дпочли отправиться в путь верхом. Подумать только,  как
они стали бы насмехаться, заметив, что их младшая сестра грустит! Только
Эдмунд понял  истинную  глубину  чувств,  которые  Дилайт  испытывала  к
Энтони. Вечером, когда Дилайт изводилась от отчаяния, Эдмунд  усадил  ее
рядом с собой и сказал, что мужчина,  который  когда-нибудь  женится  на
ней, будет самым счастливым из смертных. А  потом  Эдмунд  добавил,  что
Тони уедет ко двору после двенадцатой ночи. Дилайт заплакала, уткнувшись
в его обтянутое бархатом плечо, и Эдмунд  принялся  утешать  ее,  угощая
сладостями и уверяя, что Тони ее не стоит. Но Эдмунд ошибался!
   Вспоминая об этом, Дилайт  плакала  все  горше,  вдруг  осознав,  что
чувствует себя просто ужасно. У нее болела голова,  к  горлу  подступала
тошнота,  а  живот  то  и  дело  стискивала  судорога.  В  отчаянии  она
свернулась в тугой комочек и попыталась заснуть. Но по прибытии домой, в
Эшби, она втайне порадовалась тому, что ее плачевному состоянию родители
уделили больше внимания, чем новостям  близнецов.  Мать  отослала  ее  к
старой Аде, и та, раздевая Дилайт, обнаружила причину отчаяния девушки.
   - Посмотрите, миледи, вы только посмотрите! Разве я не говорила,  что
Дилайт уже совсем взрослая? Вот  вам  и  доказательство!  Я  никогда  не
ошибаюсь! - бормотала довольная старуха. Она  взяла  запачканные  кровью
нижние юбки девушки и протянула их служанке. - Отнеси это  в  прачечную,
Маб!
   Дилайт чуть не закричала от радости, когда  события  приняли  удачный
оборот. Внезапно она почувствовала себя лучше. Теперь никто  не  посмеет
сказать, что она слишком молода для  замужества!  У  нее  появился  шанс
завоевать любовь Энтони Уиндхема, и на Рождество  она  задумала  сделать
решительный шаг. Она стояла неподвижно, пока старая Ада мыла ее, а  мать
объясняла, как следует следить  за  собой  женщине  в  таком  состоянии.
Получив ложечку подогретого вина и уютно устроившись в постели,  которую
согревал  обернутый  фланелью  горячий  кирпич,  Дилайт  погрузилась   в
приятные мечты .
   ...Восемнадцатого декабря все семейство Морганов вместе с несколькими
слугами явилось в Риверс-Эдж.
   - Надеюсь, мы не стесним  хозяев,  -  тревожилась  леди  Розмари,  не
имеющая ни малейшего представления о размерах  дома,  в  котором  теперь
хозяйничала ее старшая дочь. - Слишком уж  нас  много.  Да  еще  теперь,
когда Блисс и Блайт помолвлены,  их  женихи  наверняка  будут  крутиться
рядом.
   И мать лорда Кингсли, вдова, тоже приглашена. Надеюсь, ей  понравится
Блайт.
   - Несомненно, - успокаивал жену лорд Роберт,  -  Блейз  не  стала  бы
приглашать нас всех, если бы знала, что в доме не хватит места.  Что  же
касается леди Кингсли, я убежден, ей сразу понравится Блайт.
   Но Розмари Морган по-прежнему тревожилась. Однако едва  она  заметила
вдалеке силуэт Риверс-Эджа, ее хорошенькие губки изумленно приоткрылись.
   - Да ведь это дворец! - выдохнула она, ибо хотя никогда и  не  видела
дворцов, не сомневалась: они должны выглядеть так же величественно,  как
этот дом.
   - Да нет, просто богатый дом, - отозвался ее муж. В жизни он  повидал
больше, чем его жена, но, хотя и не подавал виду,  сейчас  он  тоже  был
потрясен этим великолепным строением, которое стало домом его дочери.
   Экипажи, в которых разместились лорд Морган, его семейство  и  слуги,
скатились вниз с холма через деревню и вскоре въехали на просторный двор
Риверс-Эджа. Пока Морганы и их челядь выбирались из  экипажей,  Блейз  и
Эдмунд радостно приветствовали их, выбежав из дома при первом  же  стуке
колес. С такой же быстротой они потащили гостей в дом,  где  в  комнатах
жарко пылали камины.
   - Мы пригласили только своих родственников или будущих родственников,
- извинился Эдмунд. - Надеюсь, праздник не покажется вам  скучным,  леди
Морган.
   - Нет, милорд, больше всего я люблю  общество  родных,  -  отозвалась
Розмари Морган, быстрым взглядом  окидывая  шеренгу  из  двадцати  слуг,
выстроившихся в большом зале.
   Блейз ждала прибытия сестер, прежде чем начать украшать дом, и потому
на следующее  утро,  когда  мужчины  отправились  охотиться  на  кабана,
женщины  принялись  готовить  гирлянды.  Вернувшись  вечером  с  пустыми
руками, мужчины обнаружили, что женщины  провели  день  не  без  пользы.
Риверс-Эдж был увешан гирляндами  вечнозеленых  растений  -  остролиста,
самшита и лавра. Комнаты наполнял сладковатый сосновый  аромат,  повсюду
были приготовлены рождественские свечи  -  подобие  вифлеемской  звезды.
Свечами были уставлены все столы в доме.
   Энтони Уиндхем был единодушно избран Лордом Беспорядком, и он тут  же
предложил игру в жмурки. Даже Блейз  присоединилась  к  игре  по  совету
супруга и вскоре веселилась не меньше самых младших  из  гостей.  Дилайт
намеренно попалась Энтони, и на вопрос, какой фант она согласна  отдать,
смело ответила: "Поцелуй!" Узнав свою жертву по размерам и голосу.  Тони
вовремя повернул голову, и, к  вящему  разочарованию  Дилайт,  она  лишь
скользнула губами по его щеке, что, разумеется, не входило в  ее  планы.
Но прежде чем она сумела возразить, ей завязали глаза и поручили  водить
в игре.
   Двадцать первого  декабря,  в  день  святого  апостола  Фомы,  гостей
поместья развлекали дети из девяти деревень  Лэнгфорда,  пришедшие  петь
здравицу в большой зал Риверс-Эджа. Тонкие юные голоса повторяли  строки
здравицы, обращаясь к хозяину, хозяйке и их гостям. Каждый из певцов был
вознагражден  серебряным  пенни,  и  лорд  Роберт  с  женой  восхитились
щедростью зятя.
   Двадцать  третьего  декабря  охота  джентльменов  наконец  увенчалась
успехом, и громадный кабан с безобразными кривыми клыками был  доставлен
домой подвешенным на  двух  шестах.  Маленький  Гевин  Морган,  которому
вскоре должно было исполниться  шесть,  гордо  ехал  впереди  охотников,
торжествующе трубя в охотничий рожок. Он впервые  побывал  на  охоте  со
взрослыми, и всю последующую ночь не мог заснуть от возбуждения.
   Двадцать четвертого декабря святочное полено было вырублено из ствола
поваленного ясеня, доставлено  в  зал  поместья  и  положено  в  большом
камине. Все  домочадцы  -  от  последней  судомойки  до  самого  эрла  -
подталкивали и пропихивали полено в  камин,  пока  оно  не  улеглось  на
предназначенное ему место, что всеми было сочтено хорошим признаком.
   Долг  призывал  Блейз,  как  хозяйку  Риверс-Эджа,  зажечь  святочное
полено. По обычаю каждый  год  полено  зажигали  от  горящей  лучины  из
полена, сожженного в прошлом году.
   Весь год лучина покоилась под кроватью хозяйки дома.
   Поскольку в прошлом году  Эдмунд  Уиндхем  не  праздновал  Рождество,
пребывая в трауре после смерти жены, то теперь Блейз  подали  лучину  из
последнего святочного полена Кэтрин Уиндхем. Глаза супругов встретились,
когда Блейз поднесла пылающую лучину к сухому  полену,  и  почему-то  ей
показалось, что благодаря  этому  простому  поступку  она  по-настоящему
стала женой Эдмунда, графиней Лэнгфорд.  Кэтрин  Уиндхем,  душа  которой
ныне упокоилась на небесах, осталась только в воспоминаниях.
   А  потом  все  долго  пели  и  смеялись.  Святочное   полено   горело
ярко-золотым пламенем в огромном камине зала, все пили эль  и  поднимали
тосты за веселое Рождество. С галереи для музыкантов  неслись  бравурные
звуки. К  горячей  рождественской  сладкой  каше  на  молоке  с  корицей
подавались святочные  лепешки.  Особенно  порадовались  такому  угощению
слуги, которым нечасто доводилось лакомиться сахаром.
   Незадолго до полуночи гости отправились в церковь святого  Михаила  и
добрались до нее через час, когда на колокольне церкви, как  и  по  всей
Англии, колокола вызванивали славу Рождеству. Они восхваляли  не  только
рождение  Христа,  но  и  появление   христианства,   возвещенное   этим
рождением. Выйдя из экипажей, эрл, его родные и гости ступили в церковь,
чтобы выслушать первую из рождественских служб.
   Ночь выдалась темной и тихой. Звезды высоко в небе казались такими же
блестящими и огромными, как в ту самую ночь, когда родился Спаситель. Из
церкви святого Михаила неслись чистые голоса певчих, вознося  песнопения
к небесам:
   - Venite adoremus, Dominum! Приидите, Господу поклонимся!
   - Gloria! Gloria in excelsis Deo! Слава! Слава Господу Всевышнему!
   Внутри церкви негде было и яблоку упасть - решительно все, от дряхлых
стариков до детей, едва научившихся ходить, собрались сюда из  окрестных
деревень и ферм Майклсчерча и  Уэйтона,  чтобы  выстоять  рождественскую
службу вместе с эрлом и прекрасной графиней. Блейз не верилось, что  она
может испытать большее счастье, чем в этот миг, когда она стояла, сжимая
руку мужа, окруженная близкими и родными. Еще только одно событие  могло
превратить ее жизнь в сущий рай  -  рождение  ребенка.  "Только  бы  это
случилось в будущем году, - молилась  она.  -  О  Господи,  дай  мне  на
следующее Рождество стоять в твоей церкви, держа на руках ребенка!"
   Вернувшись домой, она позаботилась о том,  чтобы  поудобнее  устроить
всех гостей, прежде чем сама отправилась в спальню.
   - Я уже отослала Геарту спать, -  объяснила  она  Эдмунду.  -  И  вам
придется стать моей горничной, милорд.
   - Более приятных занятий просто не бывает, дорогая,  -  отозвался  ее
муж, распуская шнуровку на спине Блейз. Расправив осыпанный драгоценными
камнями лиф, он просунул ладони под кофточку впереди,  подхватив  грудь.
Дразняще лаская большими пальцами ее соски, Эдмунд усмехался,  чувствуя,
как нежная плоть  затвердевает  под  его  прикосновениями.  Груди  Блейз
налились и затвердели, пока он покрывал поцелуями ее  округлое  плечо  и
шею.
   В истоме что-то забормотав, Блейз выгнула спину, прижимая  ягодицы  к
чреслам мужа и покачивая бедрами. Почувствовав, как его копье удлинилось
и затвердело, Блейз улыбнулась в свою очередь.
   - Плутовка! - простонал он сквозь стиснутые зубы, а Блейз  продолжала
ласки.
   Рассмеявшись, она вдруг высвободилась из объятий мужа. Повернувшись к
нему лицом, она распустила пояса юбок, позволив им соскользнуть на  пол.
Переступив через разноцветный ворох ткани, она  стащила  кофточку  через
голову, и теперь была обнажена - если не  считать  бархатных  туфелек  и
черных чулок.
   - Подайте мне ночную рубашку, сэр, - шутливо приказала она супругу.
   Карие глаза Эдмунда Уиндхема вспыхнули от острого желания,  когда  он
взглянул на свою прекрасную жену. Быстрыми движениями  он  избавился  от
одежды и застыл обнаженный, не скрывая своего возбуждения. Поймав  Блейз
за руку, он повел ее к постели.
   - Вы забыли обувь! - запротестовала она.
   Эдмунд снял туфли с узких ступней жены, а затем не торопясь стащил  с
нее чулки с подвязками.
   - Не могу больше ждать, - простонал он. -  Ты  сводишь  меня  с  ума!
Такой пытки не выдержит ни один смертный!
   -  Я  готова  для  вас,  мой  страстный  супруг,  -  прошептала  она,
подставляя ему губы.
   В его поцелуе стон отчаяния смешался со вздохом облегчения,  пока  он
погружал меч в ее пылающие ножны. Как всегда, Блейз охотно приняла его и
была так же рада угодить ему, как и испытать наслаждение.
   Блейз  ощущала,  как  он  заполняет  ее,  и  почти   сразу   достигла
восхитительного состояния блаженства, которое каждый раз вызывал  у  нее
муж. Разве плохо наслаждаться таким небесным союзом мужчины  и  женщины?
Блейз  еще  стеснялась  спросить  об  этом  у  матери,  и  кроме   того,
подозревала, что заводить подобные разговоры не подобает. Она  не  могла
дождаться дня, когда Блисс и Блайт выйдут замуж, чтобы поделиться с ними
своим  восхищением,  но  надеялась,  что  и   они   будут   наслаждаться
супружеской жизнью не меньше ее самой.
   Она слабо вскрикнула, достигнув первой вершины, а после  этого  волны
блаженства  стали  накатывать  на  нее  одна  за  другой.  Она  радостно
приподнималась навстречу мощному копью, стонала, когда  оно  погружалось
все глубже в нежную плоть. Только бы судьба не лишила ее таких радостей!
   Наконец возбуждение эрла перешло все  пределы,  и  он  выплеснул  сок
любви в золотую чашу жены, прежде чем рухнуть ей на грудь.
   - Господи, как я люблю тебя, - задыхаясь, прошептал он ей на ухо.
   "Наверняка теперь у нас будет ребенок, - сонно думала она, когда  муж
отстранился и лег рядом с ней. - На  следующее  Рождество  у  нас  будет
сын!"
 
*** 
 
   Рождественский  обед  подали  вечером,  и  леди  Морган  вновь   была
ошеломлена обилием  яств.  Устрицы  и  рыба  так  далеко  от  моря  были
роскошью, в которой леди Морган не могла себе отказать.  Мужчины  охотно
поглощали устриц, принесенных  в  дубовых  блюдах,  наполненных  колотым
льдом.  Они  с  треском  открывали  раковины,  проглатывали  целиком  их
холодное содержимое  и  обменивались  с  дамами  замечаниями  по  поводу
пикантного вкуса этого кушанья.
   Внесли огромные блюда тонко нарезанного розового лосося с гарниром из
кресс-салата, а за ними  -  отварного  карпа,  креветок  в  белом  вине,
омаров, щуку, миногу, тушенную в красном  вине  с  кервелем,  камбалу  в
сливочном соусе и марсале. Форель из собственных ручьев эрла была подана
с лимоном. Сестры Блейз пришли в восхищение,  ибо  они  еще  никогда  не
видели лимонов, и потом еще долго обсуждали, почему  такой  красивый  на
вид плод обладает столь пронзительно-кислым вкусом.
   Среди первых перемен блюд оказалась и  каша  на  говяжьем  бульоне  с
черносливом, сахаром, коринкой, изюмом и такими редкими пряностями,  как
кардамон,  имбирь,  мускатный  орех   и   сладкое   вино.   Традиционное
рождественское блюдо было встречено взрывом восторга гостей.
   Затем следовала свежая оленина - не далее как вчера охотники  загнали
оленя, - говядина, запеченная на раскаленных камнях, розовая  ветчина  и
полдюжины ножек молодых барашков, зажаренных с чесноком и розмарином.
   Лебедь, фазан и павлин были приготовлены в перьях и поданы на сияющих
золотых блюдах. За ними последовали каплуны в лимонном соусе,  пироги  с
голубями, жаворонки и кролики, и десяток откормленных  гусей  и  уток  с
хрустящей золотистой корочкой, политых соусом из чернослива и вишни.  На
столе красовались блюда салата и горошка,  тушенного  в  белом  вине,  а
также пышные белые булки и свежее масло.
   Рождественский пир достиг апогея, когда в зал внесли кабанью  голову.
По обычаю чести нести блюдо удостаивался самый младший из сыновей  дома,
но  поскольку  в  Лэнгфорде  по-прежнему  не  было  наследников,  Эдмунд
препоручил эту задачу Гевину Моргану. Юный Гевин,  которому  недоставало
всего трех месяцев до шестилетнего  возраста,  был  слишком  мал,  чтобы
удержать тяжелую кабанью голову, уложенную на блюдо, с яблоком  во  рту,
увенчанную листьями  розмарина  и  лавра.  Потому  поднос  поставили  на
украшенную тележку, и мальчик гордо вкатил ее в зал под бурные  возгласы
и хор гостей, приветствующих голову положенным по обычаю песнопением.
   - Это лучшее Рождество на моей памяти, - тихо сказала Блейз мужу.
   - И для меня оно самое счастливое. Потому, что теперь ты моя жена,  -
ответил Эдмунд, окидывая ее любящим взглядом.
   Слуги убрали тарелки и блюда и заменили их обильным  и  разнообразным
десертом. Здесь были сладкая  мальвазия  с  хрупким  сахарным  печеньем;
засахаренные бутоны роз, фиалок и похожего на сельдерей дягиля; пирожные
с сушеными яблоками, вишнями и сливами, покрытые толстым  слоем  взбитых
сливок;  пироги,  пропитанные  сладкими,   как   мед,   винами;   нежные
рассыпчатые пирожки  с  начинкой  из  вишен.  Младшим  членам  семейства
особенно пришлись по душе марципаны в виде различных фигурок  -  цветов,
плодов, животных и звезд, посыпанные разноцветной сахарной пудрой.
   А  потом  прибыла  труппа  актеров,  составленная  из  жителей   двух
ближайших деревень. Они непрестанно извинялись перед хозяином дома,  ибо
если бы не обычай, то они не посмели бы  явиться.  К  смущению  и  стыду
актеров,  вскоре  выяснилось,  что  они  злоупотребили  крепким  сидром,
присланным хозяином имения  в  деревни.  Время  пролетело  незаметно,  и
приблизилась полночь - час мессы.
   Прежде чем Эдмунд Уиндхем успел утешить актеров, заговорила его жена:
   - Добрые люди, вам не о чем жалеть. Вы явились сюда в  благословенный
день  Рождества,  чтобы  оживить  и  почтить  наш  праздник.   Начинайте
представление, и да благословит вас Бог!
   Черные от сажи лица актеров немедленно расплылись в улыбках.
   - Да благословит Бог ее светлость и  одарит  ее  сыном  к  следующему
Рождеству! - в один голос закричали они.
   Обычай требовал от актеров мазать лица сажей, ибо считалось, что  это
приносит удачу и самим комедиантам, и хозяевам дома. Даже если кто-то  и
узнавал актеров, то не подавал и виду.
   Комедианты разыграли  рождественскую  пьесу,  в  которой  участвовали
святой Георгий, покровитель Англии,  турецкий  воин  и  дракон,  которых
предстояло победить святому.
   Костюмы были незамысловатыми, и  потому  актерам  пришлось  приложить
немало  усилий,  чтобы  заставить   зрителей   поверить   в   реальность
происходящего. Тем не менее труппа оказалась  довольно  искусной.  Когда
святой Георгий, победив дракона, был смертельно ранен  коварным  турком,
четвертый персонаж пьесы, лекарь-шарлатан, вышел вперед, чтобы  исцелить
поверженного  героя.  Под  громкие  ободряющие  крики  зрителей   лекарь
испробовал сначала  одно,  а  затем  другое  снадобье,  пока  не  открыл
волшебный эликсир, который мгновенно поставил на ноги храброго святого.
   Турок  выкатил  глаза,  оскалил  зубы  и  затопал  ногой   при   виде
свершившегося  чуда.  Он  начал  пугать  громко  визжащих  от  страха  и
удовольствия детей, но вскоре лишился такой власти, ибо исцеленный герой
вызвал турка на поединок и победил его под ликующие крики зрителей.  Все
согласились, что лучшего представления  им  еще  не  доводилось  видеть.
Труппу громко хвалили и многократно благодарили,  прежде  чем  наградить
кошельком серебра и отослать на кухню, где были припасены лепешки и эль,
На следующий день после Рождества в  церкви  читали  службу  по  святому
Стефану, первому мученику христианства. А потом наступил день  подарков.
Особую кружку для подаяний в церкви торжественно вскрыл отец  Мартин,  и
собранные деньги были розданы беднякам всей  округи.  Лучшему  из  коней
эрла пустили кровь - чтобы в следующем году  все  лошади  поместья  были
здоровы.
   Празднества в Риверс-Эдже продолжались на протяжении всех  двенадцати
дней Рождества. В сочельник на всех окрестных холмах  зажгли  костры,  а
колокола возвестили пришествие нового, 1522 года Господня.  Утром  после
наступления нового года члены  семейства  обменялись  подарками.  Эдмунд
преподнес  Блейз  элегантный  плащ  из  коричневого  бархата,   подбитый
кроличьим мехом, с золотой  застежкой,  в  которую  был  вделан  большой
золотистый топаз. Блейз изумила мужа, одарив его  великолепным  мышастым
жеребцом - его вырастил один из соседей, и жеребец обещал дать  отличное
потомство.
   - Но как же?.. - начал эрл, а Блейз рассмеялась.
   - Доро помогла мне все устроить,  -  ответила  она  на  невысказанный
вопрос.
   Другие подарки для родственников и друзей были не менее  щедрыми,  но
всех перещеголяла Блайт Морган, желая угодить  своей  будущей  свекрови.
Леди Мэри Кингсли была набожной дамой, которая после давней смерти  мужа
всецело посвятила себя служению Богу. С позволения. церкви она  основала
небольшой религиозный орден, Братство святого Фрайдесвайда, названное  в
честь  англосаксонского  святого,  который  в  восьмом   веке   считался
покровителем Оксфорда. Будучи настоятельницей небольшого монастыря, леди
Мэри присматривала за четырьмя  десятками  монахинь,  попечению  которых
были поручены бедные и больные округи. Разузнав о благочестии леди Мэри,
Блайт потратила несколько недель, вышивая  искусный  покров  на  алтарь,
который и преподнесла матери Николаса в Новый год.
   - Милое дитя! - смиренное лицо леди Мэри за