в и карнавалов.  Так  как  рыцарские
турниры были единственным видом организованного спорта в тюдоровской Англии,
если не считать состязаний  по  стрельбе  из  лука,  то  на  них  собиралось
множество народа. Место  на  трибунах  можно  было  получить  за  двенадцать
пенсов. Придворные, которые не удостаивались чести быть приглашенными в ложу
королевы, должны были  позаботиться  о  себе  сами.  Таким  образом,  многие
знатные лица и их дамы делили места с простой лондонской публикой.
   Участники турнира, одетые в  свои  отличительные  цвета,  выводили  своих
лошадей на арену под звуки труб, и начиналось пышное шествие. Слуги тех, кто
принимал участие в турнире, также были одеты весьма пестро: некоторые -  как
первобытные  люди,  другие  -  как  древние  бритты  с  длинными   волосами,
свисающими до пояса, третьи носили лошадиные гривы. Некоторые рыцари сначала
въезжали на арену в колясках, их лошади задрапировывались под  единорогов  с
искусно изогнутыми золотыми  рогами,  укрепленными  в  центре  лба.  Экипажи
других тянули негры, одетые в широченные алые шаровары и  парчовые  тюрбаны.
Наиболее самодовольные из рыцарей прибывали уже в полном боевом  снаряжении:
в  сверкающих  серебряных  латах,  на  горячащихся  роскошных  конях,  гордо
демонстрируя свое мастерство.
   Каждый рыцарь со своим  слугой,  доехав  до  барьера,  останавливался  на
расстоянии фута от лестницы, ведущей в ложу королевы. Слуга в пышном  наряде
цветов своего господина поднимался по лестнице и предлагал вниманию королевы
либо маленькую речь в стихах, либо какую-то незатейливую шутку, заставлявшую
королеву и ее  придворных  дам  и  гостей  смеяться.  После  этого  королеве
преподносился от имени  его  хозяина  роскошный  подарок.  Елизавета  давала
разрешение рыцарю принять участие в турнире. После того как все рыцари таким
образом представлялись королеве, турнир начинался.
   Среди рыцарей в этот день были граф Линмутский, граф Брок-Кэрнский и граф
Альсестерский. Поначалу  Виллоу  совсем  не  нравилось,  что  ее  муж  будет
участвовать в турнире. "Джеймс, - убеждала  она  его,  -  ты  уже  давно  не
мальчик!" Но сейчас она была очень горда, ибо он нес ее цвета -  темно-синий
и серебряный шелка. Он должен был ехать с лордом Саутвудом, а Алекс попал  в
пару с сэром Уолтером Рэлеем.
   Турнир начался, и рыцари по двое  выехали  навстречу  друг  другу,  стуча
копьями по щитам. Постепенно из двух или даже более сотен мужчин,  принявших
участие в состязании, большинство  выбыло.  Осталось  только  четверо.  Граф
Эссекский выехал с графом Оксфордским против  графа  Брок-Кэрнского  и  сэра
Уолтера Рэлея. Эссекс нес на копье  особый  знак  благосклонности  Елизаветы
Тюдор - ярко-зеленые и белые ленты,  развевавшиеся  на  ветру.  Он  выглядел
предельно уверенным в себе, не сомневаясь в победе.
   Алекс украсил себя цветами Велвет - серебряными и алыми лентами. Он  тоже
был уверен в победе, ибо ехал сражаться за честь Шотландии. Он  не  особенно
любил Роберта Деверекса, все еще подозревая его в том,  что  он  проявлял  к
Велвет больше чем братский интерес. Эссекс и Рэлей, хоть  и  были  вместе  в
битве с Армадой, теперь опять поссорились, и камнем раздора  была  королева.
Алекс про себя решил, что Рэлей - лучший партнер по турниру.
   Эдвард де Вере, граф Оксфордский, взглянул на своих противников и  сказал
Эссексу:
   - Этот дикий скотт хорошо бьется, да и Рэлей тоже. Победа будет нелегкой,
Роберт. Эссекс посмотрел на арену.
   - Странно, - протянул он. - Я думаю, что мы легко победим. Только везение
и искусство Рэлея помогли этому шотландскому дикарю  пробиться  так  далеко.
Это будет легкая прогулка. Мое слово!
   Несколькими минутами позже на красивом лице графа  Эссекского  отразилось
искреннее удивление и потрясение, когда он обнаружил, что его копье сломано,
а цвета королевы грубо сброшены  на  землю.  Копье  Оксфорда  также  понесло
значительные потери в результате искусства Рэлея. Граф Брок-Кэрнский  и  сэр
Уолтер Рэлей были объявлены победителями сегодняшнего рыцарского турнира. Им
надлежало передать свои щиты, украшенные их гербами и  девизами,  в  галерею
щитов, расположенную на берегу Темзы.
   Алекс и сэр Уолтер преклонили  колени  перед  королевой,  чтобы  получить
положенные победителям призы, которыми на этот раз  оказались  изумруды,  по
одному на каждого джентльмена.
   - Вы можете встать, мои храбрые кавалеры.  Это  был  хороший  бой.  Очень
хороший!
   - В вашу честь, мадам, - ответил Рэлей, и Елизавета улыбнулась.
   - Бочонок мальвазии оценен высоко, Уолтер, - сказала она. - Но  вы,  лорд
Гордон! Что за чудесный подарок вы мне преподнесли! Какой породы эти собаки,
которых привел мне ваш плут-слуга? Никогда не видела ничего похожего.
   - Эту породу я вывел сам, мадам. Отличные охотничьи  сеттеры.  Я  подарил
вам пару, кобеля и суку, на случай, если вам захочется разводить  их  самой.
Они прекрасны на тяжелом грунте и хорошо находят  и  подают  дичь,  особенно
вальдшнепов и куропаток.
   - Мне понравился их  окрас,  черный  с  желтовато-коричневым,  -  сказала
королева. - Если они хорошо покажут себя на охоте, надеюсь, вы пришлете  мне
еще  пару.  Помните,  за  вами  должок,  ведь  вы  украли  мою  крестницу  и
скомпрометировали ее. - Она лукаво взглянула на него.
   - Они ваши, мадам, и Велвет стоит этой цены, - был быстрый ответ.
   - Хм! - фыркнула королева. - Не знаю, что скажу лорду и леди де  Мариско,
когда они  вернутся  домой  весной.  Я  оказалась  несостоятельной  в  своих
обязанностях как  крестная  мать,  и  все  благодаря  вашей  нетерпеливости,
милорд!
   - Я возьму на себя всю ответственность,  мадам,  а  вы  вовсе  не  должны
испытывать чувство вины, ибо разве же вы в конце концов не послали за  нами?
Вы полностью выполнили свои обязанности, как мне кажется.
   - Но я была не очень расторопна, не так ли, милорд?
   - Мадам, примите мои извинения, - честно сказал Алекс. - Я  признаю,  что
позволил своим чувствам возобладать над  здравым  смыслом  и  таким  образом
поставил ваше величество в двусмысленное  положение.  Прошу  за  это  вашего
прощения, но я люблю Велвет так сильно, что не мог ждать.  -  Он  беспомощно
пожал плечами.
   - Черт меня побери, вы честный человек, Александр Гордон! Вы говорили  со
мной открыто, чего не многие могут позволить себе, они боятся меня.  Вы  мне
нравитесь! Вы получаете мое  прощение,  но  должны  дать  слово,  что  после
завтрашней церемонии с архиепископом вы останетесь в Англии до тех пор, пока
не вернутся родители моей крестницы. Я знаю, вы мечтаете вернуться домой, но
я должна настоять на этом. Скай О'Малли умеет постоять за своих, да что  там
- она становится просто  рассвирепевшей  львицей,  когда  дело  касается  ее
детей. Последний раз, когда я столкнулась с ней, она жестоко  уколола  меня.
Ее жало слишком остро, чтобы я могла это  сносить  в  моем  возрасте.  Алекс
рассмеялся.
   - Странно, - сказал он. - Я видел свою тещу только  один  раз,  во  время
моей помолвки с Велвет. Я запомнил ее  как  красивую  женщину  и  прекрасную
хозяйку. И однако, я слышал не раз, что она неустрашимый  воин  со  свирепым
нравом. Но вот вам мое слово, мадам. Ни я, ни Велвет не покинем Англию, пока
весной должным образом не воссоединимся с ее родителями.
   На следующий день, восемнадцатого ноября 1588 года, Велвет и  Алекс  были
обвенчаны еще один, последний, раз в той же часовне  в  Гринвиче,  где  Скай
венчалась с Джеффри Саутвудом. Когда во время турнира в  Уайтхолле  королева
случайно узнала, что на невесте будет то же платье, которое  было  на  Скай,
когда она выходила замуж за "ангельского графа"  Саутвуда,  ничто  не  могло
заставить ее  провести  брачную  церемонию  в  каком-то  другом  месте.  Это
потребовало быстрого переезда всего двора вниз по  реке,  в  Гринвич,  самую
любимую из всех королевских резиденций. Здесь-то в половине пятого пополудни
Велвет  и   Алекс   предстали   перед   Джоном   Уайтклифом,   архиепископом
Кентерберийским, и  были  обвенчаны  по  закону  и  совести  в  четвертый  и
последний раз.
   После этого состоялось очередное  свадебное  пиршество,  на  этот  раз  с
чудесным свадебным пирогом с сахарными фигурками жениха и невесты в  центре.
А поздним вечером начался карнавал, в котором принял участие  весь  двор,  а
также Кристофер Марло со своей актерской труппой.
   Во время карнавала Марло улучил минутку и поговорил наедине с Велвет.  Та
враждебно смотрела на него, а Кристофер вдруг зло рассмеялся:
   - Скажите мне, моя прелесть, сохранили ли вы свои  идеалы  любви  или  же
пошли за него замуж по принуждению? Могу предложить вам чуточку удовольствия
прямо сейчас! - Он ухмыльнулся.
   - Я люблю своего мужа, вы, самонадеянный фигляр! - одернула она его. -  А
теперь дайте мне пройти, или, клянусь, я спущу на вас собак!
   Марло буйно расхохотался:
   - А вы горячая штучка! Мне  жаль,  что  вы  отвергаете  мое  предложение,
дорогуша. Уверен, что оба из нас только  выиграли  бы  от  этого  маленького
приключения, - но тем не менее отступил в сторону, пропуская ее.

***

   Велвет и Алекс теперь вынуждены были состоять при дворе, который зимой, к
счастью, не выезжал дальше Гринвича  и  окрестностей  Лондона.  Робин  отдал
своей сестре и ее мужу дом их матери на Стрэнде. Он знал, что Гринвуд должен
был стать частью приданого Велвет. Он был бы счастлив, если  бы  новобрачные
жили в Линмут-Хаусе с ним и Эйнджел,  но  понимал,  что  им  тоже  требуется
уединение. Кроме того, он и  его  жена,  как  ему  казалось,  гораздо  лучше
уживались друг с другом. Малейшего  пустяка  было  достаточно,  чтобы  между
Велвет и ее мужем вспыхивала ссора. Робин же,  подобно  своему  дяде,  лорду
Блиссу, больше всего любил собственное спокойствие.
   Пятого декабря Велвет и Алекс устроили первый маленький прием  по  случаю
семейного праздника -  дня  рождения  Эйнджел.  Молодая  графиня  Линмутская
теперь уже не сомневалась, что весной у нее будет ребенок. Робин обращался с
ней так, как будто она была сделана из тончайшего хрусталя, а не из плоти  и
крови.
   Эйнджел еще больше расцвела и даже счастливо призналась Велвет:
   - Робин прав! Я научилась любить его! Я его так люблю, что не  могу  себе
представить жизни без него!
   На сердце у Велвет потеплело от слов Эйнджел. Она  от  всей  души  любила
брата и была рада его счастью.
   - Когда, ты думаешь, родится маленький?  -  спросила  она.  -  Где-то  на
девятый  месяц  после  нашей  свадьбы,  -  ответила  Эйнджел,  очаровательно
покраснев. Потом понизила голос:
   - Это, должно быть, случилось в нашу первую брачную ночь. Дорогая Велвет,
могу тебе только пожелать такого счастья. Ты станешь крестной матерью нашего
сына, не правда ли?
   - Ты уверена, что это будет мальчик? - поддразнила ее Велвет.
   - О да! - с полной убежденностью ответила Эйнджел. - Я абсолютно уверена!
   Велвет весело рассмеялась, и Алекс спросил:
   - Что там у вас, моя дорогая?
   - Я не  могу  отделаться  от  мысли,  какие  сюрпризы  ждут  маму  по  ее
возвращении. Наша свадьба и новый внук от невестки, о существовании  которой
она даже не подозревает. Теперь она не скоро решится снова уехать от нас!

***

   Начиная с кануна Дня  Всех  Святых,  в  последний  день  октября,  Лондон
отмечал зимние праздники. Сначала  День  святой  Екатерины,  день  окончания
сезона сбора яблок,  затем  королевский  благодарственный  молебен  в  честь
победы над Армадой, День  святого  Клемента,  а  впереди  еще  был  декабрь.
Распорядитель рождественских увеселений был  назначен  в  каждую  лондонскую
таверну, гостиницу, в дома богатых горожан  и  знатных  людей.  Прошел  день
рождения Эйнджел, и дальше все  покатилось  колесом:  каждый  день  какие-то
праздники или обеды с обильной едой,  возлияниями  и  развлечениями  разного
рода.
   Так как для двух новых семейных пар это было  первое  Рождество,  которое
они отмечали вместе, было решено, что сочельник они встретят в  Гринвуде,  а
празднование самого Рождества проведут  в  Линмут-Хаусе.  Слуги  в  Гринвуде
радостно украшали дом. Прошло уже много лет с тех  пор,  как  кто-нибудь  из
членов семьи отмечал этот праздник дома.  Некоторые  из  домочадцев  обитали
здесь еще со времен, когда сама Скай жила в Гринвуде, Другие были их детьми.
Со счастливыми лицами они развешивали по стенам гирлянды из листьев падуба и
плюща, лавра и лавровишни.
   Из Королевского Молверна было прислано традиционное полено  для  сжигания
его в сочельник.  На  приглашение  Велвет  и  Алекса  леди  Сесили  ответила
отказом, сославшись на трудности пути.  Кроме  того,  она  боялась,  что  ее
суставы разболятся от речной сырости.
   Велвет понимала ее  отказ  по-другому.  Просто  сентиментальной  старушке
хочется, чтобы они провели первое Рождество вдвоем, наедине. Кроме того, она
подозревала, что  старушка  боится  оставлять  слуг  одних  на  Рождество  -
праздники всегда отмечались в Королевском Молверне чересчур уж весело.
   Традиционное рождественское полено едва втащили в холл.  Камин  был  увит
зеленью, а на каминной полке горели  большие  свечи  в  огромных  серебряных
подсвечниках, перемигиваясь со своими подружками на буфетах и столах. Полено
долго тащили и толкали с добродушными стонами и ворчанием  к  центру  холла.
Потом все обитатели дома, хозяева и слуги, были приглашены посидеть на  нем,
распевая старинные заклинания,  призванные  отвратить  злых  духов,  которые
могли бы помешать полену гореть. Когда каждый человек в  холле,  начиная  от
Алекса и кончая поваренком, прошел через этот обряд, был  подан  эль  и  все
принялись поздравлять друг друга со счастливым Рождеством и Новым годом.
   Полено затем было положено  в  огромный  камин  и  обложено  лучиной  для
растопки. Алекс взял дымящуюся головешку, и, вручив ее Велвет, сказал:
   - Это ваш дом, мадам. Женщина всегда была хранительницей домашнего очага.
Значит, вам и зажигать рождественский огонь. - Их глаза встретились,  и  она
заметила, что в его глазах пламя уже полыхает.
   Приняв от него головню, она медленно улыбнулась:
   - Пусть это будет первым из многих огней, милорд? -  И  с  этими  словами
сунула головешку в растопку, которая тут же весело занялась.
   Через несколько минут рождественское полено уже  ярко  пылало,  и,  когда
первые языки пламени разогнали полумрак, двери в Гринвуд  открылись  настежь
для всех, кто пожелает прийти, чтобы встретить Рождество с графом и графиней
Брок-Кэрнскими. На столы выставлялись святочные пироги  и  чашки  с  горячей
пшеничной кашей на  молоке,  приправленной  корицей  и  сахарными  хлопьями.
Музыканты, нанятые на дни праздника, заиграли на свирелях и дудках,  больших
и маленьких барабанах. Это был один из немногих дней в году, когда хозяева и
слуги сидели за одним столом, ели и пили одно и то же.
   Любопытство привлекло в эту ночь в Гринвуд  многих  поселян  из  соседней
деревушки Чизвик-он-Стрэнд. Они хорошо  помнили  щедрость  матери  Велвет  и
пришли посмотреть на ее дочь, а заодно узнать, перешла ли к ней эта щедрость
по наследству. Велвет не разочаровала их. Каждый мужчина получил по кошельку
с шестью монетами; женщины - по отрезу материи,  ну  а  дети  -  по  мешочку
леденцов.  Бедняки,  приходившие  этой  ночью  в  дом,  уходили  с   полными
желудками, теплыми плащами, башмаками и с кошельком  на  каждого.  Тосты  за
здоровье лорда и леди Гринвудских звучали один за другим.
   В полночь по всей Англии зазвонили церковные колокола, возвещая  дьяволу,
что Христос родился, а сатана побежден.
   Этот  вечер  был  долгим.  Крестьяне  вернулись  в  свои  дома,  а  слуги
разбрелись по постелям, чтобы хоть немного отдохнуть перед тем,  как  поутру
опять приняться за домашние дела. Две молодые пары вышли прогуляться в  сад,
что разделял Гринвуд и Линмут-Хаус, Велвет, Робин и Алекс держали  на  руках
трех  маленьких  дочерей  Робина,  привезенных  из  Девона   специально   на
рождественские праздники. Так как Эйнджел в ее положении не  рекомендовалось
путешествовать, она предпочла послать за тремя маленькими  падчерицами,  чем
оставлять их на попечение слуг в замке Линмут.
   Все понимали - Эйнджел будет хорошей матерью.  Она  хорошо  помнила  свое
сиротское детство и намеревалась дать Элизабет, Сесили и  Кэтрин  как  можно
больше любви и заботы, которых  они  были  лишены  в  последнее  время.  Это
поразило Велвет, которая сама не испытывала такой  тяги  к  материнству.  Со
временем у нее и Алекса будут дети, и она будет любить их, но не сейчас,  На
террасе Линмут-Хауса дети были переданы слугам, а Велвет с Алексом  пожелали
Эйнджел и Робину спокойной ночи.
   Когда они рука об руку возвращались через сад домой, Алекс  проговорил  с
ожиданием и надеждой:
   - Прелестные малышки, не правда ли?
   - Да, - ответила она, ибо не  было  сомнения,  что  ее  племянницы  очень
красивые девочки.
   Он остановился у низкой ограды и, притянув ее к себе, прошептал:
   - Ты уверена, что еще не беременна, любовь моя? - Его губы пощекотали  ее
бровь.
   - Да, Алекс. Пока еще не беременна. С некоторыми  это  случается  быстро,
другим нужно определенное время, - ответила  она,  чувствуя  себя  чуть-чуть
виноватой, так как прекрасно знала, что никаких детей пока быть не может.
   Перед самым  началом  брачной  церемонии  в  Королевском  Молверне  Дейзи
поговорила с ней наедине, и хотя поначалу  ее  слова  потрясли  Велвет,  она
все-таки выслушала до конца.
   В первый раз за многие годы Дейзи разбирали сомнения,  правильно  ли  она
поступает, но, подумав,  как  будет  опечалена  ее  госпожа  Скай,  узнав  о
замужестве своей дочери, она рассудила, что еще и внук или внучка в  придачу
будет для нее слишком много, и решила все-таки сказать.
   - Я знаю, что то же самое сказала бы вам ваша мама,  будь  она  здесь,  -
начала она. - Но ее здесь нет, поэтому я считаю, это надо сделать мне. Много
лет назад ваша тетя Эйбхлин, сестра вашей матушки, занимающаяся  врачеванием
в монастыре в Ирландии, дала вашей маме рецепт снадобья, которое поможет вам
не иметь детей. Я знаю, что вы не очень-то счастливы в этом  замужестве.  Не
то чтобы вы не любили графа, нет, - торопливо добавила она, - но я знаю, как
вы надеялись дождаться возвращения родителей. Знаю, что  вы  всегда  хотели,
чтобы за вами ухаживали, как за сказочной принцессой, что вы слишком молоды,
чтобы стать матерью прямо сейчас, хотя ваша мама и родила вашего брата Эвана
в шестнадцать лет. Она тогда тоже была слишком молода и много  раз  говорила
об этом, хотя и не желала господину Эвану смерти. -  Дейзи  держала  в  руке
маленький хрустальный бокал. - Выпейте это, - сказала она, - и вы  будете  в
безопасности этой ночью. - Потом вдруг спросила:
   - Вы еще не понесли, нет?
   - Нет, - ответила Велвет с круглыми от удивления глазами.
   - Тогда выпейте, - повторила Дейзи, протягивая ей бокал. - У меня для вас
приготовлен целый пузырек этого снадобья, и я дала  Пэнси  рецепт  с  самыми
тщательными инструкциями. До тех пор, пока вы не  пожелаете  иметь  ребенка,
пейте  эту  штуку  каждый  день,  и  вы  будете  в  безопасности.  Когда  же
почувствуете себя готовой к продолжению рода, прекратите ее пить -  и  пусть
природа возьмет свое.
   - А что скажет отец Жан-Поль, одобрит он это? - нервно спросила Велвет. -
Я не уверена, что это разрешено святой церковью.
   - Отец Жан-Поль хороший человек, но он никогда не рожал детей, и вряд  ли
ему когда-нибудь придется это делать. Вспомните, что это снадобье дала вашей
маме ее родная сестра, святая женщина.  Да  разве  хорошая  монахиня  пойдет
против божеских законов, дитя? - Дейзи рассчитывала убедить Велвет, опираясь
на ее невинность. Если госпожа Скай не одобрит ее действия, когда  вернется,
то ведь рецепт у Пэнси, а не у Велвет, и, если ее мать прикажет, она  просто
уничтожит его, и все.
   Велвет колебалась только какое-то мгновение. Она хотела иметь  детей,  но
не так быстро