, и я очень  хорошо
знаю, от чего я отказалась, чтобы стать королевой этой прекрасной страны.  Я
отказалась от всего того,  что  у  этой  женщины  есть  в  избытке:  любовь,
замужество, дети и внуки.
   - Но вы бы не  согласились  на  другое,  мадам,  -  сказал  граф  Линмут,
выступая из тени и целуя руку Елизаветы. - Признайтесь, мадам, что это так!
   - Робин Саутвуд! Вы тоже пришли повидать меня?  Что  это  за  заговор?  -
спросила королева.
   - Это совсем не заговор. - Валентина рассмеялась и поднялась с  колен.  -
Робин и Эйнджел были в Королевском Молверне со своими детьми  на  Рождество.
Мы решили вместе поехать в Лондон.  Это  было  очень  приятное  путешествие,
мадам.
   - Хм! - фыркнула королева. Граф стал серьезным.
   - Мадам, вы плохо  выглядите,  -  сказал  он,  не  церемонясь.  Остальные
затаили дыхание, услышав такую дерзость.
   - Я чувствую себя плохо, - ответила королева так же откровенно.  -  Врачи
обещают мне еще несколько лет, но они говорят то, что хочу услышать я.
   По правде, они знают  немного  больше,  чем  остальные  смертные.  -  Она
критически осмотрела его, как будто отыскивая в нем  какой-то  изъян,  потом
сказала:
   - Вы, милорд, изменились немного, как я вижу.
   Робин Саутвуд, улыбаясь, ответил:
   - У меня есть опасность приобрести брюшко, мадам. Мою жену  тревожит  моя
любовь к хорошей еде и вину, что касается перемен, все мы меняемся.  Как  вы
любезны, что помните мальчика,  который  когда-то  служил  вам,  хотя  этому
мальчику в этом году будет сорок. Вот так, мадам, две  моих  старших  дочери
замужем, и к следующему Рождеству я, без сомнения, стану дедом.
   - У этой женщины потомства больше,  чем  допускают  приличия,  -  сказала
королева. - Семеро детей, а сколько внуков, Робин?
   - Сорок два по последнему подсчету, мадам, и семнадцать  правнуков,  хотя
большинство из них от моего старшего брата Эвана О'Флахерти. У Эвана  восемь
детей, и три старших сына сейчас женаты.
   - Прибавляется ирландских бунтовщиков на горе Англии! Но  меня  не  будет
здесь, поэтому я не тревожусь из-за них. Пусть с  ними  управляется  король,
если сможет! Ну, да ладно, - продолжила королева, переводя взгляд  на  лорда
Бурка, - вот один ирландец, которого превратили в англичанина.  Патрик  взял
руку королевы и поцеловал ее.
   - Даже если бы я вырос в Ирландии, ваше величество, я оставался бы  вашим
преданным вассалом, - объявил он.
   - Ха! Вы прямо как ваша мать, - обвинила его королева. - У этой  женщины,
как и у всех ирландцев, острый язычок и любовь к собственной  независимости.
Так же и вы, милорд! Когда я отняла у вас старинные земли Бурков и дала  вам
взамен Клерфилд-Мэнор, я спасла вас от петли, Патрик Бурк, хотя в  то  время
вы были еще младенцем. Я помню, что сказала вашей  матери,  что  сделаю  вас
добрым англичанином, тем самым гарантируя себе уменьшение  числа  ирландских
бунтовщиков на одного! Ха! Ха! Ха! Я была права!
   - Вы оказали мне огромную любезность, мадам, - согласился Патрик  Бурк  с
необыкновенной любезностью. - Если бы я не был воспитан здесь, в  Англии,  я
бы никогда не обрел такую огромную любовь.
   - Вы романтичны, как и ваша мать, - заметила королева.  -  Я  никогда  не
знала женщины, больше предназначенной для любви, чем Скай О'Малли!
   - Наша мать, - сказал  лорд  Саутвуд,  -  прожила  необыкновенную  жизнь,
мадам.
   - Я помню ее, когда она была  замужем  за  вашим  отцом,  -  ударилась  в
воспоминания королева. - Какие празднества и вечера они задавали!  Мало  кто
мог сравниться с ними по вкусу и  элегантности.  Вы,  конечно,  не  помните,
потому что были ребенком, но что это. Господи, я болтаю как какая-то древняя
старуха!  Садитесь  все,  мои  дорогие.  Вы,  моя  милая  Валентина,  должны
рассказать мне о своих приключениях.
   Когда они расселись и Эйнджел поздоровалась  с  королевой  и  была  тепло
принята, Валентина сказала ее величеству:
   - На мои приключения, дорогая мадам, потребовался целый год моей жизни, и
рассказать о них коротко невозможно.
   - Значит, дорогое дитя, - сказала королева, - вы должны  снова  поступить
ко мне на службу, хотя бы на зимние месяцы. Тогда я могу узнать все о  ваших
странствиях. Ваш муж не будет возражать против пребывания при дворе, не  так
ли, милорд Бурк?
   - Мадам, это большая честь для меня и моей жены, что вы  предлагаете  нам
остаться. Прошло столько лет, с тех пор как  я  был  при  дворе,  -  ответил
Патрик,  ловя  умоляющий  взгляд  Валентины  и  стараясь  быть   максимально
любезным. Ему хотелось уехать домой, в Клерфилд, забрать Валентину  с  собой
на зиму, но он понимал ее желание остаться, и он любил старую королеву.  Да,
Елизавета нуждалась в друзьях.
   - С вашего милостивого разрешения, моя жена и я тоже  останемся  с  вами,
чтобы провести здесь зимние месяцы, - объявил лорд Саутвуд, удивив  всех.  -
Уже много лет я не был при дворе.
   Эйнджел была поражена заявлением мужа. Королева увидела  это  и  подавила
улыбку.
   - Мне будет приятно видеть вокруг себя веселых молодых людей, - оживленно
сказала Елизавета. - Сейчас при дворе слишком бдительно сторожат смерть, а у
новеньких,  появляющихся  сейчас  здесь,  нет  ни  умения  вести  себя,   ни
изысканности. Вы четверо поучите их, дорогие! Покажите им, каким должен быть
мой двор! Да, вы  можете  остаться,  все  четверо,  я  говорю  вам  -  добро
пожаловать.
   Елизавета не назначала новой старшей фрейлины  после  отъезда  Валентины,
поэтому леди Бурк с радостью пригласили на это место. Фрейлины  превратились
сейчас в очаровательных девушек с пристойными манерами. В их  число  входила
Гонория де Бун, девятнадцати лет, она  была  старше  всех,  хорошенькая  Бет
Стенли, которой исполнилось шестнадцать и которая,  к  досаде  своей  семьи,
настояла на том, чтобы остаться на службе у королевы; три кузины Валентины -
Габриэла и Джоанна Эдварде семнадцати  и  тринадцати  лет,  и  Анна  Блейкли
пятнадцати лет, которая была  племянницей  Патрика.  Единственной  новенькой
была Сьюзен Уинтерс тринадцати лет,  отдаленная  родственница  сэра  Уолтера
Роли и Кет Эшли. Эти девушки в  отличие  от  своих  недавних  предшественниц
больше всего почитали свою целомудренность.
   Рассвет 21 января был хмурым, дождливым и ветреным, и улучшения погоды не
предвиделось. Королева пожелала плыть по реке и не  собиралась  менять  свое
решение. Все ее дамы волновались по поводу скверной погоды, потому что, если
королева поплывет по реке, им придется сделать то же самое.  Все  предвидели
простуду, которая, конечно, не освободит их от службы, а это сделает болезнь
еще более тяжелой.
   - Вы недостаточно тепло одеты, кузина, - выговаривала  графиня  Ноттингем
Елизавете. - Вам лучше надеть платье с высоким воротником,  чем  подставлять
открытую грудь непогоде. Вы простудитесь насмерть!
   -  Я  надену  подбитый  мехом  плащ,  Кейт.  Черт  побери,   вы   слишком
беспокоитесь. Что еще хуже, вы говорите, как старуха!
   - Я и  есть  старуха,  и  вы  тоже,  -  пробормотала  герцогиня  шепотом,
выведенная из терпения королевой в первый раз за всю жизнь.
   К несчастью, фрейлины услышали слова герцогини Ноттингем и захихикали.
   - Девушки! - резко оборвала их Валентина. - Вы кончили  укладывать  вещи?
Помните, что мы не вернемся до весны.
   Графиня Ноттингем обратилась  к  своему  мужу,  который  тоже  состоял  в
кровном родстве с королевой.
   - Мадам, - без обиняков сказал он Елизавете, - вы стары и  должны  больше
заботиться о себе. Если вы собираетесь ехать по реке в такое холодное время,
по крайней мере одевайтесь тепло.
   - Чарльз, - едко ответила королева, - я, может быть,  и  старуха,  но  вы
старый дурак, что, по-моему, гораздо хуже. Оставьте меня в покое. Я  оденусь
так, как захочу.
   Граф Ноттингем сказал жене:
   - Не может молодая душа  жить  в  старом  теле,  Кейт,  и  это,  к  моему
сожалению, самая большая проблема Бесс.
   Королеву раздражали ее родственники, и, если бы граф не настаивал, она не
взяла бы его на свою барку.
   Она и в самом деле  запретила  леди  Хауард,  леди  Скруп  и  леди  Дадли
сопровождать ее на барке, приказав, чтобы вместо них с ней ехали леди Бурк и
самые юные фрейлины - Джоанна Эдварде и Сьюзен Уинтерс.
   - У меня будет веселое общество, - подчеркнула она со значением.
   Погода была отвратительная. Валентина  была  рада,  что  приказала  своим
молодым подопечным одеваться тепло. Она сама надела несколько  пар  шелковых
чулок и поверх них пару вязаных, три фланелевые  нижние  юбки.  Ее  шелковая
кофточка была подбита мягким кроличьим мехом, но даже эти  одежды  вместе  с
бархатным плащом, подбитым  мехом,  и  капюшоном  не  могли  помешать  сырой
промозглости проникнуть до самых  костей.  Фрейлины  тоже  дрожали  в  своих
плащах. Но если королева и чувствовала этот страшный холод,  она  не  выдала
себя. Она спокойно сидела под меховыми полостями и ни разу не пожаловалась.
   За несколько дней, проведенных в Уайтхолле, Валентина начала рассказывать
историю своих приключений.
   Пока их барка плыла по беспокойной зимней реке, леди Бурк спросила:
   - Продолжать ли мне свой рассказ, дорогая мадам?
   - Не сейчас, дорогое дитя. Лучше расскажи мне о своей семье. Как поживает
твоя кузина, графиня Брок-Кэрн? Прошло несколько лет, с  тех  пор  как  я  в
последний раз видела Велвет. Они обычно приезжали ко двору летом, но  теперь
они этого не делают.
   - Думаю, что у нее нет времени, ведь у нее  пять  маленьких  мальчиков  и
дочь Алекса, за которыми  надо  присматривать.  -  Валентина  засмеялась.  -
Велвет обожает своих детей. Она замечательная мать. Она редко расстается  со
своим выводком. Мальчики еще маленькие,  а  ее  падчерице,  Сибилле,  должно
исполниться тринадцать первого февраля. Сибби становится  настоящей  молодой
леди, дорогая мадам, и так радует Велвет, у которой нет другой дочери.
   - Они вскоре приедут в Лондон, - спокойно сказала королева.
   - Наверняка на следующее лето, - согласилась Валентина.
   - Я не это имела в виду, - ответила королева. Она повернулась к графу.  -
Я говорила вам, что мой трон всегда был  троном  королей,  и  я  не  позволю
никакому негодяю унаследовать его; а кто может  унаследовать  его  от  меня,
кроме короля?
   Валентина почувствовала, как по ее коже побежали мурашки. Королева упорно
отказывалась  официально  назвать  имя   своего   преемника,   хотя   многие
предполагали, что она должна назвать им короля Шотландии Якова VI,  сына  ее
смертельного врага, покойной Марии,  королевы  шотландцев  <Мария  Стюарт  -
королева Шотландии с 1542 по 1547 г., казненная Елизаветой в 1587 г.>. Тетка
Елизаветы Тюдор, Маргарет Тюдор, сестра  ее  отца,  вышла  замуж  за  короля
Шотландии Якова IV <Яков IV - король Шотландии с 1488 по 1513  г.>,  который
был  прадедом  сегодняшнему  шотландскому  королю.  Имея  кровь  Тюдоров   и
Стюартов, Яков VI являлся самым приемлемым кандидатом в преемники Елизаветы,
хотя было и несколько других претендентов.
   Королева всегда  забавлялась,  представляясь  бестолковой,  когда  с  ней
заговаривали о преемнике. Был ли это ее способ  сообщить  графу  Ноттингему,
что  ее  выбор  пал  на  Якова?  Валентина  не  осмеливалась  затронуть  эту
запрещенную  тему,  потому  что  разговоры  о  смерти   королевы   считались
изменническими.
   Лорду и леди Бурк отвели  небольшие  помещения  во  дворце  Ричмонд.  Они
состояли из маленькой приемной и небольшой спальни. Личный слуга лорда Бурка
Пламгат и Нельда были вынуждены спать на соломенном тюфяке перед  камином  в
приемной. Несмотря на тесные помещения, Ричмонд был уютным местом.
   Лорд и леди Бурк большую часть времени проводили, однако, порознь, потому
что служебные обязанности Валентины вынуждали ее почти непрерывно находиться
с королевой.
   - Я скучаю по тебе, черт побери! - пробормотал Патрик своей  жене,  когда
они одевались для приема, который в  этот  вечер  давала  королева  в  честь
венецианского посла.  Он  подумал,  что  его  жена  выглядела  необыкновенно
привлекательно, одетая только в черные чулки, расшитые золотыми стрелками  и
поддерживаемые тугими подвязками  с  золотыми  розочками.  Патрик  забрал  в
ладоши ее голые груди и носом уткнулся ей в шею.
   - Патрик! - тихо ахнула она. - Из-за тебя мы опоздаем.
   - Нет, если ты прекратишь свои глупые возражения, а я  смогу  расстегнуть
эти чертовы пуговицы, - бурчал он, покусывая ее ухо, возясь одновременно  со
своей ширинкой на пуговицах. -  Мы  не  занимались  любовью  уже  почти  две
недели, - бормотал он, - и я так редко вижу тебя после приезда в Ричмонд. Мы
же  молодожены,  Вал!  Мы   должны   проводить   наше   время,   наслаждаясь
удовольствиями Венеры, а не ходить на задних лапках перед королевой.  Я  все
понимаю, голубка, но черт побери, милая, мне ты  нужна  так  же,  как  и  ее
величеству!
   Валентина понимала, что она нужна ему. Он тоже нужен ей. Ее  взгляд  упал
на часы, стоявшие на каминной полке. Если  они  поторопятся  -  а  можно  ли
торопиться в таких делах? - времени должно хватить.  Она  также  нетерпеливо
желала его, как и он. Целуя его, она начала увлекать его на  другую  сторону
комнаты, к кровати. Почувствовав бедрами  кровать,  она  рухнула  на  спину,
закинув ноги ему на поясницу, и втаскивая его на себя. Со стоном он вошел  в
нее, довольный ее действиями.
   - О, душечка! - горячо прошептал он ей в ухо,  входя  в  страстный  ритм,
заданный ею, и с восторгом отдаваясь ей.
   - О, Патрик! - подбадривала она его натиск. - О! Как хорошо!
   Он наклонился, с пылом целуя ее груди, вонзаясь все сильнее и  быстрее  в
ее горячую глубину.
   Быстрота их страсти была упоительной. Валентина почувствовала, что быстро
взлетает вверх, когда твердость члена, ее мужа проникала до самой  ее  души.
Она засунула в рот пальцы, чтобы не закричать от  удовольствия,  потому  что
слуги были неподалеку, но не смогла подавить стон острого наслаждения, когда
оргазм охватил ее и она задрожала в волне невероятного удовольствия.
   Придя в себя,  минутой  позже  она  погладила  его  темноволосую  голову,
которая лежала между ее грудей.
   - Я попрошу, чтобы королева отпускала меня и я могла быть вместе с тобой,
- сказала она, - потому что с тех пор, как мы приехали сюда, у меня не  было
времени ни для себя, ни для  нас.  Я  отпрошусь  у  нее  от  службы  сегодня
вечером, потому что этого мало, Патрик! Мне нужно получить больше от тебя!
   - И мне тоже, голубка, - сказал он со счастливым смехом. - Поклянись мне,
любовь моя, что несмотря ни на какие  обстоятельства,  мы  по  весне  поедем
домой!
   - Клянусь! - пообещала она. - Но сейчас слезай с меня,  ты,  недотепа!  Я
должна кликнуть Нельду и одеваться, иначе мы опоздаем. Если  я  рассержу  ее
величество, она может не позволить провести мне время с тобой сегодня ночью,
мой дорогой.
   Бросая  вызов  тем,  кто  беспокоится  о  ней,  королева  надела  платье,
предназначенное для теплой погоды. Оно было сшито из белой с серебром тафты,
отделано золотом и большим количеством ярких,  драгоценных  камней.  Ее  шею
украшали жемчуга, большинство из которых были грушевидной формы,  и  на  ней
была королевская корона. Она прибегла к старому трюку. Придворным дамам было
приказано одеться в темные тона, чтобы великолепие наряда королевы было  еще
больше подчеркнуто.
   Платье Валентины было из золотого с красным бархата и отделано небольшими
жемчужинами,   гранатами   и   агатами.   Если   королева   являлась   самой
величественной женщиной, леди Бурк была самой довольной, потому что королева
удовлетворила ее просьбу. После  празднества  Валентина  будет  свободна  от
своих обязанностей на целых два дня.
   Почетным гостем праздника был  венецианский  посол  Джованни  Скарамелли.
Елизавета произвела на него глубокое впечатление. На безупречном итальянском
языке она упрекнула его, что  венецианцы  дождались  сорок  пятого  года  ее
правления, прежде чем прислали своего посла. Разве  Венеция  считает  Англию
страной, не стоящей внимания? Или, быть может, они просто не считали стоящей
своего внимания королеву? Она мило извинилась за свой  итальянский,  сказав,
что выучила его в детстве, но в течение многих лет не говорила на  нем.  Она
надеялась, что он поймет ее. Посол, несомненно, хорошо понял ее, потому  что
она безупречно владела его родным языком. Она, как докладывал он в посланиях
своим хозяевам, полностью соответствовала своей репутации, несмотря на  свой
почтенный возраст и  "светлые  волосы,  цвет  которых  не  мог  быть  создан
природой".
   Возбуждение,  в  которое  пришел  двор  от  визита  венецианского  посла,
улеглось, и двор погрузился  в  скучную  зимнюю  рутину.  Графиня  Ноттингем
боролась с тяжелой простудой и умолила Елизавету позволить ей  удалиться  от
двора и уехать домой поправляться после болезни, которая,  казалось,  только
ухудшилась. Королева  дала  согласие,  но  была  сильно  опечалена  отъездом
любимой кузины.
   В течение нескольких недель двор был вынужден  сидеть  в  четырех  стенах
из-за  плохой  погоды.  Когда  кончился  февраль,  английская  весна  начала
подавать признаки своего прихода. Гуляя в саду впервые за всю зиму, королева
и леди Скруп увидели яркие желтые и фиолетовые крокусы, усеявшие лужайки,  и
маленькие, ранние, бледно-желтые нарциссы, расцветшие под прикрытием  стены,
окружавшей сад. Королева радовалась.
   Холодная зима почти кончилась. Она и  леди  Скруп  вместе  прогуливались,
пересмеиваясь, когда подбежал паж королевы с только что полученным посланием
для его госпожи. Елизавета с нетерпением вскрыла послание,  потому  что  оно
было от графа Ноттингема. Она прочла его, вскрикнула и потеряла сознание.
   Леди Скруп опустилась на колени перед Елизаветой, а юный паж  побежал  за
помощью.
   Когда королеву положили в кровать, леди Скруп и Валентина  быстро  прочли
письмо. Леди Хауард умерла.
   - Пусть Господь сжалится над ее доброй душой, - сказала Валентина.
   - Аминь - прошептала, рыдая, леди Скруп. - Ах, дорогая леди  Бурк,  я  не
знаю, как она переживет это! Кейт была с ней почти всю ее жизнь.
   Королева не вставала с постели в  течение  нескольких  дней,  отказываясь
видеть кого-либо, кроме двух дам.
   Французскому послу, месье Бомонту, было  сказано,  что  ее  величество  в
трауре.
   На самом деле Елизавета Тюдор была вне себя от  скорби,  и  вместе  с  ее
печалью усиливались симптомы простуды. Она отказывалась принимать лекарства,
назначенные врачами, тряся головой и отталкивая их от себя.  Она  сидела  на
полу на подушках, явно  забыв  о  холоде  и  об  окружающих.  Не  ела  и  не
переодевалась.
   Огромный нарыв в  горле  мешал  ей  говорить,  а  постоянная  температура
истощала ее силы, как и ее постоянные слезы.
   Нарыв в ее горле  прорвался.  Это  чуть  было  не  удушило  Я  совершенно
обессилило ее, но врачи убрали гной, и Елизавета почувствовала себя  немного
лучше.
   В течение нескольких дней казалось, королева поправится  К  ней  вернулся
аппетит, и ее уговорили погулять еще раз в саду. Это было одно  из  немногих
занятий, которые еще доставляли ей радость. Но, как только решили,  что  она
поправляется Елизавета Тюдор снова впала в состояние глубокой скорби.
   - Дорогая мадам, нет ли какого-нибудь тайного повода  для  вашей  печали?
Может быть, мы сможем смягчить ее? - спросила  Валентина  королеву,  которая
снова стала сидеть на по душках на полу своей спальни.
   Елизавета  долго  смотрела  на  Валентину.  Наконец,  глубоко  и  скорбно
вздохнув, сказала:
   - Нет, дитя мое, в этом мире нет ничего, что волновало  бы  меня.  -  Она
снова замолчала и, казалось, впала в какой-то транс, держа во рту палец.
   Дамы королевы отвернулись, чтобы скрыть слезы. Даже глупцу было  понятно,
что конец близок.
   Из Лондона пришло известие, что в  городе  и  его  окрестностях  началась
чума. Для чумы было еще слишком рано. Такое раннее появление чумы предвещало
самую сильную эпидемию за п