оен  и  назван
целый город? - Зейнаб рассмеялась. -  Я  хочу  лишь  доставить  удовольствие
калифу. Этому меня и обучали - дарить наслаждение. - Хоть Зейнаб и надеялась
на преданность Наджи, но она вполне отдавала себе  отчет,  что  он,  подобно
всем остальным, может быть  подкуплен.  Посему  ей  надлежало  позаботиться,
чтобы все, что дойдет до ушей  госпожи  Захры,  успокоило  ее,  а  вовсе  не
встревожило...
   Воротилась Ома с несколькими рабами, несущими мебель,  выбранную  ею  для
госпожи.
   - Эта старуха Валлада хотела заставить меня взять какую-то рухлядь...  Но
я победила, госпожа! - Заслышав за спиною шум, она обернулась:
   -  Поосторожней  с  диваном!  Поставьте  его  вон  там!  -  Затем   вновь
повернулась к хозяйке:
   - Я подумала, что  калифу  должно  быть  удобно  сидеть,  пока  мы  будем
развлекать его.
   Ома и впрямь  отыскала  среди  всяческого  барахла  несколько  изысканных
вещичек. Обивка дивана была голубой,  с  узором  в  виде  павлиньих  перьев.
Гнутые ножки его были изящно  вызолочены.  Выбрала  Ома  также  и  несколько
маленьких столиков, круглых и  квадратных.  Один  из  них,  черного  дерева,
инкрустирован был отборным перламутром, медная  узорная  столешница  другого
покоилась на изящных ножках из слоновой кости, третий был украшен  синими  и
белыми плитками... Рабы притащили также несметное множество ярких подушек  -
цвета изумруда, рубина и сапфира. Отыскалась и изящная лампа из позеленевшей
бронзы,  и  несколько  висячих  светильников  со  стаканчиками  для  курения
благовоний... Удостоился внимания  лишь  один  стул  с  сиденьем,  обтянутым
мягкой кожей. Внесли несколько бронзовых жаровен, чтобы обогревать комнаты в
прохладные дни. Собственно, больше ничего и не  требовалось...  Кровать  для
Зейнаб уже стояла на своем возвышении, а вокруг примостились ее  сундучки  с
нарядами. А в крошечной комнатушке, смежной со спальней, Ома расстелила свой
тюфячок. Надже полагалось спать в коридоре, у дверей госпожи.
   Когда  девушки  остались  вдвоем.  Ома  принялась  распаковывать  поклажу
госпожи.
   - Что ты наденешь нынче вечером?
   -  Что-нибудь  простенькое...  -  отвечала  Зейнаб.   -   Но   сперва   с
удовольствием выкупаюсь. Наджа, баня действует все время?
   - Да, госпожа, но обитательницы гарема обычно купаются по утрам. Тогда же
и вволю сплетничают...
   - Я купаюсь дважды в день, -  сообщила  ему  Зейнаб.  -  Утром  и  поздно
вечером. По вечерам к моим услугам должна быть массажистка. Каждый день! Мой
аромат - гардения. Никаким другим я не пользуюсь.  Проследи,  чтобы  банщицы
это усвоили.
   Она распустила золотой пояс - и юбка с шелестом упала к ее ногам.  Изящно
выступив из жемчужного одеяния, она расстегнула парчовую  блузку  и  стянула
ее.
   - Ома, подай халат, пожалуйста! - Зейнаб передала  блузку  Надже,  а  Ома
помогла госпоже облачиться в белоснежный шелк.
   - Проводи меня в баню, Наджа, - приказала мальчику Зейнаб.
   Юный евнух передал блузку Оме и повел свою новую  госпожу  по  коридорам.
Зейнаб, провожаемая любопытными взглядами множества женских глаз, шла вперед
и вперед, гордо неся прекрасную голову.  Баллада  наверняка  уже  распускает
сплетни... Когда они вошли в  баню,  Наджа  почтительно  представил  госпожу
Главной Банщице по имени Обана.
   - Ну что же, - сурово сказала Обана. - Разоблачись.  Посмотрим,  над  чем
нам предстоит работать.
   Обана была важной персоной в гареме и подчинялась лишь самому калифу. Она
слыла неподкупной, к тому же  не  боялась  никого,  даже  Захры.  Красота  и
ухоженность девушки принесут Обане  славу  и  почет,  если  калиф  останется
доволен новой своей наложницей. Если останется  доволен...  Калиф  частенько
щедро награждал  Обану.  Счастлива  была  та  наложница,  которой  удавалось
снискать благосклонность Главной Банщицы...
   Наджа осторожно  совлек  с  тела  Зейнаб  белоснежный  шелк,  и  девушка,
совершенно нагая, предстала перед критическим взором Обаны.
   - Покажи мне руки, госпожа. - Обана внимательнейшим  образом  обследовала
ручки Зейнаб с той и с другой стороны, ощупав каждый пальчик. - Теперь ноги,
одну за другой. - Зейнаб покорно повиновалась.  -  Раскрой  рот.  -  Женщина
рассмотрела белые зубки и принюхалась. - Зубы здоровы, а  дыхание  чисто,  -
прокомментировала она.
   Ладони Обаны быстро ощупали тело Зейнаб. В  этом  жесте  не  было  ничего
непристойного или бесстыдного - Обана осматривала Зейнаб подобно  тому,  как
покупатель на рынке изучает племенную кобылицу, которую вознамерился купить.
   - Твоя кожа  на  удивление  мягка  и  упруга.  Ты  непохожа  на  типичных
красавиц, которые, попав в гарем,  быстренько  заплывают  жирком.  -  Пальцы
Обаны придирчиво ощупали золотые локоны. - Мягкие как  пух...  Но  это  тебе
наверняка прекрасно известно. Ты пользуешься соком лимона при мытье волос?
   - Да, госпожа Обана. Меня  этому  научили,  -  нежным  голоском  отвечала
Зейнаб. Взгляд ее был открытым, а выражение лица дружелюбным,  но  без  тени
фамильярности.
   - Прекрасно! - одобрительно сказала Обана. - Скажу тебе честно,  госпожа,
что еще не видала в нашем гареме подобной тебе красавицы! Ходят  слухи,  что
ты Рабыня Страсти. Это правда?
   - Да, госпожа Обана. Слухи  на  этот  раз  верны.  -  Зейнаб  не  удалось
остаться вполне серьезной. Да Обана и сама хихикнула:
   -  О  тебе  уже  вовсю  судачат...  Ты  ведь  только   что   приехала   в
Мадинат-аль-Захра, а твое имя уже  у  всех  на  устах.  Мне  это  показалось
удивительным...
   - Я - развлечение на один денек, госпожа Обана. Завтра  сплетницы  станут
перемывать косточки кому-нибудь другому... - Губы Зейнаб тронула усмешка.
   - Ну да Бог с ними... - Обана  махнула  рукой.  -  Когда  ты  купалась  в
последний раз, госпожа?
   - Нынче поутру, - отвечала Зейнаб. - Я привыкла  мыться  дважды  в  день.
Наджа уже в курсе всех моих привычек и расскажет все.
   - Изумительно! - откликнулась Обана, но про себя решила, что лично  будет
присматривать за омовением Рабыни Страсти. Ведь эта дева наверняка  околдует
калифа... Как надолго - это уже другой вопрос. Обана не завидовала  госпожам
Захре и Таруб, двум любимым женам властелина. Они обе искренне любили  мужа,
а позволить  вытеснить  себя  из  его  сердца  такому  юному  и  прекрасному
созданию, как эта Зейнаб, пусть ненадолго, но все равно больно...  Но  не  в
обычае этих  воспитанных  женщин  было  выказывать  недовольство,  когда  их
господин уходил "попастись на зеленый лужок". Их места в сердце калифа никто
занять не мог - обе они подарили калифу сыновей, и к  тому  же  с  мужем  их
связывали длительные и теплые отношения...
   Выкупавшись и позволив проворным рабыням обработать ногти на ее  руках  и
ногах, Зейнаб уже набрасывала на благоухающее  тело  белый  шелковый  халат,
благодаря Обану, как вдруг послышался испуганный вздох Наджи. Обернувшись  к
двери, Зейнаб увидела, что мальчик склонился перед госпожою Захрой, входящей
в комнату. Девушка тотчас же упала на колени - ее светлые волосы разметались
по мраморным плитам.
   На губах госпожи Захры заиграла усмешка:
   - Тебе не нужно падать ниц передо мной, госпожа Зейнаб. Преклоняй  колени
лишь перед нашим владыкой и господином  Абд-аль-Рахманом-аль-Назиром-аль-Дин
Алла, великим и славным калифом Аль-Андалус.
   Зейнаб тотчас же поднялась:
   - Я лишь отдаю дань госпоже Захре, владычице сердца  калифа,  матери  его
наследника и той, в честь кого назван целый  город.  Я  вовсе  не  слабое  и
покорное  создание,  но  твое  положение  при  дворе  обязывает  меня   быть
почтительной. Иначе осрамила бы я тех,  кто  послал  меня  в  дар  калифу  и
вышколил...
   Раздался серебристый смех Захры:
   -  Да  ты  умна!  Это  хорошо...  Ты  позабавишь  мужа.  Ему   необходимо
поразвлечься: в последнее время он  заскучал.  Что  ж,  весели  его  сколько
сможешь, Зейнаб... - и величавая женщина удалилась.
   Ну-ну, думала про себя Распорядительница Бань. Да  госпожа  Захра  боится
этой.., этой... Она даже удостоила девушку визитом в первый же день. А  ведь
Захра никогда прежде не знала страха... Что особенного  в  этой  юной  деве?
Интересно... И Обана приготовилась с удовольствием созерцать драму,  которая
будет разворачиваться перед ее глазами...
   Зейнаб, гордо неся златокудрую голову, шла через весь гарем в свои покои.
Теперь женщины глядели на нее не  таясь:  некоторые  с  завистью,  другие  с
горечью - ведь потрясающая ее красота  неминуемо  заставит  калифа  позабыть
их...
   Когда двери ее покоев закрылись за нею, Зейнаб без сил рухнула на диван:
   - Я виделась с госпожою Захрой, Ома. Она уже ревнует - впрочем, как и все
остальные... Я всей кожей ощущала их ненависть!
   Ома уже подогревала на жаровне мятный чай. Она насильно  всунула  в  руки
госпожи фарфоровую чашечку.
   - Выпей. Тебе нужны силы, много сил, госпожа. У тебя был тяжелый день,  и
он еще не кончился... Наджа, мы уже целую вечность ничего не ели!
   - Тотчас же принесу! - мальчик рванулся к дверям.
   - Наджа! - остановила его Зейнаб.
   - Да, моя госпожа?
   - Я уже сказала тебе, что если ты предашь меня, то я тебя уничтожу. Но не
успела сказать, что  щедро  награжу  за  преданность...  Ведь  ты  наверняка
родился  свободным,  подобно  мне  самой.  Тебе  повезло,  что  ты   пережил
операцию...
   Юноша кивнул:
   - Я из племени руми, с побережья Адриатики. Меня пленили пять лет  назад,
тогда мне было двенадцать... Двое моих братьев умерли под руками хирурга. Да
и я, как мне потом сказали, с трудом избежал смерти... Мое  имя  переводится
как "спасенный". А здесь я вот уже два года. Я понимаю,  почему  ты  выбрала
среди прочих именно меня, госпожа, но, сделав это, ты вознесла меня  высоко.
Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять: калиф  полюбит  тебя.  Твой
успех - это и мой успех, добрая госпожа. Я стану  служить  тебе  преданно  и
верно.
   - Привлечь внимание мужчины под силу любой дурочке, - сказала Зейнаб. - А
вот удержать мужчину способна лишь умная женщина, Наджа. Ты понимаешь меня?
   Мальчик впервые улыбнулся.
   - Я не подведу тебя, госпожа! - пообещал он и поспешил на кухню.
   - Интересно, можно ли ему доверять? - спросила Ома. - Это совсем  не  то,
что Мустафа...
   - Он будет служить мне верно, пока я не перейду дорогу госпоже Захре... -
сказала Зейнаб по-кельтски. - В гареме владычествует она, а вовсе не  калиф,
моя Ома. Мы не должны ни на  секунду  забывать  об  этом.  Госпожа  Захра  -
спутница калифа вот уже долгие годы, он любит ее и  доверяет  этой  женщине.
Если мне повезет, то на краткое время  я  привлеку  внимание  калифа,  может
быть, даже рожу ему дитя, но королевой останется госпожа Захра. Наджа станет
преданным и верным моим слугой, но,  если  мальчику  придется  выбирать,  он
предпочтет Захру. Поэтому не распускай при нем язычок!
   - Как ты думаешь, придет к тебе калиф нынче вечером? -  спросила  Ома.  -
Мне он показался лихим мужчиной...
   - Он придет, - уверенно сказала Зейнаб. - Когда он снял с меня  вуаль,  я
видела его глаза... А когда я повстречала Захру нынче в бане,  она  сказала,
что владыка заскучал и нуждается в развлечении. Она сказала так, разумеется,
чтобы меня унизить... Чтобы дать мне понять, что она - царица его сердца,  а
я - так, мимолетное увлечение...
   - Это жестоко, госпожа... - сочувственно сказала Ома.
   - Но это же сущая правда, маленькая моя! Вряд  ли  удастся  мне  снискать
вечную любовь властелина, но, возможно, мне повезет, и я рожу от него. Тогда
мы с тобою будем здесь в полной безопасности - и  конец  одиночеству!  Уж  я
постараюсь на славу...
   Воротился Наджа, неся поднос  с  блюдом  дымящегося  риса,  смешанного  с
обжаренными аппетитными кусочками куриной грудки. Рядом стояла чаша  нежного
йогурта с плавающими в нем зелеными  виноградинками.  Здесь  же  был  добрый
ломоть теплого хлеба и ваза с фруктами. Наджа осторожно поставил  свою  ношу
на  медный  столик,  подле  которого  расположились  девушки.   Вытащив   из
необъятных своих одежд серебряную  ложечку,  юноша  сперва  отведал  риса  с
цыпленком, потом йогурта... Удовлетворенно кивнув,  он  вручил  девушкам  по
чистой ложечке и знаком объявил, что можно смело приступать к трапезе.
   - Я обязан пробовать все, что тебе подается,  госпожа  Зейнаб,  -  сказал
Наджа. - Здесь, в гареме, яд - излюбленное оружие. Хлеб я лично извлекаю  из
печи, и фрукты отбираю сам, а вот прочие блюда готовят повара на кухне... Мы
не имеем права быть безоглядно  доверчивыми  -  как,  впрочем,  и  не  можем
обезопасить себя совершенно... Но даже в случае, если вам не посчастливится,
знайте: лейб-медик калифа Хасдай-ибн-Шапрут знает универсальное противоядие.
Маловероятно, что ты умрешь, госпожа, но можешь серьезно пострадать...
   Зейнаб страдальчески сглотнула. Этого Карим не открыл ей... Карим...  Она
поклялась себе, что никогда больше не произнесет этого имени, никогда больше
не вспомнит о нем, и вот,  солнце  еще  не  зашло,  а  она  снова  думает  о
Кариме... Каким волшебным был тот месяц в Убежище!.. Там были  только  он  и
она... Еда появлялась на столике, словно  по  мановению  волшебной  палочки.
Графин с вином всегда был полон-до  краев...  Они  беседовали,  любили  друг
друга, совершали дивные прогулки в горы... Она желала всей душой, чтобы  это
блаженство никогда не кончалось. Зная, что это  невозможно,  она  втихомолку
призывала смерть, но та не приходила... Выбор оставался за ней, но Зейнаб не
была слабовольной дурочкой, подобной несчастной Лейле. Выбирая между  жизнью
и смертью, она, не колеблясь, выбрала жизнь, пусть даже без Карима. Конечно,
это выбор сильного - но в ее жилах течет кровь Сорчи  Мак-Дуфф!  И  ни  один
мужчина, пусть даже это Карнм-аль-Малика, не стоит того,  чтобы  из-за  него
умирать. Она никогда не перестанет  любить  его,  но  всегда  будет  предана
калифу, своему господину...
   И все же Зейнаб глубоко и прерывисто вздохнула... В конце  концов  они  с
Каримом возвратились на его виллу, и оттуда все те же носилки отвезли ее  на
борт  "И-Тимад".  Они  пересекли  Кадикский   Залив   и   вплыли   в   устье
Гвадалквивира, а оттуда уже рукой было подать до Кордовы... Карим не касался
ее с тех самых пор, как они покинули Убежище. И никогда больше не  коснется,
с грустью думала Зейнаб. Она заставила себя встряхнуться. Все позади...
   Кончено! Перед нею новая жизнь, а если ей повезет, то и новое счастье!
   Она взяла из вазы какой-то  фрукт  и  впилась  белыми  зубками  в  сочную
мякоть. По ее подбородку тотчас же потек сладкий сок.
   - Это что такое? - спросила она Наджу. - Вкусно...
   - Да это же слива, госпожа! Разве в твоей стране они не растут?
   - Нет, в Аллоа и в помине нету слив... Только яблоки, да  кое-где  растут
груши. И все... - объяснила она.
   Они  закончили  трапезу,  и  Наджа  унес  поднос.  Потом  принес  чашу  с
благоухающей водой для омовения рук.
   Зейнаб поднялась.
   - А теперь мне  необходимо  отдохнуть,  -  объявила  она  и  удалилась  в
спальню.
   - Ты уже выбрала для госпожи наряд для  сегодняшнего  вечера?  -  спросил
Наджа у Омы. Девушка кивнула:
   - Но она настолько хороша, что вовсе не нуждается в  украшениях.  Наденем
простой шелковый кафтан, надушим волосы гарденией и распустим их... А кафтан
я уже выбрала под цвет ее глаз.
   - Замечательно, - согласился Наджа. Раздался стук  в  дверь.  Юный  евнух
поспешил отпереть. В дверях стоял другой евнух,  протягивая  Надже  шелковый
пакетик. Наджа не мог сдержать волнения, передавая сверточек Оме.
   - Что это? - спросила изумленная девушка.
   - Подарок от калифа. Ома! Это означает, что  владыка  непременно  посетит
госпожу нынче же вечером! Вот она и привлекла его внимание -  так  скоро!  О
таком я еще не слышал! Ни одной невольнице  подобное  пока  не  удавалось...
Быть ей последней любовью властелина,  я  предчувствую  это,  -  возбужденно
говорил евнух.
   В шелковом свертке обнаружилась огромная,  без  единого  изъяна  округлая
розовая жемчужина.
   Темные глаза Наджи устремились на Ому. Это был знак!

***

   В дверь никто не постучал. Она просто распахнулась - и вошел калиф. Ома и
Наджа просто-напросто подпрыгнули, но тут же согнулись в три погибели.
   - Где госпожа Зейнаб? - вежливо вопросил калиф.
   - Она уединилась в спальне, повелитель,  -  тихо  отвечала  Ома,  опустив
глаза.
   Калиф кивнул. Затем открыл двери спальни и вновь без стука вошел.
   ...Она услышала, как он входил. Теперь стояла, почтительно склонившись  и
ожидая высочайших повелений. Калиф закрыл  за  собою  двери  и  устремил  на
девушку долгий взгляд... Зейнаб  не  шелохнулась.  Она  едва  дышала,  вдруг
ощутив, что по-настоящему напугана, но  лицо  ее  ничего  не  выражало.  Она
застыла, словно прекрасная мраморная статуя.
   - Я уж было подумал, что мне привиделась твоя сияющая  краса,  -  наконец
прервал калиф это тягостное молчание, - но ты живая, Зейнаб,  ты  настоящая!
Ты существуешь! Разденься, моя красавица.  Твое  полуобнаженное  тело  нынче
поутру возбудило во мне любопытство. Я желаю видеть тебя всю.
   Тон владыки был весьма требовательным, и вместе с тем  казалось,  что  он
сдерживается изо всех сил. Властное лицо его красноречиво свидетельствовало,
что калиф привык к немедленному повиновению. В этот момент, словно для того,
чтобы ее приободрить, он улыбнулся, обнажив ровные и белые зубы.  Теперь  он
был без тюрбана, волосы его  и  в  самом  деле  оказались  светлыми,  слегка
рыжеватыми, а глаза, осененные светлыми ресницами, сияли голубизной.
   ...Как странно, подумала она. Доселе она  уверена  была,  что  все  мавры
черноволосы и темноглазы, а вот же ведь... Пальчики  ее  принялись  медленно
расстегивать жемчужные пуговки кафтана. И  вот  последняя  жемчужинка  легко
выскользнула из шелковой петельки. Кафтан распахнулся.
   Взгляд калифа словно загипнотизировал девушку, она едва дышала.
   Прежде чем она успела сбросить с себя одежду, он своими руками  распахнул
шелковые  полы.  Кафтан  легко  соскользнул  на  пол  с   тихим   шуршанием.
Абд-аль-Рахман отступил на шаг и стал  внимательно  любоваться  изгибами  ее
изящного юного тела.
   - Где, во имя всех семи джиннов, этот пройдоха Донал  Рай  отыскал  столь
изумительное создание? - вырвалось у калифа.
   - Меня привез к нему норманн, викинг, - отвечала Зейнаб, изумленная  тем,
что не потеряла дара речи.  -  Он  совершил  набег  на  обитель,  куда  меня
отослали мои родичи...
   - Так ты была христианской монахиней?  -  голубые  глаза  устремились  на
грудь девушки, калиф с трудом удерживался, чтобы не прильнуть лицом  к  этим
нежным благоуханным холмам...
   - Нет, мой господин. Должна была бы стать,  но  я  успела  лишь  приехать
туда. В тот же самый день я стала добычей северянина, - объяснила Зейнаб.
   - Что за жестокое, слепое и бесчувственное существо  измыслило  для  тебя
такую участь? - в голосе калифа звучали  злобные  нотки.  -  Запереть  столь
прекрасную деву в монастырских стенах!  Быть  девственницей  до  конца  дней
своих! Но Аллах велик - ты попалась на глаза Доналу Раю!
   Зейнаб  рассмеялась,  не  удержавшись,  -  настолько   неподдельна   была
искренность калифа. Вне сомнений, он страстный человек...
   - У меня есть сестра-близнец, мой господин, - принялась она рассказывать.
- Мы похожи, словно две капельки родниковой воды, но она считалась  старшей.
Отец наш умер еще до нашего рождения. Мы были единственными  его  детьми.  В
силу обстоятельств было решено, что Груочь, сестра,  выйдет  замуж  за  сына
правителя, нашего соседа, а меня отошлют в обитель.  Так  порешили  в  самый
день нашего появления на этот свет, мой  господин.  Никто  не  в  силах  был
изменить нашей доли...
   -  Но  разве  нельзя  было  подыскать  и  для  тебя  мужа?   -   изумился
калиф...Аллах, какие волшебные волосы! Он  жаждал  ощутить  их  мягкость  на
своем обнаженном теле...
   - Это создало бы проблемы. Муж мой вправе  был  б