то, что думаю, - ответил Спок и направился к дверям.
   Схватив сумку, доктор бросился за ним, на ходу возражая:
   - Я не верю этому, Спок. Он - последний человек в Галактике...
   - Доктор, он - первый человек в Галактике! - Спок остановился так  резко,
что доктор чуть не ткнулся лбом в  его  широкую  спину.  -  И  всегда  будет
первым. Он попирал и будет попирать звезды своими ногами, а на  исследование
космоса собственной души у него никогда не будет времени. Так  займитесь  вы
этим, вспомните, что он потерял: любовь, друзей, уничтоженных врагов. Он  не
однажды стучался в двери рая и они ему открывались, но запретного  плода  он
так и не попробовал. Что, если однажды он решится  вкусить  его?  -  спросил
Спок и, не дожидаясь ответа, зашагал в сторону капитанского мостика.

Глава 4

   По дороге на капитанский мостик  Кирк  вдруг  почувствовал  непреодолимое
желание побыть одному, не в обществе Спока и Маккоя, при  всяком  удобном  и
неудобном случае старавшихся забраться ему в душу. Кроме того, он чувствовал
себя непомерно усталым и знал, что стоило ему присесть или прилечь  хотя  бы
на мгновение, он уже не сможет встать. На приведение себя в порядок  у  него
было, по крайней мере, целых десять минут; за  это  время  корабль-разведчик
сядет на планету, а Ухура засечет его координаты.
   - Бассейн номер один, - сказал он, войдя в лифт, приняв  неожиданное  для
себя решение. В считанные секунды лифт доставил его  в  бассейн  спортивного
зала, предназначенного исключительно для членов экипажа корабля. Но  вопреки
уставу, сюда иногда допускались именитые пассажиры.
   Сейчас, правда, посол и  его  люди  надежно  охраняются  кодовым  замком,
который  применялся  лишь  в   исключительных   случаях,   когда   возникала
необходимость  оградить  экипаж  от  контактов  с   враждебно   настроенными
существами. Именно такие существа, по мнению капитана, и  находились  сейчас
на борту его корабля. В бассейне никого не было. Раздевшись,  он  встал  под
воздушно-музыкальный  поток,  официально  гарантировавший   даже   оживление
мертвых, и началась программа  оздоровления.  Мягкий,  удивительно  приятный
голос настойчиво убеждал его в том, что  он  чувствует  себя  хорошо,  очень
хорошо, намного лучше, чем минуту  назад,  а  сладкая  музыка,  действуя  на
подсознание,  должна  была  усиливать  воздействие  голосом,   гарантировать
оздоровление.
   Но голос не убеждал, а музыка казалась слащавой и фальшивой.
   Тогда Кирк решил испробовать программу плавания,  и  услужливый  конвейер
поднес ему в сетке ласты и полотенце. Выйдя из кабины воздушного потока,  он
погрузился в бассейн, лег на спину, раскинул руки в стороны  и  стал  лениво
перебирать ногами, стараясь не столько поплавать, сколько просто полежать на
воде. Какое-то время это, как  всегда,  легко  удавалось  ему.  И  вдруг  он
почувствовал, что с трудом перебирает ногами и начинает тонуть.
   - Господи, - подумал он, - неужели краткий миг контакта с "Единством" так
расслабил меня? - Вслед за этой мыслью он ощутил себя донельзя  опустошенным
и одиноким, и таким слабым, что каждое движение руки  или  ноги  стоило  ему
неимоверного усилия.
   - Так недолго и утонуть, - подумалось ему, и как бы в  подтверждение  его
мимолетной мысли страшная судорога свела все его тело, прогнула так, что  на
поверхности оказался живот, а голова и ноги ушли под воду.
   Бессильный против судороги, он к тому же не мог вздохнуть, набраться  сил
и как-то попытаться выйти из этого состояния.
   Каким-то чудом ему удалось перевернуться со спины на живот и  в  короткое
время переворота вдохнуть глоток свежего  воздуха.  Но  от  этого  не  стало
легче, - та же чудовищная судорога  перевернула  тело  в  обратную  сторону,
свернула в тутой комок, привычный ко всякого  рода  перегрузкам  позвоночник
трещал, не давая голове и коленям сомкнуться в замкнутый круг.
   Стык  этого  круга  представлялся  почему-то  в  виде  короткой   вспышки
сознания, озаренного картинами, прошедшей жизни, вслед за которой  наступает
миг смерти.
   Зависнув беспомощной медузой, он все глубже погружался в воду, задыхаясь,
но еще не теряя сознания.
   - Идиот! - обругал он сам себя. - Тебе захотелось одиночества. А не ты ли
строго-настрого предупреждал весь экипаж не  ходить  в  бассейн  поодиночке?
Какую память ты оставишь о себе? Бессмертный капитан Джеймс Т.
   Кирк утонул в луже воде на своем корабле?  Хороша  память!  А  ведь  тебе
предлагалась помощь: частица "Единства" не тонула бы в одиночестве.  Но  как
позвать на помощь? Какой сигнал подают "новые люди", попадая в беду?
   Это  было  последней  мыслью  его  гаснущего  сознания.   Смирившийся   с
неизбежностью происходящего, он погружался во мрак беспомощный, бездыханный.
И уже подсознанием осознавал или осязал, как чья-то мощная рука схватила его
за волосы, потянула вверх, а затем короткими рывками добуксировала  до  края
бассейна и вытащила из воды.
   Еще не придя в себя, Кирк уже готов был поручиться, что на  "Энтерпрайзе"
один лишь Спок обладал и  достаточной  силой,  и  удивительной  способностью
приходить на помощь в самый последний, в самый нужный момент.
   И почувствовав себя в безопасности, он как бы отключил и  подсознание,  с
неизъяснимым блаженством ощущая, как его тело  массируют  сильные  дружеские
руки.
   Затем кто-то припал к его бездыханному рту, и грудь Кирка содрогнулась от
большой порции живительного воздуха, насильно вдутого в легкие.  Он  задышал
и, кажется, стал приходить в себя. Но глаз не открывал.
   Он боялся спугнуть этот момент дружеского единства.  Стоило  ему  открыть
глаза и увидеть над собой Спока, он не смог бы удержаться, чтобы не сказать,
если  не  откровенную  гадость,  то  хотя  бы  колкость  в  его   адрес,   и
бедолаге-вулканцу   придется,   как   всегда,   уповать   на   свою   мнимую
нечувствительность. С Маккоем в этом отношении, по крайней мере,  легче.  Он
не только с лихвой ответит на всякую колкость,  но  и,  рискуя  жизнью  ради
тебя, преподнесет свой поступок под таким соусом, что отпадет  всякая  охота
благодарить его за добро.
   Грудь Кирка задышала в полную силу,  тело,  растираемое  умелыми  руками,
стало  согреваться:  вначале  запульсировали  виски,  потом  щеки   запылали
живительным огнем и тепло жизни стало разливаться по всему телу. Прошла боль
от судороги, исчезло чувство одиночества и страха перед ним, на смену страху
пришло ощущение новизны и самого себя, и всей жизни. Кто-то, неведомый  ему,
как бы приглашал его взглянуть заново на самого себя и на предстоящую  новую
жизнь. А жизнь эта была такой сложной и многогранной, что  для  того,  чтобы
понять ее, нужен был такой же сложный многогранный разум.
   Словно по волшебству Кирку открылись беспредельные горизонты за  вновь  и
вновь открываемыми звездами, красочные  пейзажи  обжитых  городов  и  весей,
знакомых и незнакомых ему.
   Но какие бы картины  ни  появлялись  перед  удивленным  мысленным  взором
Кирка, все они проецировались  на  фоне  какого-то  могущественного  разума,
который демонстрировал ему свой план переустройства всей Галактики,  Он  был
хитроумно продуман и тщательно разработан, этот план. В  его  основе  лежали
выверенные веками предпосылки и гениальные выводы. Ни того, ни другого  Кирк
понять не мог.  И  тогда  перед  ним  предстала  простейшая  модель  в  виде
равнобедренного треугольника.
   Три  стороны   треугольника   символизировали   три   основных   качества
"Единства":  могущество,  целеустремленность  и  единение,  а   также   план
преобразования  Галактики:  две  наклонные  прямые  представляли  собой  два
могучих разума, объединенных одной целью - разум  создателя  плана  и  разум
пока еще неизвестного Кирку руководителя,  который  претворит  этот  план  в
жизнь; нижнюю сторону треугольника представлял он, капитан Кирк.
   И недосягаемо высоко была для него вершина треугольника,  а  человеческие
слабости мешали ему подняться над самим собой, достичь вершины  и  соединить
свой разум с разумом двух величайших умов Галактики.
   Но при помощи "Единства" вершина достигалась легко  и  просто:  тысячи  и
тысячи рук протягивались к Кирку с обеих наклонных  сторон,  предлагая  свою
помощь. И едва он протянет ответно  руки,  как  его  мгновенно  подхватят  и
вознесут на вершину тысячи новых друзей, в которых он  найдет  самого  себя,
потеряет разве что некоторые, не очень хорошие свойства амебы.
   Это было заманчиво, но так легко достижимо,  что  Кирк  каким-то  образом
переместил взгляд и словно через другую  грань  увидел  самого  себя  далеко
внизу под собой.
   Его лицо было бледным, искаженным страданиями, лицо не покорителя вершин,
а самого обычного неудачника, нуждающегося в помощи и сострадании.
   И кто-то сострадал ему, кто-то пришел на помощь.  Чьи-то  чуткие  сильные
пальцы касались его лица и через них в него вливалась жизненная энергия.
   Лицо порозовело, на нем появились проблески какой-то мысли. Но чьи пальцы
вливают в него жизнь?
   Он снова переместил взгляд и увидел человека, вернувшего его к жизни.
   Его лицо поразило Кирка своим несоответствием тому, что делали руки. В то
время, как пальцы вливали жизнь в тело Кирка, лицо с  холодным  безразличием
анатома внимательно изучало существо Кирка. Его интересовало буквально  все:
и  самочувствие,  и  глубина  сопротивляемости  на  внешнее  воздействие,  и
выносимая мера одиночества, и наиболее уязвимая  черта  характера,  и  самое
мучительное ощущение в памяти...
   Кирк отпрянул от чужого глаза,  попытался  отогнать  от  себя  наваждение
чужого разума и начал самостоятельно бороться за жизнь, за свое  собственное
"я". Борьба была долгой, мучительной, но, в конце  концов,  он  окончательно
пришел в себя и открыл глаза.
   Вместо Спока он увидел склонившегося над ним посла Гейлбрейса.
   Очевидно, послу не сиделось взаперти за закрытыми  дверями  пассажирского
отсека и он подобрал ключ к кодовому замку, что не  вызывало  удивления.  Но
как он решился снять свою белую посольскую мантию, как решился унизить  свое
величие, спасая жизнь врагу?
   Серые глаза посла пристально смотрели на Кирка, а руки продолжали  делать
свое дело, массируя мышцы Кирка, который явственно  чувствовал  что  к  нему
возвращается сила и энергия.
   - Благодарю вас, - сказал он,  как  только  почувствовал,  что  дар  речи
вернулся к нему.
   - Не за что, - ответил посол. - Добро пожаловать. И далеко вы  забрели  в
тот мир?
   - Вполне достаточно, чтобы заблудиться в нем и остаться навсегда.
   Бессмысленно было кривить душой, бессмысленно было  отрицать,  что  своим
спасением он обязан послу, отнюдь не безвозмездно спасшего его. Об этом было
противно думать, но деваться некуда - просто  признательностью  нельзя  было
отделаться и приходилось оговаривать плату за услугу, которой не было цены.
   - Посол, - решил идти напрямую Кирк, - я благодарен  вам  за  спасение  и
готов выплатить свой долг, но не той ценой, которую вы  ждете  от  меня.  Ту
цену я выплачиваю другим.
   - Кому же? - иронично спросил Гейлбрейс.
   - Прежде всего - своим людям, экипажу своего корабля.
   - Своим друзьям? Своему другу-вулканцу? - продолжил посол.
   - Да, и своему другу-вулканцу, который спасал мне жизнь сотни раз.
   Так что ни при каких обстоятельствах я не смогу сделать то,  чего  вы  от
меня ждете.
   - Хороши друзья, - продолжал  свое  посол,  -  которые  всегда  находятся
порознь, запираются друг от друга в разные клетки  и  сходятся  вместе  лишь
тогда, когда это необходимо по долгу  службы,  чтобы  обменяться  служебными
мнениями. Капитан, вы предвзято относитесь к моему  "Единству",  я  бы  даже
сказал, с неприязнью и открытым подозрением. Но неужели вы считаете  краткие
моменты контакта с "Единством" неприятными моментами?
   - Нет.
   - А только что пережитое вами соприкосновение с "Единством"?
   Кирк на короткое время задумался и ответил:
   - Нет. Но и тогда, и сейчас у меня не было выбора.
   - Вам придется выбирать, капитан.
   - Посол, мне не по нутру, когда меня принуждают силой делать что бы то ни
было, не по нутру, когда на меня давят. Возможно, вы сможете силой,  вопреки
желанию, вовлечь меня в "Единство". Но чтобы добиться  этого,  вам  придется
подчинить меня, превратить в амебу. А я не советую делать это.
   Потому что, повторяюсь, человек - не амеба. Вы не сможете  подавить  меня
окончательно, не  сможете  целиком  уничтожить  мое  "я".  И  как  только  я
преодолею давление, хотя бы на краткий миг  стану  самим  собой,  я  тут  же
уничтожу вас.
   Гейлбрейс улыбнулся:
   - Мне это пришло в голову задолго до вашего откровения.
   - Я видел,... - запнулся на мгновение Кирк, - план. План в масштабах всей
Галактики. Это ваш план?
   -  Капитан,  -  ответил  посол,  -  сейчас  время  естественной  эволюции
"Единства". "Я-во-многих" - не единственная его особенность, есть и  другие.
Да, у меня выработан план. И мне достоверно  известно,  что  существует,  по
крайней мере, еще одно "Единство", которое тоже вынашивает план в  масштабах
всей Галактики.
   - Кто это? - полюбопытствовал Кирк, - или что это?
   - Неужели вы думаете, что люди, завоевавшие Заран, принесли с собой  туда
лишь генную инженерию давно прошедших колониальных времен?  Нет  и  еще  раз
нет. С их приходом на  планете  появились  самые  современные  технологии  и
новейшие  достижения  науки.  Лишь  используя  совокупно  всю  мощь   своего
интеллекта, в результате многолетних кропотливых  исследований  люди  сумели
покорить  коренных  заранцев,  примитивнейших  существ,  не   знавших   даже
простейших орудий производства. Но эти примитивные  существа  на  протяжении
многих тысячелетий успешно отражали любое посягательство на их  планету.  Их
врожденную мощь вы, капитан, видели в слабом отражении моего "Единства".
   Не буду посвящать вас в тайну  того,  врожденные  или  благоприобретенные
свойства у членов "Единства", - вам это безразлично.
   Но вас не может не встревожить тот факт, что власть на  Заране  захвачена
очень жестокими и нечистоплотными людьми. И недалеко то время, капитан Кирк,
когда вам придется выбирать между моим и их "Единством".
   Прежде, чем ответить, Кирк попытался сесть, а посол помог  ему,  подлежав
своей крепкой рукой. Поблагодарив его в очередной раз, Кирк сказал:
   - Посол, когда мне предлагают из двух зол выбрать меньшее, мне  почему-то
приходит на ум, что  и  меньшее  зло  является  злом.  Вам  это  не  кажется
странным?
   Уже без помощи посла  Кирк  поднялся  и  стоял,  слегка  пошатываясь.  Не
предлагая больше помощи, посол многозначительно улыбнулся и заговорил:
   - Я произвел что-то вроде небольшого расследования того,  что  необходимо
для вашей жизни, капитан. И выяснил, что  ваши  потребности  намного  больше
тех, какими вы себя ограничили, предположив, что вполне  удовлетворены  тем,
что у вас есть. Но вскоре вы обнаружите то, что до сих  пор  не  включили  в
список своих потребностей и без чего не сможете обойтись в своей экспедиции.
Вполне возможно, что вы разыщите свою новую потребность внизу,  на  планете,
где вы собираетесь встретиться кое с кем и думаете, что я не знаю  об  этом.
Нет, капитан, я все хорошо знаю. Знаю даже то, что нужно  тому  человеку,  с
которым вы встретитесь.
   Но не пытайтесь отнести это к чему-то  сверхестественному.  Дело  обстоит
гораздо проще: и сценарий вашей встречи с незнакомым человеком,  и  сценарий
вашего поведения написан мной. Да, да, капитан, вам,  исповеднику  свободной
воли  трудно  примириться  с   тем,   что   принимая,   как   вам   кажется,
самостоятельное решение, вы, на самом деле, играете роль в спектакле. И  вам
не удастся выйти из роли, хоть вы и попытаетесь сделать это. Но пытайтесь, а
я понаблюдаю, как у вас это получится.
   - Почему вы, выбрали именно меня на роль в этом спектакле?
   Серые глаза пристально посмотрели на капитана, словно  все  еще  пытались
исследовать его душу:
   - Как вам сказать? Для этого было много причин. Одна из них  та,  что  вы
вобрали в себя лучшие черты многих представителей человеческого рода и  сами
стали одним из лучших его представителей. Не зря же на  вас  везде  и  всюду
возлагают надежды ваши собратья, не зря за вас горой стоят ваши друзья. И не
зря вы были целью номер один всякого противника. Но у меня другая цель.
   - И что же это за цель?
   - Хотите все знать, капитан?  Ну  что  ж,  узнайте.  Вы  мне  напоминаете
кое-кого. Неужели вы думаете, что я ни с того ни с сего стал одним из членов
"Единства"? Неужели вы думаете,  что  я  без  всякой  борьбы  променял  свое
неповторимое "я" на некое аморфное, ничего не говорящее ни  уму,  ни  сердцу
"мы"? Нет, капитан, я не просто сопротивлялся - я дрался насмерть.
   Кирк внимательно посмотрел на посла и задумчиво проговорил:
   - Мне это и в голову не приходило. Но вы так ничего и не сказали о  своей
цели?
   - Вы это заметили?
   - Извините, посол, мне нужно идти. Меня ждут.
   - Да, вас ждут, - сказал со значением посол, серые глаза его смеялись.
   Кирк резко развернулся и чуть было  не  упал:  голова  закружилась,  ноги
стали подкашиваться. Посол тут же подхватил его под руку,  поддержал,  потом
осторожным касанием притронулся пальцами  к  виску.  И  через  секунду  Кирк
почувствовал себя здоровым  человеком.  У  воздушно-музыкального  потока  он
оделся и, не  оглядываясь  назад,  вышел  из  бассейна.  Он  направлялся  на
капитанский мостик, где его уже должен был  ждать  Спок.  Но  по  дороге  он
мучительно пытался вспомнить что-то очень важное, что обязательно должен был
вспомнить и никак не мог...

Глава 5

   Торопливость сыграла плохую шутку с Маккоем, лишь  где-то  на  полпути  к
капитанскому мостику он сообразил,  что  Спок  зашел  в  лазарет  в  тщетных
поисках капитана. Это соображение привело  его  к  поразительному  открытию:
впервые за многие годы их совместной службы Спок не  мог  найти  на  корабле
капитана. Это открытие вело к другому: на корабле появилась некая чужеродная
сила, которая по своему произволу оборвала связующую  нить  между  Кирком  и
Споком.
   А в том, что между ними существует эта нить, доктор не сомневался.
   Мало того, он не сомневался, что и между им самим,  и  Споком  тоже  есть
нечто, похожее на ниточку. Но с некоторых пор это "нечто" между ним и Споком
пропало.
   Правда, иронизируя  над  самим  собой,  доктор  всегда  говорил,  что  он
обладает чувствительностью картофеля, не поясняя при этом, что  картофельная
ботва сморщивается и засыхает, если на нее направить недружелюбные мысли или
взгляды  и,  соответственно,  наоборот.  Вся  же  правда  о  докторе  и  его
отношениях со Споком заключалась в том, что в  присутствии  вулканца  Маккой
ощущал покой,  умиротворенность,  словом,  что-то  граничащее  с  внутренним
комфортом.
   И вот это чувство внутреннего комфорта с некоторых пор пропало, доктор не
знал, чем это можно объяснить, хотя кое о чем догадывался.
   - Спок, - проговорил он в спину вулканца, -  мне  кажется,  что  вас  нет
рядом со мной. Вам это не кажется странным. И вы не можете найти капитана, а
это уже больше, чем  странно,  это  подозрительно.  Вы  что,  потеряли  свои
способности, мистер Спок?
   Спок повернулся и через плечо посмотрел на него таким свирепым  взглядом,
какого нельзя было ожидать от вулканца:
   - Я вас не просил совать нос в мои личные дела, доктор!
   И снова зашагал размашистой походкой. Не задавая больше никаких вопросов,
доктор поспешил за ним.
   С Кирком они встретились на капитанском мостике и, не  перемолвившись  ни
словом, последовали за ним.  Но  в  первый  момент  встречи  доктор  все  же
заметил, что Кирк метнул в сторону Спока взгляд, как бы говорящий,  что  "вы
опоздали", очевидно, имея ввиду, что врачебная помощь ему уже не нужна.
   Вулканец в ответ таким пристальным взглядом осмотрел его с ног до головы,
словно  перед  ним  был   неодушевленный   предмет,   не