мой господин, то эта печаль останется с  тобою  до
конца твоих дней... - откровенно сказал Хасдай. - Этого уже нельзя изменить,
но народу Малики ты необходим. Время твоего траура давно истекло. Ты  должен
править! Быть сильным!  Ты  обязан  разыскать  этого  бандита  Али  Хассана,
уничтожить его -  раздавить  эту  ядовитую  гадину,  чтобы  он  не  возмущал
спокойствие в стране!
   - Я младший сын в семье... - выкрикнул  Карим  с  болью  в  голосе.  -  Я
никогда не собирался становиться князем и править! Князем  должен  был  быть
Айюб или же Джафар... Я ровным счетом ничего не знаю об управлении  страной,
Хасдай-ибн-Шапрут. Оставь меня в покое оплакивать моих мертвых, умоляю тебя!
   - Я привез с собою сотню сакалибов. Твой визирь поведал мне, что ты купил
пятьдесят крепких и здоровых северян на невольничьем рынке в Себте, они  уже
здесь, в Алькасабе Малике. В течение месяца мои люди могут обучить их  всему
необходимому  для  того,   чтобы   изловить   этого   Али   Хассана.   Калиф
строго-настрого приказал, чтобы он был пойман и казнен. Так что же ты сидишь
здесь, словно немощная старуха, вместо того чтобы отомстить за все, что этот
злодей причинил тебе и твоим близким? И ты позволишь Али Хассану сеять смуту
среди горцев, подбивая их на бунт против нашего калифа? Не этого я ожидал от
тебя, Карим-ибн-Хабиб, - в голосе Нази слышалось презрение.
   - А после того, как я отомщу за себя и за смерть родных, -  голос  Карима
окреп настолько, что изумился даже Аллаэддин, - что останется мне?  Я  лишен
всего!
   - Ты должен вновь  жениться  и  продолжить  род  правителей  Малики,  мой
господин, - сказал Нази. - Твой дальний предок был  совершенно  один,  когда
основал династию и выстроил этот город!
   - Я больше не женюсь без любви, - сказал Карим. - Я не любил  бедную  мою
Хатибу - любовь моя была отдана другой, с которой мы не могли быть вместе...
Я полагал, что жене довольно будет моей преданности и уважения. Может  быть,
если бы она не умерла, так бы оно и стало  со  временем  -  но  теперь  меня
терзает вина перед нею...
   - Любовь не всегда означает счастье, мой господин, - отвечал Нази. -  Али
Хассан любил Хатибу - и из-за  этой  любви  погибла  она  сама  и  вся  твоя
семья... Помни об этом, когда будешь выбирать себе новую жену!
   - Брак без любви подобен небу без светил, Хасдай-ибн-Шапрут. Оно столь же
бесконечно, сколь и уныло... Нази признал справедливость слов Карима:
   - Ты мудр, мой господин...
   Но было тем не менее  очевидно,  что  князь,  долгие  дни  просидевший  в
полнейшей неподвижности и безмыслии, возрождается к жизни. Понадобился  лишь
краткий разговор, лишь вызов, брошенный его самолюбию... Хасдай предположил,
что доселе никто не решался на подобное - напротив, все  лишь  соболезновали
Кариму в его горе. Они любящими руками выкапывали  этому  несчастному  князю
глубокую могилу, из которой ему не удалось бы выбраться никогда...
   - Со мною прибыл один  человек,  который  тебе  знаком,  -  сообщил  Нази
Кариму. - Имя ее Зейнаб. До меня дошло, что ты ее обучал. Если это и вправду
так, то прими искреннюю мою благодарность, мой господин. Она - совершенство.
   - Зейнаб? Она здесь? - в голосе Карима звучало волнение, которое он  даже
не пытался скрыть. - Как попала она к тебе? Она же отдана была калифу?
   - Она сама все тебе расскажет, но только через несколько дней,  когда  ты
окрепнешь физически. - сказал Хасдай. - Насколько я понимаю, ты моришь  себя
голодом. Так вот; я собираюсь предписать тебе диету,  которая  в  кратчайшие
сроки поможет твоему ослабевшему организму восстановить  силы.  Твой  визирь
вместе с капитаном моих сакалибов займется муштрой твоих новичков.  Дни  Али
Хассана сочтены, мой князь, ведь так?
   Карим взглянул на Нази:
   - Да.
   Больше он ничего не сказал, но в голосе его слышалась мрачная  решимость,
не ускользнувшая ни от Хасдая, ни от Аллаэддина.
   Позднее визирь благодарил Нази:
   - Ты заставил его послушаться тебя, а никто из нас не мог... Теперь с ним
все будет хорошо. Я уже вижу первые добрые признаки!
   - На самом деле лишь упоминание имени Зейнаб заставило его  по-настоящему
пробудиться, друг мой, - тихо сказал Хасдай. - Ничто из того, что я  говорил
ему прежде, так не тронуло его. Почему? Расскажи...
   Аллаэддин-бен-Омар покачал головой:
   - Не подобает мне распространяться об этом, господин  Нази.  Расспрашивай
либо Зейнаб, либо князя, но, молю, не меня!
   - Что ж, хорошо, - сказал Хасдай. - Спрошу Зейнаб...
   - Как чувствует себя князь? - спросила она после того, как они разомкнули
объятия на ложе любви, - Он выживет?
   - Да, - отвечал Хасдай. Нет, он ничего такого не слышал в ее голосе,  что
пролило бы свет  на  тайну  ее  взаимоотношений  с  Каримом-ибн-Хабибом!  Он
спрашивал себя, волнует ли его эта тайна, и вынужден был констатировать, что
волнует. Нет, он все же не любил эту женщину... Он не был даже уверен,  что"
способен на это чувство. Но она стала настоящим его другом,  к  тому  же  им
было хорошо вдвоем.  Зейнаб  была  много  большим,  нежели  просто  искусной
наложницей, и он не желал ее терять.
   - Евнух Мустафа в подробностях рассказал мне обо всем, что  случилось,  -
сказала она. - Это ужасно. Мы должны выяснить,  жива  ли  еще  сестра  князя
Инига. Если жива, то  ее  необходимо  освободить,  господин  мой  Хасдай,  -
золотоволосая головка легла на его плечо. - Инига - милейшее создание!
   - Князь говорит, что для нее лучше было бы, если бы она умерла - ведь она
опозорена, - сказал Хасдай. - Кодекс морали здесь, в Ифрикии, очень суров...
И, хотя я нисколько этого не одобряю, но вполне понимаю. Если бедняжка  была
изнасилована - а скорее всего, именно так оно и было -  ни  один  порядочный
человек не захочет взять ее в жены. Она погибла. Али Хассан мог бы с тем  же
успехом заколоть  ее.  А  если  он  этого  не  сделал  -  что  ж,  тогда  он
необыкновенно жесток!
   - И что же - моя подружка будет брошена на произвол судьбы? -  возмущенно
спросила Зейнаб. Она села, скрестив ноги и серьезно поглядела на Нази:
   - Пообещай, что освободишь ее, Хасдай! Я возьму  ее  с  собою  домой,  по
крайней мере, остаток своих дней она проживет в мире и покое. Не оставляй ее
в лапах этого зверя Али Хассана, если она еще жива! Пожалуйста!
   -  Князь  купил  пятьдесят  воинов-северян  в  Себте.  Их  будут  обучать
воинскому мастерству наши сакалибы. Через месяц мы предпримем поход  в  горы
на поиски Али Хассана. Князь Карим сам поведет солдат. Пока он еще слаб...
   - А Инига должна все это время томиться в плену? По  крайней  мере  пошли
шпиона, чтоб удостовериться, жива она или  же  мертва!  Ты  ведь  все  равно
пошлешь кого-нибудь тайно, дабы разведать обстановку...
   - Да откуда тебе это известно? - Хасдай был изумлен. Она всегда  удивляла
его тогда, когда он менее всего этого ожидал.
   - Я выросла в стране, где было множество враждующих кланов, мой господин.
Это  обычная  стратегия  моего  народа.  Если  не  знаешь,   какими   силами
располагает противник - вскоре лишишься замка, земель, скота... -  будничным
тоном растолковывала ему Зейнаб. - Ничего удивительного. тут нет.
   - Наша главная задача - уничтожить  Али  Хассана  и  его  группировку,  -
отвечал ее любовник. - Если госпожа Инига будет найдена живой - что ж, тогда
и будем решать, как с нею поступить. - Он попытался было обнять  Зейнаб,  но
та отпрянула. Злость исказила ее прекрасное лицо.
   - Инига стала жертвой злодеев, мой господин! Это  само  по  себе  ужасно.
Почему же она должна страдать еще и от осуждения близких ей людей?  С  какой
стати предавать ее осуждению? Позор не на ней, а на тех, кто  это  сделал  с
нею! Я наложница, мой господин. Я что - тоже покрыта позором?
   - Зейнаб, послушай, - терпеливо заговорил Хасдай. - Ты должна  понять.  Я
знаю, что ты достаточно умна... Инига - дочь князя Малики. Она  была  женой.
Матерью. А после того, как ее нагло похитил Али Хассан и надругался над нею,
она навеки запятнана оттого, что познала другого мужчину.., или  мужчин.  Ты
же наложница. Твое призвание - соблазнять, вступать с мужчинами  в  интимные
сношения. Ты уважаема, но уважение это совершенно иного рода...
   - А если бы я была похищена Али Хассаном и зверски изнасилована всеми его
воинами по очереди, я что, не была бы опозорена подобно  бедняжке  Иниге?  -
требовательно спросила она.
   - Да, конечно же, нет! - отвечал он. - Ты же наложница!
   - Ну уж уволь - это абсурд! - едко заявила Зейнаб. - Не ожидала такого от
тебя...
   - Никогда прежде не видел тебя такой... - ответил  он,  до  глубины  души
изумленный ее страстным порывом.
   - У меняла всю жизнь было всего две подруги - Инига одна из них.  Я  была
рождена свободной, но стала рабыней. Правда, и тут Судьба была милостива  ко
мне. Меня любили... Меня ублажали... А что сталось с бедной  моей  подругой?
-Она своими глазами видела, как убивали ее близких,  она  была  похищена  и,
скорее всего, изнасилована. До той поры Инигу лелеяли и любили все,  кто  ее
знал. У нее был ребенок. Она не заслужила позора, и я сделаю  все,  от  меня
зависящее, чтобы ее спасти! Я не могу сидеть сложа руки, покуда вы, мужчины,
обсуждаете проблему ее утраченной добродетели! Это же просто смешно!  Нет  -
это страшно! Да ведь жизнь ее в опасности!
   - Обещаю тебе, моя дорогая, - сказал он, беря ее руки в свои, -  те,  что
будут посланы на разведку, разузнают все, что можно, об Иниге. Это все,  что
я  на  данный  момент  могу  сделать,  Зейнаб.  А  теперь  поцелуй  меня.  Я
истосковался по твоим губам... - Его златокарие глаза сияли. . Она притянула
его голову к себе, но мысли ее витали  далеко,  и  она  чисто  автоматически
целовала его. И все равно поцелуи ее привели любовника в восхищение. Она все
чаще изумлялась, насколько заученными сделались ее ласки...  Как  хотела  бы
она, чтобы все было иначе! Она чувствовала бы себя  виноватой,  не  будь  ей
прекрасно известно, что Хасдай не испытывает к ней любви. Вместо  этого  она
думала лишь о Кариме, который тут, совсем близко, под одной с нею крышей,  в
то время как она лежит в объятиях другого мужчины... Знает ли  он,  что  она
здесь? Думает ли о ней?
   Он думал о  ней...  Лежа  один  на  просторной  постели,  он  гадал,  как
случилось так, что она стала  собственностью  Хасдая-ибн-Шапрута.  Нази  был
молод, хорош собой и выглядел очень мужественным. Хорошо ли  Зейнаб  с  ним?
Карим вздохнул...Счастлива ли она? Зачем, во имя Аллаха, Судьба снова сводит
их, не давая возможности соединиться? Неужели мало ему его  боли?  Аллаэддин
пообещал, что утром Ома ответит на все их бесчисленные вопросы.
   Карим не спал, да и не хотел засыпать... Посланник калифа своими  резкими
словами вернул его к действительности. Да, теперь он ответственен за  Малину
и за ее народ. Он не мог, не смел обесчестить память отца  и  всех  предков.
Они основали город и сделали все для его процветания. Он не  мог  позволить,
чтобы все их усилия остались втуне лишь из-за того, что его постигло горе...
   Уже рассветало, а он так и не сомкнул глаз. Вошла служанка  с  завтраком.
Карим поглядел на поднос и поморщился. Но служанка, старая женщина,  знавшая
его с самого детства, сказала непреклонно:
   - Врач сказал, что я должна приготовить для вас именно это, а вы  обязаны
все это съесть, мой господин. Ведь вы  теперь  слабее  дитяти,  вам  надобно
поднабраться сил, чтобы разыскать и покарать Али Хассана!
   Карим с грустью взглянул на тарелку просяной болтушки и с тяжким  вздохом
взялся за ложку... Прикончив все дочиста, он очистил сваренное вкрутую  яйцо
и съел его, затем  принялся  за  ломтик  сладкой  дыни.  Был  на  подносе  и
маленький кубок с вином, и кусок хлеба с ломтиком козьего  сыра,  но  доесть
все он был просто не в состоянии... И все же  после  еды  почувствовал  себя
гораздо лучше.
   Пришел Аллаэддин, но не  один,  а  с  Омой.  Девушка  подробно  объяснила
Кариму, почему Зейнаб теперь принадлежит Хасдаю-ибн-Шапруту.
   - Она любит его? - спросил Карим.
   - Разумеется, нет. И он не испытывает к ней любви, - отвечала Ома. -  Она
была привязана к калифу, это я знаю, но с Нази они всего лишь добрые друзья.
   - У нее есть дети? - В глазах Карима застыла тоска.
   - Дочка по имени Мораима, - ответила Ома. - Калиф любит дитя и очень добр
к ней. Моя госпожа не привезла с собою ребенка лишь потому, что боялась, как
бы дальняя дорога не повредила маленькой принцессе.
   А позже, воротившись к хозяйке. Ома сообщила;
   - Он спросил, любишь ли ты Нази... Думаю, ты все еще дорога ему. А  когда
я рассказала о ребенке, он сильно загрустил.
   Зейнаб подняла руку, словно защищаясь:
   - Не говори больше ни слова! Не хочу ничего знать, Ома! Ты же знаешь -  я
живу так не по собственному выбору.  Я  примирилась  со  своей  участью.  Не
говори мне ничего, что может вновь сделать меня несчастной,  возмутить  мое,
пусть призрачное, спокойствие...
   Она не видела его, хотя Карим наблюдал за нею, когда она прогуливалась  в
садике либо в обществе Нази, либо с Омой.  Она  стала  еще  прекраснее,  чем
была, думал Карим... Для него было совершенно очевидно,  что  любовь  к  ней
жива в его сердце и что всегда будет он любить  свою  златокудрую  Зейнаб...
Однажды он увидел, как Хасдай остановился и запечатлел поцелуй на ее  устах.
Карима охватила бешеная злоба - но вот она подняла лицо  и  улыбнулась  Нази
чарующей улыбкой без малейших признаков страсти... Злоба  тут  же  улеглась.
Ома не прибегла ко лжи во спасение больного  -  Зейнаб  и  впрямь  не  любит
своего господина! Но любит ли она все еще его, Карима?
   С каждым днем ему становилось все лучше, и уже через неделю он  сам  стал
участвовать в учениях, которыми руководил капитан  сакалибов.  Миновала  еще
неделя - и Карим  почувствовал,  что  уже  вполне  физически  окреп.  Одежда
перестала свисать с него, словно с распялки, да и спал он ночами спокойно...
А воины его уже выезжали из города,  дабы  продемонстрировать  свою  военную
мощь. Он ни секунды не сомневался, что шпионы обо всем донесут Али  Хассану.
Начиналась захватывающая игра в кошки-мышки с наглым бандитом...
   И вот через месяц Хасдай объявил Зейнаб:
   - Мы перемещаемся в горный лагерь - попытаемся выманить  Али  Хассана  из
его убежища.  Он  постоянно  в  разъездах,  наши  разведчики  не  могут  его
отыскать. Князь считает, что благоразумнее всего добиться, чтобы он вышел  к
нам сам.
   - А что-нибудь слышно об Иниге? - спросила его Зейнаб.
   - Боюсь, что нет... - отвечал Нази. - Скорее всего, ее давно нет в  живых
- и это лишь ей во благо, дорогая моя...
   Зейнаб стиснула зубы, приказывая себе молчать, но резкие  и  едкие  слова
чуть было не сорвались с ее губ... Нет, Инига не может быть мертва! А  когда
они отыщут ее, она, Зейнаб, уладит все. Да, Карим лишился всей семьи, но она
возвратит ему сестру! И он будет счастлив, что бы тут они все ни говорили!
   Вскоре мужчины уехали в горы, предоставив Зейнаб и Ому самим себе. Каждые
несколько   дней   приезжал   нарочный   с   посланием   для    Зейнаб    от
Хасдая-ибн-Шапрута  -  из  этих  кратких  записок  явствовало,  что   поиски
разбойника нимало не продвинулись... Не нашли ни самого Али Хассан,  ни  его
лагеря, ни его воинов. И все же они приняли решение оставаться  в  горах  до
тех пор, пока бандит сам не выйдет из укрытия - а в том, что рано или поздно
он это сделает, ни у кого не было сомнений. Они должны быть начеку...
   Однажды теплым летним вечерком, когда две молодые  женщины,  как  обычно,
прогуливались в отдаленном уголке сада, из кустов внезапно  появилось  около
полудюжины вооруженных людей. Ома с поразительной прытью ускользнула  от  их
рук и понеслась что есть духу к портику,  крича  во  все  горло  и  призывая
Мустафу и стражников.  Зейнаб  же  чуть  замешкалась  -  и  была  тотчас  же
схвачена. Чья-то ладонь быстренько заткнула ей рот, и ее выволокли через  те
маленькие воротца  в  стене,  которые  обычно  использовал  Карим.  Один  из
похитителей перебросил ее  через  луку  седла,  и  маленький  отряд  галопом
поскакал вниз по улице. Через  городские  ворота  им  удалось  прорваться  -
помощь не подоспела вовремя... .Зейнаб была не  дура.  Теперь  она  получила
доказательство того, что маневры в горах и вправду  привлекли  внимание  Али
Хассана, и неважно, знают об  этом  Карим  или  Хасдай...  Разбойник  избрал
неожиданную тактику. Она и не пыталась бороться со своим похитителем.  Ей  и
так из рук вон неудобно, а если она еще и  сверзится  со  скачущего  галопом
животного, то может насмерть разбиться... Она извернулась, чтобы  посмотреть
в лицо похитителю, но оно было закрыто платком почти до самых глаз.
   - Кто ты? - спросила она по-арабски, надеясь, что свист ветра не заглушит
ее слов.
   - Али Хассан, - лаконично ответил он.
   Зейнаб почти восхитила храбрость этого человека. Это было почти безумство
-  ворваться  в  сад  самого  князя  Малики  и  похитить   Рабыню   Страсти,
принадлежащую посланнику калифа. Ну, теперь-то она выяснит, жива ли Инига! А
уж капитан сакалибов быстренько отыщет лагерь Али  Хассана.  Она  видела  на
обочине дороги людей, которых бешено мчащиеся кони чуть было не сбили с ног.
Наверняка они сообщат властям... Она подумала,  что,  скорее  всего,  это  и
впрямь для нее опасно, но почему-то не испытала страха.
   Бешеная скачка продолжалась несколько часов, в  течение  которых  Зейнаб,
как могла, примечала путь  -  и  вот  острое  зрение  помогло  ей  различить
очертания лагеря - бандиты раскинули его  в  одной  из  высокогорных  лощин.
Черные шатры схоронились промеж скал и были  почти  неприметны.  Али  Хассан
остановил коня подле самого просторного из  шатров  и  бесцеремонно  сдернул
свою добычу с седла взмыленного коня.
   Зейнаб чудом удалось приземлиться на ноги, не уронив своего  достоинства,
хотя от резкого толчка ее затекшие ноги чуть было не подломились в коленках.
Зейнаб  с  усилием  выпрямилась.  С  показным  спокойствием  она  пригладила
спутанные ветром волосы и  стряхнула  дорожную  пыль  со  своего  сиреневого
кафтана.
   - Пошла в шатер! - рявкнул Али Хассан и рывком втащил жертву внутрь.
   Она стряхнула его руку.
   - Ты оставишь синяки на моей нежной коже, Али Хассан! -  холодно  сказала
она. - Если ты хочешь получить за меня хороший выкуп, то обращайся  со  мною
как подобает! Иначе Нази будет весьма недоволен.
   - Что-о-о? Выкуп? - Али Хассан оглушительно расхохотался, сорвав  с  лица
черный платок. - На черта мне нужен выкуп! Ты ведь Зейнаб,  Рабыня  Страсти,
так?
   Она с достоинством кивнула:
   - Да, это я. - Взгляд ее привлек шрам на его лице, сбегающий от наружного
угла правого глаза к уголку губ и вниз по подбородку. Это была старая  рана.
Во всем же остальном он был весьма привлекателен, хотя черти его  лица  были
чуть резковаты.
   Он приметил заинтересованность в ее глазах и ухмыльнулся:
   - Слава о твоей красоте донеслась и в нашу глушь...
   Мне приятно, что твой райский садик, взлелеянный такими садовниками,  как
князь Малики, Хасдай-ибн-Шапрут и сам калиф  Кордовы,  примет  вскоре  моего
взмыленного жеребца!
   В груди Зейнаб словно шевельнулась острая  льдинка,  но  она  знала,  как
никто, что обнаружить страх перед мужчиной - это верное поражение.
   - Ты можешь взять меня и силой, конечно, - спокойно отвечала  она.  -  Но
тогда ни за что не узнаешь, на какие чудеса я способна, Али Хассан.  Я  ведь
не простая наложница, которую, запугав, можно принудить отдаться...  Неужели
ты и вправду решил, что по одному лишь твоему приказу я распахну тебе ворота
в мой райский сад? - Она  рассмеялась,  несказанно  изумив  Али  Хассана,  и
продолжала в том же тоне:
   - Ты похитил меня у  человека,  стоящего  лишь  на  ступень  ниже  самого
владыки Аль-Андалус. Не думаешь ли ты, что он загонит  тебя,  словно  дикого
зверя, и уничтожит? Я ведь подарена Нази самим калифом, от  которого  родила
дитя!
   - Но они