сказал Ваба, и Зенобия поняла,  что
ее сын дает ей позволение играть ведущую роль в предстоявших переговорах.
   Она уселась с царственным видом и  кивнула,  дав  понять  Вабе  и  членам
совета, что они тоже могут сесть.
   Все это не ускользнуло от внимания Аврелиана. Избавиться от нее  казалось
ему почти позором. Однако, как бы он ни  восхищался  ею,  она  была  опасным
врагом, которого Рим не  мог  себе  позволить.  Она  захотела  получить  всю
Восточную империю и взяла  ее.  Если  оставить  ее  в  Пальмире,  она  снова
поднимет восстание. Он взглянул на собравшихся людей, сидевших за столом,  и
сказал:
   - Пальмира больше не является царством.  Ей  немедленно  будет  возвращен
статус провинции.
   Император снова сел. Он ожидал  возражения  и  не  ошибся.  Члены  совета
заговорили все разом.  Их  голоса  возвысились  в  могучем  протесте  против
решения, которое  показалось  им  деспотическим.  Они  ожидали  переговоров,
смещения Зенобии, даже торговых санкций и  тяжелых  штрафов.  Но  только  не
этого! Они открыли ворота и позволили римскому императору войти в их  город,
и вот чем он им ответил!
   - Тихо!
   Голос Зенобии унял  всю  эту  какофонию.  Она  взглянула  на  императора,
сидевшего за дальним концом стола.
   - Вы чрезмерно суровы, цезарь.
   При этих словах он с радостью заметил, что  она  впервые  произнесла  его
настоящий титул, причем без всякого сарказма.
   - Это я во всем виновата, а не Пальмира. Не  наказывайте  город  и  моего
сына. Лучше накажите меня. Вабаллат будет хорошо служить  вам.  Он  ведь  не
только мой сын, но прежде всего сын своего отца, а мой муж всегда  оставался
верен  Риму.  Именно  он  оборонял  восточные  границы  империи  от  персов.
Несомненно, вы примете это во внимание, прежде  чем  выносить  окончательное
решение.
   Она была близка к тому, чтобы умолять его, и Аврелиан понял это.
   - Почему я должен обращать внимание на ваши слова, царица  Пальмиры?  Ваш
сын еще не проявил себя, а кроме того, он еще молод. Приведите мне  хотя  бы
одну вескую причину, по которой мне следовало бы прислушаться к вам!
   Зенобия встала и бросила на императора долгий изучающий взгляд.
   - Потому что Пальмира - это я! - спокойно произнесла она.
   Он искренне изумился ее словам, однако быстрый взгляд,  брошенный  им  на
остальных присутствующих, подтвердил, что ее слова правдивы и сказаны не  из
пустого тщеславия.
   - Я думаю об этом, - сказал он. Она очень опасная женщина.  Лучше  уж  он
потратит некоторое время, оценивая ситуацию, прежде чем примет окончательное
решение.
   - Совет распущен! - сказал Аврелиан свои заключительные слова, поднялся и
вышел из зала.
   - Пойдите с ним, Антоний Порций!  -  умоляла  Зенобия.  -  Ведь  вы  были
последним губернатором империи, прежде чем мы освободились от контроля Рима.
Попросите его за моего сына! Ради вашей дочери, юной царицы, ради нашего еще
не  родившегося  внука,  который  будет  законным  наследником  пальмирского
престола!
   Антоний  Порций  послушно  поднялся  и  последовал  за  императором.   За
прошедшие годы он не слишком сильно изменился, но Зенобия заметила,  что  он
двигался медленно, а в его волосах уже начинала пробиваться седина.
   - Что нам делать, ваше величество? - спросил Марий Гракх.
   - Ждать! - последовал ответ. - Он не простой человек.  Я  подозреваю,  он
действительно  хочет  вернуть  Пальмире  статус  провинции,  но  мы   должны
предотвратить это любой  ценой.  Вабе  должны  позволить  оставаться  царем.
Возможно,  это  случится  не  при  его  жизни,  но  когда-нибудь  мы   снова
поднимемся, и когда это время  придет,  городом  должны  править  наследники
династии  Одената!  Я  ожидаю,  что  все  вы  будете  упорно  работать  ради
достижения этой цели, и если народ действительно  любит  меня,  то  он  тоже
будет трудиться ради этого!
   - А какова ваша участь, ваше величество?
   - Я отправлюсь в Рим, Марий Гракх. Аврелиан уже много раз говорил мне  об
этом. Боюсь, он недостаточно доверяет мне, чтобы выпустить меня из виду.  Он
достаточно мудр, чтобы не  сделать  этого.  -  Она  улыбнулась  престарелому
советнику. - Если бы мне дали шанс, я снова  сделала  попытку  освободиться,
мой старый друг.
   Марий Гракх усмехнулся.
   - Вместе с вами уйдет все наше величие! - ответил он.
   - Не говорите так! - быстро ответила  она.  -  Вабаллат  еще  молод.  Кто
знает, какие чудеса он совершит со временем? А те, кто придет вслед за  ним?
Этот город стоит со времен иудейского царя Соломона, его основателя. Он  уже
видел величие и увидит снова.
   Она встала и объявила:
   - Я устала. Я не спала как следует все эти последние месяцы,  но  сейчас,
думаю, могу отдохнуть.
   Потом, оглядев членов совета, она произнесла:
   - Не знаю, позволят ли нам встретиться снова. Я благодарю вас за верность
Пальмире, мне и моему погибшему мужу. Я знаю, вы будете так же верны и царю,
моему сыну. Да здравствует Пальмира!
   И она быстро вышла из зала совета.
   Члены совета все, как один, не стыдясь, вытирали слезы, выступившие у них
на глазах. Потом каждый из них  медленно  прошел  вперед,  преклонил  колени
перед Вабаллатом и присягнул ему на верность так же,  как  они  сделали  это
много лет назад, после смерти его отца. После этого все  они  отправились  в
город, каждый в свой район, чтобы выполнить Наказ царицы. Это была  нелегкая
задача, потому что публичные собрания запретили. Однако члены совета все  же
медленно продвигались по городу, в некоторых случаях переходя из дома в дом,
и распространяли слова Зенобии. Город должен постоять за своего юного  царя,
чтобы сохранить династию. Время царицы миновало, но римский император должен
почувствовать вес общественного мнения в поддержку династии Одената.
   Зенобия удалилась в свои апартаменты, где долго отмокала в горячей ванне,
ароматизированной  гиацинтовым  маслом.  Длинные  волосы  царицы  вымыли   и
расчесали. Потом на нее накинули мягкий халат, и она легла на свое ложе.
   Сон пришел быстро. Последнее, что она помнила,  -  это  яркий  полуденный
солнечный свет, лившийся сверкающим лучом по  мраморному  полу  ее  комнаты.
Когда она проснулась, в темноте комнаты горела единственная лампа.  Снаружи,
из сада, до нее доносилась вечерняя песня сверчков. Она медленно потянулась,
вытянув сначала ноги, потом руки, а затем  и  все  тело.  Она  ощутила,  что
напряжение исчезло. Зенобия глубоко вздохнула и  вздрогнула,  услышав  голос
Аврелиана.
   - Долго же ты спала, богиня! Теперь ты лучше себя чувствуешь?
   - Что ты здесь делаешь, римлянин? - спросила  она,  но  в  ее  голосе  не
слышался гнев.
   - Смотрю на тебя! - ответил он. - Я люблю  смотреть  на  тебя,  когда  ты
спишь. Это - один из тех редких случаев, когда ты не шипишь и не  рычишь  на
меня, словно дикий Зверь.
   - Мы не можем быть друзьями, римлянин, - тихо сказала она.
   - Возможно, не сейчас, богиня. И все же я наслаждаюсь, глядя на тебя.  Ты
так прекрасна!
   - Так же, как римские дамы?
   - О великий Юпитер, нет! Ты - экзотическая женщина,  а  они...  -  он  на
мгновение задумался, а потом продолжал:
   - Они не такие притягательные, как  ты.  Ты  прекрасна,  как  рассвет,  и
неуловима, словно мягкий ветерок пустыни.
   - Ну, римлянин, да ты просто поэт! Аврелиан поднялся, пересек  комнату  и
сел на краешек ложа Зенобии. Она вся напряглась, и он сказал.
   - Ты ведь не боишься меня, и все же...
   Он посмотрел на нее пронизывающим взглядом.
   - - Что же это, богиня? Почему ты каменеешь, стоит мне только сесть рядом
с тобой?
   - Потому что я знаю, что это предвещает, римлянин. Ты  снова  набросишься
на меня, чтобы еще раз запечатлеть победу империи на  моем  теле  и  в  моей
душе.
   В ее голосе слышалась горечь, почти боль.
   - Ты все еще любишь Марка Александра, не правда ли, богиня?
   Она не ответила, поэтому он продолжал.
   - Он - муж моей племянницы,  а  теперь  они  уже  стали  родителями.  Это
безнадежная любовь, которую ты держишь в своем сердце. Позволь же мне любить
тебя.
   Ее глаза широко раскрылись от удивления.
   - Тебе? - в ее голосе слышалось жестокое презрение. - Я никогда не  отдам
себя в руки мужчины, римлянин. Но ты! Ты любишь меня? Что это за безумие?  А
как же твоя бедная жена, которая  ждет  твоего  возвращения?  Я  царица!  Не
важно, что я побежденная царица, но я все  еще  царица!  Я  не  какая-нибудь
бедная наивная девчонка, для  которой  положение  твоей  любовницы  было  бы
честью! Ты оскорбляешь меня!
   - Твоя прославленная предшественница  Клеопатра  считала  за  честь  быть
любовницей двоих римлян, - сказал он.
   - И это стоило ей жизни, - холодно ответила Зенобия. - Она отдала себя  в
руки римлян, и в конце концов это погубило ее! Я не  позволю  тебе  погубить
меня - ни тебе, ни какому-нибудь другому римлянину!
   - Зачем мне твоя гибель, Зенобия? Только твоя собственная  ожесточенность
может сделать это. Ты будешь  моей  любовницей,  потому  что  я  принял  это
решение, я, а не ты, -  ответил  он  и  протянул  к  ней  руки,  но  Зенобия
уклонилась.
   - А теперь. - сердито сказала она, - теперь ты  снова  изнасилуешь  меня,
чтобы подтвердить свои слова.
   - Я ни разу не насиловал тебя, богиня. Каждый раз, когда  я  занимался  с
тобой любовью, ты сама хотела этого.  Единственный  человек,  с  которым  ты
боролась, - это ты сама!
   - Я презираю тебя! - прошептала она испуганно. - Я ненавижу тебя! Как  же
я могу желать твоих ласк, если я испытываю к тебе отвращение?
   - Это вожделение, Зенобия. Разве я не говорил тебе этого в  первую  ночь?
Может быть, ты не хочешь меня, но твое прекрасное тело хочет. Ты -  женщина.
Ты уже познала любовь мужчины, и ты  познала  страсть  мужчины.  Ни  та,  ни
другая не испугала тебя. Почему  же  тогда  откровенное  мужское  вожделение
вызывает а тебе такую сумятицу, богиня?
   - Это плохо! - твердо ответила она. -  Заниматься  любовью  без  любви  и
нежности - это плохо!
   - Кто сказал такую глупость, богиня? Ты еще молода,  и,  несомненно,  тот
небольшой опыт, который ты приобрела всего лишь с двумя мужчинами,  не  дает
тебе право выносить такое суждение.
   Он снова протянул к ней руки, обнял ее за талию  и  притянул  к  себе  ее
сопротивляющееся тело.
   - Я никогда не испытывал  любви,  однако  я  наслаждаюсь,  лежа  рядом  с
красивой и страстной  женщиной.  Раньше  никто  никогда  не  жаловался  мне,
богиня. Если бы ты просто наслаждалась теми ощущениями, которые я  возбуждаю
в твоем теле, ты поняла бы, что я прав.
   - Ты - злой человек. Я не позволю тебе уничтожить меня!  -  тихо  сказала
она.
   - Я не собираюсь уничтожать тебя, богиня, - прошептал он,  и  его  теплое
дыхание коснулось ее уха. Его слова и прикосновения вызывали  у  нее  легкую
дрожь.
   - Позволь мне любить тебя, Зенобия! Не  сопротивляйся!  Его  рука  начала
медленно и нежно ласкать ее груди.
   - Ах, богиня, моя прекрасная богиня!  -  прошептал  Аврелиан,  прижавшись
губами к ее мягким ароматным волосам.
   Зенобия почувствовала, что его руки и губы с нежностью ищут чего-то.  Она
слышала в его голосе сдерживаемую страсть, и ее душа, казалось, ушла глубоко
внутрь ее тела, откуда и наблюдала за ним. Несмотря на долгий  сон,  Зенобия
не отдохнула, у нее не оставалось сил, чтобы сопротивляться ему.  Расстегнув
серебряную, филигранной работы застежку ее спального халата, он  раздел  ее.
Он был очень осторожен, очень нежен. В течение нескольких  долгих  минут  он
просто сидел и пристально смотрел на ее крепкие  золотистые  груди,  которые
вздымались и опадали в такт дыханию.
   Потом бережно уложил ее на спину между подушек и начал покрывать ее грудь
нежными поцелуями. Его губы прикасались к ней легко и быстро.
   - Я солдат, богиня, - тихо произнес он. - Грубый солдат, и у меня никогда
не было времени, чтобы как следует заняться любовью с красивой женщиной.  Но
здесь, в твоем благоухающем дворце, я задержусь и буду  обожать  тебя,  пока
для нас не наступит время ехать в Рим.
   Потом его губы  снова  принялись  ласкать  ее  плоть.  На  этот  раз  они
двигались медленно и чувственно, своей лаской пробуждая внутри нее крошечное
пламя желания.
   Она не сопротивлялась  -  то  ли  из-за  усталости,  то  ли  потому,  что
признавала свою капитуляцию перед Римом. Она и сама не  знала,  почему.  Его
губы, руки, его соблазнительные слова - все это соединялось, чтобы  покорить
ее. Она проиграла Пальмиру, и что бы она ни сказала, что бы ни  сделала,  он
возьмет ее тело, потому что, как он сказал, он  победитель.  Возможно,  если
она уступит  ему,  ей  удастся  в  какой-то  степени  вернуть  контроль  над
ситуацией. На короткое мгновение она подумала о  Делиции.  Наверное,  именно
так она себя чувствовала в те дни, прежде чем Оденат отдал ее замуж за  Руфа
Курия, вынужденная предлагать свое тело,  чтобы  выжить.  Как  презирала  ее
Зенобия! Но ведь тогда она еще на знала этого! И все же она поклялась  себе,
что обязательно выживает. И если для этого придется использовать свое  тело,
то, о боги, она сделает это!
   Зенобия посмотрела на Аврелиана и сказала просто:
   - Люби меня!
   Изумленный, он взглянул на нее, и когда она повторила эти два  слова,  он
застонал,  словно  умирающий  от  голода  человек,  которого  пригласили  на
роскошный пир. Он  мог  бы  поклясться,  что  его  руки  дрожали,  когда  он
окончательно раздевал ее. Он пристально и страстно смотрел  на  нее,  а  его
руки пробегали по ее шелковистой коже, двигались вверх,  чтобы  охватить  ее
большие груди, потом скользили вниз,  по  ее  бедрам.  Его  пальцы,  вначале
нерешительно, а потом все более уверенно с нежностью проникали между  пухлых
губ ее бугра Венеры. Она еще не была по-настоящему подготовлена,  когда  его
белокурая голова быстро опустилась и его язык коснулся крошечного  потайного
чувственного цветка ее женственности. Она судорожно вздохнула, но его пальцы
мягко раздвинули ее внутренние губы, и его язык принялся искусно ласкать ее,
исторгая из нее поток жидкого пламени. Она поняла, что ей все равно. Так или
иначе, ей не удастся избавиться от этого человека,  поэтому,  ни  о  чем  не
беспокоясь, Зенобия позволила себе отдаться вихрю приятных ощущений, которые
Аврелиан возбуждал в ее теле.
   Он был невероятно выносливым любовником, и,  пострадав  в  эти  последние
ночи от его жестокости, она была очень удивлена, увидев, что он способен  на
такую  чувствительность  и  нежность.  Его  алчущие  губы  начинали  вносить
смятение в ее чувства, когда он с такой чувственностью сосал этот  крошечный
лакомый кусочек ее нежной плоти. Из глубин ее души поднялась жаркая волна, и
она вскрикнула, все еще  испытывая  страх  перед  чувствами,  которые  этому
человеку удалось пробудить в ней.
   Аврелиан понял ее, пригладил  спутанную  прядь  волос  у  нее  на  лбу  и
поцеловал.
   - Ты так прекрасна в своей страсти! - тихо сказал он.
   - Возьми  меня!  -  прошептала  она  дрожащим  голосом  и,  повернувшись,
прильнула к нему, дрожа всем телом.
   Он мгновенно, словно защищая, заключил ее в объятия своих сильных  рук  и
тихо произнес:
   - Здесь, в уединении твоей спальни, моя  душа  смягчается.  Я  знаю,  что
волную твои чувства, богиня, но знаешь ли, как волнуешь мои чувства  ты?  Со
мной такого еще никогда не бывало прежде. Не думаю, что  когда-нибудь  смогу
насытиться тобой!
   Его голос тал хриплым от волнения, и она  почувствовала,  как  его  член,
твердый и полный страстного желания, прижимается к ее бедрам. Однако на этот
раз он не сделал ни одного движения, чтобы силой овладеть ею.
   Неожиданно  Зенобия  поняла,  что  если   римские   любовники   Клеопатры
уничтожили ее, то это, несомненно, случилось потому, что ее  предшественница
любила их и доверяла им. "Я никогда не полюблю этого человека и не  доверюсь
ему, - думала она, - но  если  смогу  доставить  ему  удовольствие  -  а  я,
совершенно очевидно, сделаю это,  -  тогда,  возможно,  мне  удастся  спасти
наследство моего сына". Она посмотрела в его суровое лицо, освободила  руки,
привлекла к себе его голову и нежно поцеловала его.  Ее  мягкие  губы  почти
застенчиво прильнули к его губам.
   - Ты прав, римлянин, - тихо произнесла она. - Вожделение - великая  вещь,
к тому же приятная. Ты не удивишься, если я скажу, что хочу тебя?
   Он взглянул на нее сверху вниз, и его голубые глаза  искали  на  ее  лице
признаки насмешки. Но, не найдя, он сказал:
   - Нет, меня это не удивит, богиня.
   - Люби же  меня!  -  сказала  она  в  ответ,  и  ее  пышное  тело  начало
возбуждающе двигаться под ним.
   Аврелиан не нуждался в дальнейших поощрениях, потому что  уже  готов  был
вот-вот  взорваться  от  желания.  Почувствовав,   что   ее   длинные   ноги
раздвинулись, он протолкнул свое могучее орудие глубоко внутрь  се  теплого,
восхитительно податливого тела.  Стон  наслаждения  сорвался  с  его  плотно
сомкнутых губ. Длинные прелестные ноги обхватили его,  и  в  голове  у  него
промчалась мимолетная мысль, что это и вправду сама богиня Венера  сошла  на
землю, чтобы дать ему сладчайшее наслаждение. Ее руки двигались по его спине
вниз, поглаживая ее, а потом  принялись  ласкать  его  крепкие  ягодицы.  Ее
прикосновения так приятны! Она отдавалась ему!
   Зенобия быстро осознала,  какое  воздействие  ее  дерзость  оказывала  на
Аврелиана.  Она  возбудила  его,  возбуждение  передалось  ей.  Вместе   они
разжигали пламя желания. Их тела страстно  извивались.  Оба  они,  казалось,
были неистощимы. Он тяжко трудился над этой роскошной и прелестной женщиной,
которая тяжело дышала под ним. Ее движения поощряли его идти вперед. Никогда
еще он не чувствовал себя таким сильным, таким мужественным и бессмертным.
   Зенобия вдруг вскрикнула:
   - Ах, милая Венера, я умираю!
   Аврелиан,  издав  низкое  торжествующее  рычание,  подождал   лишь   одно
мгновение, убедился, что она уже достигла  Олимпа,  и  принес  свою  кипящую
жертву этой богине любви. Он был потрясен до самой глубины своего  существа.
Он увидел, что царица Пальмиры лежит  в  глубоком  обмороке.  Ее  прекрасное
тело, покрытое влагой, испускало слабое серебристое  сияние,  подчеркивавшее
бледно-золотистый цвет ее кожи. Он подумал бы, что она мертва,  если  бы  не
пульс, который бился в крошечной соблазнительной ямочке в основании ее шеи.
   Она воспарила вверх и плавала там, свободная и счастливая, видя под собой
горное жилище богов. Потом вдруг она нырнула вниз в вихрь, в залитую  светом
пропасть, которая разрушала и ее тело, и душу. Что-то случилось, но  она  не
могла понять, что именно. С тихим стоном она пыталась  избавиться  от  этого
ощущения гибели. Медленно,  почти  болезненно  она  прокладывала  себе  путь
обратно, к сознанию, и первое, что она осознала, когда чувства  вернулись  к
ней, было  ощущение  чьих-то  поцелуев  на  губах.  Зенобия  открыла  глаза.
Аврелиан улыбнулся ей, и его губы вновь завладели ее губами.
   Его губы были требовательны, и она покорно соглашалась, целуя его в ответ
с таким же пылом. Она открыла рот, чтобы впустить его ищущий язык. Его  язык
коснулся ее чувствительного неба, и она  задрожала.  Его  язык  чувственными
движениями терся о ее язык. Потом Аврелиан  начал  сосать  ее  язык,  словно
пытаясь вытянуть из ее раскрытых губ самую ее душу. Она уклонялась, пыталась
копировать его действия. Ей было приятно, когда он  задрожал,  прижавшись  к
ней. Потом отпрянул от нее и прошептал ей на ухо:
   - Богиня, ты погубишь меня!
   Впервые за многие месяцы  Зенобия  почувствовала,  что  внутри  нее  бьет
ключом искреннее веселье. Ее смех тепло и озорно звучал в его ушах, и он сам
тоже усмехнулся.
   Некоторое время они лежали рядом. Потом она увидела,  что  он  заснул,  и
тоже погрузилась в сон. Утром он не делал попыток скрыть  от  ее  слуг,  что
спал с ней, а Зенобия благоразумно воздержалась от комментариев. Ей отчаянно
хотелось спросить  его,  принял  ли  он  какое-нибудь  решение  относ