обрачной. Хабиб-ибн-Малик  пришел  в  неописуемую  ярость.  -  Ты  должен
немедленно развестись с нею! - , бушевал он. - Я найду для  тебя  порядочную
девушку!
   - Нет, - спокойно сказал Карим. - Во всем, что  случилось,  виноват  отец
девушки, но что сделано, то сделано. Я расстанусь с  нею,  только  если  она
имела  глупость  забеременеть.  Я  не  могу  признать  сына  другого   своим
наследником. Нынче же вечером, отец, пошли своего врача осмотреть невесту  -
я хочу убедиться, что она не солгала мне. Потом я пошлю нарочного к ее отцу,
он непременно должен узнать обо всем. Если девушку предстоит  вернуть  отцу,
то старик должен  знать  причину  и  возвратить  мне  выкуп  за  невесту  до
последнего динара!  Берберийский  разбойник  не  должен  нажиться  на  нашем
позоре!
   Хабиб-ибн-Малик тотчас же послал за врачом - тот  явился,  был  введен  в
курс  дела  и  немедленно  направился  на  виллу  Карима  освидетельствовать
невесту. Двумя часами позже он воротился и объявил:
   - Невеста не девственна, мой господин Хабиб. Она не солгала.
   - Никому об этом ни слова! - сказал  Хабиб-ибн-Малик.  Возможно,  позднее
потребуется твое официальное заявление в присутствии кади,  но  до  тех  пор
молчи, доктор Сулейман! И благодарю тебя.
   Врач поклонился и вышел. А Хабиб-ибн-Малик подозвал раба:
   - Тотчас же  отправляйся  к  Гуссейну-ибн-Гуссейну  и  его  жене!  Они  в
комнатах для гостей. Скажи, что  мне  нужно  видеть  их  как  можно  скорее!
Проводи их сюда.
   Гуссейн-ибн-Гуссейн со своей супругой  Кабиной  не  замедлили  явиться  и
выглядели изрядно  перепуганными.  Хабиб-ибн-Малик  не  стал  тратить  время
попусту.
   - Ваша дочь утратила девственность до свадьбы! -  ледяным  тоном  объявил
он. - Она призналась в этом моему сыну, а доктор Сулейман засвидетельствовал
ее позор. Мне известно также, что дочь ваша прежде была помолвлена с другим.
   - У вас нет доказательств! - вскинулся Гуссейн.
   - Да, понимаю - ведь, на ваше счастье, кади, бывший в курсе  этого  дела,
внезапно скончался,  -  сухо  ответил  Хабиб.  -  И  тем  не  менее  девушка
опозорена.
   Гуссейн злобно накинулся на свою любимую жену Кабину:
   - Она твоя дочь! Почему ты не уследила?
   - Да она же влюблена в Али Хассана с десятилетнего возраста!  -  страстно
заговорила Кабина. - Они должны были пожениться еще три года тому назад,  но
ты огорошил жениха, потребовав от него огромный  выкуп!  Оба  они  молоды  и
горячи. Они не сомневались, что в один прекрасный день поженятся.  Не  могла
же я три года держать ее взаперти! Не вини меня! Она и  твоя  дочь  тоже,  и
куда больше похожа на отца, нежели на мать!
   - - Муж разведется с нею! Я должен буду вернуть  три  тысячи  динаров,  а
деньги уже потрачены! - зашипел на жену Гуссейн,  словно  в  комнате  никого
кроме них не было.
   - Если Хатиба не зачала,  -  вмешался  Карим,  -  я  возьму  ее  в  жены,
Гуссейн-ибн-Гуссейн. Но если семя ее любовника прорастет,  я  вынужден  буду
возвратить вам дочь. Я не виню девушку в ее несчастье - во всем виновен  ты!
Понял ли ты меня, Гуссейн-ибн-Гуссейн? - Черты Карима исказились от злости.
   - О господин! - Кабина горой стояла за дочь. -  Хатиба  хорошая  девочка!
Правда, она горяча и своенравна. А уж когда отец запретил ей и думать об Али
Хассане, она стала сама на себя непохожа!
   "...Как дочь походит на мать, - думал Карим, глядя на женщину,  -  только
серые глаза Кабины кроткие  и  ласковые,  а  вот  у  Хатибы  они  холодны  и
неприветливы..."
   - Ты проведешь со своей  дочкой  два  месяца,  -  сказал  Карим  теще.  -
Надеюсь, хотя бы теперь ты  станешь  следить  за  ее  поведением,  а  заодно
втолкуешь ей, что входит в обязанности доброй жены. Если к концу этого срока
я буду абсолютно уверен, что она не ждет  ребенка  от  другого,  то  вернусь
домой и начну с нею семейную жизнь. А ты уедешь к мужу.
   Гуссейн-ибн-Гуссейн открыл было рот, чтобы  возразить,  но  злобный  взор
жены остановил его. Челюсти его щелкнули.
   - Ты более чем благороден, господин! - выговорил он, но в голосе  его  не
слышалось благодарности.
   - А тебе бы следовало воспользоваться отсрочкой, чтобы собрать три тысячи
динаров, которые ты столь поспешно истратил. - Карим  был  неумолим.  -  Это
золото - собственность  Хатибы.  Помни  об  этом,  Гуссейн-ибн-Гуссейн!  Эти
деньги спасут ее от нищеты, если когда-нибудь  она  лишится  мужа.  Я  лично
прослежу за тем, чтобы в течение двух месяцев все было возвращено либо  мне,
либо моей супруге.
   Тесть смущенно отвел глаза.
   - Да, господин.  -  Он  уже  лихорадочно  обдумывал,  каким  непостижимым
образом  удастся  ему  выкроить  такую   сумму...А   вдруг   его   зятю   не
посчастливится и звезда его угаснет? Тогда молодая вдова воротится  в  отчий
дом, приданое и выкуп останутся при ней, и  можно  будет  подумать  о  новой
свадьбе...
   Карим наблюдал за тестем: глаза старика сузились и потемнели.  Он  что-то
замышляет... Карим от души надеялся, что ему не придется отсылать жену отцу.
Деле было вовсе не  в  каком-нибудь  неожиданно  возникшем  чувстве  -  нет,
просто,  узнав  тестя  поближе.  Карим  ощутил  сострадание  к  девушке.  Он
повернулся к отцу;
   - Ты проследишь за тем, чтобы госпожу Кабину препроводили к дочери?
   - Тотчас же, - отвечал Хабиб.
   И Кабина переселилась на  время  в  дом  зятя...  Дочь  мрачно  сверкнула
глазами на мать:  она  явно  разозлилась,  увидев  ее.  Кабина  отвесила  ей
пощечину:
   - Теперь некому тебя выгораживать, дрянная девчонка! Отец сколько  угодно
может уверять, что он  тут  ни  при  чем,  но  он  прекрасно  знал,  чем  ты
занималась, когда ездила в горы! Прекрасно знал! И тем не менее продал  тебя
такую за три тысячи динаров, надеясь, что  ему  все  с  рук  сойдет!  Молись
Аллаху, дочка, молись, чтобы не оказаться в тягости от  Али  Хассана!  Тогда
отец просто убьет тебя. И даже я не смогу тебя защитить.  Посуди  сама:  что
ему останется делать с опозорившей его дочерью,  чтобы  сберечь  хоть  каплю
семейной чести? Тебе на удивление повезло с мужем, Хатиба, - если,  конечно,
он останется таковым. Если все обойдется... Какое  великое  благородство  он
проявляет, подумай только!
   - Благородство! - оскалилась Хатиба. - Он любит другую, с которой никогда
не сможет быть вместе, мама! Мою же утраченную добродетель он ни в  грош  не
ставит! И если он не выгоняет меня, то лишь для собственного блага, а  вовсе
не ради меня. Он никогда меня не полюбит...
   Дни летели. Карим с братьями и приятелями почти каждое  утро  выезжал  на
охоту в горы и поля за городом. Днем он обычно навещал  Хатибу,  но  лишь  в
присутствии ее матери. Обнаружилось, что девушка поразительно невежественна.
Она не умела ни читать, ни писать. У нее  начисто  отсутствовал  музыкальный
слух. Когда же он  пригласил  для  нее  учителей,  она  пришла  в  отчаяние,
мгновенно уставала и принималась рыдать.
   - Она на редкость невнимательна, -  пожаловался  Кариму  самый  уважаемый
наставник, выражая общее мнение. -  С  нею  невозможно  заниматься:  она  не
желает учиться, а хуже ничего не придумаешь...
   Оставаясь в одиночестве, Карим чуть ли волосы на себе не рвал -  в  самом
деле,  о  чем  они  станут  беседовать,  если  она  останется   его   женой?
Обнаружилось, правда, что девушка азартна в любой игре. Она играла в шахматы
и триктрак с ребячьей горячностью: когда ей случалось выигрывать, она  бурно
радовалась и хлопала в ладоши, а оставшись в проигрыше, бушевала.  Это  было
хоть и слабое, но все же утешение... Карим все чаще  вспоминал  совет  брата
Джафара - поскорее обрюхатить жену и подыскать себе занятную наложницу. Он с
грустью вздыхал. Он не хотел ни гарема, полного луноликих красавиц, ни  жены
по имени Хатиба, которая за столь короткое время успела  уже  доставить  ему
массу хлопот. Он желал лишь Зейнаб, а ею ему никогда не обладать.  Она  ушла
от него навсегда...
   Наконец период ожидания истек. У Хатибы дважды показались крови,  и  врач
Сулейман, тщательно осматривавший девушку  во  время  регулярных  истечений,
объявил, что беременности опасаться не следует.
   - Ты можешь войти без опаски, мой господин.  Если  она  через  положенное
время родит, можно будет не сомневаться, что это  твое  дитя.  Она  здорова,
ничем не заражена. И, похоже, с родами проблем не возникнет.
   Карим тотчас же отослал тещу домой в горы и распустил на  несколько  дней
всех прислужниц. С тяжелым сердцем вошел он в покои своей жены.  Путь  назад
был отрезан. Поводов оттягивать  неминуемое  больше  не  было.  Самое  время
начинать новую жизнь...

***

   - Выпей это, госпожа Зейнаб,  -  говорил  врач  Хасдай-ибн-Шапрут,  одной
рукой обнимая девушку, а другой поднося к ее губам чашечку.
   - Что это? - слабым голосом спросила она. - Как болит голова...
   - Еще глоточек  универсального  противоядия.  Оно  называется  "териака".
Уверяю тебя, все  обойдется,  -  приговаривал  врач.  -  Тебе  необыкновенно
посчастливилось, что организм отреагировал на яд  мгновенно.  Это  позволило
вовремя поставить диагноз и спасти тебя.
   - Яд?! - На ее прекрасном лице отразилось изумление. - Я была  отравлена?
Ничего не помню... Кому понадобилось меня... - Зейнаб смутилась. Что  такого
она сделала, что приобрела  столь  непримиримого  врага  за  такое  короткое
время?
   - Преступница пока не найдена, - отвечал калиф, находящийся тут же. -  Но
как только я найду ее, она умрет той  самой  смертью,  которую  избрала  для
тебя, моя любовь. - Лицо его было сумрачно.  В  гареме  было  около  четырех
тысяч женщин - его жены, наложницы, рабыни,  которые  еще  только  надеялись
привлечь его внимание, его родственницы,  служанки...  Немыслимо  подвергать
допросу всех. Злоумышленник очень хитер. И похоже,  что  так  никогда  и  не
будет найден...
   - Как.., как была я отравлена? - спросила Зейнаб Хасдая-ибн-Шапрута. -  А
что мой бедный Наджа? С ним все в порядке? Ведь  он  пробует  все,  что  мне
подают...
   - Твой евнух всего лишь вне себя от волнения и страха за тебя, госпожа. В
остальном же вполне здоров, - уверил ее врач. - Отравой была пропитана  одна
из твоих шалей. Так яд проник в кожу. Ты должна была умирать постепенно,  но
как только ты накинула шаль, наступила  немедленная  И  бурная  реакция.  Ты
несомненно весьма чувствительна  к  любым  посторонним  веществам  -  и  это
хорошо, госпожа. - Врач повернулся к своей помощнице:
   - Ревекка, покажи госпоже Зейнаб злополучную шаль.
   Пожилая  женщина  открыла  металлический  ящичек   и   продемонстрировала
содержимое.
   - Кто дал тебе эту шаль, госпожа? - спросил Хасдай-ибн-Шапрут. - Если  ты
вспомнишь, то, возможно, мы скорее  найдем  преступника..,  преступницу.  Не
прикасайся, умоляю! Шаль смертоносна, и ее надлежит  немедленно  уничтожить.
Просто гляди.
   Зейнаб посмотрела на шаль. Прелестная ткань  -  легчайшая  мягкая  шерсть
ярко-розового цвета, а роскошная бахрома еще ярче. Приметная  вещица...  Тем
не менее Зейнаб напрочь не помнила, откуда она взялась.  Она  посмотрела  на
Ому, но та лишь недоуменно покачала головой.
   - Этой вещи не было среди нарядов, привезенных нами из Алькасабы  Малики,
- сказала Ома. - Я помню лишь, как однажды поутру  мы  рылись  в  сундуке  в
поисках какой-нибудь теплой шали:  день  обещал  быть  прохладным.  Вот  эта
просто-напросто лежала поверх прочих  тряпок.  Мне  и  в  голову  не  пришло
поинтересоваться, откуда она взялась. Я подумала, что это подарок  господина
калифа...
   - Госпожа, я обязан задать один  вопрос,  -  сказал  врач.  -  Ты  вполне
доверяешь своей прислужнице? Зейнаб пришла в неистовство.
   - Как ты смеешь? - Она с величайшим трудом овладела  собою  и  заговорила
ледяным тоном. - Я верю Оме, как самой себе. Она  со  мною  по  собственному
выбору. Я предлагала даровать ей свободу и  отослать  домой,  в  Аллоа.  Она
отказалась. Она отказалась даже стать женою  Аллаэддина-бен-Омара,  которого
любит всем сердцем, и все ради  того,  чтобы  не  покидать  меня!  -  Зейнаб
протянула руку подруге, и Ома благодарно сжала ее. Глаза служанки были полны
слез. - Ома верна... Никогда она не причинит мне зла.
   - Госпожа, прошу простить меня, но я обязан был спросить...  -  врач  был
искренен.
   - Путешествие не повредит госпоже? - спросил калиф.  Вопрос  этот  изумил
всех.
   - Куда ты хочешь увезти ее, мой господин? - спросил Хасдай.
   - Во дворец Аль-Рузафа. Она будет там в безопасности, покуда не оправится
совершенно, - отвечал калиф. - Мы поедем с  остановками:  сперва  доедем  до
Алькасара,  что  в  Кордове,  передохнем,  а  потом  спокойно  доберемся  до
Аль-Рузафы.
   - Да... - врач задумался. - Пожалуй, это недурная мысль, мой господин.  В
Аль-Рузафе  ситуацию  можно  держать  под  контролем,  не  то  что  в   этом
курятнике... А дворец все еще обитаем? Ты не был там с тех самых пор,  когда
двор переехал в Мадинат-аль-Захра...
   - Я поселю се в прелестном летнем домике среди тамошних дивных садов, там
уютно и вполне можно жить. Не впервые  мне  возить  туда  красавицу...  -  В
глазах Абд-аль-Рахмана  сверкнули  шаловливые  огоньки.  -  Там  покойно,  -
докончил он более серьезно.
   - Все одежды госпожи необходимо предать  огню,  -  продолжал  врач.  -  А
драгоценности - прокипятить в уксусе. Мы не  можем  исключить  проникновение
яда во все вещи, которых касалась отравленная шаль.
   Калиф заметил, что глаза бережливой Зейнаб темнеют, и поспешно сказал:
   - Я тотчас же прикажу сшить тебе новые наряды - самые лучшие, моя любовь!
Но воспользуюсь случаем и признаюсь тебе, красавица; ты нравишься мне  более
всего в естественном своем виде... На свете  нет  женщины  прекраснее  тебя,
Зейнаб! Я ежечасно благодарю Аллаха за то, что он не отнял тебя у меня.
   - О, как ты добр, господин  мой...  -  ласково  ответила  она,  тщательно
скрывая злость и испуг. Да, Инига предупреждала ее, что подобное случается в
гаремах, но, надо признаться, Зейнаб не восприняла ее слов всерьез...
   А Хасдай-ибн-Шапрут тем временем думал о том, что калиф, похоже,  всерьез
влюбляется - или уверяет в этом сам себя. За те несколько лет, что  он  знал
Абд-аль-Рахмана, он ни разу не видел, чтобы владыка был таким с  женщиной...
То, что началось как приступ бешеной страсти,  возбуждаемой  цветущим  и  на
редкость совершенным телом, обогатилось совершенно иными симптомами по  мере
того, как калиф лучше узнавал свою Рабыню Страсти... Что же до самой Зейнаб,
то врач ни секунды не верил в ее  ответную  любовь  к  калифу.  Да,  девушка
почитает  его,  возможно,  немного  боится  -  ладно,  пусть   даже   слегка
привязалась к владыке, но при чем тут любовь? Нет. Едва зная девушку, он  не
был даже вполне уверен, что она способна любить. Ужели  женщина,  специально
натасканная для наслаждения и  ведущая  столь  неестественный  образ  жизни,
знает, что такое любовь?.. Нет, положительно это загадка...
   Правда, врач вынужден был признать, что более красивой женщины он в жизни
не видывал. Посему вполне понимал калифа - ведь она к тому же еще и  молода,
и образованна... Зейнаб  -  последняя  любовь  калифа,  ярчайшая  звезда  на
закатном его небосклоне, подобно тому, как Ависага-сунамитянка была  усладой
старости царя Давида... Вероятно, ребенок от нее будет  последним  отпрыском
владыки. И пусть ему за пятьдесят - но на это он вполне  еще  способен,  что
доказывает существование двоих младших его детей...
   - Как она? - спросила госпожа Захра  Хасдая-ибн-Шапрута.  Она  специально
потребовала, чтобы он явился в ее покои перед тем, как покинуть гарем.  -  И
что с нею приключилось? Она что, забеременела?
   - Кто-то пытался ее отравить, - спокойно  отвечал  доктор.  -  Калиф  вне
себя. К счастью, мне удалось ее спасти. - С какой стати первая  жена  калифа
спрашивает об этом? Захра обычно не удостаивает своим  вниманием  тех,  кого
считает низшими...
   - Тогда, я уверена, она будет жить, - безмятежно ответствовала  Захра.  -
Конечно, калиф стар для такой цацки, но станет ли он меня слушать?  Никогда!
Ах, насколько было бы разумнее отдать  эту  красотку  Хакаму!  А  ты  какого
мнения как врач?
   - Я вижу лишь, что господин мой  калиф  счастлив  с  госпожою  Зейнаб.  Я
считаю его достаточно крепким и телом, и духом, чтобы предаваться страсти  с
этой  красивой  девушкой,  -  отвечал  Хасдай-ибн-Шапрут,  прежде   ему   не
приходилось видеть госпожу Захру в такой ярости.  Что  ее  так  волнует?  Ее
положение при дворе незыблемо, и сыну ее ничто не угрожает...
   - О, мужчины! - говорила позже Захра второй жене калифа по  имени  Таруб,
галатианке,  чьи  когда-то  роскошные  рыжие  волосы  с  возрастом  утратили
яркость. -  Все  они  из  одного  теста!  Наш  господин  рискует  здоровьем,
забавляясь с юной наложницей! Он совсем не думает о том, как нуждается в нем
Аль-Андалус!
   - Если он счастлив, - рассудительно заметила Таруб, - разве от  этого  не
выиграет Аль-Андалус? Что ты имеешь против этой Зейнаб? Почему  вся  пылаешь
ревностью? Сколько наложниц прошло через спальню владыки -  а  ты  прежде  и
бровью не вела! С самого начала девушка вела себя достойно, а с  тобою  была
крайне почтительна! Она не сеет смуты среди  наложниц.  Она  добропорядочнее
всех, кого я до  сих  пор  знала...  Ни  одна  душа  на  нее  ни  словом  не
пожаловалась! Отчего же ты так ее невзлюбила?
   - При чем тут "невзлюбила"? - возмутилась Захра.  -  Просто  я  пекусь  о
здоровье нашего дорогого господина. - Первая жена владыки была  по  рождению
каталанкой - а женщины этой  страны  славятся  острым  умом.  Именно  это  и
очаровало в ней когда-то Абд-аль-Рахмана...
   - Но сейчас-то речь вовсе не о его здоровье! - слегка улыбнулась Таруб, -
Ведь это бедняжка Зейнаб чуть было не умерла.
   - Он любит ее... - почти беззвучно прошептала Захра.
   - Ах, так вот в чем твоя печаль! - отвечала подруга. - Ох,  Захра,  ну  и
что тут такого? Ведь он любит и меня, а ты ничуть не ревнуешь. Он любит всех
очаровательных своих наложниц - и даже  не  очень  очаровательных,  особенно
тех, кто подарил ему детей. В особенности Бацею и Кумар. Ведь ты и к ним  не
ревнуешь мужа! Если даже он любит эту Зейнаб, то любовь его к тебе все равно
сильней! Ты у него самая любимая жена! И таковой останешься. Разве не назвал
он в твою честь город? Как красиво - Мадинат-аль-Захра... Просто  прекрасно,
что мужчина в его возрасте способен еще полюбить! - Она рассмеялась.  -  Так
возблагодарим  же  за  это  Аллаха!  Ведь  мы  с  тобою  попали  во   дворец
Абд-аль-Рахмана одновременно. Помнишь? Мы были совсем юными девушками.  Твой
сын родился за два месяца до появления на свет моего малыша. И я  не  гневлю
Аллаха, что вышло, то вышло...  Я  обожаю  моих  детей  и  внуков.  Это  мое
утешение. Я не убиваюсь оттого,  что  время  страсти  миновало.  А  ты  вот,
похоже, не можешь смириться... И с каждым годом  тебе  все  тяжелее.  Думаю,
причина твоей ревности вовсе не в любви Абд-аль-Рахмана к  Зейнаб,  а  в  ее
юности и поразительной красе! Этого ты все равно не сможешь изменить -  как,
впрочем, и не сумеешь сама помолодеть. Тебе ведь уже за сорок...
   - Как ты безжалостна! - из глаз Захры брызнули слезы.
   - Я просто честна с тобою,  -  как  всегда,  дражайшая  моя  подружка!  -
отвечала Таруб. - Но заметь, я  сказала  тебе,  что  наш  муж  всегда  будет
сильнее прочих  любить  именно  тебя,  и  неважно,  кто  еще  взволнует  его
сердце... Прими это и умертви в своем сердце злость и  ревность,  иначе  они
убьют тебя или, что еще хуже, любовь  к  тебе  Абд-аль-Рахмана.  Неужели  ты
хочешь перечеркнуть все эти годы безмятежного счастья?
   Захра молча отвернулась. Права  ли  Таруб?  Или  подруга  просто-напросто
хочет ее утешить? Абд-аль-Рахман с нею уже совсем другой...
   Она вдруг вспомнила тот день, когда умерла  старейшая  наложница  калифа.
Госпожа Айша была первой женщиной, которую познал Абд-аль-Рахман.  Она  была
старше владыки...
   ...Айшу подарил ка