оследние годы.
   - Наше присутствие здесь не приносит ничего хорошего,  -  наконец  сказал
граф Линмут своим родственникам. - Королева забыла  о  том,  что  мы  здесь.
Думаю, что мне и Эйнджел лучше  уехать  домой  в  Девон.  Опасно  оставаться
здесь, когда по соседству свирепствует чума. Умоляю вас, не рискуйте, если в
вас больше нет необходимости.
   - Я должна дождаться конца, - твердо сказала Валентина.
   - Конечно, - ответил Роберт  Саутвуд,  как  будто  ожидал  именно  такого
ответа. - Это твоя обязанность. Вал, и, подобно всем женщинам в нашей семье,
ты хорошо знаешь свои обязанности.
   Прибыл в траурной одежде  граф  Ноттингем;  чтобы  попытаться  подбодрить
королеву, но, увидев его, она жалобно заплакала.
   - Она не ест, не принимает лекарства и не ложится  в  кровать,  -  сказал
Роберт Сесил графу.
   Чарльз Хауард опустился на колени перед королевой, которая сидела на полу
на подушках. Поцеловав  по-прежнему  красивые,  но  беспокойные  руки  своей
кузины, он стал просить ее выпить немного бульона.
   - Ах, Чарльз, разве я не знаю своего  организма?  -  раздраженно  сказала
она. - Я не так плоха, как вы все себе это представляете.
   - Тем не менее, Бесс, вы должны что-нибудь поесть, - сказал он ласково. -
Ваши дамы и бедный маленький Пигмей не  обладают  вашей  стойкостью.  Вы  до
смерти пугаете их своей меланхолией. Кейт была бы очень  сердита,  и  вы  об
этом знаете. Вы их королева и должны  быть  такой  же  храброй,  какой  были
всегда!
   Елизавета Тюдор посмотрела прямо на своего кузена и пылко сказала:
   - Всю жизнь, Чарльз, я была вынуждена быть храброй, и  я  такой  была!  С
самого рождения мне необходимо было быть храброй, потому  что  я  осмелилась
огорчить великого Гарри тем, что  оказалась  просто  девочкой  вместо  столь
желанного сына. Мое появление на свет послужило причиной смерти моей  бедной
матери, когда мне не было и трех лет,  но  и  тогда  я  была  храброй!  Даже
ребенком я понимала опасность, которая окружала меня, я видела,  как  бедная
королева Джейн умерла при родах, подарив  моему  отцу  сына.  Их  слуги  так
беспокоились из-за бедного Эдварда, что забыли о королеве,  тем  самым  убив
ее. Я видела, как расторгался брак отца с Анной Клеве только потому, что она
была не такой молодой и красивой, какой на портрете ее изобразил Гольбейн. Я
видела, как бедную Кет Хауард обезглавили на Тауэр-Грин так же,  как  и  мою
бедную мать, а потом Кетрин Парр пала жертвой политики двора моего отца.  Но
я была храброй, Чарльз! Храброй, когда Том Сеймур пытался  соблазнить  меня,
чтобы получить мой трон. Он почти разбил сердце Кетрин Парр, потому что  был
единственным мужчиной, которого она любила. Я была храброй,  когда  те,  кто
стоял вокруг моей сестры Марии, хотели убить меня.
   Потом я стала английской королевой. Но даже  после  этого  я  не  была  в
безопасности. Я не могла выйти замуж за единственного любимого мной человека
и поняла, что брак вообще поставит под угрозу меня и мое положение, и тем не
менее я была храброй, Чарльз!
   Я связана, милорд! Я связана железной  цепью,  затянувшейся  вокруг  моей
шеи, и так было с момента моего появления на свет. Я  связана,  и  ничто  не
может изменить этого сейчас!
   Ее слова причиняли ему боль, потому что он  знал,  что  они  правдивы,  и
впервые в жизни он наконец понял,  как  отчаянно  одинока  была  всегда  его
кузина, Елизавета Тюдор. Граф Ноттингем поморгал, чтобы сдержать слезы.
   - Съешьте просто немного бульона, Бесс, - взмолился он. Она  увидела  его
отчаяние, и королевское чутье взяло верх над ее  состоянием.  Она  погладила
его по лицу.
   - Хорошо, Чарльз, я съем немного супа, - сказала она. Пока  Роберт  Сесил
вздыхал с облегчением,  леди  Бурк  поспешила  к  буфету  и  налила  немного
горячего супа в фарфоровую чашку, которую вставила в серебряный с филигранью
держатель, Джоанна Эдварде принесла Валентине ложку и набросила ей  на  руку
салфетку.  Валентина  отнесла  суп  лорду  Хауарду,  передав  ему  плошку  с
держателем, и ласково положила салфетку под подбородок королевы,  получив  в
ответ мягкую улыбку.
   Вокруг дворца  Ричмонд  собирались  тихие  группы  людей  из  близлежащих
деревень, чтобы поглазеть на приезд знатных и не  очень  знатных  людей.  Не
было никакого официального извещения о состоянии королевы, тем не менее люди
каким-то загадочным образом узнали,  что  с  королевой,  которая  так  долго
правила ими, не все в порядке. Елизавета Тюдор была дорога им, и их  тревога
проявлялась в том, что они собирались вокруг  ее  дома,  ждали,  смотрели  и
молились.
   - Ну! - сказала королева. - Я разделалась с этим чертовым супом,  Чарльз.
Теперь оставь меня в покое!
   - Вы должны отдохнуть, - пожурил ее граф. -  Вам  надо  лечь  в  кровать,
Бесс. Сесил говорит, что вы много дней не ложились в кровать.
   - Если бы ты увидел в своей кровати то, что я вижу в своей, Чарльз, ты бы
не уговаривал меня лечь в нее, - ответила Елизавета твердо.
   - Ваше величество видит привидение?  -  осмелился  задать  вопрос  Роберт
Сесил.
   Королева гневно посмотрела на него, но на крючок не попалась.
   - Милорд, - прошипела леди Скруп, - думаю, вы зашли слишком далеко!
   - Прошу вас, Бесс, ложитесь в кровать, - умолял ее Чарльз Хауард. - После
хорошего ночного сна все будет выглядеть гораздо лучше.
   - Да, - согласился Роберт Сесил. - Вы, ваше  величество,  должны  лечь  в
постель,  хотя  бы  для  того,  чтобы  порадовать  людей,  которые  за   вас
беспокоятся.
   - Коротышка, коротышка, был бы жив твой отец,  ты  бы  не  осмелился  так
много говорить! Но ты знаешь, я должна умереть,  и  это  делает  тебя  таким
дерзким. Слово "должно" не из тех, с которыми можно обращаться к королевским
особам! - едко ответила королева бедному Сесилу.
   Роберт Сесил съежился, получив нагоняй от королевы, и больше не сказал ни
слова.
   В конце концов лорд Хауард взял  верх  над  своей  кузиной,  и  Елизавета
согласилась лечь в кровать. Ее дамы сняли с нее испачканные одежды  и  нежно
вымыли ее истощенное и морщинистое тело, надели на нее чистую белую шелковую
ночную  рубашку,  пахнущую  лавандой.  Редеющие  волосы  королевы,  когда-то
ярко-рыжие,  сейчас  ставшие  тонкими  и  тускло-серыми,   были   расчесаны,
заплетены в косу  и  завязаны  розовой  лентой,  что,  казалось,  позабавило
Елизавету. Наконец, завернув ее  в  стеганый  красный  бархатный  халат,  ей
помогли добраться до кровати. Но она отказалась лечь и отдохнуть.
   Голос снова отказал ей, и она общалась с ними знаками. Есть она больше не
хотела, только отхлебывала время от времени вина. Следующие четыре  дня  она
просидела в подушках кровати, глядя прямо перед собой, не говоря ни слова  и
отказываясь есть и пить. Ее бросало то в горячий, то в холодный  пот.  Палец
снова оказался у нее во рту.
   Ее обслуживали только четыре дамы и две старшие фрейлины, потому что леди
Бурк посоветовала леди Скруп удалить младших фрейлин, чтобы  они  не  видели
мучений королевы. Леди Скруп согласилась.
   - Сейчас, когда болезнь на переломе, нам  не  нужны  падающие  в  обморок
девушки. Не отослать ли их домой? - спросила она Валентину.
   - Думаю, нет, - ответила та. - Это было бы расценено как  бесцеремонность
с  нашей  стороны.  И  я  считаю,  что  девушки  должны  быть  здесь,  чтобы
присутствовать на похоронах королевы. Ее величеству не хотелось бы, чтобы ее
последний выход сопровождался подавленным настроением, разве не так?
   Леди Скруп улыбнулась:
   - Вы так молоды, моя дорогая, и так мудры. Она  никогда  не  считалась  с
дамами. Вы тронули ее сердце так, как  никто  другой.  Я  могу  сказать  вам
сейчас, поскольку она не может выбранить  меня  за  мой  длинный  язык,  что
королева молилась ежедневно о вашем возвращении, часто говоря мне, когда  мы
были наедине, что она задается вопросом, живы ли вы  и  когда  вернетесь.  У
королевы с самого начала было к вам особое отношение, потому что  она  очень
любила вашего отца и соединила в браке ваших родителей.  Однако  она  любила
вас из-за вас самой.
   Леди Скруп на мгновение запнулась и потрепала Валентину по руке.
   - Вы хорошо служили ей, моя дорогая. Вы служили ей с добрым сердцем в  то
время, когда с ней было не очень легко. Вы знаете, мы допускали в  наш  круг
мало новых людей, потому что с годами королеве перестали нравиться перемены,
но тем не менее вы очень легко вошли  в  наше  общество,  несмотря  на  вашу
молодость. Вы были как яркий луч света  в  нашей  темной  зиме,  леди  Бурк.
Благодарю вас за это.
   - Вы не должны благодарить меня за то, что я выполняла свои  обязанности,
леди Скруп, - запротестовала Валентина. - Я всегда хотела служить  королеве,
и, если бы моя мать так настойчиво не хотела выдать меня замуж, я  бы  давно
была при дворе. Нет, нет, леди Скруп! Не благодарите меня за исполнение мной
моих обязанностей, потому что это было праздником для меня. Я люблю королеву
даже больше, чем я люблю свою мать и мать своего мужа!
   Днем позже в  горле  королевы  прорвался  второй  нарыв.  Речь  ее  снова
восстановилась. Она попросила дать ей немного мясного бульона. Пришли  врачи
и осмотрели ее, качая  головами  и  делая  скорбные  лица.  Один  из  врачей
осмелился спросить:
   - Как вы можете проводить время, так мало разговаривая, ваше величество?
   Королева пригвоздила говорившего к месту раздраженным взглядом и сказала:
   - Я размышляю.
   Врачи удалились. Дамы королевы снова сменили постельное белье и одежду на
королеве и помогли ей лечь на огромную,  замысловато  украшенную  деревянную
кровать.
   Королева откинулась на подушки с атласными наволочками, укрытая  вышитыми
полотняными простынями и пуховым одеялом. Собрав вокруг себя своих дам,  она
сказала им с характерной для нее откровенностью:
   - Я не хочу больше жить, я хочу умереть.
   Послали за членами Совета, потому что сейчас стало совершенно необходимо,
чтобы королева  назвала  имя  своего  преемника.  Они  собрались  вокруг  ее
кровати. Мужчины были потрясены ее видом,  никогда  раньше  не  видев  ее  в
спальне без внешних  атрибутов  ее  высокого  звания.  Неожиданно  Елизавета
превратилась в обыкновенную старуху.
   Темные глаза королевы презрительно оглядели  их,  потому  что  она  легко
могла прочитать их мысли. Она всегда умела читать  их  мысли.  Члены  Совета
неловко переминались с ноги на ногу, пока она пристально  смотрела  на  них,
потому что даже на пороге смерти Елизавета Тюдор  была  сильнее  каждого  из
тех, кто был рядом с ней.
   Заговорил Роберт Сесил:
   - Мы поняли, что ваше горло очень сильно беспокоит вас, ваше  величество,
и мы бы не были такими  назойливыми,  но  мы  очень  хотим  быть  преданными
слугами вашего величества и выполнить все ваши приказания. Я  буду  называть
всех претендентов  на  трон  вашего  величества,  и  если  вы  сделаете  нам
какой-нибудь  знак  -  возможно,  поднимете  палец,  -   когда   имя   будет
соответствовать вашему выбору, тогда все  будет  сделано  в  соответствии  с
приказаниями вашего величества.
   Королева  издала  тихий  раздраженный  звук.  Роберт  Сесил  стал  быстро
перечислять  законных  претендентов  на  английский  трон.  При   упоминании
Арабеллы Стюарт,  которая  была  внучкой  главной  соперницы  королевы  Бесс
Хардвик,  графини  Шрюсберри,  Елизавета  Тюдор   скорчила   неодобрительную
гримасу.
   Сесил продолжил:
   - Остаетесь ли вы в своем прежнем намерении  объявить  короля  Шотландии,
Якова Стюарта, своим преемником?
   На мгновение все в комнате затаили  дыхание.  Понимая,  Что  это  был  ее
последний и, вероятно, самый важный  гражданский  долг,  Елизавета  Тюдор  с
большим усилием прижала руки к вспотевшему лбу, имитируя королевскую  корону
на голове, и проскрипела одно-единственное слово "Да!". Потом закрыла  глаза
и заснула впервые за много дней.
   Члены Совета,  спотыкаясь,  удалились  от  кровати  королевы,  измученные
больше самой умирающей правительницы. Дело сделано!  У  Англии  снова  будет
король!  Через  несколько  дней  править  будет  король  Яков   Шотландский,
объединив два старинных королевства, которые так давно воевали между собой.
   - Проследите, чтобы все было готово  к  неизбежному,  -  приказал  Роберт
Сесил своему секретарю, когда они вышли из комнаты. - И никто не имеет права
покидать дворец без моего письменного разрешения. Где сэр Роберт Кери?
   - Здесь, Сесил! - Племянник королевы подошел к Сесилу.
   - Вы готовы ехать в Шотландию, сэр?
   - Да, милорд. Для меня по всему пути расставлены пощади, - ответил Кери.
   Дверь затворилась за мужчинами, и королевская спальня снова погрузилась в
тишину,  которая   нарушалась   лишь   осторожными   движениями   женщин   и
потрескиванием дров в камине. На улице пошел дождь и начался ветер.
   - Итак, наконец дело улажено, - тихо сказала леди Скруп.
   - Разве были какие-то сомнения? - ответила леди Дадли.
   - Интересно, каким будет двор короля Якова? -  отважилась  спросить  леди
Саутвелл.
   - Какое это имеет значение? - сказала леди Скруп. - Нас здесь  не  будет.
Мы представляем собой прошлое правление. Старики уйдут, и придут новые люди.
   - Возможно, леди Бурк будет приезжать к  новому  двору,  -  сказала  леди
Дадли. - Она молода, и если я правильно помню, у нее есть невестка,  которая
замужем за графом Брок-Кэрном, кузеном короля Якова.
   - Да, - сказала ей Валентина, - это младшая  сестра  моего  мужа,  Велвет
Гордон. Однако я не уверена, будем ли мы с Патриком  представлены  к  новому
двору. Мы предпочитаем жить в деревне и, будучи  молодоженами,  хотим  иметь
семью.
   - Жить при дворе очень дорого, - заметила леди Саутвелл.

***

   Гонория  де  Бун  открыла  на  стук   дверь   и   впустила   архиепископа
Кентерберийского, Джона Уитгифта,  и  несколько  его  священников.  Войдя  в
комнату, пятеро  мужчин  преклонили  колени  у  кровати  королевы  и  начали
молиться.
   Королева проснулась и сердито прошептала им:
   - Убирайтесь все вон! Я не неверующая, но я очень хорошо знаю, что все вы
безграмотные попы! Вон из моей спальни!
   Духовные лица поспешно ретировались.
   Валентина поднесла чашку с теплым вином и настоем трав ко  рту  королевы,
чтобы облегчить ей боль  в  горле.  Королева  с  трудом  проглотила  немного
настоя, потом легла. Валентина хотела уйти,  но  костлявые  пальцы  королевы
поймали ее за рукав, и она снова повернулась, наклонилась над ней и услышала
произнесенные шепотом слова:
   - Не забывайте меня, дорогое дитя! - сказала Елизавета. - Уезжайте домой,
когда все кончится, и назовите в мою честь свою старшую дочь Елизаветой.
   - Обязательно, дорогая мадам, - хрипло ответила  Валентина,  не  в  силах
сдержать слезы, и поцеловала руку королевы.
   Елизавета Тюдор слабо пожала пальцы Валентины и проговорила:
   - Скажи этой женщине, что я буду ждать ее. - Потом закрыла глаза и  снова
заснула.
   Когда часы пробили шесть вечера, Елизавета проснулась  и  слабым  голосом
попросила послать за Джоном Уитгифтом, потому что хотела помолиться  с  ним.
Он вернулся со своими священниками и  стал  на  колени  перед  ее  кроватью.
Королева лежала на спине, одна ее рука лежала на кровати, другая свешивалась
с нее. Архиепископ взял ее тонкую руку, и королева отвечала на его вопросы о
ее вере, открывая или закрывая глаза.
   Потом Джон Уитгифт сказал ей:
   - Вы были великой и славной королевой, Елизавета Тюдор, но сейчас  настал
ваш смертный час, и вы должны предстать перед самым великим властителем.
   Слабая  улыбка  тронула  губы  королевы,  и  она  закрыла  глаза.  Спустя
мгновение архиепископ попытался встать, думая, что королева уснула, но глаза
Елизаветы открылись, и она жестом  попросила  его  продолжать  молитвы.  Она
сцепила свои пальцы с пальцами архиепископа тем же самым  жестом,  каким  ее
отец держал руку архиепископа Кренмера много лет назад.
   - Внемли гласу вопля моего, отец небесный и Господь  всемилостивейший,  -
молился  Джон  Уитгифт,  -  услышь  смиренный  голос   мой..,   встреть   ее
благословениями благости.., успокой и наставь ее.., воздай ей за дела рук ее
и  сними  грехи  с  нее..,  и  помилуй  нас...  -  Архиепископ  читал   свои
заступничества  от  имени  Елизаветы  Тюдор  до  тех  пор,  пока,   наконец,
несколькими часами спустя она не погрузилась в  глубокий  сон.  Архиепископу
помогли встать, и он со священником медленно вышел из комнаты. Доктор Перри,
который был любимым духовником Елизаветы, остался при королеве.
   Оставалось только ждать. Гонория де Бун и Габриэль Эдварде сидели  вместе
на скамейке у камина и от усталости клевали носами. Леди Саутвелл откровенно
спала в кресле, похрапывая и склонив голову набок. Леди Дадли и  леди  Скруп
молились, а леди Бурк сидела около кровати королевы, напротив доктора Перри.
   В полночь кончился дождь, и ветер улегся, на  смену  дню  марта  двадцать
третьему пришел день двадцать четвертый.  За  стенами  дворца  Ричмонд  было
тихо, как тихо было и в Лондоне, городе Елизаветы.
   Свечи догорели, и вскоре только камин освещал огромную спальню. Усталость
одолела их, и они заснули.
   Часы, пробившие три, разбудили Валентину, которая вздрогнула, и повинуясь
предчувствию, повернулась, чтобы  посмотреть  на  королеву.  Взяв  маленькое
зеркало, висевшее на золотой цепочке на ее поясе, она  подержала  его  перед
лицом королевы. Зеркало осталось совершенно незатуманенным.
   Со слезами, стекавшими по ее лицу, леди Бурк встала и, пройдя по спальне,
разбудила леди Скруп.
   - Королева умерла, - шепнула она этой доброй женщине. -  Думаю,  что  она
умерла только что, потому что я спала очень недолго.
   - Мы все заснули, - тихо сказала леди Скруп. - Как похоже на  королеву  -
заснуть, когда мы не смотрели на нее. Ее последняя маленькая шутка над нами.
- Поднявшись со стула, она подошла сама посмотреть на свою госпожу. Потом  с
глубоким вздохом сказала:
   - Да. Бесс умерла. - Она подняла еще теплую руку королевы и  сняла  с  ее
среднего пальца кольцо с синим  сапфиром,  которое  было  подарено  королеве
графом Эссексом. Это послужит доказательством королю Якову Стюарту, что  его
кузина действительно мертва. Живая Елизавета никогда бы не рассталась с этим
драгоценным свидетельством любви.
   Она торопливо пошла к дверям спальни и,  открыв  дверь,  тихо  приказала,
чтобы к ней прислали брата, сэра Роберта Кери. Она молча отдала ему  кольцо,
потом, рыдая, они обняли друг друга.
   - Я скажу Сесилу - сказал сэр Роберт,  -  а  потом  я  еду  в  Шотландию.
Королева умерла. Да  здравствует  король!  -  Он  повернулся  и  ушел,  а  в
королевской спальне все громче слышались горькие рыдания.
   Валентина не могла вспомнить, когда она так уставала, но она еще не могла
покинуть королевскую службу. Она и остальные сопровождали тело  королевы  по
реке в Уайтхолл, где оно оставалось выставленным для прощания под присмотром
дам Елизаветы в течение пяти недель.
   Рассвет 28 апреля был чистым. Небо было ярким, безоблачно-голубым. Солнце
заливало лучами сверкающую Темзу, деревья зазеленели молодой листвой,  цветы
пышно цвели, когда Елизавета Тюдор совершала свой последний путь по Лондону,
- городу, который так любил ее и был так постоянно предан ей.
   Все атрибуты  королевского  траура  были  приготовлены,  чтобы  проводить
Елизавету  Тюдор.  Процессия  двигалась  по  улицам  города   к   последнему
пристанищу в Вестминстерском аббатстве, где она успокоится  рядом  со  своей
несчастной сестрой Марией. Улицы заполнили толпы людей. Похоронной процессии
было трудно двигаться. Люди вывешивались из окон, сидели на крышах и даже на
водосточных желобах.
   Портрет  Елизаветы  в  мантии  и  короне  со  скипетром  и  державой  был
установлен на крышке ее гроба. Голова на портрете,  нарисованная  господином
Максимиллианом Кольте,  была  так  жизненно  похожа,  что,  увидев  портрет,
горожане начинали плакать и вздыхать. Большинство из них не помнило никакого
дру