенного, только немного овсяной каши, хлеб, мед и вино, но этого  хватит,
а жена хозяина собирает нам большую корзину в дорогу.
   Его энергия поразила ее. Она и не подозревала о такой активности,  однако
они так мало знакомы. Все ее знание ограничивалось  восхищенными  рассказами
его племянника  и  придворными  сплетнями,  которые  загадочным  водоворотом
окружали ее мужа, самого красивого мужчину  двора.  Конн  был  личностью,  о
которой восхищенные мужчины и женщины слагали легенды, но очень  немногое  в
этих рассказах раскрывало настоящего человека, человека, которого она только
сейчас начинала узнавать. Она увидела за внешностью галантного, красивого  и
изысканного придворного чрезвычайно способного человека.
   - Благодарю, милорд. Как предусмотрительно с  твоей  стороны  подумать  о
горячем завтраке.  У  меня  волчий  аппетит!  -  Она  соскочила  с  кровати,
поморщившись от прикосновения к холодному полу.
   Они тронулись с постоялого двора  незадолго  до  пяти  утра.  До  восхода
оставалось  еще  два  часа,  но  убывающая  луна,  то   показывающаяся,   то
скрывающаяся за тучами, освещала дорогу своим  неверным  светом.  В  течение
следующих нескольких дней погода продолжала портиться, но снег пошел  только
тогда, когда показались трубы Перрок-Ройял.
   Конн пришел в восторг, впервые увидев Перрок-Ройял. Это был очень  старый
дом из серого камня, все четыре стены которого плотно обвивал  темно-зеленый
плющ. Дом был построен в 1460 году  каким-то  дворянином,  который,  пытаясь
снискать  благосклонность  короля,  соорудил  на  своих  землях  простенький
охотничий домик. Он был не очень большим и предназначался для  пребывания  в
нем всего нескольких охотников. Сен-Мишели не знали, получил ли хозяин  дома
какой-то щедрый дар от своего монарха, но в исторических записях отмечалось,
что королевская семья посещала Перрок-Ройял всего лишь два раза. Первый лорд
Блисс определил, что дом прочный. Но для того чтобы семье было удобно жить в
нем, требовалось сделать многое. Он перестроил Перрок-Ройял, увеличил окна и
добавил несколько кирпичных труб, которые  возвышались  над  остроконечными,
занесенными снегом крышами из котсуолдской черепицы. Он оставил первый  этаж
здания практически нетронутым, но на втором этаже, по словам  Эйден,  многое
переделал. Она рассказала мужу,  что  там,  где  был  когда-то  единственный
большой  зал,  сейчас  находилось  несколько  спален,  расположенных   вдоль
главного коридора.
   Первоначально в поместье входило двести акров оленьего парка, от которого
и пошло  название  поместья.  На  старом  английском  Перрок-Ройял  означало
"Королевский парк". Однако олени не принесли  доходов,  содержимое  скудного
королевского  кошелька  не  увеличилось.  Поэтому  Генрих  VII  подарил  это
небольшое поместье прадеду Эйден в обмен на его великодушие по  отношению  к
принцу Артуру.
   Карета прогрохотала по подъездной аллее  и  остановилась  перед  парадным
входом. В тот же момент приоткрылась сводчатая  дубовая  дверь  и  несколько
слуг поспешили  помочь  пассажирам.  Дверь  кареты  распахнулась,  ступеньки
опустились, и внутрь протянулась рука, чтобы помочь Эйден сойти вниз.
   - Добро пожаловать  домой,  госпожа  Эйден!  -  приветствовал  седовласый
дворецкий.
   - Благодарю тебя. Бил, но сейчас меня зовут леди Блисс, а этот джентльмен
- новый лорд Блисс. - Она помахала рукой в направлении Конна, который  вышел
из кареты вслед за ней. - Давайте войдем внутрь. Все слуги собрались? Я  все
объясню.
   Они поспешили войти  в  дом  через  крытое  крыльцо,  ведущее  в  длинный
коридор. Эйден прошла в большой зал, который находился по правую руку и  был
отделен от коридора двумя великолепными резными ширмами,  установленными  по
обе стороны от входа.
   В большом зале толпилось около двадцати человек, но при  появлении  Эйден
все разговоры стихли и все -"'Ц3, как одно, расцвели улыбками.
   - Добро пожаловать домой, госпожа Эйден, - хором сказали они.
   Эйден счастливо улыбнулась в ответ.
   - Благодарю, - ответила она на  приветствие.  -  Я  скучала  без  вас.  Я
вернулась домой и привезла приятный сюрприз. Вы знаете, мой отец отдал  меня
под попечительство ее величества и  попросил,  чтобы  королева  сделала  две
вещи: нашла мне хорошего мужа, а мой муж  взял  бы  наше  семейное  имя  для
продолжения рода Сен-Мишелей. Этот джентльмен - мой  муж,  Конн  Сен-Мишель,
лорд Блисс. Он ваш новый хозяин. Надеюсь, вы все будете служить ему  так  же
преданно, как моему дорогому отцу и мне.
   Бил, который был дворецким и старшим над слугами,  выступил  вперед.  Это
был пожилой  человек,  среднего  роста,  но  с  величавой  осанкой,  которую
подчеркивали его снежно-белые волосы.
   - Добро пожаловать домой, милорд,  -  сказал  он.  -  Если  позволите,  я
представлю слуг. Конн кивнул.
   -  Госпожа  Бил,  моя  жена,  домоправительница,  -  начал  он,  а  потом
представил Эрвину - кухарку, Леому - прачку, Ранкина -  садовника,  Хейга  -
главного грума, Мартина - кучера и Тома, его  помощника.  Потом  последовали
четыре лакея, четыре горничные, две кухонные девушки, мальчик для поручений,
точильщик ножей, две помощницы прачки, четыре человека, которые  помогали  в
саду, двое из четырех конюших.  Остальные  в  настоящее  время  были  заняты
каретой и лошадьми молодого графа Линмута.
   Каждому слуге Конн признательно кивал, улыбаясь обаятельно всем женщинам,
которых мгновенно очаровал.
   - Благодарю вас за добрый прием, - сказал он. - Надеюсь, вы так же  тепло
примете в свою компанию моего камердинера Клуни.
   - Мы приехали из Гринвича, - сказала Эйден, - в карете графа  Линмута.  С
его светлостью мы расстались в Ворчестере. Он верхом поехал в поместье своей
матери Королевский Молверн, но из-за непогоды его карета и  кучер  останутся
здесь, пока буря не прекратится. Проследите, чтобы их хорошо устроили.
   - Конечно, миледи, - сказал Бил и  распустил  слуг.  -  Если  вам  больше
ничего не нужно, миледи... - сказал он, и кивком головы Эйден отпустила его.
   - Прекрасный зал, - сказал Конн, с любопытством оглядываясь по  сторонам.
Слуги ушли, и они остались одни.
   - Правильно, - согласилась Эйден. Она очень  гордилась  своим  домом.  Ей
понравилось, что Конн оценил его красоту.
   - Мой отец настелил здесь деревянные полы. Под  ними  находятся  прежние,
каменные полы, которые прекрасно служили, пока  мы  пользовались  камышовыми
циновками, но мой отец предпочел красивые восточные ковры.
   - Так же, как и я, - сказал Конн. - Они чище и  теплее,  и  не  возникает
искушения бросать кости на пол, когда он застелен ковром.
   Зал был просторный, почти квадратный, у одной стены был большой  камин  с
каминной полкой, украшенной тонкой резьбой, с сидящими  львами,  увенчанными
коронами,  которые  поддерживали  полку  своими  головами.  Переднюю  панель
каминной полки украшал фриз с  вырезанными  на  нем  виноградными  лозами  и
фруктами.
   На полке стояла пара тяжелых серебряных  канделябров,  в  которых  горели
тонкие восковые свечи.
   На противоположной от камина стене находилось  окно  с  эркером,  которое
выходило на запад и позволяло яркому солнечному свету заливать  зал  даже  в
зимний день. На другой стороне комнаты было  такое  же  окно,  смотрящее  на
восток. Восточное окно фактически не  являлось  частью  большого  зала,  оно
скорее относилось к коридору за пределами большого зала,  где  располагалась
лестница, ведущая на второй этаж