сорочке, чтобы помочь ему вымыться.
   Опустившись на колени рядом с лоханью, она взяла мыло,  обмакнула  его  в
горячую воду и начала медленными  круговыми  движениями  намыливать  широкую
грудь мужа. Оба хранили молчание. От груди Мэйрин перешла к  плечам  и  шее,
оттерла их от дорожной пыли и ополоснула чистой водой. Затем принялась  мыть
ему спину, опустилась до самых ягодиц и заставила его слегка приподняться.
   Кожа ее раскраснелась от пара, ткань  сорочки  прилипла  к  груди.  Соски
теперь были хорошо видны, и Жосслен возбудился еще сильнее от этого зрелища.
Мэйрин уже намылила его  мускулистый  живот  и  перешла  к  затвердевшему  и
напрягшемуся от желания мужскому орудию.
   - Не забудь про ноги, - стиснув зубы, напомнил ей Жосслен.
   - Ну что ты, разве я могу забыть?! - воскликнула Мэйрин и,  погрузив  обе
руки в лохань, намылила сначала одну его ногу, затем другую, а потом  игриво
потерла ступни и между пальцами ног.
   Жосслен уже готов был выпрыгнуть из воды и наброситься на нее, но  Мэйрин
его опередила, принявшись изо всех сил натирать мылом его грязную шевелюру.
   - Пощади! - взмолился он. - Чем тебе не угодила моя бедная голова?
   - Я должна позаботиться обо всех частях твоего тела, милорд, - с шутливой
чопорностью ответила Мэйрин и опрокинула ему на голову ведро теплой  воды  и
ведро холодной. - Вот теперь, - удовлетворенно проговорила она, -  ты  снова
можешь показаться в приличном обществе, Жосслен де Комбур!
   Мэйрин отступила от лохани. Жосслен с улыбкой поднялся на ноги,  взял  из
ее рук полотенце и вытерся насухо. В прихожей было прохладно, но, вернувшись
в  спальню,  Жосслен  обнаружил,  что   Мэйрин   предусмотрительно   закрыла
деревянные ставни на единственном окне и развела огонь в  небольшом  угловом
камине. В комнате стоял полумрак. Когда глаза Жосслена привыкли  к  тусклому
свету, он увидел, что Мэйрин уже разделась и  уютно  устроилась  на  широкой
кровати. - А теперь милорд, исполнив один свой супружеский долг и вымыв  вас
дочиста, я готова исполнить и другой, если вы того пожелаете.
   Взгляд Жосслена задержался на ее соблазнительном  теле.  Живот  ее  нежно
округлился от беременности; почему-то сейчас она  показалась  Жосслену  даже
более желанной,  чем  прежде.  Мэйрин  была  бесконечно  прекрасна,  и  даже
крошечное подозрение, все еще копошащееся где-то в закоулках  его  души,  не
могло бы погасить вспыхнувшую в нем страсть.
   Мэйрин лежала, опершись на локоть, и глядела на него, явственно  различая
в полутьме, какие чувства она вызывает в  своем  вновь  обретенном  супруге.
Фиалковые глаза ее остановились на его горделиво поднявшемся орудии, и она с
улыбкой спросила:
   - Или вы предпочтете на этот вечер какую-нибудь служанку, милорд?
   - О нет, колдунья моя! - с жаром возразил Жосслен и опустился рядом с ней
на кровать. Губы их встретились в нежном поцелуе. Бережно перевернув  Мэйрин
на спину, Жосслен стал ласково целовать ее  щеки  и  глаза,  ее  подбородок,
затем добрался до мочки уха и осторожно сжал ее зубами.
   Мэйрин  впервые  за  много  месяцев  почувствовала,  что   может   вполне
расслабиться.  Долгой  разлуки  словно  и  не  бывало.  Она   вздохнула   от
нахлынувшего на  нее  блаженства.  Жосслен,  услышав  этот  вздох,  тихонько
погладил ее по голове.
   - Для меня не существует других женщин, кроме тебя, колдунья, - прошептал
он ей на ухо. Губы его спустились по ее  плечу  к  груди,  ставшей  особенно
чувствительной от беременности. Он поцеловал напряженные маленькие  соски  и
принялся лизать их по очереди. Затем руки его легли ей на  живот  и  тут,  к
своему изумлению, Жосслен почувствовал слабое трепыхание ребенка.
   - А он уже здорово брыкается, этот малыш! - удивленно проговорил Жосслен.
   - Он должен быть сильным, любовь моя, - ответила Мэйрин, взглянув  ему  в
лицо.
   - Мы займемся любовью, - сказал Жосслен, - но только если это не повредит
ему.
   - Мы ведь не повредили Мод! Вообще я думаю, что наша любовь  для  ребенка
только полезна.
   Мэйрин  раздвинула  бедра,  и  Жосслен,  коснувшись  пальцами  ее   лона,
обнаружил, что она уже готова принять его. Он проник в нее со всей возможной
нежностью, и радостное выражение, появившееся на ее лице, едва не  заставило
его расплакаться от счастья. Ее  фиалковые  глаза  внезапно  показались  ему
огромными; всмотревшись, Жосслен заметил, что они тоже блестят от  слез.  Он
понял, что Мэйрин переживает их долгожданную встречу так же глубоко,  как  и
он. И они продолжали ласкать друг друга, пока не воспарили в  чудесный  мир,
ведомый лишь тем, кто познал любовь.
   Когда Мэйрин уснула, Жосслен еще долго глядел на нее  и  удивлялся  тому,
как он вообще мог усомниться в ее словах. Если она говорит, что  ребенок  от
него, - значит, он от него! И все же крошечная  тень  сомнения  не  покидала
его. Жосслен  сам  был  незаконнорожденным,  но  по  поводу  того,  кто  его
родители, ни у кого сомнений не возникало.  У  его  матери  не  было  других
мужчин, кроме Рауля де Рохана. Оборвав эти мысли,  Жосслен  твердо  приказал
себе забыть обо всех сомнениях. Это необходимо, иначе он потеряет свою жену,
а Мэйрин, как он еще раз убедился, значила для него больше, чем кто бы то ни
было в целом мире.

***

   Шотландский двор был не  настолько  изысканным  и  элегантным,  как  двор
короля Вильгельма, однако Жосслен обнаружил в  нем  своеобразное  грубоватое
очарование. Кроме того, начало становиться заметным влияние королевы: жены и
дочери придворных старались подражать изяществу и хорошим манерам  Маргарет.
Впрочем, мужчины, стоило им  ступить  за  порог  королевского  замка,  вновь
возвращались к прежним привычкам. Почти все лето Жосслен охотился с  Энгусом
Лесли и его друзьями на оленей и дичь или ловил лососей и форель.
   Каждый вечер он возвращался отдыхать, и Мэйрин купала его, как  и  в  тот
первый день. Вечера они проводили в большом зале, ужиная и общаясь с  новыми
друзьями, слушая диковинные наигрыши волынщиков, от которых даже  у  сильных
мужчин слезы наворачивались на глаза, и глядя на плясунов, исполнявших такие
старинные танцы, что подлинный смысл их уже давно затерялся где-то  во  мгле
столетий.
   При дворе короля был бард  -  невероятно  высокий  старик  с  белоснежной
гривой густых волос и голосом, чистым, как серебро.
   - А теперь милорд, исполнив  один  свой  супружеский  долг  и  вымыв  вас
дочиста, я готова исполнить и другой, если вы того пожелаете.
   Взгляд Жосслена задержался на ее соблазнительном  теле.  Живот  ее  нежно
округлился от беременности; почему-то сейчас она  показалась  Жосслену  даже
более желанной,  чем  прежде.  Мэйрин  была  бесконечно  прекрасна,  и  даже
крошечное подозрение, все еще копошащееся где-то в закоулках  его  души,  не
могло бы погасить вспыхнувшую в нем страсть.
   Мэйрин лежала, опершись на локоть, и глядела на него, явственно  различая
в полутьме, какие чувства она вызывает в  своем  вновь  обретенном  супруге.
Фиалковые глаза ее остановились на его горделиво поднявшемся орудии, и она с
улыбкой спросила:
   - Или вы предпочтете на этот вечер какую-нибудь служанку, милорд?
   - О нет, колдунья моя! - с жаром возразил Жосслен и опустился рядом с ней
на кровать. Губы их встретились в нежном поцелуе. Бережно перевернув  Мэйрин
на спину, Жосслен стал ласково целовать ее  щеки  и  глаза,  ее  подбородок,
затем добрался до мочки уха и осторожно сжал ее зубами.
   Мэйрин  впервые  за  много  месяцев  почувствовала,  что   может   вполне
расслабиться.  Долгой  разлуки  словно  и  не  бывало.  Она   вздохнула   от
нахлынувшего на  нее  блаженства.  Жосслен,  услышав  этот  вздох,  тихонько
погладил ее по голове.
   - Для меня не существует других женщин, кроме тебя, колдунья, - прошептал
он ей на ухо. Губы его спустились по ее  плечу  к  груди,  ставшей  особенно
чувствительной от беременности. Он поцеловал напряженные маленькие  соски  и
принялся лизать их по очереди. Затем руки его легли ей на  живот  и  тут,  к
своему изумлению, Жосслен почувствовал слабое трепыхание ребенка.
   - А он уже здорово брыкается, этот малыш! - удивленно проговорил Жосслен.
   - Он должен быть сильным, любовь моя, - ответила Мэйрин, взглянув  ему  в
лицо.
   - Мы займемся любовью, - сказал Жосслен, - но только если это не повредит
ему.
   - Мы ведь не повредили Мод! Вообще я думаю, что наша любовь  для  ребенка
только полезна.
   Мэйрин  раздвинула  бедра,  и  Жосслен,  коснувшись  пальцами  ее   лона,
обнаружил, что она уже готова принять его. Он проник в нее со всей возможной
нежностью, и радостное выражение, появившееся на ее лице, едва не  заставило
его расплакаться от счастья. Ее  фиалковые  глаза  внезапно  показались  ему
огромными; всмотревшись, Жосслен заметил, что они тоже блестят от  слез.  Он
понял, что Мэйрин переживает их долгожданную встречу так же глубоко,  как  и
он. И они продолжали ласкать друг друга, пока не воспарили в  чудесный  мир,
ведомый лишь тем, кто познал любовь.
   Когда Мэйрин уснула, Жосслен еще долго глядел на нее  и  удивлялся  тому,
как он вообще мог усомниться в ее словах. Если она говорит, что  ребенок  от
него, - значит, он от него! И все же крошечная  тень  сомнения  не  покидала
его. Жосслен  сам  был  незаконнорожденным,  но  по  поводу  того,  кто  его
родители, ни у кого сомнений не возникало.  У  его  матери  не  было  других
мужчин, кроме Рауля де Рохана. Оборвав эти мысли,  Жосслен  твердо  приказал
себе забыть обо всех сомнениях. Это необходимо, иначе он потеряет свою жену,
а Мэйрин, как он еще раз убедился, значила для него больше, чем кто бы то ни
было в целом мире.
   Шотландский двор был не  настолько  изысканным  и  элегантным,  как  двор
короля Вильгельма, однако Жосслен обнаружил в  нем  своеобразное  грубоватое
очарование. Кроме того, начало становиться заметным влияние королевы: жены и
дочери придворных старались подражать изяществу и хорошим манерам  Маргарет.
Впрочем, мужчины, стоило им  ступить  за  порог  королевского  замка,  вновь
возвращались к прежним привычкам. Почти все лето Жосслен охотился с  Энгусом
Лесли и его друзьями на оленей и дичь или ловил лососей и форель.
   Каждый вечер он возвращался отдыхать, и Мэйрин купала его, как  и  в  тот
первый день. Вечера они проводили в большом зале, ужиная и общаясь с  новыми
друзьями, слушая диковинные наигрыши волынщиков, от которых даже  у  сильных
мужчин слезы наворачивались на глаза, и глядя на плясунов, исполнявших такие
старинные танцы, что подлинный смысл их уже давно затерялся где-то  во  мгле
столетий.
   При дворе короля был бард  -  невероятно  высокий  старик  с  белоснежной
гривой густых волос и голосом, чистым, как горный воздух. Звали  его  Сесайд
Мак-Кэмбел, и когда он начинал петь сказания о минувших днях,  о  выигранных
битвах и утраченной любви, все в зале умолкали, как по волшебству.
   Новорожденный сын короля, Эдуард, оказался крепким  и  здоровым,  и  весь
двор разделял радость Малькольма Кенн Мора и его  супруги.  Маргарет  родила
легко и теперь  хотела  еще  детей.  Они  по-прежнему  оставались  с  Мэйрин
подругами, и королева пообещала Мэйрин, что будет рядом с ней во время родов
так же, как Мэйрин находилась рядом с Маргарет. Мэйрин и  Жосслен  понимали,
что их ребенок родится в Эдинбурге,  поскольку  торжества  в  честь  свадьбы
Кристины завершатся не раньше конца августа.
   Энгус Лесли не уставал благодарить Мэйрин за  то,  что  она  помогла  ему
набраться смелости для ухаживания за Кристиной. Как Мэйрин и  предсказывала,
он  быстро  влюбился,  а  ответная  пылкая  любовь  светловолосой  принцессы
подарила ему такое счастье, что он не ходил, а летал над землей. Мэйрин тоже
была счастлива видеть такую прекрасную пару, и к этому  добавлялась  радость
от воссоединения с Жоссленом.
   Королевская свадьба принесла много радости и  всему  шотландскому  двору.
Погода в том августе выдалась ясной и теплой.
   - Начинается сезон охоты на куропаток, - сказал Энгус во время свадебного
пира. - Поехали с нами в Гленкирк, а, Жосслен?
   - Я бы с радостью, Энгус! Но скоро родится ребенок, а как  только  Мэйрин
оправится, мы должны вернуться в Англию. Мне уже давно пора снова приступить
к строительству крепости, а Мэйрин беспокоится  о  Мод.  Наша  девочка  уже,
наверное, совсем ее забыла. Нас здесь удерживает  только  одно  дело.  Когда
закончатся торжества, король назначит дату для моего поединка с Эриком.
   - Ты знаешь, ему разрешили тренироваться под надзором, - сказал Энгус.
   - Знаю. Это я попросил короля предоставить ему такую  возможность.  Я  не
хотел бы сражаться с  человеком,  который  несколько  месяцев  просидел  без
движения в темном подвале. Это было бы бесчестно.
   - А разве  честно,  милорд  де  Комбур,  похищать  жениха  у  невесты?  -
Принцесса Кристина незаметно подошла к ним и взяла Энгуса за руку. Она  была
очень миловидной, а сегодня - особенно. На  ней  было  свадебное  платье  из
золотой парчи,  а  в  светлые  косы  вплетены  нитки  жемчуга.  Энгус  Лесли
поцеловал невесту в лоб.
   - Обещаю никогда не забывать о тебе впредь,  моя  малышка,  -  с  любовью
проговорил он.
   Жосслен улыбнулся и покинул молодоженов,  отправившись  на  поиски  своей
жены. Мэйрин сидела рядом с королевой. В последние дни она так  и  сияла  от
счастья,  предчувствуя  скорое  рождение  сына.  Подойдя  к   ней,   Жосслен
наклонился и поцеловал ее в золотисто-рыжую макушку.
   -  Из  тебя  получилась  превосходная  сваха.  В  жизни  не  видел  более
счастливой пары!
   - Кроме нас с тобой, - ответила она, взглянув на него с лукавой улыбкой.
   - Пути Господни неисповедимы,  не  так  ли?  -  проговорила  королева.  -
Интересно, если бы не Мэйрин, смогли бы мы заметить, что Кристина влюблена в
Энгуса Лесли? Боюсь, что она, подобно  мне  самой  когда-то,  продолжала  бы
считать, что создана для монастырской жизни, и на том бы все и кончилось.
   - Глядя на малыша Эдуарда, который так и  пышет  жизнью  и  здоровьем,  -
отозвалась Мэйрин, - я понимаю, что ваш брак  с  королем  действительно  был
предопределен самим Господом.
   - Кто это тут говорит о короле? - воскликнул Малькольм Кенн Мор,  подходя
к собеседникам.
   - Мы говорили о воле Божьей и о том, что провидение даровало нам  великое
счастье за то, что мы внимали слову Божьему и повиновались ему,  -  ответила
королева.
   - Думаете, что я - орудие Господа? - усмехнулся король. -  Допускаю,  что
орудие у меня действительно  божественное,  но  я  никогда  не  считал,  что
исполняю Божью нолю. Но, быть может, я ошибался.
   - Милорд! - Королева смущенно вспыхнула и с упреком проговорила:
   - Не кощунствуйте! Иначе Господь накажет вас за эти  безрассудные  слова.
Уверяю, вам это не понравится.
   - Боже упаси! - со смехом ответил  король.  Но  затем  он  посерьезнел  и
обратился к Жосслену:
   - Нам с вами надо поговорить насчет Эрика. Вы по-прежнему  хотите  решить
дело поединком?
   - Да, милорд.
   - Что ж, так тому и быть, Жосслен де Комбур. Вы сразитесь с вашим  врагом
первого сентября. Вас это устраивает?
   - Да, - ответил Жосслен. - Чем раньше, тем  лучше.  Нам  уже  давно  пора
возвращаться в Эльфлиа.
   - Если ты выйдешь победителем  и  не  получишь  тяжелых  ранений,  то  мы
отправимся в путь через несколько дней после сражения, - сказала Мэйрин.
   - Но как насчет ребенка? Не опасно ли это? Я думал,  ты  хочешь  остаться
здесь до самых родов!
   - Ребенок должен родиться в  конце  месяца.  Если  даже  мы  будем  ехать
медленно и осторожно, то, по-моему, все равно успеем  добраться  до  Эльфлиа
вовремя. Я предпочла бы воспользоваться случаем, Жосслен, и родить дома.
   - Ладно, поживем - увидим, - отозвался Жосслен. - Не хотелось бы  все  же
подвергать тебя лишней опасности.
   Мэйрин была рада, что Жосслен так заботится о ней и о ребенке. Но никакой
серьезной опасности для них не было. Куда  больше  Мэйрин  тревожила  сейчас
жизнь Жосслена. Поединок с Эриком будет пеший, поскольку противник  Жосслена
не обучен  сражаться  верхом.  Конные  поединки  в  Англию  принесли  только
нормандцы, а до тех пор бои были пешими. Итак, Жосслен и Эрик  встретятся  в
рукопашном бою на мечах - до смерти одного из противников.
   - Я не хочу, чтобы ты смотрела на наш поединок, -  сказал  Жосслен  своей
жене накануне сражения.
   - Ты считаешь, что я не смогу гордо стоять  и  смотреть,  как  ты  будешь
убивать нашего врага?! - возмущенно спросила Мэйрин.
   - Ты скоро родишь. Ты ведь еще ни разу не видела поединка, верно?
   Мэйрин покачала головой.
   - Нет.
   - Это будет бой не на жизнь, а на смерть,  Мэйрин.  Это  не  турнир,  где
бойцы затупляют оружие, чтобы предотвратить тяжелые ранения.  И  я,  и  Эрик
выйдем на поле боя, зная, что вернется лишь один из нас.  Впрочем,  если  я,
упаси Боже, проиграю этот поединок, то  Эрику  все  равно  не  жить:  король
Малькольм казнит его.
   - Тогда какой смысл тратить время и силы на сражение, Жосслен?
   - Мы уже говорили об этом, Мэйрин. Я должен отомстить за  оскорбление.  А
Эрик хочет убить меня, чтобы я не получил тебя - так же, как и он.
   Мэйрин пожала плечами и воскликнула:
   - Мужчины так глупы! Но, как сказала бы  королева  Маргарет,  Господь  не
оставил нам, женщинам, другого выбора.
   Жосслен рассмеялся и обнял ее.
   - Не беспокойся, колдунья моя. В этом деле Господь  на  моей  стороне.  Я
выйду победителем.
   Мэйрин раздраженно высвободилась из его объятий.
   - Я прослежу, чтобы Лойал как следует подготовил все твое  снаряжение,  -
сказала она, выходя из комнаты.
   - Она боится,  -  заметил  Дагда,  стоявший  неподалеку  и  слышавший  их
разговор.
   - Я не хочу, чтобы она смотрела на нас завтра.
   - Жаль, что вам не удалось отговорить ее, милорд. Но завтра  вам  следует
забыть о ней и сосредоточиться на сражении. Нельзя, чтобы тревога за  Мэйрин
помешала вам убить этого негодяя. Иначе вы можете погибнуть.
   Жосслен кивнул.
   - Я знаю, - ответил он. - Но все равно не проиграю этот бой. Даже если  я
погибну, то прежде убью его.
   - Не говорите о смерти, милорд. Это дурная примета. Завтра вы встретитесь
в поединке с Эриком и убьете его быстро и спокойно.
   Эту ночь Мэйрин провела без сна. Она беспокойно  расхаживала  взад-вперед
по комнате; наконец, почувствовав, что не может больше оставаться в  четырех
стенах, накинула плащ и отправилась  в  часовню.  Опустившись  на  колени  и
ощутив  величавую  безмятежность  этого  священного   места,   она   немного
успокоилась. Эту часовню - небольшое помещение в  башне  замка  -  приказала
устроить Маргарет. Убранство здесь было скромным: каменные  стены  и  резной
дубовый алтарь, на котором сейчас горели  свечи  из  чистого  воска  в  двух
золотых подсвечниках. Перебрав четки, Мэйрин подняла голову и заметила,  что
она не одна: рядом с ней стоял исповедник королевы, отец Тургот. - Не хотите
ли, чтобы я помолился вместе с вами, миледи Мэйрин? - спросил священник. Это
был суровый человек, но с добрым сердцем.
   - Да, пожалуйста! - ответила Мэйрин, и отец Тургот опустился на колени.
   Окончив молитву, священник спросил:
   - Не хотите ли исповедаться, миледи?
   - О да! - воскликнула Мэйрин, польщенная этим предложением:  обычно  отец
Тургот  не  выслушивал  ничьи  исповеди,  кроме  королевских.  Внезапно  она
сообразила, что со времени своего приезда в Эдинбург еще ни разу не была  на
исповеди. Что подумает о ней отец Тургот?! Вложив ладони в руки  священника,
она начала свой рассказ; даже если отец Тургот и был удивлен,  он  не  подал
виду.
   Выслушав Мэйрин, он рассудительно проговорил:
   - Ваш грех невелик, миледи, а страданий на вашу долю выпало много.  Я  не
мог бы наложить на вас более тяжкой епитимьи, чем  те  мучения,  которые  вы
испытываете сейчас, страшась за вашего супруга,  которому  завтра  предстоит
защитить свою и вашу честь. - Положив ладонь на склоненную голову Мэйрин, он
благословил ее и добавил: