Прайм. Но
я не могу оставить пустым капитанский мостик.
   - Я буду там через десять минут, мистер Спок.
   - Благодарю вас, мистер  Зулу.  Конец  связи,  -  но  протягивая  руку  к
переключателю, офицер по науке увидел,  что  рулевой  сделал  непроизвольный
жест рукой, и спросил:
   - Да, мистер Зулу, что там у вас?
   - Мистер Спок, - молодой  офицер  вдруг  замялся  и  спросил  с  каким-то
отчаянием:
   - Капитан не сообщил вам.., и вы думаете.., что капитан Хантер прибудет к
нам на борт?
   Спок невозмутимо глядел с экрана, а Зулу в этот момент готов  был  отдать
все на свете, чтобы  лицо  офицера-ученого  выразило  бы  хоть  какое-нибудь
чувство, ведь он был, пожалуй, единственным на корабле, кто не  мог  или  не
хотел понять, почему Зулу задал этот вопрос. Но насколько он знал Спока,  от
него  можно  было  ждать  лишь  уважительного  ответа   и,   скорее   всего,
неопределенного.
   А Зулу нужна была определенность. Половину своей  сознательной  жизни  он
прожил под звездой капитана Хантер. Она была для него всем: и первой детской
любовью, и живой легендой, и ярким маяком на пути его жизни. А в  его  семье
царил подлинный культ Хантер. И не мудрено.
   Отец и мать Зулу да и он сам были выходцами с  Земли.  Но  его  отец  был
поэтом, а мать - агрономом-консультантом, и они не нашли  лучшего  для  себя
места, чем сельскохозяйственная колония Федерации  Ганьютцу,  где  и  прошла
большая часть детства Зулу. Большинство поселенцев на Ганьютцу  были  такими
же, как и его родители, романтиками,  выходцами  из  прошлого,  для  которых
сельская  идиллия  была  дороже  всех  прелестей  цивилизации.  Но  на  беду
любителей сельской  жизни,  Ганьютцу  была  затеряна  в  далеком  пограничье
Федерации, и клингонские пираты облюбовали  беззащитную  планету  для  своих
грабительских набегов.
   Ни отчаянное  сопротивление  ганьютцев,  ни  многоречивые  ноты  протеста
правительства Федерации не могли спасти планету.  Клингоны  утверждали,  что
планета заселена ренегатами от  цивилизации,  которых  нет  никакого  смысла
защищать, к тому же им  не  известно,  откуда  появляются  и  куда  исчезают
пираты.
   И тогда над Ганыотцу, как сокол на охоте, появилась молодой офицер Хантер
со  своей  боевой  эскадрильей.  Преследуя  пиратов,  она   загнала   их   в
клингоновское гнездо, и Клингоны вынуждены были признать и своих пиратов,  и
свое поражение.
   Хантер избавила и Зулу, и всех ганьютцев от многолетнего кошмара,  но  он
не знал, как объяснить это офицеру по науке, чтобы тот понял его  состояние,
как понял бы его капитан Кирк.
   Кажется, Спок не осуждал его за  любопытство,  но  брови  его  насмешливо
взлетели вверх, и он ответил:
   - Я не имею понятия о планах миссис Хантер, мистер Зулу, но не  исключена
возможность того, что она окажет  честь  "Энтерпрайзу",  поднявшись  на  его
борт, и будет встречена офицерами подобающим образом. Конец связи. Спок.
   Зулу оторопело наблюдал за аскетическим, лишенным какого бы  то  ни  было
выражения, лицом офицера по науке, исчезающим с экрана,  и  очень  надеялся,
что его собственное, с отвисшей челюстью, лицо не видно ему.
   "Когда, наконец, я научусь держаться перед Споком, как подобает  офицеру,
а не мальчишке?" - в который раз подумал он с досадой.
   - Очнись, - вывела его из оцепенения Мандэла.  -  Ты  обещал  ему  прийти
через десять минут, так что поторопись, - она подняла свою маску, обменялась
с ним рукопожатием.
   - Ты думаешь, Хантер взойдет к нам на  борт?  Мандэла  улыбнулась  как-то
странно.
   - Я надеюсь на это. Мне тоже хочется увидеть ее, -  вытерев  потное  лицо
рукавом, добавила:
   - Если тебя отпустят, просись сразу в эскадрилью Хантер -  лучшего  места
не найдешь.
   Вместе они направились к раздевалке.
   - Эскадрилья Хантер! - воскликнул Зулу. Для него сама возможность служить
под командой Хантер была такой же реальной, как призрачный сон. - Я не такой
счастливчик, чтобы мечтать об этом.
   Мандэла резко шагнула вперед  и,  загородив  ему  дорогу,  с  неожиданной
злостью спросила:
   - Ты кто - человек или мешок сомнений? Да где ты их набрался?
   Ее ладони с широко растопыренными пальцами едва не  касались  его  унылой
физиономии.
   - Боюсь, что если она откажет мне...
   - У тебя хорошая квалификация, у тебя целая куча смежных  специальностей.
И на твоей груди звезда Академии.
   - Но ты не видела моего аттестата.
   Стиснув зубы, она уставилась на него своими  зелеными,  мечущими  бешеные
искры, глазами:
   - Плевать на твой аттестат! Ты поступил в Академию и прошел полный курс -
только это идет  в  расчет.  Ни  один  самый  всезнающий,  самый  всесильный
бюрократ не сможет отклонить твою просьбу о переводе на том  основании,  что
ты не доволен своим аттестатом.
   Хикару знал ее уже достаточно хорошо, чтобы под  маской  гнева  различить
плохо скрытую боль.
   - А с тобой это было? - как можно мягче спросил он и сразу же  сообразил,
что было, ведь Мандэла не заканчивала  Академии,  она  в  буквальном  смысле
слова сражалась, добывая себе звания.
   - Было, - не сразу ответила  она.  -  И  не  раз.  И  всегда,  когда  это
случалось, я чувствовала себя  оскорбленной.  Но  ты  единственный,  кому  я
рассказала об этом. А больше никому не скажу. Он согласно кивнул головой:
   - И не надо.
   - Это мое первое первоклассное назначение,  Хикару.  Но  Кирк  не  просил
именно меня. Он просто подал запрос на любого,  кто  способен  был  заменить
моего предшественника. И любого взял бы. И это бесит меня.
   Она мрачно усмехнулась.
   - Может быть, Кирк и считает, что заполучив меня, он  взял  то,  что  ему
надо. Но мне это место досталось по чистой случайности. И  я  не  успокоюсь,
пока не добьюсь  своего.  Я  не  буду  тратить  время  попусту:  или  звезда
Академии, или... - она резко оборвала себя,  осознав,  что  сказала  слишком
много, положила руку на плечо Хикару и закончила:
   - Усвой раз и навсегда: никто не поверит в тебя, если ты сам  в  себя  не
веришь.
   Хикару промолчал. Он не мог признаться, что не столько не верит  в  себя,
сколько боится быть отвергнутым.

***

   Спок снова спустился на Алеф Прайм и направился в городскую  тюрьму.  Она
располагалась в самом конце короткого  коридора  административной  секции  и
производила гнетущее впечатление своим запущенным видом.  Пластиковые  стены
сверху донизу были испещрены рубцами и  царапинами,  скрывавшими  скабрезные
надписи, а кое-где виднелись глубокие трещины, обнажавшие  природный  камень
астероида. И все это, закрашенное и  перекрашенное  много  раз,  говорило  о
запущенности, о забытости этого заведения.
   Охрана  из  трех  человек  лениво  развалилась  на  скамейке   у   входа,
погруженная  в  созерцание  ручных  компьютеров.  При  появлении  Спока  все
компьютеры исчезли в глубоких карманах мундиров, но Споку  было  плевать  на
то, чем занимается  охрана,  и  он  не  сделал  ей  никакого  замечания:  на
чепуховой  работе  всякий  волен  заниматься  чепухой,  хоть   читая,   хоть
просматривая развлекательные фильмы.
   Старшей среди охранников была женщина. Она не спеша поднялась со скамейки
и спросила:
   - Чем могу служить?
   - Я мистер Спок, первый  офицер  военного  корабля  "Энтерпрайз".  И  мне
хотелось бы побеседовать с доктором Джорджем Мордро до того, как мы  возьмем
его на борт своего корабля.
   Охранница сдвинула брови, напрягая свою память:
   - Мордро... Это имя что-то напоминает мне, но я не уверена, что он здесь,
- она повернулась к  сенсорному  микрофону  приемного  отделения.  -  Джордж
Мордро есть среди арестованных?
   - Такого заключенного нет, - донеслось из сенсора.
   - Прошу прощения, - извинилась охранница. - И насколько мне известно,  ни
один из содержащихся под арестом не подлежит этапированию со станции.  Здесь
собраны одни хулиганы - вчера был день получки.
   - Мы столкнулись с явной неразберихой - должны взять  на  борт,  не  зная
кого, не представляя степень его опасности. Какую-либо информацию о процессе
Мордро не удалось отыскать. Возможно,  что  он  здесь,  но  сопроводительные
документы на него потеряны.
   - Я  вспомнила  Мордро.  Он  был  обвинен  в  убийстве.  Но  его  адвокат
настаивала на тайном процессе, и суд был закрытым. И  все  это  делалось  со
ссылкой на безумие обвиняемого.
   - Значит, он здесь?
   - Нет. Если они признали его безумным, то он  находится  не  здесь,  а  в
больнице. Но вы можете его посетить, если захотите.
   В подтверждение своих слов она указала ему на целый ряд экранов, дававших
возможность увидеть всех обитателей тюрьмы. И Спок не нашел среди них  того,
кто напоминал бы ему его бывшего учителя.  Тогда  он  решил  воспользоваться
советом охранницы и направился в больницу.
   - Конечно, он здесь, - ответил дежурный администратор на вопрос Спока,  -
но вам будет трудно вести с ним беседу.
   - Почему трудно?
   -  У  него  большая  депрессия.  Ему  назначено  лечение,  но,  очевидно,
переборщили с дозой. И он не очень связно разговаривает.
   - И все-таки я хочу с ним поговорить, - настаивал Спок.
   - Думаю, это можно. Только постарайтесь не расстраивать его.
   Дежурный проверил удостоверение личности Спока,  провел  его  в  обширный
коридор и открыл одну из дверей.
   - Я буду наблюдать по экрану, - предупредил он.
   - В этом нет надобности.
   - Может быть. Но такова моя работа, - он впустил Спока в палату.
   Она представляла из себя  что-то  вроде  недорогого  номера  в  гостинице
среднего класса в дальнем захолустье обитаемого мира. Из  мебели  были  одна
лишь кровать и кресло, их дополняли раздаточный пищевой автомат и  терминал,
клавиатура которого была ограничена последними известиями и развлекательными
программами. На большее тюремщики не  решались,  как  видно,  опасаясь,  что
доктор Мордро сумеет проникнуть в городскую  компьютерную  программу  и  сам
себя освободит.
   Доктор плашмя лежал на кровати, беспомощно вытянув  руки  вдоль  длинного
худого тела, широко раскрыв большие светло-карие  глаза.  Он  и  раньше  был
худощавым, чуть выше среднего роста, но не казался  ни  худым,  ни  высоким.
Иллюзию   худобы   создавал   слишком   просторный   костюм   арестанта    в
светло-коричневую полоску.  Но  больше  всего  Спока  поразили  беспорядочно
взъерошенные  седеющие  волосы  Мордро  и   неподвижно   застывший   взгляд,
наполненный страданием и безысходностью, -  в  нем  не  осталось  ничего  от
былого возбуждения, от постоянного ожидания новых открытий.
   - Доктор Мордро? Профессор?
   В ответ ни звука, ни шороха - ничего.  Вглядываясь  в  неподвижное  тело,
Спок размышлял: "Что это? Вызванная  переживаниями  кататония?  Медитативный
транс? Конечно, нет. Это наркотики!  Но  кто  додумался  травить  ими  такой
блестящий ум?"
   Спок познакомился с  Мордро  во  время  своей  учебы  в  одном  из  самых
знаменитых  университетов  Федерации  -  в   Макропирусе.   Доктор   занимал
университетскую  должность  профессора-исследователя  и   одновременно   вел
небольшой, но нацеленный на углубленные знания семинар.  В  тот  год,  когда
Спок занимался на семинаре, там было всего пятнадцать  студентов,  и  доктор
предъявлял к ним такие требования, что даже для Спока они казались  чересчур
завышенными.
   Но доктор Мордро  так  не  считал,  потому  что  сам  работал  где-то  за
пределами человеческих  возможностей:  его  труды  ошеломляли  коллег  своей
парадоксальностью и периодичностью. А награды сыпались на него с  регулярной
монотонностью.
   - Профессор, нам надо поговорить с вами.
   Джордж Мордро словно ничего не слышал. Он лежал все  так  же  неподвижно,
взгляд его все так же был переполнен страданием  и  безысходностью.  Наконец
доктор издал какой-то звук, и Спок не сразу сообразил, что слышит смех. И он
вспомнил, как профессор Мордро смеялся когда-то:  восторженно,  заразительно
для  всей  аудитории,  разряжая  шутками  и  тонким   юмором   напряженность
исследовательской работы. Какие изменения!
   Неожиданно Мордро уперся в жесткое ложе кровати, с трудом  приподнялся  и
сел. Его осмысленный взгляд  остановился  на  посетителе,  но  осмысленность
ограничивалась одной подозрительностью.
   - Зачем вы прибыли на Алеф Прайм, мистер Спок?
   - Я думал, вы забыли меня, профессор.
   - У меня хорошая память.
   - Корабль, на котором я служу, прибыл сюда для того, чтобы взять  вас  на
борт.
   Крупные слезы беззвучно выкатились из глаз профессора и  потекли  по  его
щекам.
   - Чтобы этапировать меня в тюрьму,  -  закончил  он  за  Спока.  -  Чтобы
перевоспитать меня.
   -  Профессор,  что  случилось?  Как  против  вас  могли  выдвинуть  такие
чудовищные обвинения? В них нет ничего правдоподобного!
   Мордро откинулся на кровать,  свернулся  беззащитным  клубком  и  зашелся
горьким безудержным плачем, то и дело перемежая  его  диким,  отвратительным
смехом.
   - Уходите! - закричал вдруг он. - Все уходите, оставьте  меня  одного!  Я
уже говорил вам, что хотел только помочь людям, и  помогал  им,  когда  меня
просили об этом. Что еще вы хотите от меня узнать? Я все сказал!
   - Профессор, - как можно мягче произнес Спок. - Я пришел к вам для  того,
чтобы помочь вам. Так помогите и вы мне - давайте сотрудничать.
   - Вы меня не обманете! - взвизгнул Мордро. -  Вам,  как  и  всем  другим,
хочется, чтобы я предал своих друзей. Но не надейтесь - вы ничего от меня не
добьетесь, и уходите прочь от меня!
   Неожиданно  открылась  дверь,  в  палату  поспешно  вошел  администратор,
объявил:
   - И в самом деле - уходите. Я же предупреждал вас, что ничего путного  вы
здесь не услышите. А при желании успеете наговориться с доктором по пути,  -
он почти вытолкал Спока из палаты.
   Спок не обратил внимания на грубость  администратора.  Он  удостоверился,
что ничего здесь не добьется и, покидая больницу, тщательно обдумывал  слова
профессора. В них не было новизны, если не считать фразы о друзьях,  которых
Мордро не хочет предавать.  Но  какой  конкретный  смысл  кроется  за  этими
словами? Или это всего лишь больной бред безумца?
   Так ни до чего не додумавшись, Спок решил  отложить  дело  до  той  поры,
когда Мордро окажется на борту корабля, - если,  конечно,  профессор  сможет
прийти в себя, если помощь ему еще не запоздала.
   Уже достав коммуникатор, чтобы  связаться  с  "Энтерпрайзом",  офицер  по
науке, неожиданно для себя, принял другое решение: нелогично  покидать  Алеф
Прайм с испорченным настроением. Спрятав  коммуникатор,  Спок  направился  в
другой сектор станции.

***

   Посчитав, что он уделил достаточно времени для Хантер, чтобы  не  обидеть
ее, Кирк достал свой коммуникатор и вдруг услышал по нему сигнал вызова. Это
было так неожиданно, что коммуникатор чуть было не выпал из его рук.
   - Какая синхронность! - пожаловался он Хантер. - А обещали  не  тревожить
меня все послеполуденное время. Я им припомню это!
   Хантер непроизвольно напряглась. "Аэрфен"  не  вызывал  ее  во  время  ее
отлучек с корабля, если ему не угрожала серьезная опасность, а  в  спокойной
обстановке любой член экипажа мог заменить ее на  капитанском  мостике.  Она
убедилась в этом, частенько покидая корабль в  любое  время.  И  делала  это
намеренно, потому что смотрела на жизнь откровенно трезво и  сознавала,  что
она смертна и что рано или поздно ее место займет кто-то другой, может быть,
более достойный капитанского звания.
   В недавнем прошлом она имела неприятности за то, что предоставляла своему
экипажу  гораздо  большую  самостоятельность,  чем   это   предусматривалось
уставом. Но внезапно подули новые ветры, и ее даже вызывали в штаб Звездного
Флота  для  обмена  опытом   по   обучению   молодого   командного   состава
пилотированию  межзвездных  кораблей  в   режиме   искривленного   движения.
Последнее обстоятельство настолько убедило ее в правильности  своей  тактики
по отношению к экипажу, что она решила:  Кирка  срочно  вызывают  по  случаю
критической ситуации. И она  готова  была  помочь,  если  Кирку  понадобится
помощь.
   - Кирк слушает, - произнес Джим. Хантер  почему-то  вспомнила  их  первую
встречу. Он был такой же аккуратный, причесанный, прилизанный, а у нее,  как
всегда,  были  пыльные  башмаки.  Та  первая  встреча  закончилась  взаимным
чувством презрения.
   -  Капитан,  -  донеслось  из  коммуникатора,  -   я   достал   кое-какое
оборудование для "Энтерпрайза", и нужна ваша подпись, чтобы я смог отправить
его на борт.
   - Что за оборудование, мистер Спок?
   - Биоэлектронное, сэр.
   - А зачем оно нам?
   - Для оснащения аппаратуры, наблюдающей за аномальным образованием.
   - Понятно, - сказал Кирк. - А где вы находитесь?
   - На Алеф Прайме, в секторе 0-Г, в лаборатории по выращиванию кристаллов.
   - Мистер Спок, я действительно нужен вам именно сейчас?
   - Да, капитан. Время не терпит.
   Джим посмотрел на Хантер и сделал кислую гримасу. Она  недоуменно  пожала
плечами, но расслабилась - никакой опасности не предвиделось.
   - Хорошо, мистер Спок. Я прибуду  к  вам  через  несколько  минут,  -  он
отключил коммуникатор и извиняюще обратился к Хантер:
   - Мне очень жаль, но Спок так много работал, столько времени потратил  на
опаснейшие наблюдения и так внезапно был оторван от них.  И  мне  нечем  его
утешить, разве что помочь в приобретении этой аппаратуры.
   - Я все понимаю, - ответила Хантер. - И никаких проблем.
   - Это не займет много времени...
   - Джим, я же сказала тебе, что все в порядке. Сейчас я отправлюсь к  себе
на "Аэрфен", сделаю необходимые дела и сразу же прибуду на "Энтерпрайз".
   - Хорошо, - наконец успокоился он. - Увидимся позже.
   Она указала ему наиболее краткий путь к лаборатории, молча наблюдала, как
он идет по полю, вспоминая и минувший день, и давно прошедшее  время.  Слава
богу, их дружба  выдержала  испытания  многих  лет  разлуки,  хоть  они  оба
остались такими же разными, какими были еще в первый год учебы в Академии.
   Кирк и  тогда  уже  был  притягательной  звездой  для  многих  курсантов,
общительный космополит, выросший в центре обитаемого  мира,  равно  открытый
для всех представителей этого мира. Хантер же, напротив, была колонисткой, с
врожденным  чувством  ущербности,  которое  не  давало  покоя,   держало   в
постоянной готовности дать отпор любому посягательству на ее свободу. Что  и
привело к нелепому, но памятному инциденту, который и  показал  ей  истинное
лицо курсанта Кирка.
   Начало инциденту положил отказ Хантер вписать в  документы  свое  второе,
чисто семейное, имя. Это было  явным  нарушением  устава  учебных  заведений
вооруженных сил. Хантер сослалась на религию, которая запрещала ей открывать
свое второе имя кому бы то ни было, кроме родных и самых близких ей людей. А
поскольку свобода религии была для Звездного Флота потребностью номер  один,
ее оставили в покое.
   Но новоявленный командир их  подразделения,  старшекурсник  Фриндли  (это
смешное имя они моментально изменили на Френси) запретил ей  носить  орлиное
перо, заплетенное в ее короткую косичку, узрев и в  этом  нарушение  устава.
Хантер  и  тут  увидела  посягательство  на   ее   религиозную   свободу   и
категорически отказалась выполнять приказ.
   Френси посчитал себя оскорбленным и потребовал суда чести, обвиняя Хантер
в непочтительном отношении к старшим по званию и в нарушении правил  ношения
формы. Остыв от первого порыва, она готова была признать  себя  виновной  по
первому пункту обвинения и как-нибудь отмолчаться по второму,  чтобы  никого
не посвящать в тонкости ее расовой иерархии.
   Но возникла новая проблема. Суд не мог состояться без адвоката, Хантер не
могла обратиться за помощью к кому бы  то  ни  было,  так  как  по  семейным
традициям обязана была защищаться сама. Но,  к  ее  неудовольствию,  нашелся
добровольный защитник - и тем добровольцем был Кирк, которого Хантер считала
птицей того же полета, что и их командир, потребовавший над нею суда. П