о.
   Но будет ли? Адмирал ничего не мог понять. Что же все-таки происходит?

***

   Вся потрепанная  команда  "Энтерпрайза"  выстроилась  на  главной  палубе
корабля в ожидании адмирала Морроу.
   - Смир-р-рно!
   Проиграла торжественный  марш  труба,  и  на  борт  "Энтерпрайза"  ступил
широкоплечий мужчина. За инспектором плелся адъютант.
   - Добро пожаловать на борт "Энтерпрайза", адмирал!
   Морроу обнял Кирка за плечи и сердечно произнес:
   - Рад видеть вас дома, Джим. Поздравляю с окончанием миссии.
   Адмиралы пожали друг другу руки  и  вновь  замерли  в  крепких  объятиях.
Морроу был первым непосредственным командиром Кирка и  немало  способствовал
его продвижению по служебной лестнице.
   - Спасибо, сэр, - поблагодарил капитан "Энтерпрайза", как  только  Морроу
выпустил его из объятий, и, чтобы преодолеть некоторую неловкость, спросил:
   - Я полагаю, вы к нам не только из-за формальностей?
   По экипажу  пронесся  легкий  смешок.  Среди  штабистов  Звездного  флота
адмирал Морроу слыл большим либералом и чревоугодником.
   - Вольно! - зычно отдал Морроу команду и неожиданно спросил:
   - А где же доктор Маккой?
   - Несколько.., нездоров, сэр, - замявшись, ответил Кирк.
   - А-а... - с сожалением протянул Морроу. - Жаль. Ну что ж... Командование
оценило ваш труд.., в таких, в общем-то, трудных условиях! Все  вы  получите
поощрения и, самое главное, дополнительный отпуск!
   Члены экипажа встретили слова инспектора с нескрываемым ликованием.
   - Я хотел сказать, отпуск получает вся  команда..,  за  исключением  вас,
мистер Скотт. Вы переходите на "Эксельсиор". Можете приступать завтра же.
   - Завтра никак нельзя, адмирал, - неожиданно заявил Скотта.  -  Я  считаю
нужным понаблюдать за ходом  ремонтных  работ  на  "Энтерпрайзе".  Если  вы,
конечно, не возражаете.
   - Не вижу в этом никакой необходимости, мистер  Скотт.  Справятся  и  без
вас, - неожиданно сухо ответил Морроу.
   - Но, сэр, никто не знает этот корабль лучше меня. Ремонт потребует моего
опыта, - упирался Скотти, поглядывая на Кирка. - Надо очень много сделать...
Боюсь, на это потребуются месяцы...
   - В том-то и дело, мистер Скотт. А "Эксельсиор" не может ждать.
   - Ну, ради вас я постараюсь ускорить ремонт. Лишь бы...
   - Вы просто не представляете, о чем просите.
   - Но неужели "Эксельсиор" не может подождать хотя бы несколько недель?! -
перейдя все границы, воскликнул Скотти.
   - Я могу вам позволить остаться и пронаблюдать за работами...
   - Я был бы вам чрезвычайно благодарен.
   - Но  единственное,  что  от  вас  потребуется,  -  это  пронаблюдать  за
демонтажем корабля.
   Джеймс Кирк побледнел. Из строя послышались недовольные выкрики.
   - Извините, мистер Скотт, - продолжал Морроу, - но  ремонт  "Энтерпрайза"
не предусмотрен.
   - Но так же нельзя! - вспылил Скотти.
   - Адмирал, я тоже ничего не понимаю, -  поддержал  бортинженера  Кирк.  -
"Энтерпрайзу"...
   - Двадцать лет, Джим, и ты это знаешь. Его век окончен, -  инспектор  был
искренен в своем сожалении и с трудом выдавливал из  себя  каждое  слово.  -
Корабль отжил свое и поэтому обречен. Идя навстречу  твоим  требованиям,  мы
сделали из него тренировочную базу для  стажеров.  Однако  после  последнего
задания... Полно. Достаточно посмотреть на "Энтерпрайз",  чтобы  понять,  во
что он превратился после этой миссии.
   - Но вы даже не осмотрели его! - вновь  возмутился  Скотт.  -  По  одному
внешнему виду нельзя отправлять корабль на  металлолом!  Неужели  невозможно
выделить средства и материалы, чтобы заняться серьезным ремонтом?!
   - Мистер Скотт, компетентные органы провели тщательный анализ и пришли  к
выводу, что проще и дешевле переплавить  "Энтерпрайз",  чем  заниматься  его
ремонтом. Поймите, наконец, что корабль стал убыточным.
   - Убыточным?! - продолжал возмущаться Скотт. - Да что вы...
   - Скотти... - прервал его Кирк. Бортинженер хотел было возразить еще, но,
увидев недовольный взгляд капитана, осекся.
   -  Скотти,  -  тихо  произнес  Кирк,  -  придется  тебе  перебраться   на
"Эксельсиор"...
   - Ни за что! -  отрезал  Скотт.  -  Неужели  вы  не  понимаете?!  Это  же
невозможно!
   - В самом деле? - жестко спросил Морроу, сразу охладив пыл Скотти. Он  не
привык, что его приказы обсуждаются, а тем более не выполняются.
   - Тело моего племянника до сих пор  на  борту  "Энтерпрайза",  -  упавшим
голосом напомнил Скотт. - Я должен отвезти его домой, к матери. Питера  надо
похоронить.
   - Понимаю, - смягчился Морроу. - Конечно,  надо  проводить  племянника  в
последний  путь...  Но,  мистер  Скотт,  двигатели   "Эксельсиора"   требуют
предварительных испытаний. Вы управитесь с похоронами в один день?
   - Не могу обещать. И не  буду.  Есть  вещи,  которые  важнее  космических
кораблей. Семья, например. Сожалею, если вы этого не понимаете.
   Бросив прощальный взгляд на адмиралов,  Скотт  поспешил  к  выходу.  Кирк
взглядом проводил своего бортинженера, а затем повернулся к Морроу.
   - Адмирал, я настаивал бы на повторной миссии "Энтерпрайза" по  программе
"Генезис".
   - Что?! - воскликнул инспектор. - С какой стати?
   - Это естественное желание, адмирал Морроу. Надо вернуться  и  продолжить
дело, начатое доктором Маркус и ее группой. Кстати, таково же мнение и самой
доктора Маркус.
   - Об этом не может быть и речи. Программа "Генезис" закрыта.
   - Можно спросить, почему?
   - Джим... - вздохнул Морроу. - В ваше отсутствие "Генезис"  стал  яблоком
раздора.  Пока  Федеральный  Совет  не  выработает  единой   политики,   вам
запрещается даже дискутировать о программе. Считайте, что  на  нее  наложено
табу.
   Выражение лица Морроу не  оставляло  никаких  сомнений  в  его  решимости
покончить не только с разговорами, но даже с мыслями о  возобновлении  работ
по проекту "Генезис".
   - Разойдись, - негромко и обреченно приказал Кирк.
   Задумавшись, Зулу приотстал от остальных членов экипажа "Энтерпрайза".  У
него не было ни желания, ни причин немедленно отправляться  в  отпуск.  Все,
чего он сейчас хотел,  -  вернуться  на  "Эксельсиор".  В  последнюю  миссию
"Энтерпрайза" рулевой отправился исключительно по своей инициативе, чтобы не
терять практики.
   - Полковник Зулу... - окликнул его Морроу.
   - Да, сэр, - обернулся рулевой.
   - Куда, если не секрет, вы отправляетесь?
   - На "Эксельсиор", сэр. Я и так уже опоздал на несколько дней.
   - Не могли бы вы на некоторое время присоединиться к нам, мистер Зулу?
   Тон  Морроу  был  таким  настойчивым   и   уверенным,   что   ответ   мог
подразумеваться только однозначный.
   - Если вам не трудно... - добавил инспектор.
   - Конечно, сэр, - согласился Зулу, пытаясь отогнать дурные предчувствия.
   Морроу не проронил ни слова до  тех  пор,  пока  с  группой  офицеров  не
транспортировался  в  штаб-квартиру  Звездного  Флота.  К  удивлению   Зулу,
инспектор неожиданно попрощался со всеми, а его жестом попросил проследовать
дальше. Зулу ждал хоть каких-нибудь объяснений, но  Морроу  упрямо  сохранял
молчание.
   Наконец адмирал ввел гостя в свой кабинет и закрыл за собой двери.
   - Пожалуйста, присаживайтесь,  полковник,  -  пригласил  инспектор.  Зулу
подчинился.
   - Я ценю ваше терпение, - начал Морроу. - Я оказался в весьма  деликатной
ситуации и надеюсь, что вы поможете мне из нее выбраться.
   Зулу внимательно, не перебивая, слушал адмирала.
   - Как много вы знаете о "Генезисе"? - спросил Морроу.
   - Знаю, кто создал его. Знаю, на что он способен. Я знаком с результатами
работы прибора.
   Зулу было известно много технических деталей. Хоть он  никогда  не  видел
воочию работу Кэрол Маркус и ее товарищей,  ему  были  известны  все  факты,
доступные тем, кто не принимал непосредственного участия в  эксперименте  по
проекту  "Генезис".  Естественно,  Зулу  не  мог  не  вспомнить  виноград  и
некоторые  другие  полезные  растения,  в  одночасье  появившиеся  на  борту
"Энтерпрайза".
   - Вы знаете, какой резонанс был здесь, на Земле?
   - Нет, сэр.
   - Шумиха была неимоверная, - сообщил Морроу. - Назревает расследование на
федеральном уровне. Боюсь, я должен буду допросить каждого, кто находился на
борту "Энтерпрайза" во время этой.., злополучной  миссии.  Каждому  придется
объяснить свои действия во время.., как бы точнее  выразиться..,  инцидента.
Надеюсь, никому это не повредит.., кроме вас.
   Зулу вскочил с места, едва сдержав возглас негодования.  Он  понял,  куда
гнет адмирал.
   - Пожалуйста, присядьте, полковник, - Морроу жестом показал на кресло.
   - Вы хотите  сказать,  что  пересмотрено  мое  назначение?  -  не  приняв
приглашения, холодно спросил Зулу.
   - К сожалению, да.
   - Насколько долго?
   - Я искренне надеюсь, что ненадолго, полковник. Может быть, на  несколько
месяцев, пока не уляжется весь этот шум.
   Зулу взял себя в руки. Он понимал, что протестовать  бесполезно  -  можно
лишь навредить самому себе, - Слишком много факторов... - задумчиво  заметил
адмирал. - Инцидент с "Генезисом" принес нам неисчислимые и трудноразрешимые
проблемы. Нет, мы не виним ни  экипаж  "Энтерпрайза",  ни  сам  корабль.  Но
"Эксельсиор" не может вечно стоять на приколе. Руководство решило,  что  его
пробный полет должен пройти по графику. Пока вы  будете  заняты  здесь,  вас
заменит полковник Стайлс.
   - Понимаю, - обреченно кивнул  Зуду.  Что  толку  теперь  сопротивляться,
кричать, суетиться?.. Да  и  при  чем  тут  адмирал,  если  решение  принято
вышестоящими органами? Зулу понимал, что после того, как Стайлс  поуправляет
"Эксельсиором" и отличится на этом поприще, он не отдаст корабль уже никому.
   Все это понимал и Морроу, сочувственно глядя на несостоявшегося капитана.
   - Полковник, после того, как вся эта  суматоха  утихнет,  я  обещаю,  что
Звездный Флот обязательно вернется к вашей проблеме. Если не  будет  никаких
неожиданностей, то ваше терпение и  готовность  сотрудничать  с  нами  будут
вознаграждены.
   Зулу усмехнулся: вряд ли в ближайшем будущем появится корабль, похожий на
"Эксельсиор". Потерять его однажды - значит потерять его навсегда Разговор о
том, что все будет наверстано и исправлено, все обещания  адмирала  казались
Зулу столь необоснованными и абсурдными, что он  едва  сдержался,  чтобы  не
вспылить.
   - Боюсь, я не дождусь вашего  вознаграждения,  адмирал,  -  саркастически
заметил Зулу.
   Не зная, как расценить слова собеседника, Морроу нахмурился. Зулу не стал
ждать реакции адмирала на свои последние слова и, не прощаясь, направился  к
выходу из кабинета.

***

   Открыв глаза, Данна Стюарт не сразу  сообразила,  что  находится  в  доме
матери. За окном занимался рассвет. Данна с  удовольствием  вдохнула  аромат
свежего сена, только что скошенного в поле за  лошадиным  выгоном.  Какая-то
пичуга, вдохновленная полной луной и пропевшая всю ночь, наконец-то умолкла.
   Данна отбросила одеяло и, позевывая, нырнула в тонкий шелковый  халат.  В
комнате ощущалась приятная прохлада. Построенные  пятьсот  лет  назад  стены
материнского дома  имели  толщину  никак  не  меньше  метра,  они  прекрасно
защищали от сырых холодных зим, обычных для Северной  Шотландии,  и  служили
препятствием для неожиданной жары этого лета.
   Сладко потянувшись, Данна направилась к  распахнутому  окну.  Под  босыми
ногами тоненько заскрипел  пол.  Из  окна  открывался  удивительный  вид  на
живописную долину.
   Данна облокотилась на метровой ширины подоконник  и  взглянула  на  небо.
День сегодня предвещал быть прохладным  и  солнечным.  В  такие  дни  хорошо
мечтать и радоваться жизни, но Данну занимали далеко не веселые мысли.
   Предутренняя заря осветила всю долину. На траву легла  серебристая  роса.
От дома к ручью бежала узкая тропка, по которой сейчас медленно брел  старый
пони.
   Данна вспомнила, как на каникулах она часто вот так же выглядывала в окна
на заре и упивалась острым ароматом луговых цветов и свежескошенного сена, а
ее маленький босоногий брат, оседлав своего  Стара,  уже  галопом  гонял  по
окрестным полям. Среди домочадцев наступал переполох, и вскоре противного  и
сопротивлявшегося мальчишку вносили в дом.
   Данна грустно улыбнулась при воспоминании, как ей приходилось, прячась от
приставаний брата, украдкой убегать к поджидавшим за  перелеском  товарищам.
Когда Питер вырос настолько, чтобы понимать ее, они стали большими друзьями,
и часто брат, открыв рот, слушал ее рассказы о Звездном флоте.
   "Бедный мальчик, - думала Данна. - Бедный братишка... Нам было так хорошо
вместе... Почему я так мало общалась с тобой, часто смотрела свысока и пошла
своим путем? Питер, прости меня, пожалуйста..."
   Данна взглядом нашла пони. Тропинка уже привела его на вершину недалекого
холма. Пони был старым и упрямым. Когда-то он резво бежал по  тропинке,  что
бы встретить Питера, возвращавшегося из школы. Гнедая спина преданного  пони
была украшена несколькими белыми звездочками-отметинами.
   Данна спустилась по крутой скрипучей лестнице на первый этаж и,  взяв  на
кухне морковку и кусок хлеба, вышла из дома.
   Холодная роса, сверкающая  в  лучах  взошедшего  солнца,  обжигала  ноги.
Тропинка бежала вдоль ограды выгона, затем повернула к холму.  Вскоре  Данна
догнала старого пони. Преданный Стар остановился и поднял на  нее  глаза,  в
которых  сквозило  удивление.  Данна  протянула  пони   лакомства.   Мягкими
подвижными губами Стар осторожно взял кусок хлеба, проглотил его и потянулся
за морковкой.
   Данна  потрепала  старого  любимца  по  холке.   Когда-то   на   тропинке
показывалась фигурка Питера, и тогда пони и  мальчик,  весело  размахивающий
портфелем, бежали навстречу друг другу.
   "Бедный старый  пони...  -  Данна  посмотрела  в  преданные  умные  глаза
животного. - Счастливчик... Ты  не  знаешь,  что  Питер  больше  никогда  не
возвратится домой. Может быть,  ты  когда-нибудь  даже  забудешь  о  нем..."
Погладив пони в последний раз, Данна погнала  любимца  домой.  Роса  еще  не
высохла. В окнах родного дома  отражалось  яркое  солнце.  На  коньке  крыши
отдыхал аист.
   На кухне Данна налила  себе  чашку  горячего  кофе  и  сделала  несколько
сэндвичей, хотя и не чувствовала голода. С той минуты, когда она услышала  о
гибели брата, аппетит совершенно пропал и приходилось есть через силу.
   Из соседней комнаты доносился тяжелый запах сырой глины  и  острый  запах
озона.  Данна  задумчиво  провела  пальцем  по  краям  чашечки  кофе.   Свои
скульптуры и художественную посуду мать всегда посылала в город, где  работы
обжигали в специальной  радиоактивной  печи,  а  затем  покрывали  глазурью,
придавая им нужный цвет. Но вещи, предназначенные для использования в  быту,
мать обжигала в своей лаборатории традиционным способом - в обычной печке.
   Когда Данна  надолго  покидала  дом,  мать  проводила  за  своим  любимым
занятием целые дни и ночи. Скульптура и  гончарное  искусство  наполняли  ее
жизнь и отвлекали от грустных мыслей.  Иногда  Данна  заходила  к  матери  в
кабинет, и тогда они часами без умолку болтали о Питере и обо всем на свете.
Но теперь, в эти черные дни, Данна не решалась потревожить покой матери.
   Неожиданно с улицы донесся короткий воющий звук. Он был знаком Данне,  но
никогда не раздавался в материнском доме.
   Из города в эти края Данна обычно  добиралась  поездом  или  автомобилем,
хоть    и    могла    воспользоваться    чудом    высокой    технологии    -
лучом-траспортатором. Но кроме того, что такой способ был чрезвычайно дорог,
он казался Данне еще и безумно скучным. Разве  можно  забыть,  как  в  груди
замирает сердце от бешеной скорости автомобиля, или острое чувство  радости,
когда поезд медленно ползет мимо знакомых с детства перелесков?!
   Данна не сомневалась, что это был звук  транспортатора.  Вскоре  в  дверь
громко постучали. Открыв  ее,  Данна  увидела  на  пороге  дядю,  Монтгомери
Скотта.
   - Тс-с... Тише, дядя, - приложив палец к губам, попросила она. - Мама еще
спит. Разве ты не знаешь, который час?
   - Честно говоря, нет, - признался гость. - Мне как-то не пришло в  голову
взглянуть на часы.
   - Еще рассвет...
   Тридцать лет полетов на кораблях начисто выбили из  головы  Скотта  такие
понятия,  как  "рассвет"  и  "высота  солнца".  Хоть  корабельный  уклад   и
подчинялся строгому распорядку, но  время  было  скорее  символом,  условным
понятием для поддержания естественного биологического ритма там, где нет  ни
рассветов, ни закатов.
   Скотт стоял  на  пороге  и  выжидающе  смотрел  на  племянницу,  которая,
задумавшись, глядела куда-то вдаль.
   Данне  нравилось,  что  фасадом   дом   был   обращен   на   деревню,   а
противоположной стороной - на  пасторальные  ландшафты.  Деревня  потихоньку
оживала. Вот один из соседей проехал на  велосипеде  на  свою  ферму.  Данна
знала всех в деревне. Она родилась  здесь,  привыкла  к  здешней  тишине,  и
друзья по Академии, часто наезжавшие к сокурснице, не находили в этом ничего
удивительного.
   - Ну? - прервал неловкое молчание Скотт. - Ты так и  собираешься  держать
меня на улице в одной майке с короткими рукавами?
   - Извини за мой внешний вид, - опомнилась Данна, - и за невоспитанность.
   - Так и думал, что нужно было транспортироваться прямо в дом, - проворчал
Скотт.
   Данна  недоуменно  взглянула  на  дядю:  неужели   он   не   знает,   что
транспортироваться внутрь частного дома, будь это дом  даже  родной  сестры,
просто неприлично?
   Сделав шаг в сторону, Данна пропустила гостя вперед.
   Скотти проследовал сразу на кухню и, равнодушно  посмотрев  на  кофейник,
спросил:
   - А чая у тебя нет?
   - Ты знаешь, где он находится, - произнесла Данна, сев в кресло и положив
ногу на ногу. - А если не помнишь, значит, совсем забыл этот дом.
   - У меня нет настроения препираться с тобой, милая девочка,  -  уязвленно
ответил Скотти.
   Данна передернула плечами. По чину она была лишь  на  одну  ступень  ниже
Скотти и считала, что к ней надо относиться как к равному коллеге по работе,
а не как к подчиненной по рангу.
   - Мы сейчас не на службе, - заявила Данна, - а гости в доме моей  матери,
поэтому будем вести себя мирно.
   Пожав плечами, Скотт сел в кресло, так и не приступив к  поискам  чая.  В
неловком молчании прошло несколько минут.
   Наконец Скотт спросил:
   - Когда же похороны, племянница?
   - Сегодня в десять часов, - по-прежнему сухо ответила Данна.
   - Родственники вновь погрузились в  молчание.  Данна  была  уверена,  что
любая сказанная ею фраза непременно заденет самолюбие дяди.
   К удивлению обоих, они никогда не ладили между собой. Однажды дело  дошло
до того, что родственники не разговаривали  друг  с  другом  несколько  лет.
Данна так и не смогла забыть, что дядя Монтгомери был против ее  поступления
в Академию, считая ее испорченной и  недисциплинированной.  "Ты  никогда  не
достигнешь успеха", - как-то сказал он. Однако племянница  достигла  успеха,
но Скотт упорно не желал этого признавать. О своей не  правоте  он  даже  не
заикался.  Данне  казалось,  что  дядя  спит  и  видит,  как  она   провалит
какое-нибудь задание.
   Спасительно  замигала  видеопочта.  Вскочив  с  кресла,  Данна  стремглав
бросилась к красному аппарату-ящику, который  висел  на  стене.  Видеописьмо
было адресовано ей, что казалось удивительным: о ее  точном  местонахождении
знал лишь Хантер, ее непосредственный начальник. Хмыкнув, Данна  достала  из
ящика кассету и вставила ее в специальную прорезь.
   На экране появилось изображение женщины, которую Данна никогда не видела,
но которую сразу же узнала: Питер  в  своих  письмах  не  единожды  описывал
лейтенанта  Саавик.  Лейтенант   оказалась   даже   красивее,   чем,   Данна
предполагала, и, производила впечатление развитой и интеллигентной женщины с
сильным, волевым характером. Данна поняла, почему брат так много  и  охотно,
писал о своей коллеге.
   - Простите, пожалуйста, за мое  вторжение,  -  н