мой  Джейми  не  станет  настолько  взрослым,  чтобы  править  без
вмешательства честолюбивых и безрассудных людей.

Глава 11

   Королева скончалась.  Внезапно,  неожиданно,  без  видимых  признаков
болезни. Рано утром четырнадцатого июля она проснулась с громким криком,
и фрейлина, поспешившая в спальню, услышала, как королева сказала,  упав
на подушки;
   - Господь и святая мать его Мария, смилуйтесь надо мной!
   И умерла.
   Весть о неожиданной  кончине  разнеслась  по  всему  замку  Стерлинг,
столице и королевству. Повсюду царили изумление и скорбь.
   Маргарите Датской, дочери короля Норвегии Христиана  I,  было  только
двадцать девять. Она приехала в Шотландию в  двенадцать  лет,  и  никто,
даже враги короля, не сказали  дурного  слова  о  молодой  королеве.  Ее
любили все - за добрый характер, нежное сердце  и  строгое  благочестие.
Королева родила мужу троих сыновей,  двое  старших  носили  имя  Джеймс:
поскольку Джейми был в детстве слабым  ребенком,  все  боялись,  что  он
умрет, и мать назвала второго ребенка, родившегося во время его болезни,
Джеймсом, чтобы следующий король  Шотландии  носил  то  же  имя,  что  и
предыдущие три.
   Младшего сына короля звали Джоном.
   Король был в ужасном состоянии, ведь что бы  ни  говорили,  он  очень
любил жену. Джеймс III оцепенело сидел, уста вившись в стену, глухой  ко
всем  мольбам,  неспособный  даже  распорядиться  относительно   похорон
Маргариты. Он никогда не умел  принимать  быстрых  решений,  но  в  этот
момент оказался абсолютно беспомощным. Даже  его  молодой  фаворит  Джон
Рэмзи из Балмейна, которому король даровал титул графа Босуэлла, не смог
отвлечь Джеймса Стюарта от скорбных мыслей.
   Семья короля готовилась к похоронам  Маргариты  Датской,  намереваясь
отдать дань последнего уважения благородной даме, которая всю свою жизнь
старалась способствовать  восстановлению  порядка  в  полудикой  стране.
Многие растерянно спрашивали, что же теперь будет без нее,  но  наиболее
практичные и наименее сентиментальные уже искали подходящую  замену  для
скорбящего монарха, и среди кандидаток называли вдовствующую  английскую
королеву Элизабет Вудвилл.
   День похорон выдался ненастным и серым. На дороге от часовни  Святого
Михаила в замке Стерлинг до  аббатства  Кэмбускеннет,  где  должны  были
состояться похороны,  толпились  тысячи  людей,  многие  из  которых  не
скрываясь плакали. Обитый черной тканью гроб везли на  катафалке  черные
кони  с  черно-золотыми  плюмажами.  Перед  катафалком  медленно   ехали
всадники в трауре на черных конях, державшие склоненные к земле  в  знак
почтения флаги Шотландии и Дании. Остальные  всадники  везли  знамена  с
гербами датского и шотландского королевских домов.  Священнослужители  -
епископы и аббаты - шли попарно. Пастыри низшего ранга, в  ярких  ризах,
усыпанных драгоценными камнями, странно  контрастировавшими  с  царившей
вокруг чернотой, шествовали перед  гробом,  на  покрывале  которого  был
вышит  герб  королевы.  За  гробом  шел  король  в  трауре,  без  шапки,
сопровождаемый сыновьями, младшего из которых несла няня, двумя младшими
сестрами - старой  девой  Маргарет  и  леди  Мэри  Хэмилтон,  фрейлинами
королевы, придворными, слугами.
   - Почему собралось так много простых людей? - спросила Арабелла мужа.
- Не могут же они все знать королеву, хотя их скорбь кажется искренней.
   Графиня Данмор никогда еще не принимала участия в столь торжественной
церемонии и не знала, как это происходит.
   - Королева, - тихо ответил муж, - не жалела времени и принимала всех,
кто просил  ее  об  этом.  Когда  это  стало  известно,  бедняки  начали
приходить к ней со своими бедами. Королева никогда не прогоняла  их,  не
торопила, была щедра, хотя  не  выставляла  напоказ  свое  милосердие  и
готовность   помочь,   чтобы   этими    благородными    качествами    не
воспользовались недостойные люди. Маргарита была и в самом  деле  лучшей
половиной Джемми, и теперь, когда она ушла. Боже, помоги Шотландии.
   Погребальная служба и молитвы  за  упокоение  светлой  души  королевы
заняли почти весь день. В маленькую церковь аббатства  набилось  столько
народу, что многие падали в  обморок  от  жары  и  вони,  исходившей  от
траурных одежд  придворных,  элегантных  и  дорогих  облачений,  которые
передавались из поколения в поколение. Одежды эти  делались  по  большей
части из бархата, слишком плотной ткани для лета, а  дублеты,  мантии  и
платья были богато разукрашены вышивкой.
   В промежутках между похоронами костюмы хранились  в  плотно  закрытых
сундуках и пересыпались душистыми травами,  чтобы  заглушить  застарелый
запах въевшегося пота.
   Но в церкви было так душно и жарко, что вонь потных тел  нельзя  было
заглушить никакими духами. Арабелле стало нехорошо.  Она  изо  всех  сил
старалась глядеть только на четки из нефрита, розданные  королем  членам
семьи, но голова болела  все  сильнее,  и  хотя  утром  ей  было  не  до
завтрака, сейчас, несмотря на то что к горлу подступала  тошнота,  очень
хотелось есть.
   Наконец, к облегчению молившихся, служба подошла к концу. Король  был
не в силах возвратиться в свой любимый замок Стерлинг, поэтому весь двор
вынужден был переехать в ненавистный Эдинбургский замок,  словно  Джеймс
Стюарт чувствовал, что виноват в смерти любимой супруги, и придумал себе
столь тяжелое наказание.
   Граф и графиня Данмор перебрались вместе с остальными в столицу,  где
у них тоже был дом, выстроенный на Хай-стрит.
   Арабелле понравился Эдинбург, показавшийся  ей  веселым  и  красочным
городом,  со  множеством  рынков  под   открытым   небом   и   лавок   с
разнообразными товарами, свезенными сюда из многих стран мира.
   Однако Арабелла опасалась ходить по улицам,  превращенным  в  сточные
канавы, где бродили собаки, свиньи и крысы, Графиня Данмор, как и другие
благородные  дамы,  постоянно  носила  с   собой   апельсин,   утыканный
гвоздикой, чтобы заглушить городскую вонь.
   - Давай вернемся домой, в Данмор, - предложил граф жене как-то утром,
когда они еще нежились в постели. После похорон прошло уже две недели.
   - А король? - спросила Арабелла. - Он вне  себя  от  скорби.  Неужели
милосердно оставив сейчас его наедине с врагами?
   - Джемми должен прийти в себя, раньше или позже. Сейчас  он  даже  не
захочет видеть нас, а двор будет в трауре еще  несколько  месяцев.  Даже
самые воинственные лорды не выступят против монарха. Нам пора ехать,  и,
кроме того, моя дорогая Арабелла Стюарт, ты кое-что скрыла  от  меня,  -
ответил граф, целуя кончик носа жены.
   Арабелла кокетливо зарделась.
   - Милорд, я вас не понимаю.
   - Разве ты не беременна?
   Темно-зеленые глаза не отрывались от лица Арабеллы.
   - Не уверена, - призналась она. - Сначала я должна поговорить с твоей
матерью. Откуда ты узнал?
   - Потому что все, что  происходит  с  тобой,  важно  для  меня,  и  я
заметил, что вот уже почти два месяца твоя связь с луной прервалась.
   - Но может, это что-то другое, милорд? - возразила  Арабелла.  -  Мне
очень нужно поговорить сначала со свекровью, тогда  все  будет  известно
наверняка. Я ведь была совсем девочкой, когда мать в последний раз  была
беременна от отца, а прошлым летом, до моего похищения, у нее еще ничего
не было заметно.
   -  Есть  и  другие  признаки,  любимая.  Тебя  тошнит  по  утрам,   и
хорошенькие грудки увеличились и округлились. Я  поместил  свое  семя  в
твой живот, глубоко-глубоко, и в тебе уже зреет мой сын.
   Графиня покраснела еще гуще: даже прожив в браке почти год,  она  все
еще немного стеснялась мужа и была смущена тем, что он знаком с ней  так
близко, что уверен в беременности прежде самой Арабеллы.
   "Это почти насилие", - думала она раздраженно.
   Увидев опасный блеск в ее глазах, граф поспешно объяснил:
   - Я старший сын у матери и знаю, что происходит с  женщиной,  которая
ждет первого ребенка.
   - Неужели не могли подождать, милорд, пока я скажу сама?
   По-моему, мужчине  неприлично  знать  такие  вещи!  -  Чувствуя,  что
вот-вот взорвется, Арабелла повысила голос:
   - Как может человек, столь гордый и высокомерный,  даже  упоминать  о
таком... да еще и заявлять, будто ребенок, которого я ношу, - сын!
   Графу хотелось смеяться  -  разъяренная  жена  напоминала  маленького
котенка с золотистой, вставшей дыбом шерсткой.
   - Дорогая, - сказал он, скрывая  смех,  -  я  люблю  тебя  и  поэтому
замечаю каждую мелочь. Знаешь, иногда я просыпаюсь ночью и прислушиваюсь
к твоему дыханию, желая убедиться, что ты здорова.
   - Я хотела сделать тебе сюрприз, - надулась Арабелла, еще не  готовая
простить мужа, несмотря на объяснения в любви.
   - Существует много  способов  сделать  мне  сюрприз,  мадам,  -  тихо
ответил Тэвис и снова поцеловал ее.
   Арабелла обвила руками шею мужа,  притянула  его  к  себе,  прижалась
обнаженным телом.
   - Возьмите меня домой, милорд, - сказала она с намеком.
   - Колдунья, - пробормотал Тэвис, зарывшись лицом в  спутанное  золото
ее волос, чувствуя, как маленькие  ручки  ласкают  кожу,  спускаясь  все
ниже...
   С полустоном-полувздохом граф перекатился на спину, не выпуская  жену
из объятий.
   Арабелла, смеясь, ласкала напряженный член, пока тот не набух кровью,
а его обладатель не загорелся непреодолимым  желанием.  Арабелла,  такая
застенчивая, часто  стеснялась  мужа,  но  Тэвис,  к  своему  изумлению,
обнаружил, что в любви она вовсе не проявляет сдержанности. Он мечтал  о
том, что когда-нибудь сможет обучить  жену  тем  утонченным,  изысканным
сторонам страсти, которых не выносили многие женщины. И сейчас, сидя  на
муже,  Арабелла  начала  раскачиваться,  сначала  медленно,  потом   все
быстрее, в порыве  безудержного  желания:  голова  откинута,  губы  чуть
раздвинулись, зеленые глаза полузакрыты.
   Еле сдерживаясь, Тэвис сжал  ее  груди,  перекатывая  между  пальцами
твердые соски, лаская шелковистую кожу. Приподнявшись, он припал  губами
к розовому бутону и осторожно прикусил нежную плоть и  был  вознагражден
тихим страстным стоном. Тэвис снова нежно сдавил сосок другой груди - не
желая  причинять  боль,  но  стремясь  усилить  желание  -  и  в   ответ
почувствовал, как конвульсивно сжались стенки тугой  влажной  пещеры,  в
которую так беспощадно врезалось орудие его страсти. Спазмы  наслаждения
сотрясали тело  Арабеллы.  Отняв  руки  от  ее  груди,  Тэвис  осторожно
перевернул жену на спину и  одним  толчком  закончил  то,  что  она  так
изысканно начала.
   Они долго лежали молча, ощущая не только жар взаимной страсти,  но  и
тепло наступающего дня. В саду пел дрозд, под окнами  раздавались  крики
продавца цветов:
   - Душистая лаванда! Маргаритки!  Розы,  по  полпенни  цветок!  Цветы!
Только что срезаны, еще роса не высохла! Покупайте цветы!
   - Джемми нас не хватится, - наконец заговорил граф.  -  Он  не  может
отказать  мне  в  праве  отвезти  беременную  жену  домой,  прежде   чем
путешествие станет слишком опасным для нее! Кроме того,  город  -  место
нездоровое, особенно в твоем состоянии.
   - Да, - согласилась Арабелла, удовлетворенно потягиваясь. Она  больше
не сердилась на мужа, ведь тот заботился только о ней.  -  Хотела  бы  я
увидеть лицо этой уличной кошки, Сорчи Мортон, когда она узнает  о  том,
что у меня будет ребенок! Не нравится мне,  как  она  смотрит  на  тебя!
Словно на самый аппетитный засахаренный плод!
   - Между мной и леди Мортон ничего нет, дорогая, но, по правде говоря,
мне не нравится, как смотрит на тебя мой племянник!
   - Ревнуешь? - подшутила она.
   - Да.
   Арабелла обрадованно засмеялась:
   - Джейми - мальчик. У меня есть мужчина!
   Тэвису польстил остроумный ответ, но все же он сказал:
   - Джейми, конечно, молод, но причиндалы у него мужские,  и  он  умеет
обращаться с дамами! Помни это, Арабелла Стюарт. Не стоит  недооценивать
принца!
   - В Данморе я буду в безопасности, милорд, - нежно прошептала она,  -
и принц исчезнет из моей жизни, как некогда сэр Джаспер Кин.
   Король  согласился  на  их  возвращение  в  Данмор,  хотя   отказался
встретиться с братом и невесткой, так глубока была его скорбь по умершей
жене. Большую часть времени он проводил в покоях, молился за упокой души
Маргариты и совсем  не  занимался  государственными  делами.  В  Лондоне
велись переговоры о заключении долгосрочного мира, и король был  там  не
нужен - больше не собирали армии в поход против дальнего врага,  а  если
среди шотландской знати назревало недовольство, то все распри  на  время
затихли из уважения к почившей королеве.
   Граф и графиня Данмор вернулись домой в солнечный августовский  день.
Они  отсутствовали  восемь  месяцев.  Семья  Флемингов  из   Глен-Эйлина
встречала их. Эйлис и Мег сильно располнели:  обе  вот-вот  должны  были
родить. Арабелла поспешила обрадовать их новостью о своей предполагаемой
беременности.  Свекровь,  задав  ей  несколько  осторожных  вопросов   и
посоветовавшись с Флорой и Лоной,  объявила,  что  сын  прав.  В  начале
следующей весны в Данморе появится наследник.
   - Пли наследница, - упрямо возразила Арабелла. - Если будет  девочка,
назову ее Маргарет, в честь королевы, упокой Господь ее добрую душу.
   - Не в честь своей матери? - удивилась леди Марджери.
   - Нет, - коротко ответила Арабелла.
   - Неужели ты не простила бедняжку? - охнула Марджери Флеминг.
   - Простила, - ответила Арабелла, - но не  могу  забыть,  что  сделала
мать, когда позволила себе сойтись с сэром Джаспером. Она была  неплохой
женщиной, но глупой и безрассудной, как я теперь  понимаю.  Мама  вправе
была отказать сэру Джасперу, но не сделала этого. Никогда  не  позволила
бы мужчине так меня использовать!
   - Моли Бога, чтобы не оказаться в подобном  положении,  дитя  мое,  -
ответила леди Марджери невестке.
   - Женщина сама  виновата,  если  допускает  это,  -  заявила  молодая
графиня со всей самоуверенностью юности и неопытности.
   - Ах,  Арабелла,  все  бывает  в  жизни,  -  спокойно  заметила  леди
Марджери. - И каждый может лопасть в беду. Каждый. И мужчина, и женщина.
В этом нет ничего преступного, несчастье со всяким случается.
   Арабелла яростно тряхнула головой:
   - Раньше я зависела от других, но теперь никогда не позволю указывать
себе, что делать и как жить! Я сама себе хозяйка! Почему  мужчины  могут
поступать, как им заблагорассудится, а женщины - нет?
   - Мужчины правят миром, - пояснила леди Флеминг.
   - Почему? - вскинулась Арабелла.
   Обычно находчивая, Марджери не нашла ответа, а дочь и вторая невестка
совершенно растерялись.
   - Может, потому, что так велит Господь! - ответил отец Конин.
   -  Откуда  вы  знаете  это?  -  допытывалась  Арабелла,   ничуть   не
обеспокоенная мнением церкви.
   - Потому что мужчины от природы умнее женщин,  -  слегка  раздраженно
вмешался Доналд Флеминг. Он все еще  не  доверял  Арабелле,  а  подобные
вопросы только укрепляли его подозрения.
   - Разве, Доналд? Почему же? Потому, что они  выше  женщин  и  шире  в
плечах, или потому, что любвеобильный червячок, болтающийся у тебя между
ног, заставляет тебя  так  думать?  Не  знала,  что  он  прибавляет  ума
мужчинам!
   Лорд Флеминг разразился хохотом, не  столько  от  остроумной  реплики
Арабеллы, сколько от выражения лица среднего  сына.  Доналд,  скорый  на
язык и имевший по каждому вопросу собственное мнение, прямо-таки онемел.
   - Арабелла, - удалось наконец выговорить лорду Флемингу,  -  клянусь,
ты  настоящая  шотландка.   Женщины   нашего   народа   известны   своей
откровенностью, а ты, девушка, уж  точно  не  пыталась  скрыть  ни  свои
мысли, ни свои чувства, не так ли?
   - Я вовсе не хотела быть дерзкой,  милорд,  -  ответила  Арабелла,  -
просто не понимаю, почему женщина не может  стать  хозяйкой  собственной
жизни. Кто, кроме меня, знает, что для меня хорошо, а что плохо?
   Граф обнял молодую жену за плечи:
   - Таков обычай, мадам: Данморы заботятся о своих близких, а  их  жены
занимаются семейными делами.
   - Но ведь именно свое слово должно быть  последним!  Свое  решение  -
окончательным! - страстно воскликнула Арабелла. - Я хочу сама  выбирать,
какой дорогой идти!
   - Никогда я не собирался быть помехой в твоих желаниях или  в  чем-то
препятствовать тебе, если только это не угрожает нашей семье. Но  взамен
ожидаю того же самого от тебя. Думаю, это справедливо, не так ли?
   - Да, милорд, - прошептала Арабелла с улыбкой, осветившей  прекрасное
лицо.
   Доналд Флеминг раздраженно фыркнул:
   - Будь она моей женой, отведала бы палки!  Ты  совсем  избаловал  ее,
Тэвис, и она еще сделает из тебя дурака!
   - Будь я твоей женой, Доналд Флеминг, давно бы уже  подсыпала  яду  в
твой эль, - запальчиво ответила Арабелла, -  а  любой  мужчина,  имеющий
глупость подойти ко мне с палкой, пусть знает - либо сломаю палку на его
же голове, либо воткну прямо в сердце!
   - Слова, достойные истинного воина, графиня Данмор, - ухмыльнулся муж
и припал к губам Арабеллы.
   Доналд   Флеминг   раздраженно   поднял    глаза    к    небу.    Его
невестка-англичанка - самое упрямое и строптивое создание в целом свете.
Он не понимал, почему брат во всем потакает жене.
   Леди Марджери ободряюще погладила сына по руке.
   - Не огорчайся, - тихо утешила она. - Когда-нибудь встретишь девушку,
и все, что она скажет и  сделает,  покажется  тебе  восхитительным.  Это
любовь, Доналд.
   - Если любовь превращает мужчину в  тряпку,  -  проворчал  Доналд,  -
лучше бы мне вообще не знать, что это такое, мать.
   - Уступать женщине, если это не наносит никому вреда, еще  не  значит
потерять мужское достоинство, Доналд, и когда-нибудь ты поймешь  это,  -
лукаво улыбнулась леди Флеминг.
   - Не знаю, кто захочет выйти замуж  за  Доналда,  -  прошептала  мужу
Арабелла. - Он похож на огромного, неуклюжего, злого старого пса!
   - У него много и хороших качеств, - возразил граф.
   К удивлению Арабеллы, достоинства  деверя  не  замедлили  проявиться.
Когда его сестры Мег  и  Эйлис  одна  за  другой  разрешились  здоровыми
мальчишками, Доналд  немедленно  влюбился  в  малышей.  Грубоватое  лицо
смягчалось при одном  взгляде  на  младенцев.  Арабелла  могла  бы  даже
поклясться, что в глазах Доналда стояли слезы, когда он  держал  сыночка
сестры во время обряда крещения, - Эйлис просила  брата  стать  крестным
отцом ребенка.
   Лона   тоже   каждую   свободную   минуту   проводила   у   колыбелек
новорожденных, нежно воркуя с ними. Сначала Арабелла была удивлена: ведь
Лона, хоть и  росла  в  большой  семье,  никогда  не  проявляла  особого
интереса к детям. Но  внезапно  графиню  осенило:  подруга  детских  лет
влюбилась! Но Лона ни в чем не призналась ей, хотя и могла бы... Все  же
Арабелла решила не спускать глаз с горничной. Нельзя же позволить, чтобы
дочь Фитцуолтера соблазнили и бросили!
   Терпение графини было наконец вознаграждено,  когда  в  день  святого
Мартина  она   увидела,   как   молодой   оруженосец   Фергюс   помогает
раскрасневшейся Лоне внести в залу корзину с яблоками. Фергюс!
   "Ну конечно", - подумала Арабелла улыбаясь.
   Он вечно торчит поблизости, когда не занят делами.
   Вечером, слушая волынку, Арабелла потихоньку спросила мужа:
   - Тот молодой человек, Фергюс, который привез тогда Лону с братом,  -
что скажете о нем, милорд?
   Подумав немного, граф вспомнил:
   - Фергюс Макмайкл!  Хороший  парнишка  -  обязательно  дослужится  до
капитана, хотя пока простой солдат.
   - У него есть жена?
   Тэвис, помолчав, качнул головой:
   - Нет. Откуда такое любопытство, девочка?
   - По-моему, Лона бросает на Фергюса нежные взгляды, а  тот  вовсе  не
возражает. Я должна  увериться,  что  он  не  обесчестит  девушку  и  не
разобьет ее нежного сердца. Лона не просто служанка,  она  моя  подруга,
милорд.
   На следующее утро Фергюса Макмайкла позвали к графу.
   Не тратя времени, Тэвис Стюарт перешел к делу:
   - Ты ухаживаешь за горничной графини, па