и так, то какое отношение к его
боли может иметь этот вулканец? Кто дал ему право вмешиваться в чужую жизнь,
в чужую душу?..
   Но тут мысли его  смешались,  а  лицо  вулканца  потеряло  индивидуальные
черты, разрослось до невиданных размеров,  вышло  из  поля  зрения,  оставив
вместо себя светлое пятно неопределенного цвета,  от  вида  которого  Скотта
охватила паника. Пятно приблизилось вплотную к глазам  Скотта,  закрывая  от
него что-то важное, что ему  надо  было  увидеть.  В  бессильной  ярости  он
попытался оттолкнуть от себя пятно и увидел на нем отпечатанной свою ладонь.
Отпечаток был кровавым. А кровь на его ладони была кровью Питера Престона  -
любимого племянника Скотта.
   И наконец-то он увидел, что пятно вовсе не бесцветное, а  матово-белое  -
цвет стекла в двери лазарета, в котором лежал его племянник.
   Доктор Маккой сделал все, что мог, но перед смертью он  был  бессилен.  А
смерть пришла на "Энтерпрайз", когда его обстрелял "Рилаент",  пиратствующий
под  командованием  Кхан  Нуниан  Сайха.  В  результате  обстрела  пострадал
инженерный отсек, в  котором  нес  вахту  четырнадцатилетний  курсант  Питер
Престон. Он не покинул вахту, не ушел  со  своего  поста,  ввел  в  действие
дополнительные мощности и спас "Энтерпрайз"  и  от  повторной  атаки,  и  от
полного разрушения.
   Но сам умирал. И Скотт не мог видеть его предсмертной агонии.  Он  только
что отошел от его койки, уперся лбом в стекло  двери,  не  решаясь  покинуть
лазарет, оглянуться назад, - он слишком любил Питера, и слишком неожиданными
были слова доктора: "Отравление фреоном. Смертельная доза", - чтобы  устоять
на ногах. Доктор еще что-то говорил, но Скотт не  слышал  его  -  он  умирал
вместе со своим племянником.
   Какой жестокой и несправедливой была смерть. Из всего экипажа она выбрала
самого юного, самого талантливого и  самого  дисциплинированного.  Питер  не
покинул пост, не попытался воспользоваться средствами защиты - они были  под
рукой - чтобы не терять ни секунды драгоценного времени, и умирал на  глазах
беспомощного доктора Маккоя, в присутствии своего  дяди  Монтгомери  Скотта,
который всегда безбожно муштровал племянника,  не  давая  ему  поблажки,  не
показывая, как он любит его.
   И перегнул палку. Вымуштрованный Питер  действовал,  как  автомат,  помня
только службу, совсем забыв о себе. И  перед  его  смертью  Скотт  не  может
поговорить с ним, объясниться.
   В палату вошел Кирк, остановился над  койкой  умирающего,  не  говоря  ни
слова. Склонил голову, застыл, как в почетном карауле.
   Неожиданно Питер открыл глаза, долго всматривался в неподвижного Кирка и,
так и не узнав его, с трудом прохрипел:
   - Мистер Скотт...
   Кирк, не задумываясь, наклонился ближе, не отрывая взгляда от пузырящейся
кровавой  пены  на  губах  умирающего,  от  двух  тонких  красных  ручейков,
вытекающих из носа:
   - Да.
   Питер попытался улыбнуться и протолкнуть сквозь непослушный язык еще  два
слова:
   - Вы обещали...
   - Да, - твердо ответил Кирк, - и я сдержу свое обещание.
   - Да, - мечтательно повторил Питер и затих.
   Скотт рухнул на колени, простер руки к умершему, прося у него прощения за
последние дни его жизни, которые он,  инженер  Скотт,  превратил  в  ад.  Он
боялся выказать мальчику свою любовь, он хотел сделать  из  него  настоящего
офицера и придирался к каждому упущению, не давал ни минуты  покоя.  Он  был
извергом, а не родным дядей для своего любимого племянника...
   Скотт взглянул на свои руки - на  них  не  было  крови,  хоть  он  хорошо
помнил, как этими самыми руками провел по лицу умирающего.
   - Поделись со мной своею болью и обрети взамен силу, - раздался голос над
его склоненной спиной.
   Скотт поднял глаза и встретился  со  взглядом  Сибока  -  проницательным,
любящим, смотрящим как бы из глубин вечности.
   - Он был талантливым мальчиком? - спрашивали глаза Сибока.
   - Да, - не задумываясь, ответил Скотт и помимо горя от потери любимого  и
родного  человека  почувствовал  жалость  от  утраты  огромного   богатства,
которого лишилось человечество в результате смерти Питера.
   - Значит, он знал, что кроется  за  твоей  мнимой  суровостью,  за  твоим
педантизмом. Он знал, что ты его любишь.
   Как утопающий за соломинку, ухватился Скотт за эту мысль:
   - Питер понимал?
   - Конечно. И оставался на своем посту не  из-за  страха  перед  тобой,  а
из-за чувства долга. Рядом с тобой, вдали от тебя, Питер поступил бы так  же
в подобной ситуации. Ты не повинен в его смерти - он исполнял свой долг.
   Скотт опустил голову, задумался, всматриваясь, вслушиваясь в себя. Печаль
утраты не проходила, но груз вины соскользнул с его  плеч,  оставив  память,
наполненную  живыми  картинами   недавнего   прошлого,   пронизанного,   как
солнечными  лучами,  любовью.  И  любовь  эта  была  взаимной.   Молчаливый,
дисциплинированный Питер тоже любил своего придирчивого дядю.
   Скотт старательно вытер  глаза,  поднялся  с  колен,  посмотрел  в  глаза
Сибоку, в большие, задумчивые, умные глаза.
   - Извини меня - я человек-машина. И ничего не понимаю  в  религии.  Но  я
верю в Бога и потому говорю тебе: да благословит тебя Господь! И прости меня
за то, что я подозревал тебя в злом умысле.
   - Да простит тебя твой Бог! - ответил Сибок. - А я делаю лишь то, что мне
подсказывает мой. Мы не можем мешать  друг  другу,  если  поймем...  Капитан
приказал тебе наладить транспортатор, что ты и собираешься делать.  Но  есть
более важно дело для тебя, и его нельзя откладывать  на  потом,  потому  что
речь идет о безопасности всех, находящихся на корабле.
   - Что за дело?
   - Щиты. Их конструкция должна быть радикально изменена, пока  мы  идем  к
Великому Барьеру. Они должны обезопасить нас от более высокой радиации.
   -  Прошу  прощения,  но  если  бы  была  возможность   каким-то   образом
реконструировать щиты, усилив их надежность, я непременно знал бы ней.
   Сибок улыбнулся:
   - Ты веришь мне, инженер Скотт?
   - Безоговорочно, - ответил Скотт.
   - Тогда я  познакомлю  тебя  с  формулой,  согласно  которой  ты  внесешь
изменения в конструкцию щитов. А транспортатор может подождать.
   - Да, сэр, - согласился инженер.
   И, ознакомленный с формулой, он чуть ли не вприпрыжку  побежал  исполнять
новую, донельзя интересную работу.

***

   Закончив дежурство, Виксис спустилась вниз и по темному коридору прошла в
свою каюту. За этот недолгий путь она успела многое  передумать  о  капитане
Клаа. От ее недавнего восхищения им не осталось и следа, хотя как женщину он
ее по-прежнему волновал.
   Но прежде всего она была Первым помощником на "Орконе", и судьба  корабля
зависела от нее в неменьшей степени, чем от капитана. И если капитан сошел с
ума, то долг Первого помощника...
   А долг, накладывая обязанности, почти не давал возможностей. Проще  всего
было бы сместить Клаа с  его  должности  за  некомпетентность.  Но  в  армии
империи, как и в любой другой армии, компетентность  вышестоящего  командира
не подвергалась сомнению. Сомневаться могли только старшие. Можно,  конечно,
явочным порядком отстранить Клаа от должности, руководствуясь  безопасностью
и корабля, и всего экипажа, в том числе и самого Клаа.  Но  оставить  его  в
живых - значит, навлечь на себя его месть, и в своей мести Клаа ни перед чем
не остановится. Убить - навлечь на  себя  месть  его  многочисленной  семьи,
которая тоже ни перед чем не остановится.
   А между тем "Оркона" летит к Великому Барьеру - к своей гибели.
   Озабоченная этими невеселыми мыслями, Виксис подошла к двери своей каюты,
назвала код доступа. Компьютер дал добро на вход, двери разошлись в стороны,
она вошла и застыла у самого порога, - в каюте ее встретил  Морек.  Поражена
она была  не  тем,  что  Мореку  удалось  проникнуть  в  ее  каюту,  обманув
компьютер, - для этого у него ума хватало, - а тем, что он  проник  в  каюту
женщины, которая его не приглашала и не ждала. И все-таки она  прежде  всего
поинтересовалась:
   - Как вы сюда проникли?
   - Это неважно, - небрежно ответил Морек. - Входите, я вас приглашаю.
   Странно, но именно эта нехитрая наглость заставила ее улыбнуться,  пройти
в каюту. К тому же она понимала, что Морека волнуют те же самые вопросы, над
которыми она размышляла и будет размышлять. А говорить в  коридоре,  который
просматривается - при желании - прямо из капитанской каюты, было рискованно.
   Двери закрылись, по ее просьбе в  каюте  вспыхнул  яркий  свет,  заставив
Морека зажмурится. Не присаживаясь  и  не  приглашая  его  присесть,  Виксис
невозмутимо спросила:
   - Ну, с чем вы пришли?
   - Вы знаете, с чем и зачем я пришел, - уверенно  ответил  Морек,  но  его
пытливый взгляд говорил о том, что он пытается прочесть на ее лице  истинный
ответ на его слова.
   Не давая ему этой  возможности,  она  старательно  щурилась  от  света  и
молчала. Уверенность Морека испарилась, и он стал доказывать очевидное:
   - Вы видите, как я умею обходить охранное устройство. Мне доступна  каюта
любого офицера. От вас требуется только согласие.
   Она  сделала  непонимающее  лицо,  готовое  вспыхнуть  праведным   гневом
оскорбленного женского достоинства, и Морек слегка приоткрыл свои карты:
   - He многие женщины в Империи дослужились до звания капитана, имена  этих
женщин у всех на устах. А если вы смените  на  капитаном  мостике  Клаа,  то
станете самой знаменитой женщиной империи.
   "И мишенью для родных и друзей Клаа", - добавила она про  себя,  а  вслух
сказала:
   - Морек, где  речь  идет  об  убийстве,  там  неуместна  лесть.  Говорите
конкретно, чего вы хотите.
   Морек был взбешен:
   - Того же, чего и вы! У нас нет выбора,  если  мы  хотим  стать  жертвами
одного безумца. Или вы согласны умереть ради  того,  чтобы  он  утешил  свое
оскорбленное самолюбие?
   - Конечно, нет, - честно, хоть и неохотно, ответила она.
   Морек приблизился к ней так, что она почувствовала  на  своих  щеках  его
тяжелое влажное дыхание. Положив ей на плечо ладонь, он осторожно провел  ею
до локтя, и тут Виксис оттолкнула его.
   - Вы забываетесь, Морек. Я - Первый помощник, и  ваша  судьба  во  многом
зависит от  меня.  Но  если  вы  еще  раз  дотронетесь  до  меня..,  капитан
прислушается к моим советам.
   - Прошу прощения, - смиренно  сказал  Морек,  но  она  видела  мгновенную
вспышку ярости в его глазах. - Я пришел к  вам  от  имени  всего  экипажа  с
просьбой не дать погибнуть "Орконе" из-за прихоти одного безумца.
   - Мой долг обязывает меня спасти "Оркону",  -  ответила  Виксис.  -  И  я
сделаю все, что в моих силах. Но это все - общие  слова.  Что  конкретно  вы
предлагаете мне, стрелок?
   - Идите к нему, Виксис. Я видел, как он смотрит на вас. Идите  к  нему  -
развлеките, отвлеките его.., а все остальное я сделаю сам.
   Виксис внимательно изучала крупные, грубые,  казалось  бы,  бесхитростные
черты лица Морека и за маской рубахи-парня, радеющего о судьбе всей команды,
разглядела лицо завистника и честолюбца. Он  стоял  ниже  ее  лишь  на  одну
ступеньку служебной лестницы, и  если  не  станет  капитана  и  ее,  первого
помощника, командование  кораблем  автоматически  перейдет  в  руки  Морека.
Неплохо задумано! . "А если слегка подкорректировать план и убрать  капитана
и Морека?" - подумала она, а вслух сказала:
   - Я все обдумаю и дам вам  знать  раньше,  чем  мы  подойдем  к  Великому
Барьеру.
   Морек отрицательно покачал головой:
   - Сегодня ночью.

Глава 14

   Недолго длилась радость Маккоя от  обещания  Звездного  Флота  прийти  на
помощь. Едва они вместе с Джимом и Споком отошли  от  передатчика,  торопясь
покинуть  обзорную  кабину,  путь  им  преградил  Сибок  с   целой   группой
вооруженных светоармейцев. Брат Спока довольно улыбнулся, увидев ошарашенные
лица вновь потерявших свободу беглецов.
   - Будем надеяться, что ваше послание дошло до адресата, - спокойно сказал
он, словно спасательный корабль спешил на помощь ему, а не его противникам.
   "Джим был прав, - он действительно сумасшедший", - решил про себя Маккой.
И было с чего так решить: он никогда не встречал ни среди землян, и  уж  тем
более, ни среди вулканцев так часто и так открыто улыбающееся лицо.
   Спок невозмутимо  молчал,  а  Кирк  так  решительно  шагнул  вперед,  что
заставил солдат взять его на прицел.
   - Ты можешь снова бросить нас в камеру, - со злостью заявил он,  -  но  я
сделаю все возможное, чтобы сбежать еще и еще раз. Я не собираюсь и не  буду
ждать, когда ты погубишь "Энтерпрайз", направляя его к Великому  Барьеру.  И
даже если ты убьешь меня, а вместе со мной и  их,  тебя  остановит  Звездный
Флот. Лично до тебя мне нет никакого дела. Тебе  хочется  быть  самоубийцей?
Будь им, но без моего корабля и без моей команды.
   Улыбка сошла с лица Сибока. Он сделал знак своим солдатам, и те  опустили
оружие. Словно не заметив ни  оскорбления,  ни  злобы  в  словах  Кирка,  он
терпеливо и заботливо приступил к разъяснению:
   - Капитан Кирк, скажите, пожалуйста, мне, кто и когда  открыл  что-нибудь
новое, предварительно не избавившись от старого страха?  Было  время,  вы  -
земляне - верили, что ваш мир плоский, а он оказался шаром. Было  время,  вы
утверждали, что человек - не птица, и летать не может, а мы с вами  летим  в
такой космической дали от Земли, о какой птица и не ведает.  Вы  утверждали,
что скорость транспортного средства не может превысить скорости света,  пока
не открыли искривленное движение. Примеры такого  рода  можно  приводить  до
бесконечности. И страх перед Великим Барьером  -  это  всего  лишь  один  из
примеров страха  перед  неизведанным.  Но  не  подумайте,  что  я  подвергаю
сомнению вашу смелость, - я говорю не о личном, а о надличностном страхе.
   Кирк не смягчился:
   - Можете не извиняться.  Речь  идет  не  о  психологии,  а  о  физическом
явлении, в котором нет места ни страху, ни бесстрашию, зато есть или здравый
смысл, или безумие.  Интенсивная  гравитация,  мощная  радиация  поражают  с
одинаковым результатом и трусов, и смельчаков. Или печальный опыт других для
вас ничего не  значит?  Вам  требуется  личное  доказательство?  Пожалуйста,
убедитесь! Но оставьте других в покое!
   Маккой предполагал, что терпению Сибока пришел конец, и он взорвется, как
и Джим. Но к его удивлению, Сибок лишь опечалился,  и  ответ  его  прозвучал
мягче обычного:
   - Капитан, я вас очень уважаю и понимаю. Но почему вы  не  хотите  понять
меня? Вы принимаете меня за безумца только потому, что я не  разделяю  ваших
взглядов. А почему вы не хотите ознакомиться с моими взглядами, почему вы не
хотите выслушать меня? Или вы боитесь?
   - Я ничего не боюсь! - с такой убежденностью  ответил  Кирк,  что  Маккой
позавидовал ему. Сибок повернулся к своим солдатам:
   - Подождите, пожалуйста, за дверью.
   Один из них, видимо, ближайший помощник, энергично запротестовал.
   - Исполняйте, Дж'Онн, - приказал ему Сибок.
   Солдаты неохотно повиновались. Как только дверь за ними закрылась,  Сибок
шагнул навстречу своим пленникам.
   - Пошли.
   Маккой заметил тень на  лице  Джима  и  точно  знал,  о  чем  раздумывает
капитан, Сибок был безоружен, и втроем они,  конечно  же,  одолеют  его.  Но
стража была совсем рядом, за дверью.  Достаточно  одного  крика,  чтобы  она
ворвалась  сюда.  Лучше  все-таки  дождаться   спасательного   корабля,   не
подставляя себя и других под выстрелы фазеров.
   Маккой прочитал все эти мысли на лице Джима за какую-то секунду. Но  было
мгновение, когда Кирк был, кажется, готов на риск, и трудно сказать, что его
остановило.
   - Притушите свет, - скомандовал Сибок, и обзорная  кабина  погрузилась  в
сумрак, освещаемая лишь ярким светом звезд, льющимся сквозь иллюминаторы. Не
обращая  внимания  на  демонстративно  отсутствующий  взгляд  Спока,   Сибок
приступил к беседе:
   - Я уверен, что у вас будет много вопросов ко  мне,  -  его  манера  была
удивительно теплой и доверительной. Создавалось  впечатление,  что  маститый
профессор делится своими обширными  знаниями  с  талантливыми  учениками.  -
Вместе созерцая эти звезды, мы попытаемся совместно найти на них ответы.
   Маккой расслабленно вытянулся в кресле, прикрыл глаза, погружаясь в давно
забытую студенческую  атмосферу.  Спок  не  менял  своего  взгляда,  а  Кирк
медленно остывал после приступа гнева.
   - Ша Ка Ри, -  начал  издалека  Сибок,  -  "источник",  а  говоря  более,
привычным для вас языком  -  рай.  Клингоны  называют  это  место  Квай  Ту,
ромулане - Ворота  Вор.  Каждая  культура  лелеет  мечту  найти  место,  где
зародилось все сущее. А для нас это место скоро станет реальностью.
   "Но  не  той,  о  которой  ты  мечтаешь",  -  подумал  Кирк,   а   вслух,
отмежевываясь от какой либо примиримости, заявил:
   - Единственная реальность, которую я вижу перед собой,  не  имеет  ничего
общего с раем, зато до ада ей недалеко. Я капитан звездолета, стал пленником
на  своем  же  корабле,  ты   психологически   одурманил   мою   команду   и
крутишь-вертишь ею, как хочешь. Нас осталось трое, не одурманенных тобою,  и
сейчас ты, очевидно, приступаешь к одурманиванию нас. Что ж,  приступай.  Но
прежде мне хотелось бы узнать, в  чем  твоя  сила,  которая  позволяет  тебе
подчинять и контролировать чужой разум?
   Спок  придвинулся  поближе  к  Маккою.  Сибок  заметил  его  движение   и
вздрогнул, как от удара, a на вопрос и  обвинения  Джима  ответил  с  ноткой
беззащитности:
   - Я не контролирую ничей разум. Наоборот - я освобождаю его.
   - Как? - настаивал Кирк.
   А доктор, опережая ответ Сибока, заметил:
   - С моей, чисто, профессиональной точки зрения, все эти люди, которыми ты
окружил себя, подверглись психологической  обработке.  Ни  о  какой  свободе
разума не может быть и речи.
   - Доктор, - обрел спокойствие Сибок, - как профессионал вы должны знать и
хорошо знаете, что абсолютно свободного разума нет  вообще.  Всякая  свобода
относительна, а свобода разума - тем более. И я вовсе не покушаюсь на  чужой
разум. Я просто открываю людям их боль и учу черпать силы из своей боли...
   Спок заерзал на своем  месте,  и  Кирк,  заметив  его  движение,  прервал
Сибока, может, на самом интересном месте:
   - Спок? Он правду говорит?
   - Как он представляет ее себе, - ответил Спок с иронией, избегая  взгляда
Сибока. - Это очень древняя техника вулканцев, запрещенная в наше  время.  Я
не вправе говорить что либо еще,  за  исключением  разве  того,  что  многие
пользовались ею, добывая себе власть над другими.
   - Значит, все-таки психологический контроль, - подвел итоги доктор.
   Сибок резко глянул на него, закрыл глаза и сосредоточился:
   - А ведь и у вас, Маккой, очень сильная боль.
   - Что? - только и смог спросить застигнутый врасплох доктор.
   Сибок  открыл  глаза.  Они  казались  огромными,  бездонными.  И   Маккой
почувствовал, что погружается в них, но не как в устрашающий омут...
   - Я чувствую вашу боль, Маккой, а вы? "Леонард", - голос Сибока прервался
другим, знакомым до боли. Казалось, он исходил из мозга самого  доктора.  Он
испуганно посмотрел на Спока,  на  Джима,  пытаясь  понять,  слышат  ли  они
что-нибудь, но его друзья смотрели на него с немым удивлением.
   - Леонард...
   И Маккой узнал этот голос.
   - Нет, - прошептал он. - Не может быть! Это какой-то дьявольский трюк.
   Сибок, Спок и Кирк растворились  в  обволакивающей  его  темноте.  Маккой
остался один на один с голосом,  повторявшим  его  имя  и  с  любовью,  и  с
непереносимой болью. А темнота мало-помалу  рассеивалась,  и  Маккой  увидел
себя не в обзорной кабине, а в палате экстремальной помощи.
   - Господи! - воскликнул доктор и беспомощно  закрыл  руками  лицо.  -  Не
делай этого! Прошу тебя, не делай!
   Сами собой руки его опустились вниз, и он увидел перед  собой  маленькую,
серую, истощенную до немыслимых пределов фигуру человека. Да нет, не фигуру,
а обтянутый пергаментно-бледной кожей ске