ла  первого  ребенка,  будущего
Франциска II, за которым последовали две дочери.
   Генрих спал в постели своей жены только  по  принуждению.  Однако  одного
слабого мальчика было недостаточно для Франции, и Генриху пришлось  посещать
жену  более  регулярно.  Эти  супружеские  встречи  были   оскорбительны   и
эмоционально болезненны для Екатерины, подозревавшей, хотя  она  никогда  не
знала другого мужчины, кроме мужа, что любовь - это  нечто  иное.  Они  были
всегда одинаковы: сначала ее извещали о грядущем прибытии супруга,  который,
появившись, произносил всего три фразы.  Сначала:  "Добрый  вечер,  мадам!",
затем, предпринимая законную атаку на ее тело, он кричал:  "За  Францию!"  и
сразу же после акта:
   "До свидания, мадам!" Екатерина беременела  одиннадцать  раз  и  выносила
семерых детей, из них - четверо сыновей.
   Когда Генрих II погиб в результате несчастного случая на турнире, первое,
что сделала вдова, - отослала Диану Пуатье прочь от двора. Однако она так  и
не стала королевой: ею оказалась  эта  маленькая  красотка  по  имени  Мария
Шотландская,  каждым  поступком  которой  руководила  семья  ее   матери   -
могущественный дом Гизов. Так как слабоумный сын Екатерины, Франциск II, был
под каблуком у своей жены, то они управляли и королем. Екатерина, сжав зубы,
начала строить  интриги  против  растущей  власти  Гизов  -  никто  не  смел
оспаривать власть дома Валуа!
   К счастью, через год Франциск скончался, и Марию быстренько спровадили на
родину. Второму сыну Екатерины, Карлу IX, было всего десять лет, и  за  него
правила мать. Этого-то она  и  ждала  все  эти  годы!  Власть!  О,  это  был
невообразимо сладкий напиток. Двадцать семь лет пребывала она в тени других,
но теперь получила свое.
   Ко всеобщему удивлению, она оказалась  вполне  уживчивой  правительницей,
стремившейся  прежде  всего  к  заключению  мира  между  двумя   враждующими
фракциями, раздирающими Францию. Протестанты спокойно  чувствовали  себя  во
Франции, особенно во время правлений  ее  свекра  и  мужа.  Екатерина  была,
разумеется, католичкой, но достаточно умной, чтобы понять - к спасению  души
ведет не один путь. Когда  во  главе  католической  партии  оказались  Гизы,
Екатерина начала поддерживать противоположную сторону,  достаточно  скрытно,
чтобы кто-либо мог упрекнуть  ее  в  протестантизме.  Для  нее  существовали
только интересы Франции и правящего дома - она была готова сделать все , для
их выживания.
   Страсть ее мужа к Диане Пуатье преподала ей важный урок: красивая женщина
может добиться многого  от  очарованного  ею  мужчины.  Поэтому  она  начала
собирать небольшую группу самых прекрасных придворных дам, которые нуждались
в поддержке королевы. Кому-то нужны были деньги, чтобы вести экстравагантный
образ жизни, кому-то - поблажки для себя, своей семьи или  даже  любовников.
Екатерина дала понять, что она всегда готова прийти  на  помощь,  но  взамен
требовала услуг по управлению наиболее могущественными мужчинами при  дворе.
Ее "летучий эскадрон" пользовался дурной славой, но не настолько, чтобы  те,
кто оказывался в поле зрения его прекрасных  бойцов,  могли  отказать  им  в
чем-либо.
   Екатерина не  позволяла  дурачить  себя  и  обладала  даром  предвидения.
Франциск II слишком болел, чтобы исполнить свой супружеский долг в отношении
Марии Шотландской, у нынешнего короля только дочь  от  Изабо  Австрийской  и
внебрачный сын от любовницы Марии Туше.  Карл  нездоров,  у  него  случались
удары, он больше не мог никого зачать, так как стал импотентом.  Другие  два
сына Екатерины - малоперспективны. Герцог Анжуйский извращенец, носит серьги
в ушах, его постоянно сопровождает группа юношей, чьи вкусы совпадают с его.
Младший Валуа. Геркулес, нареченный после смерти старшего брата  Франциском,
также не слишком здоров.
   Поэтому впереди маячил только Генрих, сын Антония, герцога Вандомского  и
Бурбонского, и его  жены  Жанны,  королевы  Наварры.  Генрих  Бурбон,  принц
Наварры, - крупный, здоровый и грубый юноша, с детства бегавший  босиком  по
скалам Наварры, привыкший к дальним верховым поездкам,  попойкам,  дракам  и
любовным  приключениям.  Он  был  гордостью  своего  дедушки  и   источником
огорчений для матери, строгой  и  воинствующей  протестантки.  К  пятнадцати
годам он вместе со своим двоюродным братом, принцем Конде, считался надеждой
протестантов.
   Екатерина Медичи решила, что у нее есть лишь один  выход.  Несколько  раз
побеседовав с Генрихом, она поняла, что тот не религиозный фанатик, а скорее
реалист, как и она. Когда придет час,  он  согласится  на  ее  условия  ради
французского престола. Она могла  поспорить,  что  он  не  заставит  Францию
обратиться в протестантство. Он оставался единственной надеждой Франции, она
чувствовала, что он станет королем,  когда  дом  Валуа  умрет  вместе  с  ее
сыновьями. Так сказала ей самая знаменитая парижская гадалка, а в такие вещи
Екатерина верила. Она решила выдать  замуж  свою  младшую  дочь  за  Генриха
Наваррского.
   Король Наварры дал согласие - его устраивал  этот  брак.  Зато  Маргарита
воспротивилась - она была влюблена в Генриха де Гиза  и  даже  подарила  ему
свою девственность в наивной надежде заставить мать согласиться на их  брак.
Екатерину эта уловка только рассмешила, и она  намекнула  семье  Гизов,  что
если герцог Генрих не женится в ближайшее  время,  то  может  преждевременно
оказаться в могиле. К ярости и негодованию Маргариты, Генрих быстро  женился
на принцессе Порциенне, а  уже  завтра,  18  августа  1572  года,  Маргариту
отдадут за этого неотесанного мужлана, Генриха Наваррского.
   Католический Париж был в бешенстве, что его любимицу,  прекрасную  Марго,
которая страстно влюблена в блондина Гиза, так жестоко принесут в жертву. Но
Екатерина Медичи добивалась любой ценой мира во Франции, пока в войну  между
протестантами и католиками не вмешались Испания и Англия. Теперь же, в  ночь
накануне бракосочетания, она размышляла о новых выгодах положения.
   Париж полон гостей, прибывших на торжество, и среди них много  гугенотов.
Они ведут себя довольно дерзко,  хвастая  в  тавернах,  что  они  сделают  с
католиками, когда к власти придет их вождь, король Наварры. Кроме  того,  на
короля Карла слишком  сильное  влияние  оказывал  лидер  гугенотов,  адмирал
Колиньи. Только сегодня он уже  дважды  принимал  решения  в  пользу  партии
Колиньи - и это не впервые! Колиньи должен быть устранен, решила  Екатерина.
А как только это  произойдет,  король  снова  окажется  под  ее  влиянием  и
протестанты утихнут.
   Утро 18 августа было теплым и ясным. Так  как  жених  не  был  католиком,
церемония должна была совершиться на ступенях собора Парижской Богоматери, и
только потом новобрачная пройдет в собор,  чтобы  присутствовать  на  мессе.
Супруг же будет ожидать снаружи.  Площадь  перед  собором  была  переполнена
приглашенными, издававшими крики восторга при виде невесты в лазурно-голубом
шелковом  платье,  юбка  которого  расшита  золотыми  королевскими  лилиями.
Несколько детишек - из самых знатных семей - осторожно придерживали  тяжелый
парчовый шлейф невесты, отделанный соболем. Все контракты были подписаны еще
перед вчерашним балом, и теперь предстояло только  совершить  заключительную
церемонию.
   Но Маргарита Валуа решила  сражаться  до  конца.  Когда  пожилой  епископ
Парижский дрожащим голосом спросил ее, желает ли она взять в  мужья  Генриха
Наваррского,  принцесса  промолчала.  После  долгой  паузы   епископ,   явно
нервничая, повторил вопрос.  На  устах  почуявшей  победу  Марго  зазмеилась
легкая улыбка - если она промолчит, они не смогут заставить ее выйти  замуж!
Это ведь так просто, как она раньше об этом  не  подумала?  И  тут  внезапно
вперед шагнул король Карл и, запустив руку в волосы своей  мятежной  сестры,
наклонил ее голову  вниз  и  вверх  -  да!  Со  вздохом  облегчения  епископ
обратился с тем же вопросом уже к Генриху Наваррскому. Тот немного  помедлил
с ответом, чтобы заставить понервничать Марго - а вдруг он ответит "нет"?  И
когда  наконец  он  громко  и  уверенно  ответил  "да",  она   послала   ему
убийственный взгляд. Генрих только насмешливо  ухмыльнулся,  глядя  на  свою
мятежную невесту.
   Скай и Адам вместе с де Савилями были в числе  приглашенных  в  собор  на
мессу. Когда они  возвращались  в  Лувр  в  составе  гигантской  королевской
процессии, тут и там на улицах раздавались здравицы в честь герцога де Гиза,
делавшего вид, что ничего не слышит.
   - Ну, это заставит месье Наваррского сбавить тон, - заметила Скай, подняв
бровь.
   Адам  рассмеялся.  Генрих  Наваррский  очень  раздражал  Скай  нежеланием
смириться с отвержением его непрерывных попыток овладеть  ею.  Даже  сегодня
утром какой-то грязный уличный  мальчишка  приволок  целую  корзину  цветов,
сказав: "Мадам Бурк, из Наварры", непристойно за ржал и  выбежал  на  улицу.
Издав яростный вопль, Скай вышвырнула корзину в окно.
   - Де Гиз тешит  себя  напрасной  надеждой,  что  сможет  одолеть  Генриха
Наваррского в борьбе  за  Францию,  -  сказал  Адам,  -  и  подозреваю,  что
гражданская война во Франции еще впереди. Какая жалость!
   - Как глупо, что французы  сражаются  из-за  слов,  -  ответила  Скай.  -
Никогда не понимала, почему люди должны убивать друг друга из-за  того,  что
они по-разному славят Бога?
   - Я часто думаю, - сказал Адам, - если бы Христос вернулся сейчас в  мир,
то пролил бы немало горьких слез из-за того, сколько  жестокостей  сотворили
люди во имя Его.
   Скай кивнула. Ее рука ласково сжала его руку.
   - Давай подумаем о чем-нибудь более приятном, дорогой, - прошептала  она,
- например, о нашей свадьбе.
   - Я уже послал в Англию за детьми, - ответил Адам. - Их нетрудно собрать,
за исключением Робина. Я написал Робби, чтобы  он  вытащил  Робина  под  тем
предлогом, что его сестра заболела. Королеве я не буду  писать  до  свадьбы,
чтобы она ее не  запретила.  Мне  все-таки  трудно  прямо  выступить  против
Елизаветы.
   - Да, - сказала Скай, - ее очень разозлит наш брак, но я  тоже  предпочла
бы не выступать открыто против ее воли.
   Следующая неделя в Париже прошла в  празднествах  по  случаю  королевской
свадьбы.  На  площадях  веселились  ярмарки  с  гадалками,   дрессированными
медведями  и  бесплатным  угощением,  выставленным  королем.  В  Лувре  балы
следовали за балами. Не прекращались и интриги: влияние Колиньи  возрастало,
а королева Екатерина бесилась.
   - Ну, мадам, теперь вы видите, куда завело ваше интриганство? - издевался
над Екатериной герцог де Гиз на одном из таких балов.
   - Да, хорошего мало, - согласилась с ним Екатерина Медичи, -  от  Колиньи
пора избавляться. Его место должен рано или поздно занять Генрих Наваррский.
   - По пути домой Колиньи всегда проезжает мимо дома моего старого учителя,
мадам. И я бы почел за честь прийти вам на помощь в трудную минуту. В  конце
концов, мы все трудимся на благо Франции.
   Екатерина показала глазами, что расслышала слова герцога.
   - Разумеется, месье герцог, я знаю, вы поступите  так,  как  диктует  вам
ваша совесть, - прошептала она, отходя от него.
   Двадцать второго августа на адмирала Колиньи,  возвращавшегося  домой  из
Лувра, было совершено покушение неподалеку от его собственного дома - в него
стреляли, и он был ранен. К сожалению, оказались свидетели, показавшие,  что
выстрел был произведен из  дома,  принадлежащего  герцогу  де  Гизу.  Самого
покушавшегося так и не нашли.
   Присутствовавшие на торжествах в Париже  гугеноты  были  в  бешенстве,  и
королю потребовалась мобилизация  всей  гвардии,  чтобы  сохранить  порядок.
Париж кипел от ярости - представители враждующих фракций повсюду  оскорбляли
друг друга и даже обменивались ударами. Генрих  Наваррский,  принц  Конде  и
Колиньи напрягали все силы в попытках сдержать недовольство своих людей.
   - Это был безумец, - говорил адмирал, -  просто  фанатик.  Друзья,  разве
Господь не спас мне жизнь? Разве это не  признак  того,  что  я  должен  еще
пожить и потрудиться ради победы нашего дела?
   В Лувре Карл IX пережил поочередно приступы ярости, негодования и страха.
Пестрый люд, приветствовавший на бракосочетании его сестру  и  герцога,  все
больше превращался в охваченную безумием толпу, подстрекаемую его матерью  и
Гизами. Стараясь сохранить рассудок, Карл  потребовал,  чтобы  потенциальный
убийца и его пособники предстали перед судом.
   - Колиньи мой друг! - кричал он. - Он  думает  прежде  всего  обо  мне  и
Франции. Нужно покончить с этой  враждой  между  гугенотами  и  католической
лигой. Гражданская война - безумие, ты же сама об этом говорила, мама! Ты же
тысячу раз говорила мне, что король, который не может  поддержать  в  стране
порядок, обречен! - Карл нервно ходил по комнате. - Удар по  Колиньи  -  это
удар по мне и Франции! Я требую, чтобы этого трусливого убийцу нашли!
   Екатерина Медичи, с ничего не выражающими глазами, сидела, сложив руки на
коленях.
   - Ты нервничаешь, Карл, и говоришь ерунду. Никто не собирался нападать на
тебя или на Францию. Просто Колиньи слишком злоупотребляет своей властью,  и
некто,  поняв  это,  попытался  исправить  положение  дел.  Жаль,   что   он
использовал не  столь  мирные  средства,  как  хотелось  бы.  Надо,  однако,
разобраться, почему Колиньи и его гугеноты  ведут  себя  в  последнее  время
слишком вызывающе.
   - Да, сир, - добавил де Гиз, - вы столько сделали для  этих  еретиков,  а
они норовят вонзить вам нож в спину!
   - Что вы имеете в виду? - испуганно спросил король.
   - Ну, Шарло, -  сказал  его  брат,  герцог  Анжуйский,  -  разве  это  не
очевидно?
   - Что не очевидно, Анри? - вздрогнул король. - Не понимаю тебя!
   Герцог положил руку на плечо старшего брата и доверительным тоном сказал:
   - В Колиньи стреляли, а его свидетели - все сплошь гугеноты - утверждают,
что выстрел произведен из дома, принадлежащего  главному  врагу  адмирала  -
Гизу.  Откуда  мы  знаем,  что  Колиньи  сам  не  спланировал  все   это   и
предполагаемый убийца - не гугенот?
   - Да зачем ему это, Анри?
   - Очевидно, дорогой Шарло, просто очевидно. Если только  Колиньи  удастся
убедить своих приверженцев, что за спиной убийцы стояли ты, мой возлюбленный
король, и твой преданный слуга Гиз, то ему прямо сейчас  удастся  поднять  в
Париже восстание.  Он  поведет  их  на  штурм  Лувра.  А  против  восставшей
вооруженной толпы оборонять Лувр будет невозможно. Они перебьют всех Валуа и
посадят на трон их вождя - наваррца. После того как всех нас не станет, путь
к трону свободен. Наша сестра Марго останется королевой, а  кто  во  Франции
сможет оспорить его претензии? Таков смысл заговора Колиньи, брат  мой.  Это
именно заговор против тебя! Против Франции!
   - Чушь!
   Все, включая вздрогнувшего  от  страха  короля,  повернулись  к  младшему
сводному брату Карла - герцогу Алансонскому.
   - Да, Карл, - продолжил добрый герцог, -  ты  просто  позволяешь  Гизу  и
герцогу Анжуйскому запугать тебя.  Что  бы  там  ни  было,  ни  Колиньи,  ни
гугеноты ничего против тебя не замышляют. Если хочешь, я могу  указать  тебе
истинного злоумышленника.
   - Кого, собственно, вы имеете  в  виду,  герцог  Алансонский?!  -  грозно
спросил де Гиз, кладя руку на шпагу.
   - Дорогой Гиз, неужели вы так наглы и  уверены  в  себе,  что  осмелитесь
обнажить шпагу в присутствии короля? - издевательски воскликнул юный Валуа.
   - Месье, месье! - утихомиривала их Екатерина, видя, что ситуация начинает
выходить из-под контроля. Черт бы побрал этого герцога  Алансонского!  -  Мы
удаляемся от сути дела. К  чему  ссориться  представителям  двух  знатнейших
домов Франции, Валуа и Гизам, объединенным  не  только  узами  крови,  но  и
религией? Прости мне Господи, что я была слишком наивна,  пытаясь  примирить
еретиков и матерь-церковь. Я не права, и это привело к большим страданиям. -
Екатерина Медичи встала со стула и, подойдя к сыну, опустилась возле него на
колени. - Прости меня и ты, Карл! Я была не права и дала тебе плохой  совет!
Я удаляюсь в  монастырь  и  проведу  оставшиеся  дни  в  молитвах,  стараясь
замолить свой грех.
   Герцог Анжуйский и де Гиз как по команде подняли глаза к небу,  изображая
благочестие, и только герцог Алансонский не смог  сдержать  смеха  при  виде
этой  сцены.  Подобно  остальным  он  отлично  понимал,  что  Екатерина   не
собиралась уходить в монастырь, она никогда не была религиозной женщиной.
   Однако менее искушенный в интригах король был потрясен и напуган. Мать  -
единственная опора в его жизни, он не может остаться без ее поддержки.
   - Нет, мама! Не покидай  меня!  Давай  попробуем  что-нибудь  сделать!  -
закричал он, помогая Екатерине встать на ноги.
   - Есть только один выход, - зловеще ответил де Гиз, - мы должны истребить
гугенотов.
   - Но убивать - грех! - прошептал король в отчаянии.
   - Нет, брат мой,  -  успокаивающе  сказал  герцог  Анжуйский.  -  Церковь
воинствующая не осудит нас за истребление еретиков. Она вознесет нам хвалу.
   Карл оглянулся на мать. Екатерина ничего  не  сказала,  но  утвердительно
кивнула.
   - Я не могу.
   - Вы должны! - настаивал де Гиз.
   - У тебя нет выбора, - продолжал герцог Анжуйский. - Или ты, или они.  Мы
не можем потерять тебя, ты - это и есть Франция!
   - Всех?
   - Всех! - проревел де Гиз, и в его глазах сверкнул огонек фанатизма.
   -  Но  только  не  герцога  Наваррского  и  Конде,  -  внезапно  добавила
Екатерина.
   Если только Маргарита освободится  от  своего  мужа,  отставка  принцессы
Порциенны станет вопросом времени. Ее сыновья  будут  безжалостно  убиты,  и
тогда де Гиз, имея  женой  принцессу  Валуа,  предъявит  свои  претензии  на
престол. "Ну нет, мой мудрый друг! - подумала про себя Екатерина. - Все-таки
я умнее!"
   - Необходимо уничтожить их всех, - настаивал де Гиз.
   - Конде и герцог Наваррский обратятся в католичество, когда увидят, что у
них нет выхода.  А  когда  оставшиеся  гугеноты  лишатся  своих  вождей,  им
волей-неволей придется вернуться в лоно матери-церкви. Эти люди  нужны  нам.
Карл.  Они  умны  и  работоспособны,  они  многое  могут  сделать  для  нас.
Наваррского и Конде нужно пощадить.
   - Да, я понимаю, мама, но тогда прикончите всех остальных!  Я  больше  не
хочу, чтобы кто-то из них приближался ко мне! Ни одного! - Он был  явно  вне
себя от страха. - Мари, - прошептал он, - где Мари?
   Екатерина повернулась к герцогу Алансонскому.
   - Вы, - прошипела она, направив на  него  свой  пухлый  палец,  -  быстро
приведите мадемуазель Туше!
   С лицемерно-радостной улыбкой, поспешно поклонившись, герцог  Алансонский
покинул собравшихся.
   - Разумеется, мадам, немедленно!
   Из соседнего помещения вскоре вышла любовница  короля  мадемуазель  Туше.
Увидев, как расстроен король, она бросилась  к  нему  с  легким  вскриком  и
начала успокаивать его, поглаживая и что-то  шепча  на  ухо.  Королева-мать,
удовлетворенная,  кивнула  и  сделала  остальным  знак  следовать  за   ней.
Испуганный король даже не видел, как они удалились.
   В коридоре королева повернулась к герцогу Анжуйскому и де Гизу.
   -  Я  говорила  то,  что  думаю.  Если  что-нибудь  случится  с  герцогом
Наваррским или принцем Конде, вы недолго проживете после того, как  я  узнаю
об этом. Вы знаете, я никогда не угрожаю впустую, господа.
   - Когда мы это сделаем? - спросил герцог Анжуйский.
   - Идемте ко мне и поговорим об, этом  подробнее,  -  ответила  его  мать,
удаляясь от кабинета короля. Войдя в свои апартаменты, она жестом  приказала
всем служанкам убраться и, повернувшись к спутникам, заявила:
   - Нужно сделать это сегодня ночью.
   -  Но  мы  просто  не  успеем,  -  ответил  де  Гиз,  оценивая   ситуацию
по-военному.
   - Другого времени не будет, - сказала Екатерина, - сейчас  Колиньи  лежит
раненый, но завтра или через день он оправится  и  пойдет  к  королю,  чтобы
обвинить нас. Тогда в