триция. Вид у нее был откровенно несчастный.
     - Когда все образуется, мы с тобой подробно обо всем побеседуем. А пока держи себя в руках - не хватает того, чтобы ты заболела. У меня и так проблем хватает.
     Появилась миссис Байн. Вытерев рукав о фартук, она проводила Патрицию через зал к выходу, затем ленивым шагом направилась к Имоджин:
     - Вы хотели меня видеть, мадам?
     - Да, миссис Вайн. Я хочу, чтобы вы направили посыльного в ближайшую городскую конюшню. Уведомите владельца, что я хочу купить одежду для грума. Это человек моего роста и моих габаритов. Словом, для меня.
     Миссис Вайн посмотрела на Имоджин, словно на сумасшедшую:
     - Вы хотите купить одежду для грума? Но у нас нет конюшни! И нет грумов!
     Имоджин выжала из себя улыбку:
     - Я хочу отправиться на маскарад, миссис Вайн. Я подумала, что это очень забавно - одеться в костюм грума.
     - Знаете, это напоминает мне поручение, которое я получила от жильца пару лет назад. - Похоже, миссис Вайн была настроена философски. - Он часто посылал меня за женскими платьями. Вообще ему нужен был весь женский гардероб - туфли, шляпа, парик, словом, все, что носит леди.
     Имоджин невольно заинтересовалась:
     - У вас жил джентльмен, который ходил на маскарад, переодевшись в женщину?
     - Нет, он ни на какие маскарады не ходил. Он любил носить все эти дамские вещи, когда принимал у себя вечером других джентльменов - своих друзей. Говорил, что в таком наряде он чувствует себя удобнее. Особенно он любил плюмаж и длинные чулки. А все его друзья тоже ходили к нему в дамских платьях и шляпках. Им это очень нравилось... Мой жилец всегда платил за квартиру в срок.
     - Понятно. - Имоджин несколько секунд подумала. - И другие тоже - каждый своему хозяину.
     - Вот-вот, я всегда это говорю. Если я получаю вовремя плату, какая мне разница, что жилец напяливает на себя? - заключила миссис Вайн и, повернувшись, зашаркала в сторону кухни.

***

     Маттиас услышал, что дверь в библиотеку тихонько приоткрылась. Он подписал последний из документов, приготовленный для адвоката, и положил его поверх стопки бумаг в центре письменного стола.
     - Да, Уфтон! Что у тебя?
     - Это не Уфтон, это я, - тихо сказала Имоджин.
     Маттиас отложил гусиное перо, поднял голову и увидел Имоджин, прислонившуюся спиной к двери. Руки ее были за спиной, одна из них сжимала ручку двери. Имоджин была в ситцевом халате и домашних туфлях, волосы ее удерживал небольшой белый чепец. Казалось, она только что из постели...
     Ожидание, которым он жил весь день, внезапно выплеснулось наружу. Его жена. Его Анизамара. Она была его леди уже почти четыре часа, но лишь сейчас появилась возможность уединиться после свадебной церемонии. Когда мужчина в течение одних суток должен приготовиться и к свадьбе, и к дуэли, дел у него оказывается невпроворот.
     Маттиас улыбнулся:
     - Поднимайся наверх, Имоджин. Я уже почти закончил. Я сейчас присоединюсь к тебе.
     Она пропустила его слова мимо ушей.
     - Что ты делаешь?
     - Нужно решить пару мелких вопросов.
     Имоджин подошла к письменному столу и окинула взглядом стопку бумаг.
     - Что это за мелкие вопросы?
     - Обычные дела... Я сделал кое-какие поручения управляющим. Написал пару статей в мой журнал. Уточнил некоторые пункты в завещании... Ничего сверхважного.
     - В завещании? - Взгляд ее выразил смятение и тревогу. Она сжала лацкан его халата. - Господи, Маттиас, неужели ты допускаешь, что...
     - Нет. Я твердо рассчитываю вернуться домой еще до того, как ты проснешься. Очень трогательно, любимая, что ты беспокоишься обо мне, но тревоги твои безосновательны.
     - Вовсе не безосновательны... Маттиас, ты неоднократно говорил мне, что не склонен к авантюрам и безрассудным действиям. Ты человек тонко чувствующий. Ты отлично знаешь, что не отличаешься крепкими нервами.
     Он улыбнулся и бодро сказал:
     - Если тебя это утешит, ходят слухи, что у Ваннека нервы еще слабее моих.
     - И что из этого следует?
     - А следует то, что он вряд ли появится на месте дуэли в назначенный час. Он трус, Имоджин.
     - Но ты не можешь полагаться на его трусость!
     - Думаю, что могу. - Маттиас сделал паузу. - Моя репутация иногда играет мне на руку.
     - Маттиас, но что, если он знает о том, что твоя репутация - репутация Безжалостного Колчестера - основана на слухах и сплетнях? Если он знает, что ты не таков, каким тебя считает свет?
     - Тогда я должен быть уверен, что мои слабые нервы не подведут меня.
     - Проклятие, милорд, но я не вижу повода для юмора!
     Он поднялся, обогнул широкий стол.
     - Ты права. Это наша свадебная ночь. И нужно вести себя с должной торжественностью.
     - Маттиас...
     - Не будем больше об этом, мадам. - Он поднял ее на руки. - Не будем говорить о дуэлях. У нас есть вещи поважнее, которые нужно обсудить.
     - Что может быть важнее этого? - не сдавалась Имоджин.
     - Мне бы очень хотелось снова услышать, что ты любишь меня.
     Она широко раскрыла глаза:
     - Ты ведь знаешь, что люблю.
     - Правда? - Он направился с ней к двери.
     - Ну конечно! Иначе неужто я согласилась бы выйти за тебя замуж?
     Он улыбнулся:
     - Ты не поможешь открыть дверь?
     - Что? Ах да, конечно. - Она потянулась и повернула ручку двери. - Однако, Маттиас, мы должны поговорить. Мне так много нужно тебе сказать.
     - Не сомневаюсь. Но лучше ты все расскажешь мне в постели.
     С Имоджин на руках он вышел из двери, прошел через зал и стал подниматься по устланной ковром лестнице. При этом он не мог отделаться от угрызений совести.
     Он понимал, что воспользовался остротой ситуации, чтобы получить согласие Имоджин на брак. Ее приводила в ужас мысль о том риске, которому он подвергает свою жизнь в завтрашней дуэли. В предыдущую ночь она испытала шок, когда на нее напал Ваннек. Нервы Имоджин были напряжены, и она могла согласиться на все, о чем бы он ее ни попросил. Потому что она любила его.
     Он использовал ситуацию. Теперь она принадлежала ему. Однако Маттиас понимал, что когда дуэль будет позади и жизнь вернется в нормальную колею, Имоджин восстановит свое обычное душевное равновесие. И Маттиас опасался, что она не поблагодарит его за то, что он вырвал у нее согласие на брак. Он вспомнил, что она сказала ему, когда они были в музее. Страсть и Замар.
     Этого достаточно, сказал он себе. Этого должно быть достаточно.

Глава 12

     Ласки Маттиаса были ошеломляюще нежными и жаркими и продолжались так долго, что Имоджин, горячечно прильнув к нему, стала умолять его выполнить обещания, которые дарили его деликатные руки и жадные губы. Обольстительно округлые девичьи ноги были разведены и подрагивали, когда он целовал чувствительную кожу белоснежных бедер. Маттиас был потрясен силой ее желания. Влажная расщелина между ног полыхала жаром и едва не обжигала ему пальцы.
     Если утром дела сложатся для него неблагоприятно, Имоджин должна запомнить эту ночь на всю жизнь, решил он.
     - Маттиас... Нет... То есть да... Нет, ты не должен... Кажется, я не в силах... не в силах вынести... этот новый замарский способ любви... Маттиас...
     Ее бессвязная речь, глубокие прерывистые вздохи и приглушенные стоны звучали как опьяняющая эротическая песня, как музыка, которой он готов был внимать без конца. Он начинал целовать внутреннюю поверхность молочно-белых бедер снизу и, ощущая их трепет, поднимался все выше, к кудрявой темноволосой рощице, к полным сомкнутым лепесткам, которые ревниво скрывали девичьи тайны. Он деликатно разомкнул упругие лепестки пальцами и, увидев у входа возбужденный бутон, нежно сжал его губами.
     - М-маттиас, это бож-жественно... - Она ухватилась за прядь его волос и выгнулась ему навстречу. - Еще, пожалуйста... пожалуйста, еще... - Она содрогнулась и вскрикнула.
     Маттиас слышал, как стучит кровь у него в висках. Продолжая ласкать трепещущий цветок, он приподнял голову, чтобы видеть лицо Имоджин в момент разрядки.
     Утром все будет хорошо, пообещал он сам себе. Он должен непременно к ней вернуться. Ничто иное, включая сокровища древнего Замара, не было для него столь важным.
     Она двигалась и извивалась под ним, и ему даже пришлось придержать волнующиеся бедра. Он почувствовал, как его ладонь окропила ее роса. Слегка успокоив Имоджин, он мягко вошел в нее, преодолев сопротивление упругих мышц, охраняющих вход в горячую расщелину. Имоджин обвила его ногами, и Маттиас перестал сдерживать себя.
     - Скажи мне, что любишь меня, - хрипло прошептал он, погружаясь в глубину ее горячего лона.
     - Я люблю тебя... Я люблю тебя... Я люблю тебя, - проговорила она, крепко прижимаясь к нему.
     Маттиас испытал радость, которая была сродни той когда он плавал в освещенном солнцем море.
     Он все глубже погружался в податливое содрогающееся лоно Имоджин. В конце концов мощный чувственный удар потряс Маттиаса, и он испытал ощущение на грани боли и эйфории. У него зашлось дыхание, а затем он почувствовал себя взмокшим, выбившимся из сил и удовлетворенным.
     И еще живым.
     Он освободился от тисков призрачных духов прошлого.

***

     Маттиас дождался, когда Имоджин погрузилась наконец в неодолимый глубокий сон, и лишь тогда тихонько выбрался из теплой постели. За окном брезжила туманная заря. В сумраке он видел свернувшуюся под одеялом Имоджин. Волосы ее рассыпались по подушке. Белый чепец свалился на пол, видимо, еще ночью. Длинные темные ресницы отбрасывали тень на скулы.
     Он еще раз внезапно ощутил, какое это чудо - Имоджин! И ведь она уже вполне могла понести его ребенка.
     Новая волна эмоций была связана с могучим желанием защитить это чудо. Он несколько мгновений смотрел на спящую Имоджин, пытаясь погасить в себе вновь разгорающееся пламя при воспоминании о том, что было этой ночью, и при мыслях о будущем.
     Ему подумалось, что, с тех пор как он узнал Имоджин, все чаще и больше думает именно о будущем, а не о прошлом.
     Маттиас с трудом заставил себя оторвать взор от Имоджин и вышел в смежную комнату, чтобы одеться. Он мягко улыбнулся, вспомнив, сколько ему пришлось в течение этой ночи выслушать просьб, призывов, даже угроз, сколько опровергнуть аргументов. Его согревала мысль о том, что Имоджин не хотела, чтобы он рисковал жизнью, как бы ни велико было желание отомстить Ваннеку.
     У него было искушение убедить ее в том, что нервы его не подводят, когда он имеет дело с такими типами, как Ваннек, но он преодолел его. Прежде всего, он сомневался, что она поверила бы. Имоджин была глубоко убеждена, что он человек деликатный и чувствительный, и он не видел смысла разубеждать ее.
     Главным источником его беспокойства была мысль, что когда-то Имоджин поймет, что его репутация зиждется на фактах, а отнюдь не на слухах. Маттиас опасался утра, когда это случится, гораздо больше, чем нынешнего.
     Маттиас стал одеваться. Будить слугу не было необходимости. Нет нужды завязывать изысканным узлом галстук или надевать бог весть какую невероятную рубашку, когда отправляешься на дуэль.
     Он быстро оделся и обулся. Выходя из комнаты со свечой в руках, он с удовлетворением отметил, что Имоджин по-прежнему спала на огромной кровати. Она на тянула одеяло на голову, лишь контуры тела отчетливо просматривались под покрывалом.
     Он намерен вернуться до ее пробуждения.
     В доме было тихо, как в замарской гробнице. Маттиас спустился вниз. Скрип колес и цокот копыт на улице свидетельствовали о том, что грум выполнил указания, полученные от него накануне.
     Маттиас взял пальто, перекинул его через руку и отпер входную дверь.
     Улицу окутывал густой серый туман. Карета внизу была едва видна. Лошади походили на таинственных призраков.
     Если туман не рассеется к тому времени, когда Маттиас доберется до места дуэли, ему и Ваннеку будет весьма непросто различить друг друга на расстоянии двадцати шагов. Возможно, Ваннек уже приехал, хотя это и маловероятно.
     Маттиас был несколько удивлен, что не получил уведомления от своих секундантов об отмене дуэли. Его друзья были единодушны во мнении, что Ваннек скорее покинет Лондон, нежели появится утром на месте поединка. Храбрость не числилась среди его достоинств. Тем не менее никаких вестей от секундантов не поступило.
     Спустившись по ступенькам, Маттиас бросил короткий взгляд на грума:
     - На ферму Кабо, Шорболт.
     - Слушаюсь, ваше сиятельство. - Закутанный по случаю холодной погоды в темный плащ и в надвинутой на глаза шляпе Шорболт сказал молодому груму, который держал поводья:
     - Поехали, парень. Его сиятельство спешит.
     - Хорошо. - Паренек, чье лицо было скрыто грубым шарфом и шляпой с опущенными полями, вскарабкался на козлы и занял место рядом с Шорболтом,
     Маттиас сел в карету и откинулся на спинку сиденья. Шорболт натянул вожжи, и экипаж двинулся в туман. Улицы Лондона никогда не бывают совершенно пустынны, даже на рассвете. Мимо кареты Маттиаса проезжали элегантные экипажи с веселыми джентльменами, возвращающимися из публичных и игорных домов. Встретилась первая деревенская повозка, которая держала путь на городской рынок. Ассенизаторы увозили свои фургоны за пределы города, оставляя позади себя шлейфы характерного запаха.
     Но вот наконец они доехали до окраины города, где открылся вид на поле и луг. Ферма Кабо находилась поблизости от города. С годами она снискала зловещую славу места, где на рассвете происходят дуэли.
     Выглянув из окна, Маттиас увидел, что Шорболт остановил лошадей у края луга. Клочья тумана плавали над землей, словно бесплотные привидения. Чуть поодаль можно было различить экипаж, запряженный двумя серыми лошадьми.
     Стало быть, Ваннек был на месте. В груди Маттиаса похолодело от недоброго предчувствия.
     Молодой грум спрыгнул с козел. Какой-то предмет глухо ударился о землю.
     - Ну что за неуклюжий парень, - проворчал Шорболт. - Ты уронил в грязь мою сумку с инструментами.
     - Простите, - низким голосом проговорил парнишка.
     - Ты вообще вполне можешь остаться на козлах, - смягчился Шорболт. - Ведь не тебе же смотреть в дуло пистолета сегодня.
     - Да, сэр, я знаю. - Голос парнишки был едва слышен.
     - Его светлость сам управится... Подай мне сумку, а потом придержи лошадей, как положено. Бедняжки не очень любят звуки выстрелов.
     - Не ругайте их, - проговорил паренек. Прислушиваясь вполуха к разговору Шорболта и молодого грума, Маттиас открыл дверь кареты и вышел. Из двухколесного экипажа никто не появился. Верх его ввиду холодной погоды был поднят, и Маттиас не видел, кто находится внутри. Секундантов Ваннека поблизости не было. Лошади мирно пощипывали траву, и создавалось впечатление, что они здесь уже давно.
     Маттиас полез за часами и в это время услыхал шум приближающейся кареты. Вскоре она вынырнула из тумана и остановилась неподалеку от Маттиаса. Дверца экипажа открылась, и на траву ступила знакомая фигура.
     - Колчестер! - Фэрфакс, высокий и поджарый, одетый па последней моде, сияя улыбкой, направился к Маттиасу. - Ты рановато приехал, старина. Спешишь пораньше вернуться к своей жене?
     - Очень спешу. - Маттиас посмотрел на резной деревянный футляр в руках Фэрфакса. - Надеюсь, ты удостоверился в том, что порох не отсырел?
     - Не беспокойся об этом. Наилучшим образом позаботился о твоих пистолетах. - Фэрфакс кивнул в сторону кареты. - Мы с Джереми привезли доктора, если вдруг понадобится.
     - А Джереми где?
     - Здесь собственной персоной. - Джереми Гарифилд, коротышка с живыми веселыми глазами и копной густых белокурых волос, неторопливо выходил из кареты. - Доброе утро, Колчестер! Надеюсь, ты быстренько все закончишь и я еще успею дома выспаться... Я на ногах всю ночь. И почему это дуэли всегда устраивают ни свет ни заря?
     - Потому что это не богоугодное дело, - бодро предположил Фэрфакс. - Хорошо хоть туман немного рассеялся, чтобы Колчестер мог хорошо прицелиться в Ваннека... Если, конечно, появится...
     Маттиас кивком головы показал в сторону виднеющегося вдали экипажа:
     - Похоже, Ваннеку больше моего хочется завершить дело.
     Джереми недоверчиво посмотрел на экипаж:
     - Так он все-таки приехал? Просто чудо! А где его секунданты?
     Фэрфакс некоторое время молча смотрел на экипаж.
     - Его секунданты дали мне понять, что Ваннек скорее покинет город, нежели предстанет перед тобой.
     Маттиас двинулся в направлении экипажа;
     - Давайте выясним, что это он не выходит из кареты.
     - Боится скорее всего. - Джереми поспешил за Маттиасом. - Всему свету известно, что в храбрости его не заподозришь. Трус первостатейный... Небось всю ночь взбадривал себя бутылкой.
     Маттиас ничего не сказал. Проходя мимо своей кареты, он рассеянно взглянул на молодого грума. Паренек изучающим взглядом смотрел на него из-под полей потрепанной шляпы. Шарф почти полностью укутывал его лицо.
     У Маттиаса возникло смутное подозрение, а затем и уверенность в том, что он никогда не видел этого паренька в конюшне. И в то же время что-то в нем было волнующе знакомым - ив осанке, и в том, как он держал голову.
     - Очень странно, - проговорил Фэрфакс.
     Маттиас на время отвлекся от размышлений о загадочном пареньке:
     - Что странно?
     - Да вся эта история. - Фэрфакс огляделся вокруг. - Джереми и я встречались с секундантами Ваннека вчера вечером. Они оба заявили, что если Ваннек не уедет из города, они приедут сюда, чтобы осмотреть пистолеты.
     Маттиас услышал сзади себя легкие, неуверенные шаги. Он посмотрел через плечо и увидел, что молодой грум оставил лошадей и следует за ними.
     - Ты куда это собрался? - крикнул Шорболт. - Вернись назад! Это не твое дело.
     Парнишка остановился и неуверенно взглянул на Шорболта. Маттиас отказывался верить своим глазам. А затем им овладел гнев.
     - Черт побери! - шепотом выругался он.
     Фэрфакс с тревогой посмотрел на него:
     - Что-то случилось, Колчестер?
     Маттиас сделал глубокий вдох:
     - Нет, ничего.
     Он бросил на Имоджин свирепый взгляд, давая ей понять, что пребывает в страшном гневе. Она широко раскрыла глаза, поняв, что Маттиас узнал ее.
     - Ты и Джереми идите к Ваннеку, - тихо сказал он своему другу. - Выясните, что он выжидает. А я хочу кое-что выяснить в отношении лошадей.
     - Мы быстренько, - заверил Фэрфакс. - Пошли, Джереми. Посмотрим, не испарилась ли к этому моменту храбрость Ваннека.
     Фэрфакс и Джереми пошли дальше, а Маттиас дождался, пока они не отойдут достаточно далеко, и затем резко повернулся к Имоджин, стоявшей неподалеку. Он нарочито медленно направлялся к ней, напоминая себе, что должен сохранить ее инкогнито для Ваннека и всех остальных.
     Его гнев объяснялся не тем, что Имоджин снова подвергла риску свою репутацию. Он не хотел, чтобы Имоджин узнала правду о нем, увидев, как он всадит пулю в Ваннека. Ее иллюзии о тонкости и деликатности его натуры и слабости нервов сразу же рассеются.
     Имоджин сделала шаг назад, когда он подошел к ней. Но затем взяла себя в руки и решительно посмотрела ему в глаза:
     - Маттиас, я должна была пойти с тобой.
     - Какого черта ты пришла сюда? - Ему очень хотелось встряхнуть ее. - Ты что, сошла с ума? Ты отдаешь себе отчет, что будет с твоей репутацией, если это всплывет?
     - Моя репутация никогда не имела для меня большого значения.
     - Зато она имеет значение для меня. - Он, похоже, сумел найти единственный более или менее убедительный аргумент в этот момент. - Ты теперь графиня Колчестер и будь добра вести себя соответственно. Иди к карете.
     - Но, Маттиас...
     - Я сказал, иди к карете и оставайся там до тех пор, пока все не закончится. Мы поговорим с тобой позже.
     Имоджин выпрямилась, приняв позу, которая в последнее время стала ему так хорошо знакома:
     - Я не позволю, чтобы ты стрелялся на этой дурацкой дуэли.
     - И как ты намереваешься это сделать?
     - Я заставлю Ваннека извиниться. Если он это сделает, ты вынужден будешь отменить