окойным тоном спросил:
   - В чем дело, Роберт? Мы ведь сделали это. Эйприл даже не посмотрел в его
сторону, а вместо этого приблизился на несколько шагов к  обзорному  экрану,
на котором уже начинала разворачиваться панорама далекой  нейтральной  зоны.
За ней уже находилось родное пространство федерации. Вопрос  так  и  остался
без ответа.
   - Неужели? - промолвил Эйприл,  не  шелохнувшись.  Его  благородное  лицо
темнело  на  фоне  белоснежного  свитера,  вся  его  фигура   подсвечивалась
прекрасными космическими пейзажами, изображения которых показывали  мониторы
верхней позиции мостика. Весь остаток своей жизни я буду задавать вопрос  по
поводу цивилизации, которую мы только что оставили позади.  Буду  спрашивать
себя, прав ли Т'Каэль. И до самой смерти стану думать,  не  передали  ли  мы
войну в наследство грядущему поколению.
   - Подходим к нейтральной зоне,  капитан.  Почти  дома.  -  Только  бы  не
сглазить, подумал, произнося эти слова,  Флорида.  Память  об  опасности,  с
которой они столкнулись, была еще слишком свежа.
   "Почти" еще не значит "совсем" - это понимал каждый из них.
   Вполголоса,  словно  опасаясь  оборвать  тонкую  нить  везения,   Санави,
прислушавшись к тишине в наушниках, доложил;
   - Никаких признаков погони, сэр.
   - Приготовьтесь к переходу на фактор искривления четыре,  как  только  мы
войдем в нейтральную зону, -  объявил  капитан.  Его  изысканный  английский
придал  особое  изящество  столь  простому  приказу.  И  вновь  он   сел   в
командирское кресло-трон, которое заслуживал по праву, и  команде  казалось,
что их командир пытается скрыть за общими формальностями потрясение, что  он
пережил  за  время   непредвиденных   приключений   в   глубине   вражеского
пространства. Его глаза потеряли прежний блеск,  однако  голос  уже  не  был
бесстрастным.
   Члены экипажа смирились с тем, что  никогда  не  узнают,  что  же  именно
чувствовал их капитан. Даже случайно оказавшийся на борту звездолета  Джордж
отчасти чувствовал себя ответственным за оборот, который приняли события.  И
даже сейчас он не мог потревожить Эйприла. Лишь  когда  Т'Каэль  неторопливо
повернулся к командирскому креслу, Джордж внимательно посмотрел на Роберта.
   - Капитан Эйприл, - начал ромуланец. Тот очнулся от своих размышлений.
   - Слушаю.
   - Я должен извиниться.
   - За что?
   - За то, что пытался заставить вас принять решение,  которое  вы  считали
ошибочным. Я не имел права просить вас пожертвовать  своими  людьми  во  имя
благополучия моего народа.  Вы  были  готовы  стоять  за  свои  принципы  до
последнего. Это предаст федерации дополнительный авторитет во  Вселенной.  С
моей стороны было недостойно требовать  вести  себя  столь  агрессивно.  Мне
очень стыдно.
   Стараясь не повышать голоса, Эйприл проговорил:
   - У вас нет причин стыдиться. Вы дали нам возможность посмотреть на  себя
со  стороны.  Признаться,  наши  моральные  принципы  подверглись   суровому
испытанию. Опыт не из приятных, но, безусловно, полезный. - Он повернулся  к
Кирку. - Думаю, прежде ни я, ни Джордж не пытались по-настоящему понять друг
друга. Мы оба кое-чему научились, не так ли, Джордж? Но было бы лучше,  если
бы кто-нибудь, более мудрый, чем мы, командовал этим звездолетом...
   Пожалуй, некий сплав из тебя и меня, если  в  природе  вообще  существует
такой человек.
   - Со временем такая  личность  появится,  -  заметил  Т'Каэль.  -  И  мне
остается лишь надеяться, что помудреют и мои народ. Образ моего мышления  за
последние часы также изменился, и  я  благодарен  вам  за  это.  -  Все  еще
испытывая стыд, ромуланец направился на верхнюю площадку мостика,  прочь  от
Джорджа и Эйприла. Кирк посмотрел ему вслед.
   Ромуланец, повернувшись ко всем спиной, внимательно смотрел  на  один  из
мониторов, на экране  которого,  удалялась  с  каждым  мгновением  покинутая
звездолетом территория Риханцу. Когда Джордж тихо  подошел  к  Т'Каэлю,  его
лицо ничего не выражало. Уже осознав, что рядом стоит Кирк, ромуланец не мог
оторвать глаз от удаляющейся Родины.  В  его  взоре  читалась  невообразимая
мука, и Джордж, признаться, пожалел о необратимом решении,  принятом  им  на
планетоиде, решении, не давшем  Т'Каэлю  реализовать  его  личный  выбор,  -
смерть. Теперь ромуланца  ожидало  довольно  туманное  будущее.  Ему  больше
никогда не суждено увидеть ни родины, ни своего народа, ни семьи. По  правде
говоря,  теперь  он  даже  не  сможет  выдать  себя  за   вулканца.   Первый
встретившийся уроженец Вулкана объявит  Т'Каэля  самозванцем.  Ему  придется
жить в полном уединении, тщательно скрывая свою национальную принадлежность,
в противном случае ему грозят оскорбления, допросы  и  в  конечном  итоге  -
тюрьма, где его будут сторожить такие, как я, подумал Джордж, густо краснея.
На какую-то секунду ему пришлось отвернуться от Т'Каэля.
   Когда он вновь поднял взгляд, лицо  Полевого  Примуса  приняло  несколько
меланхоличное выражение.
   - Все уладится, - пробормотал Джордж, с  ужасом  осознавая,  что  в  этом
случае ему бы лучше помолчать.
   Даже не шелохнувшись, Т'Каэль довольно сдержанно ответил:
   - Ни на что я не гожусь. У вас для меня нет места.
   Джордж тронул его за плечо.
   - Чего бы мне это ни стоило, я лично позабочусь о том, чтобы в  Федерации
нашлось место для тебя. Это моя  святая  обязанность.  Немного  подумав,  он
добавил:
   - Я обязан тебе гораздо большим.
   Глаза ромуланца потеплели. Оторвав  взгляд  от  монитора,  он  дружелюбно
посмотрел на Кирка.
   - Большое спасибо, но сделать это будет весьма трудно.
   Вздохнув, Джордж облокотился на консоль управления. - Что  же,  -  сказал
он, - мы можем высадить тебя на любой понравившейся  тебе  планете.  Т'Каэль
неожиданно рассмеялся.
   - Не хотелось бы  вас  беспокоить.  Кирк  улыбнулся  в  ответ,  прекрасно
понимая,   с   чем   приходится   расставаться   этому   высокопоставленному
ромуланскому полководцу. Спустя мгновение Джордж щелкнул интеркомом.
   - Первый офицер вызывает корабельный лазарет.
   - Лазарет слушает. У микрофона Пул.
   - Доктор, сейчас  я  спущусь  к  вам,  мне  хотелось  бы  побеседовать  о
косметической хирургии.
   - Вы, наверное, хотите, чтобы я удалила застрявшую в ваших зубах ногу?  -
Т'Каэль снова улыбнулся.
   - Да, нечто в этом роде. Сейчас мы с товарищем подойдем,  сказал  Джордж,
без церемоний отключая передатчик. Схватив Т'Каэля за руку, он воскликнул:
   - Вперед!
   Они уже дошли до турболифта, когда их остановил голос капитана.
   - Джордж, куда это ты направился?
   - В лазарет... А потом побуду пару минут у себя в  каюте.  Хочу  написать
письмо своим мальчикам. В предыдущем я наговорил им много лишнего  и  теперь
хочу это исправить. Это не займет много времени.
   - А ты  ничего  не  забыл?  -  поинтересовался  капитан.  На  лице  Кирка
отразилось искреннее удивление.
   - О чем это вы?
   - Кажется, у нас с тобой был договор.
   - Какой?
   - Насчет Тиберия.
   - О-о... Оказывается, вы еще помните об этом.
   - Ну так что же?
   Джордж  раза  три  открывал  рот,  пытаясь  произнести  хоть  что-то,  но
безрезультатно.
   - Ну, в общем... Все это довольно трудно объяснить.
   - Попытайся.
   - Я... Вот черт, не могу! - Резко повернувшись,  он  заспешил  обратно  к
турболифту.
   - Нарушаешь обещание, Джордж?
   Кирку пришлось остановиться в третий раз.
   - Простите... Не могу. Очень жаль.
   Эйприл подошел к лифту.
   - Джордж, это уже наказуемо.
   Кирк лишь беспомощно махнул рукой.
   - Тебе придется жить с этим. - Он вошел в лифт, оставив Эйприла в  полном
разочаровании.
   - Но что же ты собираешься рассказать Джимми?
   Джордж встал рядом с Т'Каэлем,  уже  собиравшимся  нажать  на  кнопку,  и
растерянно ответил:
   - Не знаю. Совру что-нибудь. Скажу, что это было имя моего  дедушки,  или
что-нибудь в этом роде.
   - Но Джордж!!!
   - Послушай, я не могу сказать ему всей правды, - ответил тот, прежде  чем
створки лифта закрылись.
   - Черт его знает! - воскликнул капитан.

Глава 24

   Главный бортинженер корабля Джон  Купер,  тяжело  вздохнув,  откинулся  в
кресле, спинка кресла тут же автоматически установилась  под  более  удобным
углом, но Джону было не до  комфорта.  Перед  ним,  на  видеоэкране,  словно
издеваясь,   блистал   всем    своим    великолепием    ионный    шторм    -
электрокинетический хаос. Бесконечно вспыхивая, он освещал усталое лицо  еще
довольно молодого человека. Молодого? Ему было  не  больше  тридцати,  но  в
течение последних дней он перестал ощущать  себя  молодым.  Ему  приходилось
лгать, скрывать свое отчаяние от находившихся на борту юных душ  -  детей  -
куда более наблюдательных, чем считают взрослые, и уж, конечно,  чрезвычайно
восприимчивых, а также от их молодых родителей, недостаточно разбиравшихся в
технике и поэтому питавших ложные надежды.
   Оттого,  что  сейчас  Джон  остался  один,  он  испытывал  необыкновенное
облегчение. Можно  не  притворяться  и  признать  суровую  правду  -  смерть
неизбежна, можно смотреть на танец  электростатических  зарядов,  с  горечью
сознавая собственное бессилие. Джон любовался ионным штормом, напоминающим о
неизбежном конце. Странно, что смерть казалась такой красивой,  -  от  этого
становилось еще горше, словно она смеялась  над  ним.  Надежда  давным-давно
покинуло Джона. Он мечтал о мгновенной гибели.
   Взрыв... И больше ничего. Без долгих мучений.  Роль  мученика  ему  ни  к
чему. Кому понравится быть распятым во имя идеи  колонизации  и  дальнейшего
экспансионизма? Нет уж, лучше одним взрывом...

***

   Он  услышал  за  спиной  движение  и  постарался  скрыть  охватившее  его
отчаяние.
   - Как дела, Джон? Купер ответил капитану с явно вымученным энтузиазмом. -
Нормально. Отдыхаю. - Он повернулся в сторону вошедшей.
   Вот оно, еще одно подтверждение мыслям о жертвах юности. До боли знакомое
лицо Аниты, но предельно измученное: щечки, еще вчера розовевшие, пухленькие
- обтянуты кожей, волосы поредели и поблекли от продолжительной  бессонницы.
Чтобы успокоить свою боль, она качала на руках младенца - недавно родившуюся
дочь агро-инженера.
   Женщина заметила, что Джон смотрит на ребенка, и тоже заглянула в розовое
личико.
   - Спит. Я подумала, что хорошо бы ее родителям немного  отдохнуть.  Какой
прок от капитана на потерпевшем крушение корабле?
   - вздохнула она, садясь в стоящее рядом с Джоном кресло. - Детей  я  могу
укачивать не хуже других.
   - Не будь  дурой,  -  сказал  бортинженер.  -  Послушай.  Я  все  пытался
решить...
   - Что?
   - Анабиозные агрегаты и впрямь нужно проверить, но...
   - Для этого нужен кислород. Я знаю, - кивнула она. - Ты делаешь все,  что
от тебя зависит. Но какая разница, Джон, работают они  или  нет?  Если  нет,
то... - Она лишь полсала плечами. Анита давно смирилась  со  смертью.  Купер
почувствовал угрызения совести.
   Все-таки она капитан, и нужно сказать ей правду об анабиозных  агрегатах.
Но что она может сделать в  создавшейся  ситуации?  Поэтому  Джон  предпочел
прикусить язык. Ей и без того худо.
   - Мы консервируем энергию. Все сенсоры отключены, - сообщила  женщина.  -
Не будем больше анализировать ионную активность.
   - Вы правы.
   - Пытаюсь выяснить, что же случилось, - продолжала Анита, чтобы другие не
повторили моих ошибок. Хочу, чтобы они знали, в чем была моя вина.
   - Ты ни при чем, и давай оставим этот разговор.
   - Не нужно делать из меня героиню, Джон. Я в этом не нуждаюсь.
   - И не пытаюсь. Угрызения совести завели тебя, пожалуй, слишком далеко.
   - Я приняла решение войти в зону шторма, несмотря на показания приборов.
   Джон даже не взглянул в ее сторону.
   - Их показания и спровоцировали твое решение, так как не превышали нормы.
Пожалуй, картина изменилась, когда мы вошли в зону бури чуть глубже. Не надо
брать на себя вину за то, что угодно Богу.
   - Что-то давно его никто не видел, поэтому всю вину принимаю на  себя.  -
Она откинулась в кресле, нежно прижимая к груди крохотное тельце.
   - Хорошо, - вздохнул Джон. - Не собираюсь умирать, доказывая тебе  что-то
с пеной у рта. Думай, как знаешь.
   Анита Дзагароли ничего не ответила. Она смотрела в никуда, и в глазах  ее
отражалось мерцание ионной бури.  Через  несколько  секунд  она  улыбнулась,
решив выдать напоследок кое-что бортинженеру.
   - Между прочим, - заметила она, - ты проделал гигантскую работу, объясняя
колонистам принцип работы агрегатов для погружения в  анабиозный  сон.  Твои
слова звучали довольно убедительно. Они тебе поверили.
   Джон встрепенулся.
   - Ты знаешь? Об этом?
   - Это моя работа - все знать, - печально улыбнулась она.
   - О Господи! - воскликнул Джон. - А я-то думал. Послушай... больше  никто
не подозревает?
   - Как я уже сказала... ты проделал адскую работу.  До  сегодняшнего  утра
мне это и в голову не приходило. ' - Как же ты, в таком случае, догадалась?
   - Проверила запасы. На борту не осталось криона, блоху не заморозишь.
   - Проклятие! Анита!
   - Ну, так кто же из нас занимается самобичеванием?
   - Я думал...
   - Знаю. Правильно думал. Пусть им будет хоть немного легче.
   Капитан  и  бортинженер  молча  следили  за  слоями  ионной   активности.
Издевательское световое шоу продолжалось. Оставив  всякую  надежду  на  сон,
двое людей проводили вместе свои последние часы.
   Именно поэтому они одновременно заметили мгновенное изменение картины  на
экране.  Нечто  плотное  появилось  среди  ионной  бури  прямо  перед  ними.
Постепенно  стали  проявляться  очертания.  Огромный  корабль  двигался   им
навстречу  -  гигантский  сенсорный  диск  цвета  крови,  корма,  по   форме
напоминавшая огромную булаву... Капитан и бортинженер от изумления  раскрыли
рты. Белая обшивка звездолета сияла от  статических  разрядов.  Разноцветные
молнии отражались от экранирующих щитов... До Аниты и Джона не сразу  дошло,
что это совсем не мираж, - добрый ангел вытащил их из самого пекла...

***

   - Не забудь сразу же представиться. Не стоит их путать.
   Капитан улыбнулся. - Спасибо, Джордж, Я уже подумал об этом.
   Кстати, буду рад, если от нашего имени станешь говорить ты.  Улыбнувшись,
Кирк ответил:
   - Не сегодня, сэр. Ведь это ваша мечта сбылась. Вы заслужили эту честь. -
Последовала  продолжительная  пауза.  Капитан  Эйприл  согласно  кивнул,   с
благодарностью принимая дар, от которого только  что  собирался  отказаться.
Джордж жестом приказал Санави открыть  переговорный  канал.  Голос  Эйприла,
разнесшийся по радиочастотам, был куда сильнее любой ионной бури.
   - Внимание, "Розенберг". С вами говорит звездолет объединенной  федерации
планет "Энтерпрайз". Приготовьтесь к эвакуации экипажа.
   Мы доставим вас домой.
   Доктор Сара Пул спешно направилась по коридору палубы Джи в  ангар,  куда
доставлялись шаттлом люди с "Розенберга", в  первую  очередь  тяжелораненые.
Шествуя   впереди   отряда   санитаров,    перевозивших    потерпевших    на
антигравитационных колясках, она одной рукой прижимала к  груди  двухлетнего
малыша. В зажатый в другой руке радиопередатчик без  конца  посылал  строгие
команды рассредоточившемуся в различных секторах медперсоналу:
   - Пострадавших от радиации срочно в главную палату, а раненых с ожогами -
в пункты оказания первой помощи, развернутые на  пятой  палубе.  Внимательно
обследовать всех детей,  даже  в  тех  случаях,  когда  внешне  они  кажутся
совершенно  здоровыми.  Приготовьтесь  к  приему  получивших  незначительные
повреждения, как только закончим с тяжелоранеными.  Палуба  отдыха  временно
превращается в педиатрическую лечебницу!
   Она остановилась перед своим кабинетом. Санитары проходили мимо,  провозя
пострадавших к залу, где проводилось первичное обследование. Пригревшись  на
плече Сары, ребенок уснул. Когда доктор Пул вошла в  каюту,  ей  показалось,
что это сон. Свечи. Целая комната горящих свечей -  никакого  электричества.
Сплошные  восковые  свечи.  Повсюду:  в  пробирках,  мензурках,  кувшинах  и
ретортах, бутылках, аптекарских банках, флягах и кружках... Свечи и их свет,
мерцавший во тьме подобно звездам. У Сары перехватило дыхание.
   Внезапно проснувшийся мальчик еще сильнее прижался к  ней.  Сара  сделала
шаг в это романтическое царство. На графине с водой записка - на официальном
бланке Звездного флота. Сорвав ее, она прочла:
   "Для любви нужно сияние свечей. Равно как и для венчания.  Вот  любовь  и
свечи - две вещи из трех необходимых. Не пора ли обрести третью? Роберт"

Глава 25

   Двери лифта распахнулись, и радость охватила его - будто домой  вернулся.
Странно... Но на ферме он  чувствовал  себя  отрабатывающим  какой-то  долг.
Мостик же стал для него родным домом, провинцией души - успокаивающие звуки,
надежные люди, главный экран, демонстрирующий мирную картину ремонтного дока
Звездной  базы-1,  который  они   покинули   совсем   недавно.   Сострадание
зашевелилось в душе капитана, когда он увидел, как два  буксира  затаскивают
звездолет "Конго" в док. Обугленная обшивка свидетельствовала об испытаниях,
выпавших на долю капитана Торояна и его команды в  глубоком  космосе.  Кирку
это чувство было до боли знакомо, такое же он испытывал, когда был поврежден
его корабль. Сколь часто "Энтерпрайзу", как флагману Федерации,  приходилось
сталкиваться с немыслимыми напастями?  Сколько  раз  приходилось  испытывать
новые или экспериментальные технологии, когда его бесценный звездолет уходил
в неведомое? Он обвел взглядом разноцветный мостик, и на сердце потеплело. У
руля - Зулу - отлично! Он стоял, опираясь  рукой  на  панель  управления.  В
течение многих веков  рулевые  -  глаза  и  руки  капитанов.  А  Зулу  более
безупречен, чем Спок. Рядом с ним у консоли управления  сидел  Чехов.  Когда
его порекомендовали на звездолет, он - еще желторотый  курсант  -  с  трудом
изъяснялся по-английски, но стремление к знаниям было в  нем  столь  велико,
что теперь парень с полным правом занимал свое место.
   А у монитора инженерных систем, конечно же, Скотта единственная, наиболее
зависимая форма жизни во  Вселенной.  Свое  место  на  борту  звездолета  он
заслужил совершенно иным образом. Этот человек вырос среди машин. Острый  ум
и большой командирский талант делали его незаменимым.  В  своей  области  он
казался сущим волшебником. Механизмы  для  него  -  своего  рода  музыка,  а
звездолет "Энтерпрайз" - собственный "опус магнум". Помимо всего прочего, он
находил время объяснять значения тех или  иных  показаний  дисплея  молодым,
недавно принятым в состав экипажа инженерам. Сколько раз он спасал звездолет
он неминуемой гибели,  оставаясь  при  этом  в  тени  славы  капитана!  Кирк
некоторое время наблюдал за ним - алая  инженерская  туника,  смуглое  лицо,
черные как смоль волосы и  его  шотландская  прямота  давно  стали  визитной
карточкой судна. В экстремальных ситуациях Кирк знал, что,  если  Скотта  на
мостике, все будет в порядке. А если главный инженер Скотт начал копаться  в
двигателях, верный признак - жди беды.
   Вон там, конечно же, Маккой. Каким-то образом ему и Споку удалось вернуть
капитана на звездолет, и у Кирка родилось такое чувство, что они  ждали  его
появления, хотя и не подавали вида.
   Кроме многочисленных талантов Маккоя особо отличало присущее ему везение.
Странно: человек, которому жизнь в космосе  всегда  казалась  искусственной,
осуществил  настоящий  прорыв  в  инновационной  космической  медицине.  Как
инженер Скотт был барометром технического состояния звездолета, так  Леонард
Маккой  являлся  личным  сейсмографом  капитана.  Доктор.  Друг.   Дикобраз.
Гладкий, когда по шерсти, колкий, если изменишь направление.  Капитан  знал,
что Маккой способен сказать ему любую,  даже  самую  беспощадную,  правду  и
указать на любой личный недостаток. Стань  Кирк  близорук,  властен,  упрям,
придирчив, Маккой ему обязательно на это укажет. За многие годы, проведенные
вместе, капитан н