нущие простыни. Он чувствовал себя
целым, настоящим, пришел конец  механическому  человеку,  собранному  из
тщательно смазанных колесиков и шестеренок.
   - Я люблю тебя, Маркус.
   Он прижал ее к себе, осыпая страстными поцелуями.  Сжимая  ее  бедра,
взял губами тугой сладкий сосок.
   "Господи, как же она прекрасна! - с благоговением подумал он.  -  Она
словно создана для меня. И я ждал ее все эти годы - ее одну".
   - Держи меня, Ифигиния. И никогда не отпускай.
   - Никогда!
   Маркус не сразу смог понять чувство, охватившее его в тот миг,  когда
он вошел в горячие и тугие ножны ее тела. Он подумал,  что  это  и  есть
человеческая радость...

***

   Ифигиния проснулась и поняла, что лежит одна на постели. Первые  лучи
утреннего  солнышка  заглядывали  в  окна,  яркие  блики   пестрели   на
простынях.
   Ифигиния закрыла глаза и медленно потянулась. Тело ее хранило сладкие
воспоминания о любви  Маркуса  -  прекрасные  воспоминания,  наполнившие
живым теплом каждую клеточку  ее  тела.  Закрыв  глаза,  Ифигиния  вновь
почувствовала возбуждающие прикосновения сильных  рук  Маркуса  к  своей
груди, бедрам, к местечку между ними.
   Странный  тикающий  звук  вернул  ее  к   действительности.   Тиканье
сопровождалось отчетливым скрежетом металлических колесиков.
   Чунка-чунка-чунка-чунка...
   Ифигиния  подняла  ресницы  и  увидела,  что  дверь  между  спальнями
открыта. На пороге в черном шелковом халате стоял Маркус,  прислонившись
плечом к косяку. Темные волосы всклокочены. Скрестив на груди  руки,  он
пристально смотрел на Ифигинию сверкающими янтарными глазами.
   - Доброе утро, Ифигиния.
   -  Доброе  утро.  А  я-то  думала,  куда  ты  подевался?  -  Ифигиния
откинулась на подушки. - И что это за странный шум?
   И тут она увидела, как  по  ковру  к  ней  приближается  механический
человек.  С  изумлением  она  смотрела,  как  со   скрежетом   двигаются
взад-вперед его  ноги.  Одна  рука  вытянута  вперед,  деревянная  рука,
несущая серебряный поднос.
   А на подносе лежал маленький листочек бумаги.
   Ифигиния  зачарованно   смотрела   на   приближающееся   механическое
существо. Вот он подошел к постели  -  дальше  идти  некуда.  Шестеренки
продолжали скрежетать,  ноги  упрямо  шевелились,  голова  крутилась  из
стороны в сторону.
   Ифигиния  протянула  руку  и  взяла  записку  с  подноса.   Осторожно
развернула и прочла:

   "Я люблю тебя".

   - О Маркус! - Ифигиния сбросила покрывало и вскочила с постели.
   Не обращая внимания на механического  человека,  она  побежала  через
комнату к Маркусу, ждущему в дверях. Остановилась перед ним.
   Он улыбнулся.
   - Это правда? - спросила она.
   - Самая настоящая.
   Счастье обрушилось на нее водопадом света.
   - Я всегда знала, что мы созданы друг для друга.
   Он рассмеялся, подхватил ее на руки и понес обратно к постели.
   - Ты оказалась права.
   - Как всегда, - хмыкнула она в ответ.


   Аманда КВИК
   ОБОЛЬЩЕНИЕ

Перевод с английского В.В.Копейко и Н.К.Рамазановой


Анонс

   Неискушенная провинциалка Софи выходит замуж за баснословно богатого,
но  высокомерного,  окутанного  мрачными  тайнами,   разочарованного   в
женщинах графа Рейвенвуда. Как в такой ситуации поступит  молодая  жена:
согласится на роль покорной рабыни, начнет жить в свое удовольствие  или
попытается пробудить в муже любовь и нежность?

Глава 1

   Джулиан  Ричард  Синклер,  граф  Рейвенвуд,   слушал   и   не   верил
услышанному: на официальное предложение руки и сердца он получил  отказ.
Он был взбешен. Что воображает о себе эта леди? К сожалению, спросить ее
об этом он  не  мог.  Леди  предпочла  исчезнуть,  поручив  своему  деду
отклонить столь великодушное предложение графа. Ее поверенный чувствовал
себя явно не в своей тарелке.
   - Черт побери, Рейвенвуд! Мне и самому ее решение  не  по  душе.  Моя
внучка уже не желторотый цыпленок, только  что  из  детской,  -  мрачным
тоном рассуждал лорд Дорринг. - Вообще-то она весьма приятная девушка  и
обычно покладиста. Но она выросла. - Он удивленно пожал  плечами.  -  Ей
уже двадцать три, в конце концов.  И  в  последнее  время  в  ней  стало
заметно проявляться своенравие.  Иногда  ее  поведение  меня  совершенно
обескураживает и раздражает, но ничего не поделаешь. Я уже  не  могу  ей
приказывать.
   - Мне известен ее возраст, -  сухо  отвечал  Джулиан.  -  Я  как  раз
надеялся,  что  в  ее-то  возрасте  девушка  должна   проявлять   больше
благоразумия и она сразу примет мое предложение.
   - Да она вообще-то разумная, -  пролепетал  лорд  Дорринг.  -  Вполне
разумная,   и   не   подумайте,   что   она   какая-нибудь   глупенькая,
легкомысленная, истеричная девица. -  Румяное  лицо  лорда,  обрамленное
бакенбардами, вспыхнуло от смущения. - Моя внучка спокойного и  веселого
нрава, вполне может служить прекрасным  образцом  женской  скромности  и
добродетели...
   - "Женской скромности и добродетели..." - эхом отозвался Джулиан.
   Лорд Дорринг просиял:
   - Совершенно верно, милорд. Женской скромности и  добродетели.  После
того как утонули в море ее родители - наш младший сын и его жена, она  с
сестрой переехала к нам. Софи тогда исполнилось семнадцать.  С  тех  пор
она лучшая помощница бабушке. Я думал, вы запомнили ее. -  Лорд  Дорринг
откашлялся. - Или вы тогда не обратили внимания на  Софи?  Вы,  конечно,
были заняты... гм... другими делами...
   "Другие дела... Лорд Дорринг прибегнул к вежливому  эвфемизму,  чтобы
не называть своими именами мою очевидную глупость:  я  попался  в  сети,
расставленные красивой ведьмой по имени Элизабет, и запутался в них, как
беспомощный птенец", - подумал про себя Джулиан.
   - Если ваша внучка, как  вы  утверждаете,  образец  всех  достоинств,
Дорринг, почему вам не удалось убедить ее принять мое предложение?
   - Да, я сам виноват, - быстро закивал  он,  -  по  крайней  мере  так
утверждает ее бабушка. - Кустистые брови старика сошлись на  переносице.
- Боюсь, я разрешил ей слишком много читать. И как говорят мне теперь  -
совсем не те книги, какие нужны  молодой  леди.  Но  разве  кто  посмеет
диктовать Софи,  что  можно  читать,  а  что  нельзя?  Я  даже  не  могу
вообразить, чтобы кому-нибудь удалось ей что-то запретить.  Еще  немного
вина, Рейвенвуд?
   - Спасибо. Пожалуй, не помешает пропустить еще стаканчик.
   Джулиан взглянул на раскрасневшегося хозяина и заставил себя говорить
спокойно:
   - Признаюсь, я не  очень  понимаю,  Дорринг,  какое  отношение  имеет
чтение к нашему делу?
   - Я не следил за тем, что она читает, - пробормотал  лорд  Дорринг  и
залпом выпил вино. - Молодые женщины набираются из  книг  всяких  глупых
идей, читая все без разбору. После того как умерла ее  сестра  три  года
назад, я многое ей позволяю. Мы с женой обожаем Софи. Она  действительно
очень умная девушка. Никак не пойму, почему ей взбрело в голову отказать
вам? Я уверен, если бы вы дали ей время на раздумье, она  переменила  бы
свое мнение.
   - Время на  раздумье?  -  Брови  Рейвенвуда  поднялись,  и  в  голосе
прозвучал неприкрытый сарказм.
   - А разве вы не торопите события? Даже  моя  жена  так  считает.  Мы,
деревенские, предпочитаем не спешить в  подобных  делах.  Не  то  что  в
городе,  смею  заметить.  Очаровательные  головки  женщин,  даже  вполне
здравомыслящие, забиты романтическими мечтами, у них свои  представления
о  том,  как  джентльмен  должен  делать  девушке  предложение.   Цветы,
комплименты... - Лорд Дорринг посмотрел на гостя с некоторой надеждой. -
И если  бы  вы  дали  Софи  еще  несколько  дней,  чтобы  обдумать  ваше
предложение...
   - Я бы сам хотел поговорить  с  мисс  Дорринг,  -  решительно  заявил
Джулиан.
   - Но я же вам все объяснил. Сейчас это невозможно: ее нет - по средам
она навещает старую Бесс.
   - Да-да. Но ведь Софи знала, что мой визит назначен на три часа дня?
   Лорд Дорринг снова прокашлялся:
   - Я, конечно, сообщил об этом Софи, но она,  видимо,  пропустила  мои
слова мимо  ушей.  Вы  же  знаете  этих  молоденьких  женщин.  -  Старик
посмотрел на часы. - Она будет дома в половине пятого.
   - К сожалению, я не могу ждать. - Джулиан поставил бокал и  поднялся.
-  Пожалуйста,  сообщите  вашей  внучке,  что  я  не  отношусь  к  числу
терпеливых мужчин. Я очень надеялся, что  сегодня  мы  уладим  вопрос  с
женитьбой.
   - Мне  кажется,  Софи  считает  дело  решенным,  милорд,  -  печально
отозвался лорд Дорринг.
   - Будьте так любезны сообщить ей, что я не считаю  дело  решенным.  Я
заеду еще раз - завтра в  это  же  время.  Я  буду  весьма  признателен,
Дорринг, если вы потрудитесь  напомнить  Софи  о  моем  визите.  Я  хочу
побеседовать с ней лично.
   - Конечно, конечно, Рейвенвуд, однако обязан  вас  предупредить:  она
уезжает из дома, когда вздумается. Временами она бывает очень упрямой.
   -  Тогда  мне  остается  лишь  надеяться,  что  вы  проявите  немного
собственной воли. Она же ваша  внучка,  в  конце  концов.  И  если  есть
необходимость натянуть вожжи, так почему бы этого не сделать?
   - Бог мой! - воскликнул Дорринг. - По-вашему, так легко  повлиять  на
Софи?!
   Джулиан направился к двери через маленькую обшарпанную  библиотеку  и
вышел в узкий темный холл. Дворецкий, чья ливрея вполне гармонировала  с
поблекшим и обветшалым, давно забывшим лучшие  времена  старым  имением,
вручил ему высокую касторовую шляпу и перчатки.
   Джулиан резко  кивнул  и  быстро  проследовал  мимо  пожилого  слуги.
Каблуки блестящих ботфортов глухо простучали по каменному полу.  Он  уже
пожалел, что потратил столько времени, переодеваясь в официальный костюм
для совершенно бесплодного визита.  Лучше  бы  он  поехал  в  Чесли-Корт
верхом, а не в этой карете. Зря только потратил  столько  усилий,  чтобы
придать своему  визиту  официальный  характер.  И  будь  он  верхом,  на
обратном пути заехал бы к арендатору одного  из  коттеджей.  По  крайней
мере день не пропал бы даром.
   - Домой! - бросил он, когда ему открыли дверцу кареты.
   Кучер в рейвенвудской ливрее, зеленой с золотом, дотронулся до шляпы,
что означало: приказ ясен.
   Прекрасная упряжка гнедых рванула с места, едва только щелкнул кнут и
хлопнула  дверца  кареты.  Граф  Рейвенвуд  сегодня  не   в   настроении
раскатывать по сельским дорогам.
   Джулиан откинулся на подушки, вытянул ноги и скрестил руки на  груди.
Он попытался сдержать нетерпение, хотя задача была не из легких.
   У него и  мысли  не  возникало,  что  его  предложение  кем-то  будет
отклонено. Мисс Софи Дорринг, черт ее  побери,  не  может  и  мечтать  о
чем-то лучшем. Все заинтересованные лица понимали это.
   Лорд Дорринг и его жена едва не лишились  сознания,  когда  несколько
дней назад Джулиан попросил руки их внучки. Они прекрасно отдавали  себе
отчет, что Софи давно уже миновала тот  возраст,  когда  девушке  делают
столь  выгодное  предложение.  Граф  был  прямо-таки  подарком   судьбы,
посланным провидением.
   Губы Джулиана насмешливо скривились, когда он представил себе  сцену:
Софи сообщает  своим  воспитателям  о  намерении  отклонить  предложение
графа.  Лорд  Дорринг  явно  растерялся,  лихорадочно   соображая,   как
выпутаться из  ситуации,  а  лицо  мадам  наверняка  пошло  пятнами.  Их
начитанная внучка нанесла им сокрушительный удар.
   Но весь вопрос в том, почему эта дурочка так повела себя. Она  должна
была кинуться Джулиану  на  шею,  услышав  такое  предложение.  Он  ведь
собирался  поселить  ее  в  Рейвенвудском  аббатстве,  сделать  графиней
Рейвенвуд. Девица двадцати трех лет, воспитанная в деревне, со  скромным
приданым, с весьма посредственной внешностью, вряд ли могла рассчитывать
на что-то большее. Джулиан мимоходом подумал:  а  что  за  книги  читает
Софи? Впрочем, не так это важно.
   Дедушка явно потакает  прихотям  внучки.  Вот  в  чем  дело.  Женщина
моментально  начинает  пользоваться  слабостями  мужчин,  стоит   только
проявить их.
   Однако возраст Софи играл не последнюю роль в выборе Джулиана. Он уже
был однажды женат  на  молодой  взбалмошной  девице,  с  него  довольно.
Воспоминаний о сценах, вспышках ярости и истериках Элизабет  ему  хватит
до конца жизни. Поэтому  он  решил  выбрать  взрослую  и  уравновешенную
женщину. И менее требовательную. И благодарную.
   К тому же у Софи в деревне, казалось Джулиану,  нет  большого  выбора
женихов. Сомнительно, что и в городе она пользовалась успехом. Она не из
таких леди, кто притягивает к себе пресыщенных светских львов, считающих
себя знатоками женщин и ценителями лошадей. И, увидев ее однажды, они бы
не удостоили ее более взглядом.
   Софи не была ни жгучей черноволосой красавицей, ни милой голубоглазой
ангелоподобной  блондинкой,  которые  пользовались  бешеным  успехом   у
мужчин. Ее каштановые приятного оттенка локоны были столь же своенравны,
как и сама хозяйка. Кольца волос постоянно  выбивались  из-под  шляпы  и
стремились покинуть старательно уложенную прическу.
   Она даже отдаленно не напоминала греческую богиню  -  образ,  который
вошел в моду в Лондоне. Но Джулиан ничего  не  имел  против  вздернутого
носика Софи, мягкой округлости ее подбородка и теплой  улыбки.  Так  что
ему,  желавшему  поскорее   получить   наследника,   будет   совсем   не
обременительно почаще оказываться с ней в постели.
   Он не мог не восхищаться прекрасными глазами  Софи  -  удивительного,
необычного бирюзового цвета с золотыми искорками. И самое замечательное,
привлекавшее его в ней больше всего, - обладательница  столь  прекрасных
глаз понятия не имела, как их использовать для флирта.
   Вместо того чтобы бросать  кокетливые  взгляды  из-под  ресниц,  Софи
смотрела в  глаза  мужчине  открыто  и  честно.  Такая  манера  убеждала
Джулиана, что Софи вряд ли удастся освоить виртуозное искусство  обмана.
И это его вполне устраивало.  Попытка  узнать  истину,  скрывавшуюся  за
милой ложью Элизабет, однажды чуть не свела его с ума. Софи была изящна,
модные платья с завышенной талией шли ей, хотя и  подчеркивали,  что  ее
грудь не столь высока.  Однако  от  Софи  веяло  здоровьем  -  качество,
которое Джулиан очень ценил. Зачем ему болезненная жена? Хрупкие женщины
трудно рожают.
   Джулиан, мысленно рассматривая свою избранницу, понял, что в основном
он довольно верно оценил ее физические качества, но в то же время,  судя
по всему, не принял во внимание некоторые особенности ее характера.
   Например, он никогда бы не догадался, что за простотой и  скромностью
обнаружится своенравие и чрезмерная гордость. Вероятно, именно  гордость
помешала  Софи  проявить  хотя  бы  элементарную  благодарность.  И   ее
своенравие оказалось сильнее, чем  можно  было  ожидать.  Ее  бабушка  и
дедушка  пребывают  в  растерянности  и  совершенно   беспомощны   перед
непредвиденным отказом внучки. И спасать положение следует самому, ни на
кого не надеясь.
   Джулиан принял решение, когда карета с  грохотом  остановилась  перед
импозантным въездом в аббатство Рейвенвуд. К парадному входу в дом  вели
две лестницы, словно две клешни огромного рака. Граф выбрался из экипажа
и, поднимаясь по каменным ступеням, негромко и спокойно отдавал приказы:
   - Пошлите  кого-нибудь  в  конюшни,  Джессап.  Я  хочу,  чтобы  через
двадцать минут мне оседлали вороного жеребца.
   - Слушаю, милорд.
   Дворецкий удалился, чтобы передать указание лакею, а  Джулиан  прошел
через холл,  громко  стуча  каблуками  по  черно-белому  мрамору,  затем
поднялся по лестнице, покрытой тяжелым плотным ковром.
   Джулиан не обращал внимания на окружавшее его великолепие:  он  здесь
вырос, все ему было привычно, и он мало  заботился  об  аббатстве  после
женитьбы на Элизабет. Когда-то  он  гордился  своим  домом.  Гордился  и
принадлежавшими ему плодородными  землями.  Теперь  же  чувствовал  лишь
смутную неприязнь к своему родовому гнезду.
   Время от времени ему приходила в голову навязчивая мысль: не  в  этой
ли комнате ему наставляли рога.
   Земля - другое дело. Ни одна женщина не способна запятнать  репутацию
прекрасных плодородных полей Рейвенвуда или других его  имений.  Мужчина
может положиться на землю, если будет о ней заботиться. Она не предаст и
не  оставит  его  без  награды.  Сохранить  земли  для  будущих   графов
Рейвенвудов - ради такой цели Джулиан мог пойти на самую большую жертву.
Он готов был снова жениться в надежде, что при другой жене  в  аббатстве
не останется и следа от  Элизабет,  особенно  в  чрезвычайно  роскошной,
экзотически чувственной спальне, которую  она  здесь  устроила.  Джулиан
ненавидел эту комнату и ни разу со дня смерти Элизабет не переступал  ее
порога.
   Не вызывает сомнений одно, говорил он себе, поднимаясь  по  лестнице:
никогда больше он не повторит ошибки, которые совершил в  первом  браке,
никогда больше не окажется мухой, попавшей в паутину.
   Через четверть часа Джулиан в костюме для верховой езды уже спускался
по лестнице. Он ничуть не удивился, обнаружив уже  оседланного  вороного
жеребца по кличке Ангел. Он воспринял это как  должное.  Каждый  в  доме
старался предупредить  любое  желание  хозяина  Рейвенвуда.  И  никто  в
здравом уме не захотел бы совершить  промах,  способный  пробудить  гнев
дьявола.
   Джулиан вскочил в седло,  и  конюх  быстро  отступил  назад:  жеребец
вздернул  голову,  нетерпеливо  перебирая   копытами.   Мощные   мускулы
перекатывались под глянцевой кожей, но Джулиан  твердой  рукой  успокоил
животное. Потом пришпорил коня, и тот рванулся вперед.
   Ему не составит  труда  перехватить  мисс  Софи  Дорринг  на  пути  в
Чесли-Корт,  думал  Джулиан.  Он  знал  каждый  дюйм  своих  владений  и
догадался,  что  встретит  ее  на  берегу:  желая  сократить  путь,  она
наверняка поедет через его земли по тропинке, огибающей пруд.
   - Он когда-нибудь убьется на этом жеребце,  -  бросил  слуга  конюху,
своему двоюродному брату. Конюх сплюнул на гравий.
   - Его светлость верхом на Ангеле ничем не  рискует.  Ездит,  как  сам
дьявол. Не знаешь, надолго он сюда на этот раз?
   - На кухне говорят, что граф решил подыскать себе жену.  И  будто  бы
положил глаз на внучку лорда Дорринга. Его светлость мечтает о спокойной
деревенской девушке. Такой, чтобы не доставляла хлопот.
   - Его за это не осудишь. На месте графа я бы тоже так поступил, после
той-то ведьмы.
   - Кухарка  Мэгги  божится,  что  первая  жена  графа  была  настоящей
ведьмой, которая превратила его светлость в дьявола.
   - Если Мэгги говорит, значит, так оно и есть. А я же тебе скажу,  что
очень сочувствую мисс Дорринг. Она хорошая. Помнишь,  зимой  она  лечила
своими травами мою матушку от простуды? Матушка клянется, что,  если  бы
не мисс Дорринг, она сошла бы в могилу.
   - Зато мисс Дорринг станет графиней, - заметил слуга!
   - Оно конечно, но ей придется слишком дорого заплатить за честь  быть
женой дьявола.

***

   Софи, пристроившись на скамейке перед домиком старой Бесс,  тщательно
укладывала в мешочек сухой пажитник. Потом занялась  пучком  только  что
собранных трав. Домашние запасы чеснока,  чертополоха,  паслена  и  мака
быстро истощались.
   - Ну вот, этого мне хватит месяца  на  два,  Бесс,  -  объявила  она,
поднимаясь и отряхивая руки.
   Она не обратила внимания, что на блекло-синей  юбке,  в  которой  она
обычно отправлялась верхом, осталось пятно от свежих трав.
   - Осторожнее заваривай головки мака, когда  будешь  готовить  чай  от
ревматизма для леди Дорринг, - предупредила  Бесс.  -  Нынче  мак  очень
сильный.
   Софи кивнула сморщенной старой женщине, научившей  ее  разбираться  в
травах.
   - Я постараюсь. А как твои дела? Может, нужно что-нибудь?
   - Ничего, детка. Ничего. - Бесс окинула взглядом свой домик,  огород,
засеянный травами, спокойно вытерла руки о фартук. - У меня все есть.
   - Ты всегда так говоришь. Тебе повезло, что ты довольна своей жизнью,
Бесс.
   - Придет время, и ты  тоже  успокоишься.  Если,  конечно,