о, как ты до ужаса мало знаешь, что делать с деньгами, как надо подбирать аксессуары к одежде или держать в порядке свой гардероб. Не говоря уже о том, что ты сама виновата, если потребляешь недостаточно кальция, не продвигаешься по службе, не можешь сочетать дом и работу, нуждаешься в том, чтобы другие помогли тебе уберечь семью от развала... Хватит трубить о том, что ты не так питаешься, не умеешь правильно реагировать на провалы, сделать разнообразнее свою сексуальную жизнь (тоже, оказывается, только ты и виновата!). Хватит внушать, что жизнь не удалась, что мужчины не желают иметь с тобой дела, что ты опять напортачишь на собеседовании и черта с два устроишься на приличную работу. Хватит! Хватит! Хватит...
     - Никто и не спорит, правда, Джастин? - поспешила перебить мать Анжелика, видя, как Мэкси в бешенстве все быстрей носится по комнате. Но мать не услышала ее слов и продолжала все громче выкрикивать проклятия, а ее босые ноги топали по толстому ковру, словно копыта разгневанного животного.
     - Негодяи, они же лишают нас уверенности в самих себе, когда все время учат, как быть, казаться или чувствовать себя уверенным! Они заставляют нас поверить, что нам никогда не сделаться достаточно привлекательными. Они твердят, что мы должны научиться стать лучше, лучше, лучше - на кухне, в спальне, в правлении. Ах, вас не повысили? Вы еще не управляющий? Какие же страшные истории, должно быть, рассказывает о вашем характере мебель в вашем офисе! И как же это, моя милая, вы до сих пор не научились управлять своим боссом и пользоваться всеми вытекающими из этого благами? Ну а если вы не работаете, то почему это так и не сумели научиться фаршировать индейку не по старинке, а по-новому? И что вы за жалкое создание такое, что без помощи нашего журнала ни за что не смогли бы заниматься несколько раз подряд любовью? Так благодарите же их, хороших добрых редакторов, помогающих кое-как вынести жизнь с негодяем, именуемым мужем, или измену двенадцати любовников, или семнадцать разных дефектов, видных только в койке, или разлуку с единственным мужчиной, естественно, полным дерьмом, которого вы не в силах позабыть! И все, все по вашей вине, недотепа вы эдакая. Не-до-те-па! Вина, вина, вина... Станет хоть один мужчина покупать журнал, если там из месяца в месяц ему будут твердить, какое он дерьмо? Нет, ребята, ни за что не станет! Если мне попадется еще одна статья насчет булимии , меня вырвет. Черт их всех побери, да существует ли хоть один журнал, который женщина может купить и быть уверенной, что ее принимают такой, какая она есть? О чем я только что говорила, а?
     - Что тебя стошнит, если...- истерично завопила Анжелика.
     - Нет, после...
     - Про то, есть ли на свете журнал, где читательниц просто любили бы? - решил уточнить Джастин.
     - Вот-вот! - Мэкси стала носиться еще быстрее.- Именно так! Черт возьми! Журнал - друг, а не враг! Журнал, который хочет тебя развлечь, потому что существует он ради твоего удовольствия - и только ради него! Удовольствие - вот где собака зарыта. И начхать ему на то, много ты ешь или нет, нашла ты себе любовника или не нашла, хорошо ты соображаешь или плохо, нужна тебе чья-то помощь или не нужна. Удовольствие! Хватит все помогать и помогать - полки киосков ломятся от предложений помощи, которая никому уже не нужна. Удовольствие. Вот что всем надо. У-до-воль-стви-е! Слышите!
     Мэкси распростерла руки и пошла в упоении кружиться по комнате, отшвыривая попадавшиеся ей под ноги журналы и при этом так лихо задирая ноги, как умеют делать только девушки - заводилы болельщиков - перед трибунами техасских стадионов.
     - Слышим, ма! И все тут в Трамп-Тауэр тебя тоже слышат.
     - Ну и как ты думаешь назвать этот свой журнал удовольствий? - спросил Джастин, с явным наслаждением глядя на обожаемую сестренку, которая, похоже, начинала вновь обретать прежнюю форму.
     - Название у него уже есть, Джастин. Я ведь по собственной воле выбрала ?Бижутерию и банты?. Но теперь другое время,- с ликующим видом воскликнула Мэкси,- и я переименовываю его. Отныне неофициальное сокращение ?Би-Би? становится официальным названием.
     - ?Би-Би?? Что за дурацкое название? - фыркнула Анжелика.
     - А что? Какое это имеет значение? ?Булки и Бутерброды?, ?Бренди и Бенедектин?, ?Боа и Бюстгальтеры?... Все что душе угодно. Главное, чтоб он доставлял у-до-воль-стви-е!!

Глава 16

     Да пошли вы к такой-то матери с вашим ?непереключением?! - И Рокко отшвырнул номер ?Рекламной теленедели?, которую внимательно изучал.
     Из окна его нового офиса на сорок третьем этаже небоскреба на Даг Хаммаршельд-плаза виднелась раздражавшая его красная неоновая реклама завода ?Пепси? на противоположном берегу Ист-Ривер. Одним из его клиентов была ?Кока-Кола?, что сразу переводило ?Пепси? в разряд ненавистных врагов - до того дня, пока - почти наверняка - ?Пепси? и ?Кола? не поменяются местами.
     - Нет,- продолжал он сердито,- что за идиотизм все-таки. Ты выкручивай мозги, чтоб, когда пойдет твоя реклама, никто не переключил ящик на другой капал, снимай восемь с половиной часов подряд, а потом изволь ужать пленку до жалких тридцати секунд! Пусть эти полминуты будут шедевром, все равно, слышите, здесь что-то не так.
     - И чего ты кипятишься, Рокко? Это же не наша реклама,- как можно спокойнее отозвался Рэп Келли.- Люди рекламируют какое-то мыло-дезодорант. Пора перестать читать всю эту рекламную дребедень.
     - Кончай разводить философию, Рокко,- добавил Мен Рэй Лефковитц, третий партнер фирмы ?Сиприани, Лефковитц и Келли?, самого известного рекламного агентства в Нью-Йорке.- Ясно же, что, как только у телезрителя появилась эта штука для дистанционного переключения, рекламных роликов он уже смотреть не будет.
     - Если б ту рекламу мыла делали мы, я сам голыми руками удавил бы режиссера,- мрачно заявил Рокко.- Сразу видно, что до Хичкока ему далеко.
     Менни и Рэп молча переглянулись. Неужели Рокко опять впадал в одно из своих периодически повторявшихся состояний, которые между собой они именовали ?бредовой ностальгией по печатным изданиям?? Когда три года назад им удалось наконец переманить его от Конде Наста, это было самым трудным делом, какое они смогли провернуть, включая даже выигранную битву за то, чтобы получить заказ на рекламу ?Шевроле?. Рокко никак не хотел признать, что журналы стали своего рода вымершей птицей додо - в том смысле, что искусством графики на их страницах все давно перестали интересоваться. Он же ни за что не желал расставаться с журналами. Каких усилий стоило им оторвать Рокко от его давней привязанности!
     Менни Лефковитц, блестящий журналист, до сих пор помнил аргумент, который помог убедить Сиприани.
     - Рокко,- сказал он ему,- требуется куда больше времени, решимости и энергии, чтобы перевернуть журнальную страницу с рекламным объявлением, особенно когда ты уже заплатил за журнал, чем для того, чтобы, переключившись на другую программу, проскочить рекламный ролик. Ведь каждый американец, включая свой телевизор, получает право на бесплатную рекламу. И где, по-твоему, художественному редактору приходится труднее? Неужели в журнале, где потребитель заранее в плену, поскольку купил журнал вместе с рекламой и, значит, хочет оправдать вложенные деньги, а не на ТВ, где аудитория сыта бесплатной рекламой по горло и если чего хочет, так это скорей досмотреть понравившееся ей шоу? Можешь не отвечать, и так все ясно. И раз ты лучший в мире художественный редактор, в чем и Рэп и я убеждены, значит, телереклама - единственно достойное тебя место. Это твой следующий шаг в жизни, Рокко, так что не пытайся отвертеться.
     - Да я и не пытаюсь, но... не знаю. Где на ТВ пустое белое пространство? Где макеты?
     - А пустой экран, Рокко! Это что тебе? Ты сможешь делать все то, к чему привык, только быстрее, и не для тысяч, а для миллионов и миллионов! Причем будешь не просто развлекать их, а продавать им ту или иную вещь. Все эти твои журнальные макеты, Рокко, в сущности, печатная разновидность онанизма. Ты украшаешь страницы для рекламодателей, а они суют туда свою рекламу. Чистейшей воды самоублажение. Другое дело на ТВ. Тут ты или живешь или умираешь в считанные доли секунды, если сорок процентов телезрителей решают переключиться на другой канал. Так что ты просто обязан показать себя во всем блеске, не то что в журнале.
     - Онанизм, говоришь? - обиженно протянул Рокко.
     - Я, конечно, безумно извиняюсь, но журналы - это все уже из прошлого века. Страница не двигается, она не говорит с тобой - и этого не изменишь. Слезай с горшка, Рокко. Не уподобляйся тому парню, который в свое время сказал, что зритель ни за что не пойдет на звуковое кино...
     - Правда, Рокко, не идиотничай,- подключился к разговору Рэп Келли.
     Из них троих он считался профессионалом-?домушником?, проявлявшим чудеса ловкости при ?кражах? богатых клиентов, которых он отбивал у других рекламных фирм, чьи представители, может быть, умели гладко говорить, но уступали ему в изворотливости.
     Рокко в упор взглянул на своих друзей - Менни, чертовски талантливого ?текстовика?, вице-президента одной из крупнейших рекламных компаний, и Рэпа, коммерческого директора у ?Янга и Рубикама?, и с очевидностью осознал: с такими, как эти двое, отказ от собственного рекламного агентства был бы непростительной ошибкой. Место, которое предлагали ему, художественному редактору с Мздисон-авеню, по традиции обычно доставалось не художнику, а журналисту. Тем соблазнительней казалось их предложение.
     В свои тридцать три он, не считая краткого пребывания в ?Эмбервилл пабликейшнс?, всю жизнь проработал на одном месте - у Конде Наста. Его кумир, Александр Либерман, продолжал между тем работать в полную силу, невзирая на возраст, и Рокко начал все больше подумывать о том, чтобы перейти на ТВ, хотя бы временно. Наверное, Рэп и Менни правы, когда уверяют, что только там, на ТВ, его ждет настоящее дело. Это не говоря уже о деньгах. В журнале нечего было и мечтать о суммах, на которые вполне можно рассчитывать в любом рекламном агентстве, а в его годы пора уже реалистически подходить к материальной стороне дела.
     Со времени развода с Мэкси, немногим больше девяти лет назад, он сознательно старался не думать о деньгах. То был своего рода наложенный им на себя обет, хотя подобное отношение к деньгам - и он знал это - является не только неамериканским, но и неестественным, а в известном смысле даже несерьезным. Конечно, работать в Нью-Йорке и не думать о деньгах было куда труднее, чем, скажем, не думать о сексе или пище, но для человека, вся жизнь которого поломалась из-за денег, Мэксиных денег, сама эта тема могла вызывать только отвращение.
     Соображения по поводу денег полностью оправдались. ?С. Л. и К?, их новое агентство, сразу же оказалось поистине золотым дном. Они буквально стрясали клиентов с ветвей, как если бы это были спелые плоды; клиентов, по праву принадлежавших рекламным гигантам с Мэдисон-авеню. Трудноуловимые директора по рекламе пятисот ведущих компаний, перечень которых регулярно появлялся в журнале ?Форчун?, сами постучались в их двери еще до того, как новое агентство закончило свои набеги на другие рекламные бюро в поисках талантливых сотрудников. Столь бешеная популярность объяснялась тем, что в отличие от других рекламщиков вся троица в лице Сиприани, Лефковитца и Келли имела уникальное преимущество: они были холостяками, не связанными никакими обязательствами. А большую часть талантливых сотрудников, коих им предстояло переманить с Мэдисон-авеню, составляли женщины. Веселый рыжеволосый гигант Мен Рэп Лефковитц к тому же неотразимо действовал на женщин своими голубыми глазами, которые, как он уверял, свидетельствовали о древности рода Лефковитцев, ведшего свое происхождение якобы непосредственно от царицы Савской.
     Ирландец Келли, тоже рыжеволосый, был не менее голубоглаз. В свое время, когда он выступал за футбольную команду Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, его признавали лучшим полузащитником года. Всеобщий любимец, он при случае мог душещипательным тенором спеть сентиментальный шлягер. Притом все трое умудрились сохранить свои шевелюры, не потеряв ни волоска, ни разу не нагрубить даме и не забыть послать цветы в День св. Валентина. В прошлом году их счет в цветочном магазине Роберта Хомма составил более восьмидесяти тысяч долларов! Они рассылали своим адресатам высокие изящные веточки цветущей айвы в старинных японских вазах, и, как уважительно говорил Келли, затраты окупались ?миллион раз?.
     -...Пошли выпьем, ребята,- неожиданно предложил Рокко, когда мигание неоновой ?Пепси? стало действовать ему на нервы.- Мы же вроде заполучили в нашу клиентуру ?Катти Старк? .
     - Да, на прошлой неделе,- ответил Рэп.- Не так-то легко было сдвинуть их с прежнего места. А ты что, Рокко, любишь виски? Мне всегда казалось...
     - Ну раз у нас появились такие клиенты, то грех не любить. Придется срочно менять вкусы. Пошли, ребята, сейчас самое время...
     Он завязал галстук, надел пиджак и зашагал впереди. За ним, обмениваясь встревоженными взглядами, последовали Лефковитц и Келли. Еще бы, Рокко не имел обыкновения пить в рабочее время.
     - Чуть-чуть восхитительной нью-йоркской вульгарности, ровно столько, чтобы не было действительно грубо, всего лишь намек, один намек - и будет как раз шикарно,- произнес Леон Людвиг, один из постоянных декораторов Мэкси.
     - Не согласен. Мы работаем в среднеамериканской манере: стиль английского загородного коттеджа, как можно больше набивного ситца с цветочками, слегка надушенные ароматом трав кушетки - вот что нам надо,- возразил его коллега Милтон Бицет, представлявший вторую половину фирмы ?Людвиг и Бицет?, услугами которой Мэкси пользовалась для внутреннего оформления своих двух последних городских квартир и обновления декора в замке графа Киркгордона на границе Англии и Шотландии.
     Правда в ?Трамп-Тауэр? они ничего не сумели сделать: все их усилия разбивались о неумолимую геометрическую планировку здания, которая мешала как следует расположить то, что Мэкси навезла из своих дальних странствий и с чем ни за что не желала расстаться,- всю эту добычу беззаботного богатого кочевника с замашками базарного торговца. Они пошли на то, что сломали стены также купленной ею прилегающей квартиры, сделав все возможное, но ощущение у них осталось такое, что клиента на сей раз они не смогли ни укротить, ни подавить, навязав ему свою волю.
     - Мальчики,- перебила их спор Мэкси,- остановитесь. Мы обсуждаем мебель для офиса, современные кресла для редакторов. Конкретно, а не вообще проблемы дизайна как такового.
     Они почти подъехали к зданию, где находилась редакция ?Бижутерии и бантов?, и, когда Эли остановил машину возле Седьмой авеню, Людвиг и Бицет замерли на тротуаре в полном недоумении.
     - Что, здесь? - спросил Леон Людвиг, невольно отшатнувшись.
     - Да. Срок аренды помещения истекает через три года, все остальное пространство на этаже свободно, оплата гораздо ниже, чем в новых зданиях. К тому же с этим местом для меня многое связано,- твердо заявила Мэкси.
     - Боже, но это даже не ?Art Deco? ,- подавленно выдохнул Милтон Бицет, которому ни разу не доводилось бывать в этой части Нью-Йорка хотя бы по пути в театр.
     - Это вообще никакой не стиль,- огрызнулась Мэкси.- Ну, может, в крайнем случае стиль Великой Депрессии. Здесь полный кавардак, никакой планировки... Это вы двое и должны переделать. Когда? Еще на прошлой неделе. Мои люди не могут работать, пока я не создам для них приличные условия.
     - Может, обратиться в одну из фирм, специализирующихся на офисах... кажется, ?Иткин и Кё? или что-то в этом роде... наверно, это вам больше подойдет,- робко предложил Леон Людвиг, которому явно не хотелось доверять столь неказистому помещению свою персону.
     - С Иткином я раньше не имела дела и теперь не собираюсь, а вы, мальчики, как я понимаю, намерены и впредь иметь дело со мной?
     - Конечно, Мэкси. С огромным удовольствием, но...
     - Тогда поднимайтесь, мои дорогие, и хватит хныкать,- широко улыбнулась Мэкси.- Уверена, для вас будет настоящим удовольствием работать на сей раз по смете,- прибавила она задумчиво.
     - Можно узнать, какова смета? - И Милтон высоко поднял брови.
     Еще бы, ведь разговоров о смете Мэкси обычно не вела, а если и упоминала, то мимоходом, как о чем-то несущественном, чем без сожаления можно пожертвовать в процессе придумывания все новых и новых благословенных поводов для дальнейших трат, без чего, как они ее уверяли, просто не обойтись. Но уже в ?Трамп-Тауэр? Милтон понял, что для них настают тяжелые времена.
     - Какова? - ответила она.- Ровно половина того минимума, который вы наверняка запросили бы.
     - Интересно,- протянул Леон.
     - У меня какое-то противное чувство, что она не шутит,- с неподдельным ужасом отозвался Милтон, глядя на странно посерьезневшее выражение лица их самого любимого, хоть порой и трудного, клиента.
     - Это действительно так. На журнал мне потребуется уйма денег - и я не хочу, чтобы все они ушли на стены офиса. С другой стороны, коровы, как известно, дают больше молока, если живут в хороших условиях. И от людей отдача в соответствующей обстановке тоже больше, так что пусть офис будет веселым, светлым, где работать всем одно удовольствие. Пусть все окна открываются настежь, никаких ламп дневного света, если в этом нет особой нужды, роскошная приемная - с зеркалами, конечно дешевыми, Леон, никакой шлифовки...
     - Мэкси, приходилось ли вам когда-нибудь слышать, что сначала надо потратить энную сумму денег, чтобы получить затем большую; - Леон сделал последнюю попытку сопротивляться тому безрадостному будущему, которое совершенно явственно ожидало их в случае твердой сметы предстоящих расходов.
     - Приходилось, и весьма часто. Но энная сумма пойдет у меня на зарплату. Как еще, по-вашему, я смогу переманить к себе в журнал лучших из лучших? Ну вот мы и прибыли.- И она распахнула перед ними двери офиса.
     Приемная была пуста, и Мэкси тут же умчалась на поиски Джулии. Ей не хотелось присутствовать при том, как плачут взрослые мужчины...

***

     - Добро пожаловать,- с облегчением приветствовала ее Джулия.- Вот твои ключи. Все старые дела закончены, долги уплачены, моя конторка, как видишь, освобождена, телефон еще работает, и единственное, что лежит без употребления, это твой желтый блокнот и карандаш. Их ты оставила на прошлой неделе.
     - А как насчет моего свитера? - справилась Мэкси, как-то странно взглянув на Джулию.
     - Какой еще свитер? Ты его здесь не оставляла.
     - Знаю.
     Прищурившись, Мэкси принялась разглядывать новый наряд Джулии - свитер и юбку из последней коллекции Перри Элмосо. В наступающем сезоне именно этому ансамблю наверняка суждено определить американскую массовую моду с налетом дерзкого вызова и необычным использованием кашемира в двух вариантах: один - ослепительно-яркая туника, расписанная красным, голубым и желтым в духе кубистских работ Сони Делоне; другой - удлиненная узкая черная юбка, так идеально гармонировавшая с черными туфельками без каблука и красновато-малиновыми колготками Джулии. Свитер (а Мэкси купила точно такой же в минувшую субботу) стоил восемьсот долларов и настолько бросался в глаза, будучи привязанным к сезону нынешнего, 1984 года, что носить его на следующий год будет уже нельзя. Его даже в офис не наденешь больше чем на пару недель. Трехсотдолларовую юбку можно было наверняка использовать и потом, но покупка свитера - безрассудный жест, свидетельствовавший либо о чрезмерном богатстве, позволявшем приобретать вещи, не думая о цене, либо о такой безумной страсти к моде, когда покупают ради возможности несколько раз продемонстрировать на людях свой наряд, чтобы затем навсегда хранить его дома для собственного удовольствия.
     Джулия Джейкобсон не могла, по расчетам Мэкси, относиться к первой категории: тогда бы она вряд ли согласилась на секретарское место в ожидании возможности работать каким-то помощником редактора в ?Редбу