...  На  десерт
подали дикую английскую клубнику, ранние вишни, привезенные из Нормандии,  и
маленькие конфеты в сахарной корочке. Вино и пиво лилось рекой.
   Мэйрин, отведав оленины, гусятины и  мидий,  тщательно  облизала  пальцы,
чтобы не пропала ни капля соуса. Затем взяла кусок говядины; затем -  ломтик
жареной поросятины с хрустящей  корочкой,  которая  ей  особенно  нравилась.
Гоpox оказался превосходным, сыр бри и вишни - того  лучше.  Наконец  Мэйрин
покончила с едой,  опустошив  даже  стоявший  перед  ней  поднос  с  хлебом.
Довольно вздохнув, она с улыбкой откинулась на спинку стула, после того  как
ополоснула жирные пальцы в предложенной служанкой чаше  с  теплой  водой,  в
которой плавали ароматные дикие цветы.  Многие  просто  вытирали  пальцы  об
одежду. Взглянув на Жосслена, Мэйрин сказала;
   - Надеюсь, я не опозорила тебя своим аппетитом.
   - Ты ела с таким видом, как будто тебе предстоит очень важное дело.
   - Так оно и есть, милорд. Ты меня поддержишь?
   - О  да,  колдунья  моя.  Мне  приятно,  что  ты  решилась  вернуть  свои
бретонские земли.
   Не сказав больше ни слова, Мэйрин поднялась со своего места, прошла через
зал и молча встала перед высоким столом. Многие заметили ее, но  заявить  об
атом прежде, чем на нее обратит внимание король, было бы нарушением этикета.
   Королева, наклонившись, шепнула мужу на ухо:
   - Вильгельм, это - жена Жосслена де Комбура. Мне было бы приятно, если бы
ты удовлетворил ее просьбу, любимый. Она мне нравится.
   Король окинул взглядом Мэйрин, откровенно любуясь ее  красотой.  Отставив
кубок, он проговорил:
   - Я вижу вас, Мэйрин из Эльфлиа. Позволяю вам говорить. Мэйрин присела  в
глубоком реверансе, взметнув пышной серебряной юбкой.
   - Наверное, - проговорила она, - вы помните день  нашей  первой  встречи,
милорд. Это был день моей свадьбы. Тогда вы спросили меня, хочу ли я вернуть
себе бретонские владения, а я необдуманно ответила "нет". Мой муж не  укорял
меня за такое решение,  но  я  сама  много  об  этом  думала.  Если,  милорд
Вильгельм, я переменю решение, вы вернете мне эти земли?
   - Эти земли принадлежат вам по праву, миледи, - ответил король. - Но  как
насчет других людей, заинтересованных в них?
   - Моя сводная сестра помолвлена, милорд Вильгельм. Но я уверена, что  она
предпочла бы стать невестой Христовой, чем вступить в брак.  Я  щедро  одарю
ее. Она не сделала мне ничего дурного.
   Король наклонился за спину своей жены и заговорил с  человеком,  сидевшим
от нее по другую руку. Через несколько минут они, видимо, пришли к согласию,
и тогда Вильгельм снова обратился к Мэйрин:
   - Юноша, с которым она была обручена, умер этой весной от кори. Пока  что
для этой девушки не подыскали нового жениха. Это - милорд Монтгомери,  глава
семейства, к которому принадлежал юноша; в настоящее время он  опекает  вашу
сводную сестру. Он говорит, что хотя ему и жаль терять такие земли,  вы  тем
не  менее  правы.  Девушка  действительно  хочет  удалиться  в  монастырь  и
посвятить свою жизнь молитвам и служению Господу. Что  вы  на  это  скажете,
Мэйрин из Эльфлиа?
   - Я скажу, что требую вернуть поместье  Ландерно,  принадлежащее  мне  по
праву наследования, которое у меня отняло семейство Сен-Бриек, когда я  была
еще ребенком! Я требую королевского правосудия, милорд Вильгельм! Я - Мэйрин
Сен-Ронан, рожденная в законном браке  дочь  Сирена  Сен-Ронана,  барона  де
Ландерно, и его первой жены,  Мэйр  Тир  Коннелл,  принцессы  Ирландии.  Моя
мачеха, Бланш де Сен-Бриек, оклеветала  мою  мать,  да  упокоит  Господь  ее
невинную душу, обвинив ее  в  том,  что  она  произвела  меня  на  свет  вне
освященных церковью брачных уз. Пока мой отец был жив, моя мачеха на это  не
осмеливалась. О нет!  Она  дождалась  его  смерти,  а  затем  объявила  меня
незаконнорожденной. Сговорившись со своим дядей, епископом  Сен-Бриека,  она
продала меня в рабство, чтобы отнять мои владения для своей  родной  дочери.
И, подобно Иуде, взяла серебро в обмен на мою жизнь. Тогда  мне  было  всего
пять лет от роду!
   В зале послышались потрясенные вздохи; две женщины упали без чувств,  еще
несколько дам оперлись на плечи сидевших рядом с ними мужчин.  Честолюбие  в
вопросах, когда речь шла о  родном  ребенке,  не  считалось  преступным,  но
жестокость, с которой Бланш де Сен-Бриек продала  свою  маленькую  падчерицу
работорговцу, поразила всех до глубины души. Многие  стали  оглядываться  по
сторонам в поисках этой безбожницы.
   - Милорду Вильгельму известно, что милостивое Провидение привело  меня  в
Англию, - продолжала тем временем Мэйрин, - где я была спасена добрым  таном
Олдвином Этельсберном, который вместе со  своей  супругой  вырастил  меня  и
воспитал как родную дочь. Когда мой приемный отец со своим сыном пали в  бою
под Йорком, мне остались в наследство его владения. Я бы не стала  требовать
возврата земель в Бретани, но моя сводная сестра не нуждается  в  них  и  не
хочет ими владеть. Так что я заявляю: они принадлежат мне по  праву!  Умоляю
вас о королевском правосудии, милорд Вильгельм! Верните мне Ландерно,  чтобы
я смогла передать это поместье по наследству моему ребенку. Благодаря  этому
род моего отца не погибнет, - завершила она.
   В зале поднялась такая суматоха, словно Мэйрин швырнула в гостей  корзину
с ядовитыми змеями. Она говорила громко и отчетливо, так что ее слышали  все
присутствующие. Бланш де Сен-Бриек поднялась со своего места и, пошатываясь,
подошла к своей обличительнице. Она пристально вгляделась в лицо  Мэйрин,  и
ее голубые глаза округлились от запоздалого узнавания.
   - Лучше бы я убила тебя своими руками, - прошипела она  так  громко,  что
это услышали все.
   - Да, - ответила Мэйрин с безжалостной улыбкой, - вы  пожалеете,  что  не
сделали этого! Бланш повернулась к королю:
   - Она требует королевского правосудия! Но того  же  требую  и  я,  милорд
Вильгельм! Она  лжет!  Она  -  незаконнорожденная!  Она  -  грязное  отродье
какой-то безымянной  ирландской  крестьянки,  с  которой  мой  покойный  муж
рассчитался парой монет за услуги. Откуда нам знать, может быть, она  вообще
не дочь Сирена Сен-Ронана! Ландерно принадлежит моей дочери, Бланшетте. В ее
законнорожденности никто не усомнится!
   Мэйрин насмешливо рассмеялась.
   - Ах, любезная мачеха! Вы снова завели эту старую песню! Но на сей раз  с
вами нет вашего мерзкого дядюшки и некому помочь вам в этой клевете!
   -  Свидетельства  о  браке  между  твоими  родителями  не  существует!  -
воскликнула Бланш де Сен-Бриек.
   - Нет, существует, мадам! Око существовало и тогда, когда вы  отняли  мои
земли.
   - Тогда почему же ты не показала его?
   - Потому что тогда вы убили бы меня! -  заявила  Мэйрин.  -  Ведь  вы  не
остановились перед тем, чтобы соблазнить и искусить епископа святой  церкви!
Вы даже сейчас сознались, что вынашивали мысли об убийстве!
   - Покажи мне свидетельство! - потребовала Бланш.
   - Король уже видел его, - раздался ответ.
   - Это подлог! Подлог! - завопила Бланш. - Ты хочешь лишить  Бланшетту  ее
владений! Но я не допущу этого!
   Весь зал застыл в напряженном ожидании. Гости и придворные так и  вертели
головами, глядя то на одну женщину, то на другую. Ни  у  кого  не  возникало
сомнений относительно правоты Мэйрин. В зале находились бретонские рыцари, и
все они были возмущены тем, как Бланш де Сен-Бриек обошлась с дочерью Сирена
Сен-Ронана. Барон де Ландерно  был  благородным  человеком.  Он  никогда  не
попытался бы выдать незаконнорожденную дочь за законную наследницу.
   - Тише! - возвысился над шумом громоподобный голос  короля.  Большой  зал
притих. - Ландерно - законное наследство Мэйрин  Сен-Ронан.  Я  собственными
глазами в день моей коронации видел свидетельство о браке ее  родителей.  На
этом документе стоят  подписи  ее  родителей,  и  мой  брат,  епископ  Байе,
удостоверил их подлинность. Нет сомнений в  том,  что  ее  отцом  был  Сирен
Сен-Ронан и что она - законная дочь и полноправная наследница Ландерно.
   Несмотря на то что леди Мэйрин  жестоко  пострадала  от  злодеяния  своей
мачехи, сердце ее не ожесточилось. Она не желает причинить зло своей сводной
сестре, которая  даже  еще  не  родилась,  когда  леди  Мэйрин  прогнали  из
Ландерно. Узнав о том, что  Бланшетта  чувствует  призвание  посвятить  себя
церкви, леди Мэйрин от  всей  души  предложила  ей  щедрые  дары.  Бланшетту
Сен-Ронан поместят в аббатство Святой Троицы  в  Казне,  принадлежащее  моей
супруге, и будут готовить к вступлению в монашеский сан.
   Что же до вас, Бланш де Сен-Бриек, то сначала  вы  отправитесь  к  своему
старшему брату, чтобы уладить семейные дела. А через  месяц  вас  отвезут  в
монастырь Святого Илария, где вы и проведете остаток своих дней. Монашеского
сана  вы  недостойны,  но  должны  будете  впредь  подчиняться   руководству
настоятельницы монастыря Святого Илария. Вы будете молиться и  поститься  и,
возможно, к концу жизни сумеете очиститься от  грехов  алчности,  гордыни  и
жестокосердия. В уединении, вдали от мира у вас  будет  достаточно  времени,
чтобы поразмышлять над своими злодеяниями и вымолить у Господа  прощение  за
них.
   После того как король окончил свою речь,  в  зале  на  мгновение  повисла
тишина, а потом Бланш де Сен-Бриек накинулась на Мэйрин с воплями:
   - Я тебя ненавижу! Твой отец  любил  тебя  больше,  чем  меня!  Я  всегда
ненавидела тебя! Ты не можешь  так  со  мной  поступить!  Ведь  столько  лет
прошло! Я этого не допущу! Ты должна была умереть много лет назад, но  этого
не случилось! Что ж, я убью тебя сейчас! - Бланш занесла руку, и  зрители  в
ужасе затаили дыхание: в руке ее сверкнул нож.  Взвыв,  Бланш  бросилась  на
Мэйрин, которая была так изумлена, что лишь успела поднять руки.
   За всю жизнь Мэйрин еще ни разу не чувствовала  себя  такой  беспомощной.
Попятившись  от  мачехи  и  заслонив  голову  руками,  она  никак  не  могла
сообразить, что же ей делать. Она понимала лишь то, что не хочет умирать.
   - А-а-а! - вскричала она, когда нож Бланш достиг цели и оставил  кровавый
разрез у нее на ладони.
   И тут в Мэйрин проснулись древние инстинкты.  Все  ее  существо  охватила
жажда жизни. Она взмахнула второй рукой, пытаясь обезоружить противницу.  И,
к своему удивлению, ей это удалось: нож выпал из  руки  Бланш.  В  следующую
секунду бретонские рыцари уже окружили разъяренную женщину и оттащили ее  от
Мэйрин, а Жосслен оказался рядом с женой.
   Кровь сочилась из раны. Забыв о том, где она  находится,  Мэйрин  подняла
юбки и оторвала льняной лоскут от сорочки, чтобы  перевязать  рану.  Обмотав
ткань вокруг ладони, чтобы остановить кровотечение, она выругалась  шепотом,
и Жосслен, услышавший это, рассмеялся.
   - Проклятие! Ты знаешь, как тяжело отстирать  камку  от  крови?  Черт  бы
побрал эту женщину! - Но тут на  нее  внезапно  нахлынула  слабость,  и  она
покачнулась. Голова ее закружилась. - Жосслен!
   Руки его уже обхватили ее за плечи.
   - Я здесь, Мэйрин. Я тебя унесу.
   - Нет! Я выйду из зала сама. Не хочу, чтобы король и  его  люди  считали,
что англичане - слабаки. - Ноги ее были словно ватные, но с помощью Жосслена
она устояла и повернулась к королевскому столу.
   Вильгельм заметил, как она бледна.
   - С твоей женой все в порядке, Жосслен? - спросил он.
   - Ничего страшного, сир, - ответила за него Мэйрин. - Но рана  достаточно
глубока, и я потеряла много крови.
   - Я пришлю к вам своего лекаря, - сказала Матильда.
   - Благодарю вас, миледи королева, но позвольте мне  отказаться  от  вашей
любезной услуги. Я предпочитаю лечиться своими силами.
   - Тогда  возвращайтесь  в  ваш  лондонский  дом  и  отдыхайте,  -  сказал
Вильгельм. - Мы надеемся, что вы посетите коронацию королевы через два дня.
   - Мы придем, -  уверенно  ответила  Мэйрин.  Затем,  кое-как  ухитрившись
сделать реверанс, она оперлась на руку мужа, и супруги покинули зал.
   - Ты - просто чудо! - воскликнул Жосслен, когда они вышли во двор.
   - Мне сейчас станет плохо, - заявила Мэйрин, и ее тут  же  вырвало.  Весь
обильный ужин в два счета оказался на мостовой.
   - Теперь лучше? - спросил  Жосслен,  когда  плечи  ее  наконец  перестали
вздрагивать.
   Мэйрин взглянула на него со слабой улыбкой. Рука чертовски болела.
   - Да. - Она кивнула и тут же рухнула без чувств на  мостовую.  Когда  она
открыла глаза, то обнаружила, что лежит на своей постели, в лондонском доме.
Кто-то снял с нее всю одежду,  кроме  порванной  сорочки.  Вздохнув,  Мэйрин
свернулась клубочком и уснула глубоким сном. Она даже не  заметила,  что  на
выдвижной кровати на полу спит Нара.
   Жосслен на первом этаже рассказывал Дагде о том, что произошло во дворце.
Большие глаза ирландца почти почернели от гнева. Он мрачно сказал Жосслену:
   - Она больше никогда не обидит  мою  госпожу!  Клянусь  Святым  Патриком!
Клянусь Пресвятой Богоматерью!
   Проснувшись утром, Мэйрин увидела, что Жосслен спит рядом. Тупая  боль  в
ладони дала знать, что рана может воспалиться, если не принять  нужных  мер.
Поднявшись с постели, Мэйрин сняла  разорванную  сорочку  и  надела  свежую.
Поверх натянула простую юбку из синего льна и такую же тунику. Обувшись, она
торопливо спустилась вниз по лестнице и нашла Нару у камина.
   - Где Дагда? - спросила она.
   - Сказал, что уехал по какому-то делу, - ответила Нара. Мэйрин  удивленно
приподняла бровь. Было еще очень рано, солнце даже не взошло.
   - Если пройти несколько улиц отсюда вниз по берегу реки, - сказала она, -
ты найдешь маленький рынок. Ступай и купи мне  мелкого  белого  луку,  флягу
яблочного уксуса и медовые соты. На обратном пути загляни к пекарю и  возьми
хлеба. - Мэйрин  вручила  Наре  деньги  на  покупки,  и  служанка  поспешила
выполнять поручения.
   Вскипятив воду и разыскав таз,  Мэйрин  наполнила  его  горячей  водой  и
добавила щепотку  сушеных  листьев  мяты.  Пока  вода  настаивалась,  Мэйрин
аккуратно разорвала старую сорочку на ленты, сняла повязку с руки и  окунула
ладонь в воду. Терпеливо дождавшись, пока корочка засохшей крови  размякнет,
она почувствовала неприятное жжение в ране. Взяв лоскут ткани, она принялась
осторожно тереть  ладонь,  пока  вода  в  тазу  не  порозовела,  а  рана  не
очистилась от засохшей крови окончательно. Вынимать  руку  из  воды  она  не
стала: рана не должна закрыться, пока Нара не принесет все  необходимое  для
припарки.
   Вернулся Дагда и удивился, что застал свою госпожу здесь в  такой  ранний
час.
   - Где ты был? - спросила Мэйрин.
   - Ездил по делу в Вестминстер, - тихо ответил он.
   - Господи! Что ты там делал?
   - Кое-что, о чем следовало позаботиться много лег назад. И не  спрашивай,
госпожа моя. Я уже побывал на исповеди и готов исполнить наложенную на  меня
епитимью. - Он вынул руку Мэйрин из воды и изучил рану. - Глубокий порез! Ты
справишься сама?
   - Да. Нара пошла купить кое-что для припарки. Какую же епитимью  на  тебя
наложили?
   - Пожертвовать церковным нищим серебряный пенни. Более чем достаточно  за
душу шлюхи, хотя я не уверен, что у нее была душа. - Он бережно опустил руку
Мэйрин обратно в таз.
   - Ох, Дагда! Никто не любил меня так сильно, как ты! Мне даже стыдно.
   - Не надо стыдиться, госпожа моя! Я всего лишь исполняю обещание, которое
дал твоей матери, этой святой, благословенной женщине. И не надо  больше  об
этом говорить.
   Вернулась Нара с лекарствами. Мэйрин велела ей очистить лук  и  растолочь
его в кашицу. Затем она достала из сумочки, висевшей у нее на поясе, немного
соли и несколько листков руты и растерла их в порошок.  Смешав  все  вместе,
она добавила уксуса и несколько ячеек  от  медовых  сот.  Получилась  густая
мазь. Вынув пораненную руку из воды, Мэйрин покрыла  ладонь  слоем  мази,  а
Нара осторожно перебинтовала ее двумя льняными лентами.
   - Выложи остаток мази в горшочек, - велела Мэйрин служанке, - и поставь в
холодное место.
   - Да, миледи, - ответила служанка и убежала, схватив  ступку,  в  которой
Мэйрин готовила мазь.
   - Посмотреть, не проснулся ли милорд? - спросил Дагда.
   - Да. Хотелось бы позавтракать,  -  ответила  Мэйрин.  Ирландец  поспешно
поднялся вверх по лестнице, а Мэйрин принялась резать теплый  хлеб,  который
Нара принесла от  пекаря.  Затем  она  нарезала  тоненькими  ломтиками  сыр,
положила его на хлеб и устроила над огнем. Нара принесла ветчину и  нарезала
ее щедрыми кусками.
   - Посмотри, как там хлеб, - велела ей Мэйрин, расставляя на столе  четыре
деревянных блюда и четыре кубка.
   - Хлеб готов, миледи, - сказала  Нара.  Мэйрин  подошла  к  огню,  сказав
служанке:
   - Принеси кувшин эля, да  поживее!  Я  слышу,  что  милорд  и  Дагда  уже
спускаются.
   Нара  помчалась  выполнять  поручение,  а   Мэйрин   аккуратно   выложила
поджаренный хлеб на деревянное блюдо. На маленьком столике  у  стены  стояла
миска с клубникой; Мэйрин поставила ее на обеденный стол рядом с ветчиной.
   - Доброе утро, колдунья моя, - сказал Жосслен,  обвив  руками  ее  шею  и
нежно поцеловав в ямочку на шее.
   Мэйрин на мгновение прижалась к нему, наслаждаясь его близостью и теплом.
   - М-м-м, - промурлыкала она, почувствовав, что объятия  стали  теснее.  -
Как рука? - вполголоса спросил Жосслен.
   - Пройдет, - чуть раздраженно ответила Мэйрин. - Я перевязала ее.
   - Значит, мне еще рано подыскивать новую жену  среди  придворных  дам?  -
шутливо спросил он.
   - Это, - заметила Мэйрин, - вовсе не смешно, милорд. - Высвободившись  из
его объятий, она недовольно фыркнула. - Подумать  только,  что  я  встала  в
такую рань, чтобы приготовить тебе завтрак! Ну да ладно, садись уж!
   Усмехнувшись, Жосслен сел во главе стола и жестом пригласил Дагду и  Нару
присоединяться. Здесь, в маленьком лондонском доме, они не  обременяли  себя
формальностями этикета: для этого просто не было места. Стол  был  сделан  в
форме буквы "Т". Когда они приступили к завтраку,  слуги  начали  постепенно
собираться, выходя из конюшни, где они ночевали. Нара быстро расправилась со
своей порцией: ей предстояло еще накормить всех остальных. Каждому стражнику
вручили миску с хлебом, пересыпанным вареным зерном, и кружку с темным элем.
Стражники стали  рассаживаться  вдоль  длинного  конца  стола,  на  середину
которого положили круг сыра. Лорд и леди  Эльфлиа  были  щедрыми  хозяевами.
Наслушавшись страшных рассказов о скаредности других лордов, пока дожидались
окончания ужина в Вестминстере, стражники еще раз  убедились,  насколько  им
повезло.
   - Я не хочу, чтобы ты сегодня выходила в город, - сказал Жосслен жене.
   - Верно. - ответила Мэйрин. - Мне надо  отдохнуть.  Я  все  еще  чувствую
слабость от потери крови. Но сегодня отличный день, так что я посижу в саду,
среди цветов.
   Они вышли вдвоем в сад за  домом,  благоухавший  розовато-белыми  цветами
яблони. Небо было голубым и  безоблачным.  Завтра,  на  коронацию  Матильды,
наверняка будет отменная погода. Мэйрин и Жосслен стояли под пологом  ветвей
и долго целовались.
   - Когда Бланш вчера набросилась на тебя с ножом, я испугался, что потеряю
тебя, колдунья моя, - сказал Жосслен. - Какое-то мгновение  я  даже  не  мог
сдвинуться с места. Боялся, что не успею  подбежать  к  тебе  вовремя,  хотя
между тем, когда она выхватила нож, и тем, когда ее взяли под стражу, прошло
всего несколько секунд.
   - Мне показалось, прошло лет сто,  -  призналась  Мэйрин.  -  Я  даже  не
думала, что она осмелится на такое. Ведь очевидно, что она проиграла.
   - Мне от души жаль настоятельницу Святого Илария, которой придется  иметь
с ней дело, - отозвался Жосслен.
   - Да, - согласилась Мэйрин. Она не сказала мужу, что Дагда намекнул ей на
то, что убил Бланш де Сен-Бриек. Если Жосслен узнает  о  смерти  Бланш,  ему
едва ли придет в голову связать это с Дагдой. Мэйрин  понимала,  чего  стоил
Дагде этот поступок: ведь с тех пор, как он, бывший воин,  в  последний  раз
поднял оружие на человека, прош