ь вошла в меня, я не чувствовала боли,  -  уже  спокойнее
сказала она, - но это было не менее отвратительно. Он  силой  наклонил  меня
вперед и насильно заставил принять его член, и хрюкал, словно  хряк,  покуда
не излил в меня сок своей похоти!
   - Я никогда не возьму тебя силой, - пообещал ей Карим-аль-Малика.
   - Тогда тебе никогда не обладать мною, мой господин, по собственной  воле
я никогда не отдам своего тела ни одному мужчине в мире.
   - Ты отдашься мне, Зейнаб, - нежно сказал он. -  Не  нынче  и,  возможно,
очень нескоро... Но в конце концов ты по собственной воле станешь моей  -  и
душою, и телом. Мне вовсе не нужно будет ни к чему  тебя  принуждать.  -  Он
ласково отер ладонью слезы с ее лица. - Не плачь... Прошлого не вернуть и не
изменить,  но  будущее  твое  будет   прекрасным.   Это   обещаю   тебе   я,
Карим-аль-Малика. Верь мне, красавица моя.
   - Я не верю ни одному мужчине в мире... - отвечала она.  И  он  понял  ее
вполне. Она взглянула на него - в глаза ее понемногу возвращалась жизнь:
   - А что  ты  должен  такого  со  мною  сделать,  чтобы  меня  можно  было
преподнести в дар калифу?
   - Обучить тебя искусству страсти, - с легкой улыбкой отвечал Карим, -  но
ведь это пока для тебя пустой звук, правда?
   Риган утвердительно кивнула.
   - Любовь - настоящее искусство, Зейнаб. Те двое, что так жестоко с  тобою
обошлись, понятия не имели, какое  наслаждение  могут  даровать  друг  другу
мужчина  и  женщина.  Они  были  грубы,  эгоистичны  и  тупы.  Оба  привыкли
совокупляться с женщинами, словно  кобели  с  суками.  Они  ничем  не  лучше
бессмысленных скотов, которым усердно подражают. Но так быть не должно,  моя
красавица, - он ласково обнял ее за плечи и поцеловал в лоб. - Со временем я
научу тебя всему, что знаю сам. А потом отвезу тебя к калифу, и ты  завоюешь
его сердце своею красотой и несравненным мастерством.
   ...Нет, она не верила его словам. Совокупление - и наслаждение?  Как  это
совместить, она не представляла себе, но, надо признаться,  он  возбудил  ее
любопытство.
   - А где ты постиг это искусство, мой господин? - робко спросила она.
   - В одном городе. Он называется Самарканд.
   - А почему ты стал именно этому учиться?
   - Я у отца младший, - начал Карим свой рассказ. - Подобно многим  младшим
балованным детям я был сорвиголова и шалопай. А когда я  обрюхатил  одну  за
другой трех отцовских рабынь, терпение его лопнуло. Старший брат мой  Джафар
заступился за меня перед отцом. Он сказал ему,  что  коль  уж  я  так  люблю
"складывать зверей о двух спинах", то, пожалуй, лучше всего отослать меня  в
тайную Школу Учителей Страсти в  Самарканде.  Так,  по  крайней  мере,  моим
наклонностям будет найдено практическое применение.  Учеников  в  той  школе
всегда очень мало, туда принимают  немногих,  но  выпускники  ее  в  большом
почете, потому что многим нужны  хорошо  вышколенные  Рабыни  Страсти.  Меня
тщательнейшим образом проэкзаменовали, убедились  в  моей  мужской  силе  и,
посовещавшись,  приняли  в  школу.  Ну  а  когда  я  закончил  ее,  то  стал
зарабатывать себе на жизнь, обучая рабынь искусству наслаждения. Со временем
я смог приобрести свою "И-Тимад"... - Карим-аль-Малика улыбнулся Риган. -  Я
большой мастер своего дела, поверь, - сказал он с озорным блеском в  глазах.
- Я взялся заниматься с тобою, лишь уступив настойчивым просьбам Донала Рая,
но когда мы закончим наши занятия, то  ты,  Зейнаб,  станешь  совершеннейшим
моим творением! Обещаю тебе.
   - А почему я должна обязательно стать Рабыней Страсти? Почему  Донал  Рай
отказывается  продать  меня  просто  кому-нибудь  в  служанки?  Я  не  желаю
отдаваться мужчинам...
   - Для служанки ты непозволительно красива, - отвечал Карим. - Ты сама это
знаешь, Зейнаб. И не лукавь -  тебе  это  приятно.  Ты  всегда  должна  быть
честной. Да, это правда - я научу тебя, как отдаваться мужчине. Но не только
этому. Я также научу тебя, как заставить мужчину отдаться тебе  и  телом,  и
душой.
   - Но это невозможно! - заявила она. - Ни один мужчина никогда  не  отдаст
себя на потребу женщине! Я никогда не поверю в это, мой господин!
   Карим рассмеялся:
   - Но это правда, милая Зейнаб. Красивая женщина имеет великую власть даже
над самым сильным мужчиной и может победить его в любовной битве!
   - Я замерзла... - вздрогнув, пробормотала Риган. Карим поднялся с ложа  и
прикрыл деревянные ставни.
   Затем, подойдя  к  сундуку  и  подняв  крышку,  достал  тонкое  шерстяное
покрывало и протянул его Риган:
   - Под ним и рядом со мною ты скоро согреешься. Давай-ка ляжем рядышком, -
и, не дождавшись ее ответа, он распростерся на ложе и протянул к ней руки.
   - Ты хочешь спать со мной? - глаза Риган  вновь  были  полны  страха,  но
голос звучал твердо.
   - Это наша с тобою общая спальня, - спокойно объяснил он. -  Полезай  под
покрывало, Зейнаб, ведь я сказал тебе, что не возьму тебя силой.  Я  не  лгу
тебе.
   ...А перед глазами у нее стоял Иэн Фергюсон, бесстыдно бахвалящийся перед
нею своей мужской статью, Иэн  Фергюсон,  который  безжалостно  истерзал  ее
девственную плоть, удовлетворяя свою животную похоть, растаптывая ее душу...
Гуннар Кровавый Топор был  немногим  лучше,  но,  по  крайней  мере,  ей  не
пришлось глядеть в его искаженное лицо, когда он ее насиловал...
   Она взглянула на Карима-аль-Малику. Он лежал на спине, закрыв  глаза,  но
она чувствовала, что он не спит. Можно ли ему довериться? Должна ли она  ему
поверить?
   Дрожащей рукой она откинула покрывало и скользнула в тепло...  Тотчас  же
ее обняли мужские руки - Риган даже подпрыгнула.
   - Что ты делаешь? - испуганно спросила она.
   - Так ты скорее согреешься, - ласково сказал Карим, -  прижмись  ко  мне.
Но, если ты не хочешь, что ж, я понимаю тебя...
   Она чувствовала тепло его руки на своих плечах. Ощущала все  его  крепкое
тело... Присутствие его отчего-то действовало успокаивающе.
   - Но не позволяй себе ничего больше! - все же предупредила она сурово.
   - Только не сегодня. - В сгустившейся тьме она не увидела его  улыбки.  -
Покойной ночи, моя милая Зейнаб. Покойной ночи...
   - Ну? - поинтересовался поутру Донал Рай. - Вправду ли Зейнаб стоит  того
серебра, что я отвалил за нее викингу?
   - На все свое время, старый друг! - отвечал Карим-аль-Малика.  -  Девушка
стала два раза подряд жертвою двух  грубых  и  неотесанных  мужланов.  Нужно
время, чтобы завоевать ее доверие. Но я добьюсь этого.  Никогда  не  было  у
меня подобной ученицы. Она невежественна и вместе с тем мудра не по годам. А
о любви, и тем более о страсти, она не  имеет  ни  малейшего  представления.
Пройдет по крайней  мере  год,  прежде  чем  ее  можно  будет,  не  стыдясь,
преподнести калифу. А может, и того больше...  -  Карим  отхлебнул  горячего
вина, приправленного специями, из серебряного, отделанного ониксом кубка.  -
Ты согласен дать мне такой срок или, может быть, предпочтешь выставить ее на
продажу на хорошем рынке в Аль-Андалус и вернуть себе свои деньги?  Ведь  на
ее обучение нужно будет потратиться...
   - Нет! Нет! Девушка - настоящее сокровище. Я  понял  это  сразу  же,  как
только этот чурбан Гуннар Кровавый Топор ввел ее в мои покои! Она обвела его
вокруг пальца, словно  ребенка!  Эрда  рассказала  мне,  что  Зейнаб  и  Ома
сдружились на корабле Гуннара. Тогда Зейнаб и придумала сказать викингу, что
если ее предложить мне вместе со служанкой, то  это  меня  очень  впечатлит.
Ха-ха! Она умна как бес, Карим-аль-Малика! - Донал Рай посерьезнел:
   - Сколько ты еще пробудешь в Дублине? И куда направишься отсюда?
   - Разгрузка моего корабля уже закончена, Донал Рай. Думаю, за  неделю  мы
успеем наполнить трюмы - тогда мы и  отплывем  в  Аль-Малику.  Сейчас  самая
середина лета, но в воздухе уже чувствуется дыхание осени. Я  хочу  поскорее
убраться из  неприветливых  северных  морей.  Кроме  того,  я  полагаю,  что
обучение  Зейнаб  пойдет  куда  успешнее,  если  ее  вырвать  из  привычного
окружения.
   Донал Рай кивнул:
   - Ты мудр. А где она станет жить?
   - У меня есть вилла в пригороде Аль-Малики. Поселю ее там.  Все  девушки,
которых я когда-либо обучал,  жили  в  этом  прелестном  местечке.  Там  все
пробуждает чувственность - ласковые вышколенные слуги, роскошь и  истома  во
всем... Зейнаб перестанет робеть, оказавшись в "Раю".
   - В "Раю"? - хозяин оторопел. Карим рассмеялся:
   - Я назвал так мою прелестную виллу, мой добрый друг.  Дом  расположен  у
самого моря, окружен садами и фонтанами. Там царит мир и покой...
   - А твой отец? - спросил Донал Рай.
   - Он предпочитает городскую жизнь, а мне предоставляет полную свободу.  В
каком-то смысле я оправдал его ожидания. Я в хороших  отношениях  с  семьей,
независим и богат, да к тому же и пользуюсь  уважением.  Я  разочаровал  его
лишь в одном: у меня нет ни жены, ни наследников.  Но  этим  я  предоставляю
заниматься  старшим  братьям  -  Джафару  и  Айюбу.  И  все  же   отец   мой
разочарован...
   - И его можно понять, мой  мальчик.  Человек  столь  страстный,  как  ты.
Карим,  наверняка  зачинал  бы  только  сыновей.  К  тому  же  младший   сын
Хабиба-ибн-Малика - это прекрасная партия... - закончил с улыбкой Донал Рай.
   - Я еще не созрел для женитьбы, -  отвечал  Карим.  -  Мне  нравится  моя
свободная жизнь. Может быть, если мой опыт с Зейнаб будет  удачен,  я  после
нее возьму еще пару учениц...
   - А в твоем гареме много наложниц? - поинтересовался Донал Рай.
   - У меня вовсе нет гарема, - отвечал Карим. - Я слишком редко бываю дома,
а женщины, предоставленные самим себе, впадают в беспокойство  и  становятся
беззащитными перед соблазном... Они постоянно должны ощущать твердую мужскую
руку. Вот когда я женюсь, тогда и заведу гарем.
   - Возможно, ты прав,  -  кивнул  Донал  Раи.  -  1ы  мудр  не  по  летам,
Карим-аль-Малика!
   - Разреши Зейнаб и Оме гулять по саду, Донал Рай, - попросил Карим. -  Мы
будем в море несколько недель кряду, и они будут узницами в каюте корабля. Я
не могу предоставить им свободу передвижения по судну: они возбудят похоть в
моих матросах, а это опасно.
   Донал Рай кивнул, соглашаясь:
   - Да, плавание будет тяжелым для девушек. Они привыкли к твердой земле. А
путешествие из Стретчклайда в Дублин заняло всего пару дней, к тому же почти
всегда земля была в пределах видимости.
   - Теперь же им предстоит не видеть земли много дней... - сказал Карим.
   Эрда объявила Риган и Морэг, что они снова могут  гулять  по  прелестному
садику дома Донала Рая. Визжа от восторга, они понеслись вниз по  ступенькам
- и вновь принялись гулять  на  солнышке,  нежиться  на  красивых  мраморных
скамеечках, болтать о таинственной Аль-Андалус, куда  им  вскоре  предстояло
отправиться...
   Около полудня в садике появился Аллаэддин-бен-Омар и почтительно  объявил
Риган:
   - Госпожа  Зейнаб,  Карим-аль-Малика  желает  видеть  вас.  Он  ждет  вас
наверху, - чернобородый моряк вежливо поклонился.
   Ригам" поблагодарила его и покинула садик.  Аллаэддин-бен-Омар  улыбнулся
Морэг. Протянув руку, он нежно дернул ее за  косичку  -  девушка  хихикнула.
Взяв ее за руку, он принялся прогуливаться с нею по садику.
   - Ты прелестна, - сказал он.
   - А ты лихой ухажер, - отвечала она. - Хоть я и выросла в  монастыре,  но
таких негодяев распознаю сразу.
   Он ласково и нежно рассмеялся,  и  Морэг  почувствовала,  что  сердце  ее
тает...
   - Да, Ома, я и вправду негодяй, но негодяй с добрым  сердцем.  А  ты  уже
похитила его, моя прелесть. И знаешь - я не хочу получать его назад...
   - У тебя медовые речи, Аллаэддин-бен-Омар, - отвечала девушка с  влекущей
улыбкой, но тут же засмущалась и нагнулась, чтобы понюхать розочку.
   Когда она выпрямилась, мужчина стоял прямо перед нею.
   - А знаешь ли ты, что твое имя Ома происходит от мужского имени  Омар?  -
пальцы его коснулись девичьей щечки.
   Глаза Морэг расширились. Занервничав, она отступила на шаг. Прикосновение
было ласковым и все же слегка шокировало ее. Она глядела в его черные глаза,
и сердце ее бешено колотилось. Он снова протянул к ней руки  и  на  сей  раз
нежно заключил ее в объятия.  Морэг  чувствовала,  что  вот-вот  упадет  без
чувств. Нет, пастушьи сынки из окрестностей монастыря никогда не вели себя с
нею столь смело... "0-о-о-ох!" - воскликнула она, когда губы  его  коснулись
ее рта, но она не воспротивилась, не стала вырываться... Ей было  интересно,
что же будет дальше, к тому же с этим великаном  она,  малышка,  чувствовала
себя в безопасности.
   Из окна покоя Карим-аль-Малика наблюдал за тем, как его  друг  обхаживает
девчонку.  Он  никогда  прежде  не  видел  Аллаэддина  столь  нежным,  столь
терпеливым и ласковым с женщиной. Карим отчего-то решил, что на сей раз  его
друг чересчур расчувствовался. Нежный  взгляд  Аллаэддина,  устремленный  на
прелестное личико Омы, служил предвестником чего-то  куда  большего,  нежели
мимолетное увлечение...
   Заслышав звук открываемой двери.  Карим  отвернулся  от  окна.  Лицо  его
озарила улыбка:
   - Зейнаб! Хорошо ли тебе спалось?
   - Хорошо, - призналась она. Да, она и вправду давно не  чувствовала  себя
столь свежей и отдохнувшей, как нынче поутру, когда проснулась  и  не  нашла
его рядом. Она чуть улыбнулась.
   - Продолжим наши занятия? - предложил он. - Разоблачись,  моя  красавица.
Сегодня мы начнем постигать Науку Прикосновений.  Наша  чувствительная  кожа
крайне много значит в искусстве  любви,  Зейнаб.  Очень  важно  узнать,  как
правильно ее ласкать. Ты должна научиться трогать  самое  себя,  а  также  и
своего господина так, чтобы пробудить все прочие чувства.
   Риган была слегка ошарашена. Он говорил  все  это  очень  просто.  Ничего
бесстыдного не было в его  голосе.  Медленно  она  стянула  с  себя  одежду.
Отказываться было смешно - это она уже поняла. Прошлой ночью он  убедительно
доказал ей, что ждет от нее незамедлительного повиновения. -Почти  все  утро
она билась над разодранной сорочкой, пытаясь ее зашить:  не  в  ее  правилах
было бросаться вещами. Но нежная ткань была безнадежно испорчена...
   Теперь, стягивая сорочку через голову, она бросила на него быстрый взгляд
из-под густых золотистых ресниц. На нем  были  лишь  белые  панталоны,  и  в
дневном свете тело его казалось необыкновенно красивым. Риган вдруг залилась
краской. Да полно, разве мужчина может быть красив?
   Он бесстрастно наблюдал за  тем,  как  она  раздевается.  Она  была  само
совершенство, но тем не менее он ясно отдавал себе  отчет  в  том,  что  ему
понадобится все его мастерство, чтобы научить это создание искусству  любви.
И все самообладание... Первой заповедью учеников самаркандской Школы Страсти
было: "Не позволяй ученице  затронуть  твоего  сердца".  Прежде  чем  начать
обучать женщину, надо полностью подчинить ее, но очень  нежно,  а  вовсе  не
грубо. От учителя же требовались терпение, доброта и  твердость,  но  сердце
его должно оставаться холодным.
   - Господин... - теперь она была совершенно обнажена.
   Он вновь внимательно оглядел ее.
   - Любовью заниматься можно в любое время дня и ночи, - начал он.  -  Хотя
некоторые, страдающие  излишней  скромностью,  считают,  что  страсть  можно
выпускать на волю лишь в темноте. Так вот, именно потому, что ты напугана, я
решил, что, если мы будем проводить уроки при свете дня  и  ты  будешь  ясно
видеть, что происходит, ты скорее избавишься  от  пустых  страхов.  Ты  меня
понимаешь?
   Риган кивнула.
   - Вот и хорошо,  -  сказал  он.  -  Но  прежде  чем  мы  займемся  наукой
прикосновений, ты должна принять новое имя, данное тебе. Теперь ты больше не
можешь носить чужеземное имя.
   - Но, если ты лишишь меня имени, данного мне при рождении, ты лишишь меня
самой себя! - глаза Риган были полны отчаяния. - Я не  хочу  исчезнуть,  мой
господин!
   - Но ведь ты - это гораздо больше, нежели просто имя, - спокойно произнес
он. - И вовсе не имя делает тебя тем, что ты есть, Зейнаб. Ты никогда больше
не воротишься на родину. Воспоминания навсегда останутся  с  тобою,  но  ими
одними ты не проживешь. Ты должна разорвать с  прошлым  и  отринуть  прежнее
имя, данное тебе матерью при рождении. Новое имя  означает  новую  жизнь,  и
куда лучшую, нежели прежняя. А теперь скажи, как тебя зовут, моя  красавица.
Скажи: "Мое имя Зейнаб". Скажи!
   На мгновение аквамариновые глаза наполнились слезами, которые,  казалось,
вот-вот заструятся по щекам. Губы упрямо сжались... Но вдруг  она  с  трудом
сглотнула и выговорила: "Мое имя Зейнаб. Оно означает "прекраснейшая".
   - Еще раз! - воодушевлял ее Карим.
   - Я Зейнаб! - голос ее окреп.
   - Хорошо! - он снизошел до похвалы, не оставшись равнодушным к ее тяжелой
внутренней борьбе и победе над собой. Он вполне  понимал,  сколь  трудно  ей
разрывать с прошлым, но был удовлетворен тем, что она поняла  наконец:  лишь
вверив себя ему, сможет она выжить в новом для нее мире.
   - А теперь подойди ко мне, - велел он. - Помни, что я, ни к чему не стану
силой принуждать тебя, но теперь буду тебя касаться. Не нужно бояться  меня,
Зейнаб. Ты поняла?
   - Да, мой господин.
   Нет, она не станет бояться, а если и испугается, то он не увидит этого ни
по ее лицу, ни по глазам... "Я Зейнаб, - думала она, свыкаясь  со  всем  тем
новым, что входило в ее жизнь с этим именем. -  Я  существо,  созданное  для
ласк и восторга мужчины. Вся дальнейшая жизнь  моя  зависит  от  того,  чему
научит меня этот человек.  Я  не  хочу  в  мужья  чудовища,  подобного  Иэну
Фергюсону. И не имею никакого  желания  провести  остаток  дней  в  обители,
молясь  Господу,  о  котором  почти   ничего   не   знаю...   Я   Зейнаб   -
"прекраснейшая"..." Усилием воли она преодолела дрожь, охватившую  ее  тело,
когда Карим обнял ее и притянул к себе.
   ...Он почувствовал, что она  подавила  отвращение,  и  был  удовлетворен.
Потом, взяв  ее  за  подбородок,  приподнял  голову  девушки  и  стал  нежно
поглаживать тыльной стороною руки ее скулы  и  челюсть.  Пальцем  провел  по
прямому носику, затем принялся ласкать ее губки, покуда те не  приоткрылись.
Когда он улыбнулся, глядя  ей  прямо  в  глаза,  Риган..,  нет,  уже  Зейнаб
почувствовала, что ей не хватает воздуха.
   - Ты ощутила силу касаний? - как бы между прочим поинтересовался он.
   - Да, - она кивнула. - Это мощное оружие, мой господин.
   - Только если уметь им пользоваться, - поправил он. - Ну, продолжим. - Он
слегка отвернул в сторону головку Зейнаб и губами нашел нежное местечко  как
раз под мочкой уха; - Касаться можно не только  руками,  но  и  губами...  -
объяснял он, - ., и языком. - Он мощным движением провел языком по ее шейке,
благоухающей гарденией.
   Зейнаб помимо воли затрепетала.
   - Ты начинаешь испытывать возбуждение, - сказал Карим.
   - Правда? - но она не вполне поняла его.
   - Отчего ты вдруг задрожала? - спросил он.
   - Я.., я не знаю... - честно отвечала она.
   - Взгляни на свои соски, - велел Карим. Она поразилась,  сколь  малы  они
стали и тверды, словно цветочные бутоны, прихваченные морозцем.
   - Что ты ощутила, когда мой рот коснулся твоего тела?
   - По...покалывание, наверное... - заикаясь, ответила Зейнаб.
   - А где именно? - синие глаза пристально глядели на нее.
   - Во всем теле, - призналась она.
   - Твои чувства пробуждаются, - спокойно констатировал  он.  Потом,  к  ее
величайшему изумлению, легко подхватил ее  на  руки  и  перенес  девушку  на
постель. Нежно уложив ее, он сказал:
   - Продолжим наш урок здесь. Я хочу, чтобы ты привыкла к  несколько  более
интимным прикосновениям, а это легче проделывать здесь, и лежа.
   "...Он не собирается делать мне больно", - повторяла  она  про  себя  как
заведенная.
   - Я буду теперь касаться твоей груди,  -  предупредил  Карим,  тотчас  же
начав ласкать своими длинными пальцами маленькую нежную полусферу. Потом  он
накрыл ее ладонью и слегка сжал -  она  прерывисто  вздохнула,  занервничав.
Тогда он убрал