улыбнулась Патриции:
     - Все понятно. Никакого вреда ты не нанесла. Я просто интересуюсь - ты говорила кому-нибудь о том, что у нас... гм... появился дневник?
     Маттиас оценил, насколько деликатно Имоджин выразилась, ибо здесь можно было употребить и слово "кража".
     - Ну что вы! - заверила ее Патриция. - Я никому об этом не говорила.
     - Никто не предлагал тебе принести сегодня дневник в салон леди Линдхерст? - не спуская глаз с Патриции, спросила Имоджин.
     Патриция энергично затрясла головой:
     - Нет, конечно. Откуда кто-то мог узнать, что Маттиас взял его в доме лорда Ваннека?
     - Да, это верно, - ровным голосом проговорила Имоджин. - Кроме нас троих, об этом никто не мог знать.
     Было видно, как Патриция расслабилась после этих слов.
     - Я решила, что должна передать дневник леди Линдхерст, после того как получила записку от одной из подруг.
     Эта новость буквально всколыхнула Маттиаса. Имоджин не успела сказать ни слова, как он обрушился на Патрицию с вопросами:
     - Кто-то прислал тебе записку? В ней упоминался дневник? И кто же написал эту записку?
     - Я... н-не знаю. Записка, которую я получила утром, была без подписи, - испуганно проговорила Патриция. - Но на ней была секретная печать, которой пользуются члены салона, когда переписываются друг с другом.
     - Секретная печать? - Маттиас поморщился. - Что за вздор? Какого черта ты не показала мне эту записку? Когда ее принесли? Ты узнала, чей это почерк?
     Патриция забилась в угол кареты и посмотрела на Имоджин умоляющим взглядом.
     Имоджин сверкнула на Маттиаса глазами:
     - Терпение, милорд. Не надо запутывать дело.
     - Проклятие! - Маттиас горел желанием поскорее добиться от Патриции ответов. Но поскольку Имоджин считала, что надо действовать иначе, он переключился на нее:
     - Только не ошибитесь, мадам. Я намерен выяснить, что же все-таки происходит.
     - Я знаю, что ты этого хочешь и имеешь право знать, - твердым тоном проговорила Имоджин, - Но мы быстрее достигнем цели, если ты позволишь мне обсудить вопрос с твоей сестрой спокойно, без нервов.
     Маттиас застучал пальцами по стенке кареты. Имоджин была права, и он понимал это.
     - Хорошо. Продолжайте, - пробормотал он. Имоджин повернулась к Патриции:
     - Не обращай на него внимания. Мужчины всегда склонны проявлять нетерпение... Стало быть, ты говоришь, что получила записку. В ней упоминался дневник?
     - Конечно же, нет. - Патриция выглядела озадаченной. - Откуда кто-то мог узнать, что он у нас?
     - В самом деле, - сухо сказал Маттиас. - Может быть, ты написала что-нибудь своим подругам по салону? Скрепив это секретной печатью, разумеется...
     На глазах Патриции блеснули слезы.
     - Я ведь только что сказала, что не говорила о дневнике ни одной живой душе.
     Имоджин снова метнула на Маттиаса суровый взгляд:
     - Милорд, если у вас есть хотя бы половина здравого смысла, которым я наградила вас в своих представлениях, вы не должны перебивать нас.
     Маттиас сжал зубы и замолчал.
     Имоджин ободряюще улыбнулась Патриции:
     - Теперь расскажи нам о записке, которую ты получила.
     Патриция настороженно посмотрела на Маттиаса, очевидно, опасаясь, что он снова возобновит свои агрессивные попытки выудить из нее информацию, потом перевела взгляд на Имоджин:
     - В записке говорилось, что мы должны бояться проклятия Ратледжа, которое может пасть на дом одного из членов Замарского салона. Я сразу поняла, что последней жертвой проклятия стал Маттиас.
     - Вполне логичный вывод, - сказала Имоджин. Маттиас бросил на нее выразительный взгляд, однако от комментариев воздержался.
     - Что еще было в этой записке? - быстро спросила Имоджин.
     - Только то, что тот, кто владеет каким-либо предметом, принадлежавшим Ваннеку, может оказаться в большой опасности. - После короткой паузы Патриция добавила; - Дело в том, что проклятие распространяется на все, чем владел Ваннек.
     - Не очень тонко сработано, - презрительно заметил Маттиас. - Черт побери, кто-то знает о дневнике.
     Имоджин снова бросила на него предостерегающий взгляд и возобновила свой деликатный допрос:
     - И ты сразу вспомнила, что в доме есть нечто принадлежавшее Ваннеку? То есть дневник?
     - Да. - Патриция выглядела озадаченной. - Я знала, что никто - ни вы, ни Маттиас - не поверит мне, если я попытаюсь рассказать о проклятии... Я должна была что-то делать... Маттиаса едва не убили... Кто знает, на кого следующего падет проклятие? Я решила, что леди Линдхерст подскажет, что делать с дневником, потому что она эксперт по древнему Замару и верит в проклятие Ратледжа.
     - Черт побери! - пробормотал Маттиас. - Ни в чем, кроме разве что моды, она экспертом не может быть.
     Имоджин не спускала глаз с Патриции:
     - Я понимаю твое желание действовать, но твой брат совершенно прав. Проклятие Ратледжа - чистейший вздор. Боюсь, что леди Линдхерст вела какую-то неблаговидную игру с тобой, да и с другими членами салона.
     Патриция вздохнула:
     - Но, Имоджин, я не понимаю... Если нет никакого проклятия, то как объяснить все события последних дней?
     - Совпадением, - не задумываясь ответила Имоджин. - Они случаются постоянно.

***

     - Совпадением здесь и не пахнет, - сурово произнес Маттиас двадцать минут спустя, войдя вслед за Имоджин в библиотеку. - Все гораздо серьезнее, нежели просто совпадение, и ты прекрасно это понимаешь.
     - Конечно, Маттиас, но я не считала нужным возбуждать тревогу у Патриции. - Имоджин посмотрела на закрытую дверь библиотеки и сняла шляпу и перчатки. - Она и без того обеспокоена. А если принять во внимание ее фамильную черту - болезненное воображение, то лучше всего не давать ей пищи для страхов.
     - Мне кажется, что в нынешней ситуации есть веские основания для самых ужасных предположений. - Маттиас уселся в кресло за письменным столом и некоторое время наблюдал за женой, которая расхаживала по комнате. - Что ты думаешь обо всем этом? - Я не вполне уверена... Ясно одно: дневник Люси для кого-то очень важен.
     Маттиас сощурил глаза и высказал предположение:
     - Селена?
     - Вполне возможно. - Имоджин, похоже, поняла его с полуслова. - В конце концов именно она придумала это пресловутое проклятие Ратледжа.
     - Зачем он ей нужен?
     - Не имею понятия... Насколько я знаю, Люси и Селену связывало лишь шапочное знакомство. Люси почти никогда о ней не говорила.
     - Да, действительно...
     Имоджин бросила короткий, пронзительный взгляд на мужа:
     - Нет ли здесь связи с...
     - Ты имеешь в виду вечер и наши памятные объятия в саду?
     Щеки Имоджин слегка зарумянились.
     - Да, именно... Ты настоял после этого на помолвке.
     - Я не настоял бы на помолвке только из-за объятий, как бы сладостны они ни были.
     - Ты настоял на этом, потому что нас увидели Селена и Аластер Дрейк.
     - Именно. Может, мы и не очень далеко продвинулись, тем не менее это весьма интересная деталь, не правда ли?
     - Но это было простое совпадение, что они оказались вдвоем в тот момент в саду и застали нас... гм... в такой... - Имоджин кашлянула, - в такой компрометирующей ситуации.
     - Как я уже говорил тебе, во всей этой истории я не склонен верить в совпадения.
     - Ну хорошо. Давай сделаем некоторые предположения. - Имоджин заложила руки за спину и вновь зашагала по библиотеке. - Кто-то знает, что ты унес дневник из дома Ваннека. Этот неизвестный попытался вынудить Патрицию принести дневник в салон. Таким незнакомцем могла бы быть и Селена, хотя непонятно, чем ей интересен этот дневник и как ей вообще стало известно о том, что он у нас.
     - Возможно, какой-то человек, которому это известно, тоже участник салона.
     Имоджин покачала головой:
     - Маловероятно. Ты видел, Маттиас, что это юные девушки в возрасте Патриции и даже моложе. Для большинства из них это первый сезон в обществе. Три года назад они еще были совсем девочками, и никто из них не был знаком с Люси.
     - Может быть, кто-то из родственников этих юных леди?
     - Возможно. - Имоджин нахмурила брови. - Но тоже маловероятно. Все упирается в ту самую проблему. Каким образом кто-то из них мог узнать, что ты взял дневник из кабинета Ваннека?
     - Ты забываешь, что в доме Ваннека помимо меня в тот вечер были двое, - заметил Маттиас. - Я не видел их лиц, потому что они были скрыты. Но меня они наверняка видела.
     - Боже мой, ты прав!
     - Возможно, они решили, что я охочусь за дневником, просто потому, что сами за ним охотились, - продолжал рассуждать Маттиас. - Для них он был весьма ценным, и, видимо, они сделали вывод, что я тоже рассматриваю его как очень важный документ.
     - Хотя ты не имел об этом понятия...
     - Я пришел в дом вовсе не для того, чтобы найти какую-то конкретную вещь, однако те двое могли не знать об этом. Я взял этот злосчастный дневник только потому, что стало ясно: Ваннек его намеренно упрятал. - Поколебавшись, Маттиас добавил:
     - И еще потому, что он принадлежал твоей подруге.
     - У тебя удивительная способность обнаруживать спрятанное, - задумчиво проговорила Имоджин.
     - У каждого из нас есть свои маленькие таланты... Эта способность мне здорово помогала в Замаре. - Маттиас погрузился в молчание. Почувствовала ли Имоджин, что он недоговаривает? Он взял дневник не только потому, что тот был хорошо упрятан, и не потому, что дневник принадлежал Люси. Он взял его потому, что знал: дневник имеет отношение к его судьбе.
     Впрочем, Имоджин в этот момент занимала конкретная проблема, а не окрашенные мистикой мысли Маттиаса о причинах его поступка и влияния этого поступка на его судьбу.
     - Те два негодяя, которые напали на тебя, должно быть, вернулись в дом после твоего ухода, - предположила Имоджин. - Когда им так и не удалось найти дневник, они сделали вывод, что ты нашел и забрал его.
     - Они могли просто прятаться возле дома и видеть, как я нес дневник. Луна светила довольно ярко в тот момент.
     - Не знаю, Маттиас. Все это кажется бессмысленным, если... Если в дневнике нет чего-то сверхважного. Но что там может быть такого уж важного? Ваннек был единственным человеком, которого могла интересовать и беспокоить связь Люси с Аластером Дрейком. Сейчас, по прошествии трех лет, никого другого это не может интересовать.
     Маттиас нашел в себе силы задать вопрос:
     - А ты уже закончила чтение дневника?
     - Почти что. - Она посмотрела в окно. - Я читаю медленно... Некоторые записи мне больно и тяжело читать.
     Маттиас взял в руки нож, которым чинил гусиные перья, и стал вертеть его в руках.
     - Имоджин, ты, наверно, этому не поверишь, но я очень сожалею, что заставил тебя читать этот злополучный дневник.
     - Чепуха! - Она ободряюще улыбнулась ему. - Ты сделал то, что считал правильным. Нам нужно знать, почему для кого-то дневник так много значит.
     Маттиас бросил нож на стол.
     - Ты просто удивительный человек! Потрясающе удивительный! Господи, неужели ты не можешь должным образом отреагировать, столкнувшись с правдой? Ведь ты все-таки И.А-Стоун.
     Она резко остановилась среди комнаты и ошеломленно уставилась на него:
     - В чем дело? Что вас так рассердило, милорд?
     - Как можно быть столь дьявольски умной и проницательной в одном отношении и столь непроходимо наивной в другом?
     Имоджин как-то странно улыбнулась:
     - Разве ты не заметил, что я не так наивна, как ты считаешь, Маттиас? Просто я смотрю на истину несколько под другим углом.
     - Истина может быть лишь одна в каждой конкретной ситуации.
     - Я с этим не согласна, милорд. Достаточно вспомнить, как мы спорили в журнале по некоторым вопросам замарской истории. Мы оба переводили письмена идентично, однако смысл в это вкладывали различный. Два взгляда на одну и ту же истину.
     - Неужели ты не понимаешь? - проговорил Маттиас. - Сейчас это не имеет никакого отношения к древнему Замару. И раз уж мы спорим об истине, давай проясним одну вещь.
     - Какую именно?
     Маттиас ужаснулся тому, что он делает. Надо немедленно остановиться, подумал он. Он будет законченным дураком, если скажет хотя бы еще одно слово. У него пока что есть возможность без поражения выйти из этой истории с дневником. Он должен поблагодарить судьбу за то, что родился под счастливой звездой, и прекратить рубить под собой сук.
     Имоджин убедила себя, что он дал ей читать журнал потому, что не было другого выхода. Если у него есть здравый смысл, надо позволить ей пребывать в этом заблуждении. Несусветная глупость - отталкивать свою судьбу. И все же он был не в силах остановиться и прыгнул в яму, которую сам себе вырыл.
     - Неужели ты не понимаешь: мне было известно, что ты могла вычитать в дневнике о характере Люси, - сказал Маттиас.
     - У тебя были свои представления о Люси, основанные на давних сплетнях. Ты предполагал, что они совпадут с моими после чтения дневника.
     - Дело не в моих представлениях. Тебе было больно читать то, что она написала. Черт побери, я видел твои слезы, Имоджин.
     Она наклонила голову и некоторое время задумчиво смотрела на него.
     - Тетя Горация тоже сегодня впервые призналась, что она знала о странном поведении Люси.
     - Странном поведении? - Маттиас невесело засмеялся. - Очень деликатно сказано. Это была безжалостная шлюха.
     - Я дружила с ней семь лет до того, как она уехала в Лондон... Не отрицаю, что после отъезда из Аппер-Стиклфорда в ней произошли некоторые изменения.
     - Изменения?
     - Признаюсь, что меня обеспокоило и огорчило, когда она перестали мне писать. Но я думаю, что причина была в замужестве.
     Что-то в ее голосе насторожило Маттиаса.
     - Ты изменила свое мнение? Ты больше не считаешь, что Ваннек виновен в ее несчастье?
     - Ваннек во многом виноват, - заверила его Имоджин. - Но сейчас я полагаю, что у Люси были и другие проблемы.
     - Черт побери, что ты хочешь сказать?
     - Я много размышляла над тем, что прочитала в ее дневнике. И как уже сказала Горации, я пришла к выводу, что Люси была больна.
     - Больна? - ошеломленно спросил Маттиас.
     - Я полагаю, что у нее было душевное расстройство. Она всегда была легковозбудима. Временами ее одолевали приступы меланхолии. А после замужества перепады настроения у нее стали еще более ярко выраженными. Характер ее записей в дневнике подтверждает это. И к тому же она была безумно увлечена Аластером Дрейком.
     Маттиас смотрел на Имоджин и не верил собственным ушам.
     - То есть, если я правильно тебя понимаю, ты сделала вывод, что Люси - сумасшедшая?
     - Не совсем в том смысле, который мы вкладываем, говоря о несчастных обитателях Бедлама . У нее не было галлюцинаций, она не слышала голосов... Ее записи в дневнике свидетельствуют о ее здравом рассудке. Но в то же время я чувствую, что с ней что-то не в порядке.
     Страсть к Дрейку, сжигавшая ее, мне кажется... - Имоджин замялась, очевидно, подыскивая нужное слово, - нездоровой.
     - Она совершала адюльтер, -- насмешливо заметил Маттиас. - Может быть, ее беспокоило именно это? Ведь она не родила Ваннеку наследника. Он бы взбесился, если бы узнал о ее неверности. Порядочные светские жены сначала одаривают своего супруга наследником и уж только после этого вступают в незаконную любовную связь.
     - Нет, здесь кроется не только боязнь того, что Ваннек узнает об их связи. Она домогалась Аластера Дрейка с такой настойчивостью, которая кажется противоестественной. Она пришла в ярость, когда он не согласился с ней бежать.
     Маттиас встал из-за стола:
     - Если я стану и дальше слушать этот лепет, то, боюсь, как бы сам не сошел с ума... Имоджин, ко мне сегодня приходила твоя тетя.
     - Тетя Горация нанесла тебе визит? - удивилась Имоджин. - Как странно... Я была у нее сегодня утром. Она не упоминала о том, что собирается навестить тебя.
     - Не сомневаюсь в том, что твой визит к ней и явился причиной ее визита сюда. - Маттиас почувствовал, как ему сводит челюсть, - результат напряжения в каждой мышце лица. - После твоего разговора с ней она сразу все поняла в отличие от тебя...
     - Не понимаю.
     - Но это так очевидно! - Маттиас положил руки на поверхность стола. Он чуть подался вперед и заставил себя взглянуть Имоджин в глаза. - Я вынудил тебя прочитать дневник Люси, потому что хотел, чтобы ты узнала кое-какие факты о своей так называемой подруге. Я хотел, чтобы ты увидела, что она собою представляла. Да простит меня Бог, я практически с помощью шантажа заставил тебя прочитать эту злосчастную тетрадь, хотя и понимал, как тебе будет больно, когда ты узнаешь правду. Я поступил весьма жестоко.
     Имоджин не мигая смотрела ему в глаза:
     - Я ни за что не поверю этому.
     - Черт побери, но это правда! - свирепо сказал Маттиас. - Взгляни на меня, Имоджин! Посмотри правде в глаза. Ты должна осознать, что, давая тебе дневник Люси, я тем самым продемонстрировал, насколько я безжалостен.
     - Маттиас...
     - В тот день, когда мы впервые встретились, ты сказала, что я вовсе не такой, каким ты меня представляла. - Маттиас продолжал безотрывно смотреть жене в глаза. - Ты даже не подозревала, насколько ты была права.
     В библиотеке повисло молчание.
     Внезапно комната наполнилась духами. Они окружили Маттиаса, ухмылялись, подмигивали ему пустыми глазницами. Их беззвучный смех зазвенел в его ушах.
     Зачем разрушать ее иллюзии? Они хорошо служили тебе, разве не так? Ты не колеблясь решился согреть свою заледенелую душу жаром ее нежной страсти. Тебе нравилось видеть свой фальшивый образ в ее глазах. Почему бы тебе не оставить все так, как есть? А сейчас ты все разрушил.
     Маттиас и без духов знал, что он глупец. Но теперь пути назад не было. Он сказал Горации правду сегодня утром. Он не может жить во лжи. Во всяком случае, с Имоджин.
     - Что вы пытаетесь мне втолковать, милорд? - осторожно спросила Имоджин.
     - Не надо прикидываться, будто ты не понимаешь. Меня зовут Безжалостным Колчестером вполне по праву. Я заслужил это имя, Имоджин. Я никакой не добрый, благородный и возвышенный, каким ты меня считаешь. Я не отличаюсь какой-то особой чувствительностью или утонченностью чувств. И я доказал это, заставив тебя прочитать дневник Люси. Добрый, заботливый муж не вынуждал бы жену узнавать правду о женщине, которую она когда-то называла своей подругой.
     Должно быть, целую вечность Имоджин сверлила его лицо глазами. А затем вдруг улыбнулась. Улыбнулась улыбкой Анизамары. И в этой улыбке угадывалось тепло солнца.
     - Боюсь, что ты все воспринял слишком серьезно, Колчестер, - сказала Имоджин. - Подозреваю, что подобное можно ожидать только от человека исключительно тонкой организации.
     - Слишком серьезно? - Маттиас вышел из-за стола и сжал ее за плечи. - Да что с тобой происходит? Какое зеркало тебе требуется, чтобы ты увидела, что я собой представляю?
     Дрожащими пальцами она коснулась его щеки:
     - Я тебе уже объяснила, что ты и я видим истину не обязательно в одном и том же свете.
     Он еще крепче сжал ее плечи:
     - Какую же истину видишь ты, когда смотришь на меня?
     - Я вижу... Главное, что я вижу: мы во многом очень похожи друг на друга.
     - Да нет же, мы сильно отличаемся друг от друга.
     - Ты как-то сказал мне, что нас роднят страсть и Замар... если ты помнишь.
     Смесь отчаяния и надежды отразились на его лице.
     - Нас роднят эти вещи, но они не в состоянии сделать нас одинаковыми.
     - Ага, вот в этом вы ошибаетесь, милорд. - Глаза Имоджин вдруг заблестели. - Вы человек, гордящийся своей приверженностью логике, так давайте логично рассуждать. Возьмем вначале страсть. Тут все говорит само за себя, не правда ли? Я никогда ни с кем не чувствовала то, что чувствую с вами.
     - А вы и не спали ни с кем другим. Откуда вам знать, что вы почувствовали бы с другим мужчиной? Он с трудом выговорил эти слова. Это было невыносимо - представить Имоджин в объятиях кого бы то hi было другого.
     - Замолчите, милорд! -